Текст книги "Записки финдиректора"

12. И другие бездействующие лица

Итак, я рассказал о людях, с которыми приходится тесно общаться. Но есть еще категория работающих на «Ньюполиграфе», присутствие которых в моих записках совсем не обязательно и о которых я упомяну лишь вскользь. Это прежде всего наша бухгалтерия, состоящая из женщин, командует которыми господин Штайн, второй финансовый директор. Назвав эту главу «бездействующие лица», я имею в виду исключительно их неучастие в моих записках, а отнюдь не профессиональною деятельность. Они-то как раз что-то делают. Уборщица госпожа Рутберг убирается идеально, и упрекнуть ее в бездеятельности просто грех. Завхоз господин Шмидт тоже весь день чем-то занят – лампочки перегоревшие заменяет, следит за наличием достаточного количества писчей и туалетной бумаги, чернил, скрепок, папок. Первые полгода бился с господином Сыщенко за установку тяги в цехе. Будучи по-нашему профоргом, очень активно защищает интересы немецкого персонала. Ко мне не пристает. Только здоровается. Свои служебные финансовые вопросы решает исключительно через господина Штайна, второго финансового директора. После того как Сыщенко пытался его так неудачно уволить, ходит широко расправив плечи и высоко подняв голову. Но с русскими очень насторожен. Из наших ему приходится общаться только с Виктором Семеновичем. Общение это носит чисто технический характер и касается болтов, гаек, лампочек, переключателей и прочего.

Из немцев самым бездействующим на «Ньюполиграфе» в полном смысле этого слова является господин Штрумф, второй коммерческий директор. Уж он-то в попытках продать наши станки замечен не был. Я упомяну о нем в дальнейшем лишь в связи с покупкой нового здания для «Ньюполиграфа». После переезда в это здание ему выделили кабинет, но появляется он в нем не часто. В старом же здании и кабинета у него не было.

Есть еще один персонаж – старший инженер товарищ Кукин. О нем говорить не принято. Чем он занимается, советский персонал только догадывается, а немцы, по-моему, знают точно. На фирме он бывает лишь в день зарплаты. Но в Посольстве СССР в Бонне я его иногда встречаю.

На этом тема персонала «Ньюполиграфа» в моих записках исчерпана. Исключение сделаю лишь для своего коллеги – второго финансового директора господина Штайна, но в другом месте.

13. Будни первых месяцев

За границей, как и везде, работают люди очень разные. Конечно, фильтруя выезжающих за рубеж, соответствующие органы выпускают лишь самых «достойных» и благонадежных. Но всех пересекающих границу объединяет общее чувство иллюзорной свободы. Пока ты трясешься в поезде до погранстанции, у тебя нет уверенности в том, что ты эту границу пересечешь. В памяти возникают леденящие душу рассказы неудачников, снятых с поезда на пограничной станции. Ты знаешь, что тебе вослед могут послать чудовищный донос завистники, знакомые и незнакомые; тебя могут задержать на таможне, обнаружив, что в таможенной декларации жена ошибочно, без всякого умысла, указала два золотых кольца, а у нее оказалось их три, тебя могут задержать пограничники, найдя в новеньком паспорте опечатку, которую ни ты, ни управление кадров не заметили, и, наконец, ты можешь (дело житейское!), сев в вагон, на радостях напиться и не протрезветь, подъезжая к границе. Да и мало ли других роковых случайностей. Отсюда известная внешторговская пословица: «Не говори «гоп!», пока не переехал Чоп[1]1
  Чоп – пограничная станция.


[Закрыть]».

Но зато когда ты благополучно пересекаешь границу и сквозь грязные стекла вагона жадно взираешь на чужой мир, тебя охватывает не просто любопытство к этому миру (который, кстати, также несовершенен, как и тот, в котором ты родился и вырос), но ты ощущаешь огромное облегчение, у тебя отличное настроение, и ты надеешься (совершенно напрасно), что впереди тебя ожидает два-три года безоблачного счастья. Ты строишь планы, обещаешь себе, что станешь терпеть все выкрутасы начальства, будешь терпелив и исполнителен. Но «всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет». Все эти обещания самому себе трудно выполнить.

На работу в Кельн главные действующие лица приехали почти одновременно. Первыми стали технический директор Резников и переводчица Бабочкина, затем через три недели я и, наконец, через неделю – Генеральный.

Наш коммерческий директор товарищ Кузодуев задержался на полгода.

Приехав в Кельн, все мы хотели начать новую, прекрасную жизнь с чистого листа. Работать с полной отдачей. Но в первые дни и недели энтузиазм (и это естественно) был направлен на обустройство фирмы, покупку канцтоваров, приобретение офисной мебели, распределение рабочих мест в помещении, а также и на собственное обустройство. И все было хорошо. Мы улыбались друг другу, были благодушны и взаимно вежливы. О продаже полиграфических станков (для чего, собственно говоря, и была создана фирма) пока еще никто не задумывался. Не до того было. А кое-кто и сознательно гнал от себя эти неприятные мысли. Пока люди заняты делом (не важно каким), отношения выяснять некогда. Но безделье порождает в коллективе недовольство друг другом. Так получилось и у нас. Работа по обустройству завершилась, следовало приниматься за основное дело. А его-то как раз и не было. Вспоминается анекдотический случай. В одной из африканских стран проходила выставка-продажа промышленных изделий. Среди прочего умудрились прислать из СССР на эту выставку громадную снегоуборочную машину (может быть, рассчитывали на снега Килиманджаро?).

Примерно в такой же ситуации оказались и мы. Захотели продавать полиграфические станки в ФРГ, имея за плечами печальный опыт В/О «Станкоэкспорт».

И вот вместо работы начали создавать видимость деятельности. Генеральный с подъехавшим через шесть месяцев коммерческим директором решили стучаться в двери типографий, приглашая на обеды и ужины их владельцев, расписывая преимущества наших советских станков перед всеми остальными. Занятие это было тем более неблагодарным, что оба наши руководителя специалистами в станкостроении не являлись и, когда им задавали чисто профессиональные вопросы, выглядели достаточно беспомощно. Нашего технического директора на коммерческие переговоры не пускали. Почему? Видимо, не хотели в его глазах выглядеть дураками.

Время шло. Точнее, бежало очень быстро, а итоги первого года работы «Ньюполиграф» утешительными не были. В отчетах писалось, что это нормально, что нельзя ждать положительных результатов вот так быстро, сразу через год. Условия работы очень сложные, конкуренция сильная. Много чего еще было написано, много чего еще вытерпела бумага, на которой писали складные объяснения. Но дело с места не двигалось.

14. Наше первое помещение

Район Дейц, где находилась мастерская-гараж фирмы «Тонолер» и где начала функционировать фирма «Ньюполиграф», расположен на правом берегу Рейна. Сразу же за Дейцевским мостом через Рейн трамвай делает резкий поворот около огромного нового здания фирмы «Люфтганза». Вы выходите из трамвая и углубляетесь в переулок на противоположной от «Люфтганза» стороне. Дома здесь из красного кирпича и производят впечатление довоенных построек. Хотя это не так. Кельн был разрушен полностью, и дома эти, как и все прочие в городе, восстановили после войны. В этих переулках почти нет магазинов, они безлюдны, пасмурны и неприветливы. Найти здание, где находится «Ньюполиграф», трудно. Подъезды все безликие, а медная табличка с названием фирмы невелика и теряется среди подобных. Здесь же расположены разные небольшие фирмы, конторы адвокатов средней руки, нотариусов и врачей. Но вот, наконец, вы обнаружили фирму «Ньюполиграф». Вход в нее прямо с тротуара, ни одной ступеньки. Раньше, до того как господин Кэтман купил это помещение, здесь находился большой гараж. После неудачной сделки господина Кэтмана на приобретение им трех полиграфических станков у В/О «Станкэкспорт» наш собственник гаража просто свалил в него свое приобретение, не утруждая себя каким-либо переоборудованием помещения.

Однако после подписания договора о создании фирмы «Ньюполиграф», долю своего участия в которой господин Кэтман определил так удачно, решил он на радостях, что вносить наличные не придется, произвести кое-какой ремонт в гараже и частично его реконструировать. Правда, и здесь своего не упустил, отнеся впоследствии большую часть расходов по переоборудованию на счет новорожденной фирмы.

К приезду советского персонала помещение выглядело так: из небольшого коридора-приемной, где стояла пара продавленных кресел и шаткий журнальный столик, вели две двери – одна прямо в цех, где громоздились злополучные станки и скучали двое рабочих в синих халатах, а другая в комнату, гордо называемою господином Сыщенко «головной офис». Офис представлял из себя помещение размером 10 кв. метров, оснащенное примитивной и бывшей в употреблении канцелярской мебелью: письменный стол, за которым восседал Генеральный, стенной шкаф с пустыми папками и еще крохотный столик с пишущей машинкой и телефоном, пара колченогих стульев – вот и все. За маленьким столиком располагалась инокорреспондентка.

А где же размещались остальные? Два коммерческих директора, два финансовых, технический и, наконец, сам президент господин Кэтман? Ну, с последним все ясно. Он постоянно проживает в Западном Берлине, мало интересуется делами «Ньюполиграфа», активно продолжая посредническую деятельность в области торговли более перспективными товарами. И кабинет ему в «Ньюполиграфе» не нужен.

Остальных директоров – двух финансовых, технического и советского коммерческого – можно обнаружить, если подняться из цеха-гаража по шаткой лестнице на балкон-антресоли, сооруженные прямо над цехом. Это чудо архитектуры было построено на скорую руку за месяц до нашего приезда. Антресоли не имели окон, застекленные стены выходили прямо в цех. Сидя за столом, я мог любоваться станками и наблюдать за рабочими. Рядом были такие же кабинеты-отсеки господ Штайна, Кузодуева и Резникова. Надо отдать должное нашему техническому директору – он редко задерживался в «кабинете», предпочитая проводить большую часть рабочего дня в цехе среди рабочих, а меньшую – за пределами фирмы, пользуясь любой возможностью ускользнуть от начальства. Немецкий коммерческий директор господин Штрумф постоянного места на фирме не имеет, он обитает где-то в Западном Берлине на подхвате у господина Кэтмана. Проявит он свою активность в нашей фирме только в следующем разделе моего повествования.

С противоположной от наших «кабинетов» стороне на антресолях, не разгороженных на отсеки, располагалась бухгалтерия. По немецким масштабам помещение было не просто скверным, а очень скверным. Первое время профорг-завхоз надоедал Генеральному, докладывая, что тяга в цеху не оборудована, а работы должны вестись с расплавленным свинцом, что бухгалтерия работает с искусственным освещением, и прочее, и прочее. Но дальше нытья в кабинете у господина Сыщенко дело не шло. Если бы профорг-завхоз обратился помимо Генерального к соответствующим санитарным органам ФРГ, «Ньюполиграф» могли бы и закрыть. Но он сам был заинтересован в существовании, пусть и в таком убогом виде, «Ньюполиграфа», поскольку найти работу на другой фирме было сложно, а остаться на пособии по безработице после очень приличной зарплаты в «Ньюполиграфе» ему не хотелось.

С самого начала коммерческая деятельность фирмы «Ньюполиграф» не заладилась. Радость по поводу ее создания прошла. В Москве ждали победных отчетов. А их не было. В/О «Станкоэкспорт» требовало для составления плана-заявок заранее сообщить о количестве станков, которые предполагается отгрузить в следующем году. Но о каких заявках на следующий год можно было говорить, если даже имеющиеся в наличии станки всучить никому не удавалось. Таким образом первый год существования «Ньюполиграфа» ничего кроме горьких разочарований не принес. Нарекания из Москвы становились все неприятней: так работать нельзя, мы на вас надеялись…

Все это очень нервировало нашего Генерального. Он стал нетерпим. И родилась у меня коварная мысль, которой я решил вдохновить товарища Сыщенко на новые подвиги. Суть ее заключалась в следующем.

Да, результат нашей работы за год плачевен, да, с экспортом станков в ФРГ напряженка, хотя мы и прилагаем колоссальные усилия. А почему? Все очень просто. Только потому, что у нас очень плохое помещение. Давайте рассуждать объективно. Во-первых, специалистам в цехе работать невозможно из-за его необорудованности. И в любой момент санитарные власти ФРГ могут нашу фирму закрыть. Во-вторых, ни одного приличного коммерсанта в такой офис не заманишь, да и стыдно заманивать.

Выход один – надо срочно обратиться в правительство с просьбой о выделении средств на приобретение земельного участка и строительство нового здания для фирмы «Ньюполиграф».

Боже, как же обрадовался наш вечно мрачный Генерал! Он не только не возразил, а, наоборот, подхватил эту идею, и не только подхватил, но и выдал за свою. И слава Богу. Он развил и углубил идею следующим образом: поскольку покупка земельного участка и строительство нового здания потребуют много времени, Внешторговому объединению «Станкоэкспорт» следует обратиться в инстанции для оформления, ему, Генеральному директору «Ньюполиграфа», многократной визы в третьи страны для изучения мирового рынка полиграфии и возможных продаж полиграфического оборудования не только в Западную Германию.

Вот так. Несмотря на абсурдность этого предложения, деньги выделили, многократную визу выдали, и второй год существования «Ньюполиграфа» начался с веселого оживления в нашем коллективе. У всех появилось занятие, связанное с приятным времяпрепровождением, – Генерал раздавал направо-налево поручения, выполнять которые можно было только за пределами нашего офиса.

15. Новое здание фирмы «Ньюполиграф»

Теперь все силы руководства фирмы были брошены на поиски земельного участка для последующего строительства на нем нового здания. Ну, а если повезет, то, может быть, удастся подобрать уже готовое помещение.

Неужели, выделяя деньги для строительства нового помещения фирмы «Ньюполиграф», никто из московского начальства не задал себе вопрос – зачем выделять средства фирме, которая в течение года не продала ни одного станка, которая и в будущем не сможет это сделать из-за низкого качества наших станков и их неконкурентоспособности?

Деньги на содержание «Ньюполиграфа» утекают как в черную дыру, и, кроме сомнительной пользы от содержания в рядах советского персонала замаскированного кагэбэшника, ждать от «Ньюполиграфа» нечего. Думаю, что начальство в Москве это понимало. Но сказав «а», надо было произнести и «б». Не хотелось сознаваться в собственных просчетах, это во-первых. А во-вторых, решающую роль играет фактор времени, а точнее, временщины. Начальство на одном месте (особенно во Внешторге) тоже долго не сидит. Собственником выделяемых средств не является. Завтра переведут на другую работу, и расхлебывать убытки «Ньюполиграфа» будут другие. Но эти «другие» только разведут руками: «Я тогда здесь не работал». Всегда под рукой найдется бумага, чтобы написать убедительное объяснение.

Итак, есть начальники, стоящие на разных ступенях иерархической лестницы, ведущей в закрома родины. Эти начальники решают вопрос о выделении денег на то или иное предприятие, иногда никчемное, но собственником этих денег они не являются. Собственником является государство. В данном случае безликое и которое ничего не решает и не может решить, являясь неким расплывчатым понятием. Ответственность за свои действия может нести только конкретное лицо – физическое или юридическое, которому реально принадлежат средства, ограниченные правом собственности этого лица. Вот в пределах таких реальных денежных средств и может собственник ими распоряжаться и нести за эти распоряжения ответственность, так как только собственность предполагает реальную ответственность. Ни один рачительный хозяин не позволит себе бессмысленную трату денег. А если и позволит, то и убытки, а иногда и уголовную ответственность несет он, а не государство, из загашника которого, то есть из бюджета, черпаются сплошь и рядом средства, сулящие мелочную личную выгоду лицам, олицетворяющим начальство.

Но я увлекся никому не интересными рассуждениями.

Настали веселые времена для руководства фирмы «Ньюполиграф». У всех руководителей появились дела и заботы. Энтузиазм царил на фирме. Это были золотые денечки. Незабываемые и, увы, неповторимые. Генеральный ходил с серьезным и озабоченным видом. Раздавал всем указания.

Коммерческие директора – господа Кузодуев и Штрумф. Штрумф, оторванный на время от господина Кэтмана (последнего господин Сыщенко не беспокоил), получил задание искать участок земли и строительную фирму по объявлениям. Такое указание, как вы понимаете, могло относиться только к Штрумфу, так как наш Кузя немецкого не знал.

Генерал взял на себя самую ответственную роль: он разъезжал для конкретных переговоров по адресам, полученным от Штрумфа. Поскольку он, как и Кузя, немецкого языка не знал, его в поездках сопровождала нелюбимая Люська-старая (новая еще не успела приехать). Он никогда не признался бы в том, что берет ее с собой из-за незнания немецкого языка. Довольно навязчиво объяснял нам (хотя никто от него никаких объяснений не требовал), что берет с собой переводчицу для ведения записи бесед. Кроме того, говорил он, с переводчиком удобно обдумывать ответ контрагенту, так как остается больше времени. Но простим ему эту маленькую хитрость.

Я и господин Штайн, то есть два финансовых директора, были объединены в одну бригаду. И хотя мы знали немецкий, нам обоим Генерал не доверял и полагал, что мы будем друг друга контролировать и порознь докладывать ему о ходе поисков. Нам велено было искать готовые помещения. На результаты поисков он, конечно, не рассчитывал, но занять нас хотел непременно.

Теперь о самом направлении поисков и тех задачах, которые ставили перед собой поисковики.

Господин Штрумф, как рассудительный немец, исходил исключительно из интересов дела. Новое помещение должно находиться в гуще коммерческой жизни Кельна. Для него особого значения не имело, как будет выглядеть это новое здание, его интересовало только месторасположение. Важно, чтобы оно находилось недалеко от центра, где сосредоточены крупные банки. В этом направлении он и искал, перечитывая ворохи объявлений. Время от времени прерывал это увлекательное занятие, брал с собой скучающего Кузю, и они ехали по заинтересовавшим Штрумфа адресам, чтобы впоследствии передать их Генеральному.

Генеральный же не только пользовался данными господина Штрумфа, но и приглашал к себе неведомо откуда слетевшихся, как мухи на мед, маклеров.

Он был согласен с господином Штрумфом, что будущее помещение фирмы должно находиться в центре. Но в первую очередь его интересовала престижность объекта. Размер, внешний вид, комфорт.

А вот третья группа поисковиков – то есть я и господин Штайн – перед собой вроде бы никаких конкретных задач не ставили. Да Сыщенко на нас и не рассчитывал. Мы мало заботились о «пользе» дела, отлично понимая, не сговариваясь, что дела у фирмы идут плохо отнюдь не из-за плохого помещения.

Господин Штайн с семьей (жена и три маленьких дочки) живет не в Кельне, а в небольшом уютном городке Бенсберг-Рефрат, находящемся в шестнадцати километрах от Кельна. На работу в Кельн он ездит на собственном автомобиле. Как я понял после нескольких совместных поездок, ему очень хотелось, чтобы фирма в будущем расположилась недалеко от его собственного дома. Конечно, прямо он мне этого из осторожности не говорил, но поиски нашей группы начались в окрестностях Бенсберга. Сначала в радиусе одного километра от центра города, потом в двух и так далее.

Я перед собой вначале вообще никакой определенной цели не ставил. Просто радовался возможности поездить (естественно, как и все, в рабочее время) по живописным окрестностям городка, о существовании которого я до этого и не подозревал, в обществе симпатичного мне коллеги. Повторяю, что замыслы Штайна были мне вначале неведомы, и что живет он в городе Бенсберг-Рефрат, я и не подозревал. Но когда понял, что теоретически фирму можно расположить где-то вдали от большого города, поближе к природе и подальше от советских загранучреждений, моя цель поиска как бы определилась. Таким образом, не сговариваясь с господином Штайном, мы проявили полное единодушие, вели с удовольствием необременительные поиски, проводили время в приятных беседах о русской и немецкой литературе. Господин Штайн оказался очень начитанным молодым человеком и большим поклонником русской классической литературы.

К моему великому удивлению, именно наши поиски, как выяснилось вскоре, оказались самыми результативными. Причем без дополнительных затрат. В отличие от Генерального, который «в интересах дела» за счет представительских средств давал обед за обедом разным пройдохам-маклерам.

Месяца через полтора нам со Штайном подвернулось здание, расположенное в лесу, километрах в трех от городка Бенсберг-Рефрат. У остальных поисковиков было несколько вариантов, у нас – только один.

Наконец стало ясно, что пора всем прекращать затянувшиеся поиски, а Генеральному надо принимать решение, на каком из вариантов остановиться.

Собрался совет директоров для осмотра и последующего обсуждения имеющихся предложений. Описание совместных поездок опускаю. Отмечу только, что вариант с покупкой земли и строительством на нем нового здания отпал почти сразу. Было ясно, что средств, отпущенных на это из Москвы, не хватит. Кроме того, строительство могло затянуться на неопределенное время, а это означало, что нашему Генералу, командированному в ФРГ на четыре года, не удалось бы похозяйничать в новом помещении. А ему очень хотелось развернуться и показать, на что он способен. Мечтатель!

Все готовые здания, которые нашел господин Штрумф (а это пять адресов), Генерального не устраивали. То, что он сам нашел с помощью маклеров, было еще хуже и дороже.

Дошла очередь и до найденного нами с господином Штайном объекта. Оба мы нервничали, справедливо полагая, что эта находка не очень-то годится для дела. Само по себе двухэтажное здание великолепно – огромный светлый цех с современной вентиляцией (мечта завхоза-профорга), большие кабинеты с широкими окнами, с встроенными шкафами и удобной новой мебелью, переговорная, кухня, оборудованная необходимыми причиндалами, вестибюль, отделанный мрамором и алюминием, и, наконец, мечта всех советских генеральных директоров совместных предприятий – сауна!

Но все это великолепие находилось в лесу. Да-да, в самом настоящем хвойном лесу, далековато от Кельна (16 километров) и близко от жилища господина Штайна. Расстояние измерено, и не раз, спидометром на автомашине. Пульс коммерческой жизни (выражение товарища Сыщенко) здесь явно не прослушивался. Было очевидно, что наш Генерал с ходу отвергнет этот вариант. Но неожиданно господин Штрумф, сам того не желая, помог нам. Уязвленный тем, что ни один из предложенных им вариантов принят не был, он осмелился посоветовать господину Сыщенко даже и не ездить в эту дыру, так как здание потому и продается недорого, что расположено крайне неудачно.

Но господин Сыщенко, как я уже упоминал, очень не любил выслушивать советы, а тем более следовать им. Я промолчал, господин Штайн, глядя на меня, тоже. Из духа противоречия господину Штрумфу Геннадий Иванович на смотрины поехал. А, увидев мраморный вестибюль, финскую баню и свой будущий кабинет, дрогнул. Забыв начисто о том, для чего была создана фирма, он только видел себя хозяином всего этого великолепия. Кажется, он даже не заметил, что расположено здание в лесу, то есть крайне неудачно для торгового предприятия. Разумные доводы господина Штрумфа только распалили желание господина Сыщенко обосноваться здесь и только здесь. Когда, наконец, Генерал обратился к нам, то с цифрами в руках (расчет был сделан заранее, что предполагает некую долю коварства в нашем со Штайном поведении) мы доказали, насколько это предложение выгоднее всех прочих. Мы экономили не только время, но и значительную часть отпущенных «Ньюполиграфу» государственных средств.

– Да, – сказал, стыдливо потупив взор, господин Штайн, – здание расположено далековато от центра Кельна, но это не страшно. – И, не читавший никогда «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, он вдруг заговорил словами Остапа Бендера о Басюках: – Со временем все фирмы, связанные с полиграфией, узнают новый адрес «Ньюполиграфа», а увидев это здание, поймут, с какой серьезной организацией имеют дело.

Браво! Я с трудом сдерживал смех. Когда человек чего-то горячо желает, убедить его в том, что его желание является единственно правильным, ничего не стоит. Он хочет, чтобы его убедили, и легко убеждается. Мы ликовали. В душе. Штайн понятно почему – теперь он будет работать рядом с домом. У меня же были другие мотивы. Я надеялся со временем перебраться поближе к фирме под предлогом, что не вожу машину, а пользоваться любезностью такого занятого человека, как Геннадий Иванович, неудобно. Мне очень хотелось переехать сюда, в этот маленький городок, чтобы пожить без знакомых соседей, не тратить время на незваных и ненужных гостей, заглядывающих так часто к нам «на огонек» в Кельне.