Текст книги "Записки финдиректора"

8. Генеральный директор

Фактическим руководителем фирмы является Генеральный директор. Ему даны широкие полномочия. Он должен много знать и много уметь. В том числе уметь руководить людьми, не забывая при этом, что он на виду, и любой его промах заметней, чем у рядового сотрудника. Умение строить свои отношения с подчиненными особенно необходимо руководителю за границей.

Генеральным директором «Ньюполиграфа» стал Геннадий Иванович Сыщенко. Если прочитать его характеристику, хранящуюся в личном деле, то в ней черным по белому написано, что всеми качествами, необходимыми для руководителя, он обладает. Но характеристика из личного дела – документ абсолютно безликий. Если человек намечен на выезд и за ним не числится никаких явных проступков, то характеристика на него всегда будет положительной, с определенным набором штампов. В ней никогда не встретятся обычные слова: умный, добрый, начитанный, легкомысленный, серьезный и прочие.

Штампы вроде «хранить государственную тайну умеет», «отношения в семье нормальные», «в употреблении спиртных напитков сдержан», «в порочащих связях не замечен», «политически грамотен и морально устойчив» кочуют из характеристики в характеристику, создавая образ не человека, а абсолютно безликого манекена.

Геннадий Иванович всем перечисленным выше штампам полностью соответствовал, и упрекнуть его не в чем. Но за оболочкой этих слов находится истинная натура человека, которая до поры до времени остается неясной окружающим.

Мы с Геннадием Ивановичем приехали в ФРГ почти одновременно, я на неделю раньше него. За месяц до нас в Кельн прибыли технический директор с семьей и инокорреспондентка. Квартиры, предоставленные нам за счет фирмы, находились в одном доме, в одном подъезде. Оба мы первый месяц жили без жен, которые улаживали в Москве дела, неизбежно возникающие при срочном отъезде. Описывая краткую биографию Г. И. Сыщенко, пользуюсь сведениями, услышанными от него самого. Первое время, приглядываясь ко мне, он частенько заходил вечерами в гости на огонек. Он не был любителем спиртного, и наши непродолжительные беседы проходили за чашкой чая и к особой откровенности не располагали. Продолжалась эта идиллия с чаем недолго. Ни он, ни я не сумели найти верный тон в наших отношениях. С самого начала относился он ко мне очень настороженно. Впоследствии эта настороженность переросла в явную неприязнь.

Но, как оказалось позднее, неприязненно он относился ко всем своим коллегам по «Ньюполиграфу», сделав исключение только для второй нашей переводчицы Людмилы Лукашенко, которая приехала на работу в «Ньюполиграф» через два года и о которой рассказ впереди.

Неприязнь к коллегам была порождена, с одной стороны, неудовлетворенностью, бессмысленностью нашей деятельности, то есть бездельем, а с другой – непомерными амбициями господина Сыщенко, не подкрепленными ни умом, ни знаниями.

Постараюсь объективно нарисовать его портрет. Родился он в 1932 году на Украине, в семье учителя. Школу окончил хорошо. Поступил в Московский горный институт. Учился старательно, умеренно занимаясь общественной работой. Не бражничал. Имея неплохой голос и отличный музыкальный слух, записался на первом курсе в хоровой кружок института. Но вскоре понял, что главное в общественной деятельности не пение, а скорее подпевание. И с головой окунулся в комсомольскую работу. Он много читает, но исключительно детективы и фантастику. Очень любит кино. Детская привычка рассказывать содержание увиденных фильмов сохранилась у него на всю жизнь. С его слов знаю, что любит природу. Пятидесятые годы – время его студенчества – совпали с поголовным увлечением москвичами туризмом. Где и когда познакомился он со своей женой Ниной, не знаю. Думаю, что в каком-нибудь турпоходе, так как, вспоминая свою молодость, они упоминали и Подмосковье, и Урал, и Байкал.

Нина – дочь кадрового военного, Героя Советского Союза. Женился Геннадий Иванович на последнем курсе института.

Несколько слов о его жене. Наш технический директор Виктор Семенович Резников, мастер давать всем хлесткие прозвища, в отношении Нины явно ошибся. Он звал ее за глаза Генеральша. Но ей это прозвище совсем не шло. «Генеральшей» она себя не ощущала и как «генеральша» никогда себя не вела. Скромная и милая женщина, по-моему, намного умнее своего мужа, в чьи дела она никогда не лезла. Но знаю точно, что если ей становилось что-то известно о конфликтах ее мужа с подчиненными, она всегда старалась урезонить своего «генерала» и погасить конфликт. Иногда ей это удавалось.

Мы с женой ее уважаем и относимся к ней с симпатией. К сожалению, Нина мало живет в Кельне, наезжает сюда только время от времени. В семье Сыщенко двое детей – старший мальчик заканчивает школу в Москве, младшая девочка очень болезненная, и мать часто ездит с ней в Москву консультироваться с врачами. Ее отъезд вызывает у нас искреннее сожаление, так как присутствие жены благотворно влияет на Генерального.

Мне неизвестно, где Геннадий Иванович работал после окончания института, он об этом никогда не рассказывал. Знаю только, что с семьей жил где-то под Москвой. Кто подсказал ему мысль о получении дальнейшего образования в Академии внешней торговли, мне неведомо. Объявлений о наборе в это почтенное учебное заведение в газетах не печатают. Академия является главной кузницей кадров для руководящего состава в советских внешнеторговых организациях. Предполагается, что в это учебное заведение командируют по партийной разнарядке лучших людей с производства, имеющих высшее образование и партийность. Однако руководитель завода, фабрики или другого предприятия, получивший разнарядку на командирование лучшего из лучших в Академию, вряд ли захочет отпустить хорошего работника. Он ему самому нужен. Поэтому подбирается кандидатура незапятнанного, но слабого сотрудника. Ему пишется отличная характеристика, где расхваливаются несуществующие деловые качества и прочие достоинства. Так бывает в большинстве случаев. Но есть и вторая категория рекрутов для учебы в Академии. Это блатники. Среди них попадаются действительно хорошие, хваткие работники. Но для того, чтобы попасть в Академию внешней торговли, им надо иметь личные контакты с руководством предприятия или, бери выше, – в райкоме, горкоме и пр. Закончив учебу, «академики» на родное предприятие никогда не возвращаются, а поступают в распоряжение Управления кадров МВТ.

Подозреваю, что Геннадий Иванович относился к первой категории. Академию он успешно закончил и вскоре был командирован на работу в Торгпредство СССР в Италии на должность старшего инженера. После окончания загранкомандировки ему предложили работу в «Станкоэкспорте». Три года жизни в Италии оказались для него чрезвычайно полезны. Он усовершенствовал итальянский язык, который три года учил в Академии, хорошо усвоил правила поведения внешторговца и создал себе неслабую, по советским меркам, материальную базу – построил кооперативную квартиру в Москве, купил автомобиль «Москвич», приоделся сам и приодел семью. Если три года тому назад в Италию уезжал невзрачный и очень неуверенный в себе «молодой» человек, то сейчас за рулем «Москвича» в заграничных тряпках выглядел он уверенно и почти элегантно. Не знаю ничего про его жизнь в Италии – посещал ли он музеи, восхищался ли природой и архитектурой, нравилось ли ему там, – ничего не знаю. Про Италию он никогда и ничего не рассказывал. А если я ему и задавал какой-нибудь вопрос об этой стране, умело уходил от него. Почему? Это осталось загадкой.

Немного о его внешности. Высокий – 185 см (он очень гордился своим ростом), худощавый, с благородными сединами, то, что немцы называют «соль с перцем», в очках с роговой оправой, которые ему очень идут, глаза неопределенного цвета, скорее всего, темно-серые, бегающие. Собеседнику в глаза, даже в лицо, никогда не смотрит. Губы тонкие, нос прямой. Особых примет нет. Хотя я бы назвал особой приметой его походку – он ходит, слегка опустив голову набок и склоняясь туловищем вперед, умудряясь в походке выразить озабоченность и служебное рвение. Походка несвободного человека. Говорит гладко, с легким, но неистребимым украинским акцентом. Речь его пустая, ухватить содержание трудно. Когда мы только познакомились и наши отношения еще не перешли в стадию строго официальных, я пытался разговорить его на отвлеченные темы, мне было интересно узнать его мнение о том или ином событии, о нашумевшей книге или фильме, но он всегда уводил разговор в другое русло, чаще всего начинал пересказывать содержание какого-нибудь фильма или прочитанного им детектива. То ли опасался показаться некомпетентным в моих глазах, то ли улавливал какой-то подвох в вопросах. Но ни разу интересной беседы у нас не получилось.

Почему же при назначении Генерального директора выбор пал на Геннадия Ивановича Сыщенко? Это случайность (так же, как и при моем назначении на должность финансового директора), в которой просматривается определенная закономерность. Благодаря усилиям господина Кэтмана фирма была создана очень быстро. Никто и не предполагал, что все пройдет так гладко. И еще до ее регистрации по министерству пополз слух, что вскоре потребуется Генеральный директор в Кельн на вновь создаваемую фирму. Председателю В/О «Станкоэкспорт» были представлены две кандидатуры (но не из его объединения), предложенные двумя разными, но равносильными начальниками из Министерства внешней торговли. Председатель объединения, человек очень разумный, решил никому из этих начальников не отдавать предпочтения и отверг обоих кандидатов под предлогом, что руководителем «Ньюполиграфа» должен быть человек, хорошо знакомый с полиграфическим оборудованием, то есть работник В/О «Станкоэкспорт». И вот третьей кандидатурой, как оказалось, нелишней, и стал Геннадий Иванович. Для него такая должность была огромным скачком в карьере. Работая старшим инженером, он если и помышлял о дальнейшем служебном росте, то не более как о должности заместителя директора конторы, которую ему сулили еще при приеме в В/О «Станкоэкспорт».

Кандидатура Геннадия Ивановича устраивала председателя объединения больше, чем кандидатура неизвестного ставленника министерского начальства. Сыщенко он знал как человека послушного, исполнительного и достаточно подобострастного. Ну а с точки зрения интересов вновь созданной фирмы? Почти на все случаи жизни существуют в русском языке мудрые пословицы. В этом случае руководствовались очень мудрой: «Не Боги горшки обжигают». Научится. Он мужик толковый. А то, что толковый мужик не знает немецкого языка, никогда сам не руководил людьми, не имеет ни малейшего представления о местном законодательстве, да и с полиграфическим оборудованием знаком очень поверхностно, – все это неважно. Научится в процессе работы.

Теперь на работу в Кельн ехал не товарищ, а господин Сыщенко. Очень нравилось ему это сочетание. Когда он подписывает записи бесед с иностранцами, составляемые переводчицей после переговоров, то обязательно исправляет «товарищ Сыщенко сказал» на «господин Сыщенко сказал». Причем все эти записи бесед предназначены исключительно для внутреннего потребления, немцы о них не ведают, а в Торгпредстве, куда их передают, если и читают, то только посмеиваются.

При всем при этом человек он неуверенный в себе и в душе понимает, что никакой он не «господин», что на должность попал случайно и что, не зная дела, легко может попасть в неловкое положение. Но его неуверенность в себе странно сочетается с агрессивностью по отношению к подчиненным.

В нем как бы уживаются три разных человека – высокомерный начальник на своем рабочем месте, наигранно-утомленный, многозначительно молчаливый среди равных ему по положению – таким он бывает на совещаниях директоров совместных фирм в Торгпредстве – и, наконец, униженно согбенный перед любым начальством – послом, торгпредом или приехавшим из Москвы шефом. При этом меняется в нем все – голос, манера говорить, жестикуляция. Он не стесняется неприкрытой лести, ставя в неловкое положение собеседника-начальника.

Помню, как-то в начале нашей совместной работы на несколько дней в Кельн приехал председатель «Станкоэкспорта», умный и очень привлекательный человек. Товарищ Сыщенко устроил у себя дома первый и последний выпивон с участием советских директоров с женами. Целью этой вечеринки было показать московскому начальству взаимную любовь и крепкую дружбу советской части коллектива «Ньюполиграфа». Во время ужина наш Генеральный с такой неприкрытой лестью начал восторгаться объединением «Станкоэкспорт» и его руководством, что присутствующие, включая жену Геннадия Ивановича, стыдливо прятали глаза. «Лучшего объединения нет и не будет, работа интересная, руководство мудрое, мечтаю лишь об одном – вернуться после командировки в В/О «Станкоэкспорт» и никуда больше. Я не променяю работу простого инженера в этом объединении ни на какую высокую должность в другой организации». Не знаю, что ощущал в это время гость из Москвы, но он довольно резко оборвал хозяина. Мы все молча жевали. По нашей реакции Геннадий Иванович, видимо, понял, что перестарался, и сделал вывод – совсем не обязательно принимать начальство при свидетелях.

Еще одна его особенность – полное отсутствие чувства юмора. Это очень затрудняет общение с ним. Никаких шуток он не понимает, даже самых безобидных, даже не относящихся к нему. Я ни разу не слышал, чтобы он смеялся. Улыбки от него тоже дождаться трудно.

К чертам его характера следует добавить «прозорливость» и «дальновидность». Пример я могу привести из его отчета о командировке в Африку, где он изучал рынок полиграфической промышленности. Так, на нескольких страницах, описывая рынок бумаги (не ценных бумаг), он глубокомысленно сообщал, что одна из развивающихся стран Африки закупила в Китайской Народной Республике месячный запас туалетной бумаги. Произведен безукоризненный расчет, ссылка на источники. И впечатляющая концовка: «Однако назначение данной закупки пока установить не удалось». Легкий намек на то, что в следующую командировку эта тайна будет раскрыта.

К его проницательности примешивается элемент нетерпения. При переезде на новую квартиру он не успел получить у домовладельца ключи от почтового ящика. Увидев внутри ящика, как ему показалось, корреспонденцию, недолго думая, вооружился ломиком и просто взломал его. Из взломанного ящика посыпались яркие рекламные проспекты. Но беда заключалась в том, что он перепутал почтовые ящики. Взломанный, как выяснилось, принадлежал соседу-немцу. Это немедленно привело к неприятному выяснению отношений не только с владельцем ящика, но и с подоспевшим полицейским, которого тот вызвал по телефону. Почтовый ящик немедленно с извинениями заменили на новый за счет нашей фирмы. На этом инцидент был исчерпан.

Полицию Геннадий Иванович боялся панически. Ездил на машине крайне осторожно, но в небольшие аварии все же попадал.

Однажды пригласил он меня с женой (видимо, по просьбе Нины) в только что открывшийся бассейн километрах в десяти от города. Приехали, машину оставили на стоянке около бассейна. Там и договорились встретиться через час. Встретились. Сели в машину. Моя жена предложила всем освежиться захваченными из дома мандаринами. Мы ели мандарины и обменивались впечатлениями о проведенных процедурах в чудо-бассейне. Съев пару мандаринов, Геннадий Иванович вставил ключ в зажигание, а левой рукой, приоткрыв дверь, выбросил кожуру от съеденных фруктов на асфальт. Как из-под земли вырос полицейский и возмущенно потребовал убрать мусор. Это был единственный случай, когда господин Сыщенко вызвал у меня чувство искренней жалости. Он выскочил из машины, суетливо начал собирать кожуру, бормоча что-то невразумительное, кажется, по-итальянски. Когда он сел за руль, руки у него так дрожали, что он долго не мог повернуть ключ стартера.

К бдительности он питал повышенную страсть. Следующим его действием после взлома почтового ящика стал повторный ремонт новой, только что арендованной квартиры. На мой глупый вопрос: «Зачем?» – он посмотрел на меня с ненавистью и сказал: «Там могут быть установлены подслушивающие устройства». Затем приобрел специальную занавесочку к дверному глазку. Наличие света в квартире не должно выдавать присутствие ее хозяина.

Дверь открывал посетителям только по специально разработанной системе звонков: два длинных – один короткий – один длинный. Для соседей-немцев он оставался всегда недоступен, занят и таинственен. Таинственность – естественная страстишка для человека, у которого единственным чтивом были детективные романы (не считая, разумеется, инструкций и циркуляров).

Вскоре после нашего знакомства в одну из минут благодушной откровенности, допустимой даже у очень скрытных людей, он мне признался: «Пришел на работу. Сел за стол и задумался – что делать. Подсказал классовый инстинкт, и решил я начать с увольнений». А уволить он захотел не кого-нибудь, а немецкого завхоза-надоеду, являвшегося по совместительству профсоюзным деятелем. Оказалось, что по немецким законам человека, занимающего выборную профсоюзную должность, уволить нельзя, и господин Шмидт остался на фирме как постоянный укор Генеральному и напоминанием о его невсесильности. Шутки ради я предложил ему уволить меня, точнее, сократить одну из должностей финансового директора (вторым финдиректором был немец – господин Штайн).

– А что! Это идея.

Им было направлено в Москву предложение о сокращении в целях экономии фонда заработной платы должности финдиректора с советской стороны, за которое получил он неожиданный для него разнос. Естественно, это не прибавило ему любви ко мне.

9. Технический директор

Самым первым из советских сотрудников фирмы «Ньюполиграф» приехал в Кельн технический директор Виктор Семенович Резников. Он ленинградец и до приезда в Кельн работал главным инженером на заводе, выпускающем полиграфическое оборудование. Его задача как технического директора заключалась в предпродажной подготовке станков, которые, как предполагалось, будут поступать для реализации на рынках Западной Германии. Но торговля полиграфическими станками забуксовала, и Виктор Семенович вместе с двумя рабочими-специалистами с этого же завода, прибывшими вместе с ним в Кельн, занимался бессмысленным ухаживанием за тремя станками, находящимися на складе фирмы. Кроме того, ему вменялось в обязанность следить за морально-политическим состоянием специалистов. С этой задачей он справлялся безукоризненно. Пожалуй, он единственный человек на фирме, который действительно хорошо знает свое дело. За границей не первый раз, в прошлом работал стендистом на нескольких международных выставках, где экспонировались изделия его родного ленинградского завода. Кое-какой внешнеторговой специфики он нахватался, но глубоко испорченным человеком не был. Даже его трехлетнее вынужденное безделье на нашей фирме не является бездельем в такой степени, как у других, – он на лету схватывает всякого рода технические новинки, и они не только откладываются у него в голове, но и оформляются в виде профессиональных расчетов и заметок, которые он систематизирует и увозит в Ленинград вместе с отпускным багажом.

Не зная немецкого языка, он частенько обращается ко мне со статьями из немецких специальных изданий, чтобы я ему помог разобраться в тексте. С чертежами же сам прекрасно справляется. Не сомневаюсь, что немало рацпредложений и даже изобретений будет им сделано на родном заводе.

Нрав у него спокойный, в отношениях с коллегами осторожен, ни с кем близко не сходится, недоброжелателей избегает. У меня он вызывает приязнь и уважение.

Родом он из Бугуруслана. По его словам, отец у него известный на весь город скорняк. Поэтому и Витюша (так его ласково зовет жена) профессионально разбирается в мехах и часто вынужден выступать в роли эксперта по просьбе торгпредских, а иногда и посольских дам, приобретающих шапки, воротники или шубы.

Профессию отца, видимо, определила его национальность. У Витюши тоже ярко выраженная семитская внешность. Среднего роста, плотный, но не толстый, густые черные кудри, припорошенные слегка сединой, над круглым и очень добродушным лицом. Большие, немного навыкате, серые глаза. Ему около сорока лет. Щеголя он из себя не строит. На одежду не обращает внимания и за модой, естественно, не следит. Ходит в изделиях советского швейпрома, которые, благодаря стараниям его жены Лили, всегда чисты и безупречно отутюжены.

Будучи кандидатом технических наук, он никакой интеллигентности на себя не напускает, любит умеренно выпить, но держит себя в руках и никогда не возьмет в рот ни капли алкоголя, если знает, что, может быть, придется сесть за руль.

К себе в гости не приглашает и сам избегает хождения по гостям, ссылаясь на наличие малолетних детей. Еще со своими рабочими-специалистами после работы может опрокинуть кружечку пива да с нашей семьей последнее время изредка допускает застолье.

Его жена Лиля – маленькая, худенькая и очень хорошенькая женщина – ни с кем из торгпредских дам дружбу не водит, своих суждений, а тем более осуждений, никому не высказывает, оценок никому не дает, сплетен старается не слушать. Тем самым вызывает уважение у одних и эпитет «хитрющая» у других.

Генеральный директор, господин Сыщенко (или Генерал, как за глаза его величает Виктор), невзлюбил нашего технического директора сразу. Почему же? Ну, во-первых, потому что мы все здесь, за редким исключением, не любим друг друга и позволяем себе злословить дома про своих коллег. Уж такова жизнь в маленьких колониях русских за границей.

Во-вторых, за то, что был Витюша кандидатом технических наук, а Геннадий Иванович кандидатом никаких наук не был. Хотя надо отдать должное Резникову, он никогда о своей ученой степени не заикался, помалкивал. Но вот беда, в его визитной карточке, отпечатанной еще в Ленинграде, звание это проставлено было.

А в-третьих, за то невзлюбил технического директора Генерал, что в силу сложившихся обстоятельств приехал тот в Кельн на месяц раньше Сыщенко, и последний какое-то время ощущал себя больше новичком, чем начальником. Волей-неволей он обращался к Виктору Семеновичу с вопросами, которые относились не только к «Ньюполиграфу», но и к чисто бытовым проблемам. Позднее он никогда не позволял себе что-то спрашивать. Его «деловым» качеством было никогда не признаваться в том, что чего-то не знает, а делать вид, что знает все, обо всем судить безапелляционно. И, наконец, последнее – Генерального раздражала способность Виктора спокойно относиться к самым нелепым поручениям нашего начальника. Мне кажется, что шеф иногда нарочно хотел вызвать протест, возражение, обиду и отказ своих подчиненных от выполнения задания, с тем чтобы иметь повод учинить разнос. С Виктором у него это никогда не получалось. И не потому, что тот относился с почтением к начальству, а как раз наоборот, он понимал: Генерал хочет его спровоцировать на отказ, чтобы вылить свой гнев и недовольство, и такой возможности ему не давал. Посмеиваясь про себя, а иногда и вслух, отправлялся на очередное бессмысленное «задание».

Все это было возможно только потому, что мы маялись от безделья. Я уверен, что, будь у нас работа, не полез бы Генерал со своими глупыми заданиями в профессиональные дела Виктора.

Резников по своей природе, безусловно, человек порядочный. Перед начальством не угодничает, держится со всеми ровно, не гнушается черной работы, которой его время от времени загружает Сыщенко. Когда Генеральный вызывает его к себе в кабинет и с серьезным видом дает «ответственное» задание сдать в прачечную грязное белье из сауны, он со спокойной улыбкой засовывает тюк с грязным бельем в багажник своего «Жигуленка» и уезжает.

Иногда Генеральный, пытаясь вывести нас с Витей из себя нелепейшим поручением, приказывал ехать в прачечную вдвоем. Т. е. два директора фирмы – финансовый и технический – должны сдать в прачечную пяток халатов и простыней. Почему-то немца-завхоза или немку-уборщицу он к таким «важным» делам не допускает, хотя это и входит в их обязанности. Что делать, мы садимся с Витей в его задрипанный автомобиль и уезжаем, неплохо проводя вдвоем пару часов. Беседовать с ним приятно, он обладает чувством юмора. Речь его, правда, нечеткая, он слегка шепелявит и говорит в нос. Фразу строит запутанно, так что не сразу поймешь, о чем речь. А когда поймешь, как правило, с ним соглашаешься. Его косноязычие не является пустословием.

Очень забавно общается он со своими немецкими коллегами. Выучив несколько немецких слов, использует их в русских предложениях, и, как ни странно, немцы его понимают. «Негг Штайн, я вот давеча говорил Herr’у Шмидту, что надо бы neuen Lampen купить».

Он скуповат, но не жаден. Любит загородные прогулки, любит поездки за грибами (не открывая никому тайну грибных мест). Сам отлично их готовит. У него двое детей – мальчик восьми лет и годовалая девочка. В таком возрасте их привезли сюда. Дети служат ему частенько отговоркой от нежелательных гостей. С женой Лилей они живут дружно и являются гармоничной парой. Подтрунивают друг над другом, причем делают это очень естественно и остроумно. Лиля хорошая хозяйка, дома у них уютно, дети ухожены. Витя умеет давать прозвища коллегам, которые приклеиваются намертво. Прозвища формально обидными не являются, но что-то в них есть такое, что точно характеризует носителя. Так, нашего коммерческого директора Виктор за глаза зовет Кузя, и есть в этом прозвище что-то пренебрежительное, а отнюдь не ласковое. Может быть, интонация.