Текст книги "Записки финдиректора"

23. Автомобили

После командировки в Италию наш генеральный директор Сыщенко и его заместитель Кузодуев приобрели на Родине по машине – первый «Москвича», второй «Волгу». Из них заядлым автомобилистом был Кузя, поэтому и машину взял попрестижней. Технический директор Витюша машины дома не имел и никогда не высказывал желания приобрести ее. Хотя права у него были и здесь, в ФРГ, он постоянно пользовался казенным жигуленком. Я не имел никогда ни водительских прав, ни машины.

К началу функционирования «Ньюполиграфа» на фирме было два казенных автомобиля – «Мерседес» и «Жигули». На «Мерседесе» очень осторожно начал ездить Генеральный, на «Жигулях» – технический директор. Должность советского коммерческого директора около полугода была вакантной. Кузю оформляли очень долго. Так долго, что Геннадий Иванович не только успел заказать для него второй «Мерседес», но и получил его до приезда Кузи. Машина была, как говорится, с иголочки, красивая, благородного бежевого цвета. И шевельнулась было у Генерального мысль: не поменять ли ее на свою серую, на которой он уже полгода отъездил. Но не решился. А зря. Даже сделай он этот обмен, Петр Петрович все равно был бы счастлив сесть за руль любого «Мерседеса», который после «Волги» показался бы ему верхом совершенства. Машины такого класса были в ФРГ у очень немногих советских граждан. И стал этот новый бежевый «Мерседес» первой, пока еще подспудной причиной недовольства Генерала ничего пока еще не подозревающим коммерческим директором. А тут еще свою, уже после приезда Кузи, он стукнул так, что пришлось пару недель ездить на старой машине, предоставленной страховщиком на время ремонта «Мерседеса». А недогадливый Кузя не проявил ни понимания, ни рвения и не предложил «свою», пока генеральская в ремонте.

Любит Кузя машину до самозабвения. Ездить готов с любым поручением на машине. С одним только смириться не может. Попросил Генеральный возить на работу и с работы госпожу Лукашенко. Его не то чтобы унижала роль водителя. Нет. Просто он на дух не выносил нашу переводчицу. Чувство это было взаимным.

Но, любя свой казенный «Мерседес» и ухаживая за ним с нежностью, не забывал Петр Петрович, что рано или поздно придется возвращаться восвояси без него. И что неплохо бы задуматься о будущей машине. И думал, и соображал. Появляется как-то на работе сильно расстроенным. Заходит ко мне в кабинет и с горечью говорит: «Фрицы недобитые. Вот уж не думал, что здесь тоже воруют. А может, просто хулиганы? Представляешь, антенну отвинтили». Ладно, сняли антенну, значит, купим новую. За счет фирмы, конечно, к страховщику с таким пустяком не пойдешь. Через неделю – вот напасть – зеркала сняли. Аккуратно. Потом дворники. Однажды забыл запереть машину – магнитолу сперли. Причем заметим, что только у него, у Кузи крадут. У остальных не трогают.

Многое заменялось и без участия «воров» – свечи зажигания в значительном количестве, панорамное зеркальце заднего вида, которое вдруг ни с того ни с сего потускнело, чехлы на руль, которые истерлись, «шелловское» масло в канистрах перед отъездом в отпуск. Наконец, чехлы на сидения. Машина поставляется покупателю без чехлов, чехлы выбирает владелец на свой вкус, в нашем случае за счет «Ньюполиграфа», Кузя и выбрал дорогие, лохматые, светло-бежевые, под цвет Вероникиной дубленки. Едем мы с ним как-то в его «Мерседесе». Еще и полгода не прошло, как он обновил свою машину и чехлы, как вдруг заявляет: «Слушай, надо бы чехлы сменить, а то эти уже вытираются». Я ему в ответ: «А ты дома тоже раз в полгода чехлы на «Волге» меняешь?» Кузя помолчал, обдумывая ответ, да и говорит: «А тебе жалко, что ли? Есть возможность – надо менять». Спорить не хотелось. «Разрешит Геннадий Иванович – пожалуйста. Хоть новые чехлы, хоть новую машину – возражать не стану».

Геннадий Иванович разрешил. Составили акт о списании старых. Но то ли новые были как старые, то ли старые как новые, но замену чехлов в машине заметить не удалось. Витюша, не любивший Петра за жлобство, приговаривал: «Да он себе за счет казенного «Мерседеса» запчастей на две машины наскреб». Это, конечно, сильное преувеличение.

У Витюши отношение к машине совсем иное. Из техники он любит только полиграфические станки, что достойно уважения. Казенные «Жигули» не обихаживает, не вылизывает, но ездить ему приходится много. Он единственный водитель на фирме, который ни разу не попадал в аварию.

24. Опять о себе и немного о Штайне

Штатным расписанием на фирме «Ньюполиграф» предусмотрено два финансовых директора – первым считаюсь я, вторым господин Штайн, который представляет немецкую сторону. Предполагается, что мы контролируем друг друга. Бухгалтерия укомплектована немцами, точнее, немками, с которыми прекрасно управляется господин Штайн, а они, в свою очередь, прекрасно справляются со всеми сметами, балансами, активами, пассивами. Мне после небольшой проверки остается только поставить подпись под результатом их труда. Так для чего же введена должность финдиректора с советской стороны? А вот для чего. Кроме обычных бухгалтерских документов, которые составляет бухгалтерия, я должен составлять и необычные, так называемые закрытые. Не всем известно, что около половины зарплаты, установленной штатным расписанием, советский персонал совместных предприятий и международных организаций должен сдавать через посредство посольства нашему государству. И это надо как-то оформлять. О том, что советские работники совместных предприятий будут сдавать куда следует половину зарплаты, сообщают им заранее, до отъезда за границу. Их фактическая зарплата приравнена к зарплате сотрудников Торгпредства. Генеральный директор получает на уровне замторгпреда, остальные директора – как начальники отделов и так далее. Естественно, ни у кого это не вызывает возражений, все мы с этим заранее согласны. Несогласных за рубеж не пускают. И все смиряются с таким положением вещей. Но не Кузя. Сбором «лишних» денег занимаюсь я. Я и отвожу их в Посольство. Считается, что немцы ничего об этом не знают. Кузя, отдавая мне ежемесячно часть зарплаты, всегда очень нервничает, поскольку никакой расписки я ему не даю (составляю за своей подписью в секретном отделе Посольства секретную ведомость, которую выносить за пределы секретного отдела нельзя). Он каждый раз допытывается, как я ему докажу, что его деньги сдал куда следует, то есть, иными словами, не прикарманил ли я их. Каждый раз я ему говорю, что доказывать ничего не собираюсь, а если ему интересно, то пусть едет в Посольство и там выясняет в секретном отделе. Он, конечно, не едет, и допуска у него в посольский секретный отдел нет, но эта «приятная» беседа повторяется с завидной регулярностью – ежемесячно. Другой моей «почетной» обязанностью является участие в разного рода комиссиях. В частности, в комиссии по пересмотру зарплаты в советских учреждениях в связи с сотрясающей капиталистический мир инфляцией. Примерно раз в три года производится такая интересная работа, и меня она не миновала в этой командировке. Так называемая потребительская корзина составляется на основании закрытой инструкции, изданной если не при царе Горохе, то уж точно на заре советской власти. В потребительскую корзину включаются продукты питания, которые семья должна съесть за определенный срок, средняя стоимость необходимой одежды, а также средняя стоимость коммунальных услуг – электроэнергии, водоснабжения и газа. Инструкция эта одна, а стран, где находятся советские учреждения, очень много. И они отличаются климатическими и бытовыми условиями. Так Норвегию трудно сравнить с Нигерией, а Бразилию – с Бельгией. Впервые с этим смешным документом я столкнулся в Бразилии, где, работая бухгалтером в Торгпредстве, был включен в комиссию по пересмотру зарплаты. Так, например, согласно этой инструкции, мужчине, командированному в Бразилию на 3 года, полагается:

– одно пальто зимнее на ватине с меховым воротником,

– одно пальто летнее габардиновое,

– один плащ прорезиненный,

– кальсоны теплые – 3 пары,

– калоши – 1 пара,

– ботинки зимние – 2 пары.

И так далее, в том же духе. Отдельная опись существует для предметов женского туалета. Помню, как все мы, члены комиссии, веселились, подгоняя под эту инструкцию «счета» от портных, так как ни зимних пальто, ни кальсон теплых отродясь в Бразилии не водилось. Их в магазине днем с огнем ни за какие деньги не сыщешь.

Такой же идиотизм присутствовал при составлении продовольственной корзины. Если обычно мы покупаем продукты в основном на рынке, где никаких кассовых аппаратов не существует, то для получения счетов и чеков бежали в самые дорогие продуктовые магазины, чтобы доказать Москве, до чего дорогая жизнь за границей. В странах с умеренным или холодным климатом потребительскую корзину заполняешь не менее изобретательно. Счета за пальто, уж поверьте, доставали в самых дорогих магазинах, выдавая их за среднюю стоимость этого вида товара. Приезжающая из Москвы комиссия состоит, как правило, из трех человек. Один из Центральной бухгалтерии Министерства иностранных дел, другой из Центральной бухгалтерии Министерства внешней торговли, третий из Министерства финансов СССР. К ним подключают одного человека из Торгпредства или Посольства (не обязательно бухгалтера, чаще профсоюзного деятеля) и еще кого-нибудь из финансовых директоров совместных предприятий. Комиссия обычно работала 2–3 недели, писала свои акты и замечания, после чего уезжала восвояси.

По своему опыту знаю, да и не я один, что все эти «корзины» со средними ценами являются враньем, но и роли они никакой не играют, так как решения об увеличении зарплаты в той или иной стране принимались в Москве заранее на самом высоком уровне. «Корзины» собирали исключительно для того, чтобы подогнать увеличение зарплаты под известный заранее процент, указанный свыше. Обычно после приезда в страну очень высокопоставленного руководителя, если ему понравился оказанный прием, а также посол или торгпред, которые в приватной беседе пожаловались на низкую зарплату. В такую страну и снаряжалась экспедиция. Конечно, проще обойтись без подобных комиссий, так как международная статистика всегда к нашим услугам, и вычислить математически точно рост цен по вполне официальным документам труда не составляет. Но «цыпленок тоже хочет жить» – для работников центральных бухгалтерий МИДа и Внешторга такие поездки были необременительной, приятной командировкой и даже в какой-то степени наградой за добросовестный труд на Родине.

Как видно из изложенного, и моя работа на фирме не слишком обременительна. Поэтому Генеральный, который хотя и сам был не особенно загружен, высасывал из пальца, чем бы еще меня занять. Дело это непростое, отсюда и всякого рода глупейшие поручения, вроде сдачи казенного белья в прачечную, инвентаризации и проверки состояния мебели на квартирах у сотрудников и прочая ерунда. От немцев моя потайная деятельность тщательно скрывалась, приравниваясь к государственной тайне.

Мой немецкий напарник господин Штайн моложе меня на целое поколение. Когда я только приехал, мне казалось, что разница в возрасте не даст нам возможности найти общий язык. Однако он оказался чуть ли не единственным человеком на фирме, с которым я мог разговаривать, не напрягаясь и не притворяясь. Хочешь – о литературе, хочешь – об истории. На любые непрофессиональные темы. О политике мы не говорили никогда. О сослуживцах тем более. Хотя обоим ясно, что наши симпатии и антипатии совпадают.

Господин Штайн женат и, несмотря на молодость, имеет трех дочерей – старшей 5 лет, средней 4 года, младшей 5 месяцев. Мы с женой были приглашены к нему домой по случаю крестин младшей девочки. По немецким меркам живет он очень скромно, по нашим – шикарно. У него маленький трехэтажный дом, точнее, двухэтажный с мансардой. Купил он его в кредит. Так поступает большинство молодоженов среднего класса. На первом этаже очень большая гостиная, столовая и маленькая кухня. На втором – три детских спальни. В мансарде – спальня родителей и кабинет отца семейства. В доме образцовый порядок, и остается только удивляться, как молодая мама справляется с тремя крохами и хозяйством. Бабушки в качестве рабочей силы не предусмотрены, домработницы и няни нет. Дети весь вечер, пока мы находились в гостях, не пикнули. Старшие мирно играли в куклы, а младшая спала в какой-то, как нам показалось, сумке, стоявшей на журнальном столике в гостиной. Мы ужинали на кухне, которая примыкала к гостиной и из которой можно было наблюдать за детьми. Угощение было более чем скромным, а беседа за столом – оживленной и интересной. И непривычной для широкого русского застолья. Не было ни политики, ни анекдотов, ни выкриков: «А помнишь?»

Штайн рассказывал о своей учебе в университете и системе образования в ФРГ, согласившись со мной, что вузы здесь готовят прекрасных специалистов, но очень узкого профиля. Дилетантство в образовании недопустимо. Ни один учебный план не предусматривает так называемого общего развития. Не знаю, хорошо это или плохо, но специалисты в Германии интересуются только своей специальностью, не хватая «вершки» общего развития. В этом Штайн со мной согласен. Исключение – музыка, которая в жизни немцев (особенно классическая и народная) играет очень большую роль. В каждой деревне, в каждом городке и в каждом районе большого города существуют свои оркестры (мы назвали бы их самодеятельными), доступ в которые открыт всем желающим, независимо от возраста, подготовки и даже способностей. Поскольку в музыке я полный профан, о чем не преминул сообщить Штайну, беседа перешла в область литературы. И я в который раз удивился знаниям этого молодого человека. Сам он мне признался, что это отнюдь не заслуга университета, просто врожденный интерес к искусству, особенно к литературе, постоянно подогреваемый его родителями.

Он познакомил меня с поэзией Германа Гессе, с творчеством которого я не был знаком, не считая «Степного волка», опубликованного недавно в «Иностранной литературе». И подарил мне сборник стихов, выпущенный к столетию со дня рождения Гессе.

Мы просидели в гостях часа три, пора было и честь знать. Штайн отвез нас домой, сказав на прощание, что давно ему не доводилось так интересно обсуждать любимые темы. Нам тоже.

Спешу отметить, что свой визит к немцу домой я заранее согласовал в Торгпредстве с кем следует, а то не сносить бы мне головы. Я не знаю, докладывал ли Штайн о нашем визите своим впередсмотрящим и было ли у него разрешение на этот мой визит.

25. Отношения с иностранцами

Тема эта трагикомическая. Существует масса анекдотов о русских за границей – напуганных, беспомощных, связанных инструкциями и наставлениями, полученными перед отъездом в командировку или турпоездку. Некоторые анекдоты даже цитируются в наших кинокомедиях («Бриллиантовая рука»). Но больше все же трагического. Нарушения этих инструкций нет-нет, да и приводит к грустным последствиям. Советские люди, живущие в больших городах, ничего хорошего от встречи с иностранцами не ждут (исключение – фарцовщики. Но они рискуют. Общение с иностранцами может привести их в тюрьму). Интересы советских граждан, сталкивающихся, пусть косвенно, с иностранцами, всегда ущемляются, хотя официально «человек шагает как хозяин необъятной Родины своей». Приведу пример. Если вам удалось поселиться в приличную гостиницу, кем бы вы ни были, вас предупредят (а то и не предупредят), что если приедут иностранцы, вам придется освободить номер. Это в порядке вещей. И никто не ропщет. Ну почему у себя на Родине я должен уступать номер человеку, имеющему иностранный паспорт? Во всех цивилизованных странах предпочтение всегда отдается собственным гражданам, и это правильно. А все эти «закрытые» магазины «Березка», которыми не могут пользоваться обычные граждане. Что это, как не «низкопоклонство перед Западом», с которым принято официально бороться, которое принято официально клеймить. При этом вам внушают с детства, что все иностранцы – потенциальные шпионы, и общаться с ними нельзя. Одна наша близкая знакомая, назовем ее Лиза, в 1949 году была направлена в командировку в Англию на два года, благополучно проработала положенный срок и вернулась на родину. Тогда еще не были построены жилой и служебный комплексы Торгпредства СССР в Лондоне, и некоторых из командированных расселяли за соответствующую плату в квартирах близких нам по духу английских коммунистов. В такой вот квартире, принадлежащей чете почтенных борцов за светлое будущее человечества, и прожила два года наша подруга. Прошло лет пять после ее возвращения в Москву. Она вышла замуж и благополучно работала в одном из внешнеторговых объединений. Однажды ей позвонили на работу. Смутно знакомый женский голос, настоящая английская речь. Оказалось, что Брауны (так звали лондонских квартировладельцев) приехали в качестве туристов в Москву по приглашению какого-то отдела ЦК КПСС. Они вспомнили свою жиличку, к которой относились с большой симпатией, узнали через пригласивших, где она работает, решили непременно с ней увидеться и позвонили ей на работу. Дело было в пятницу, в конце рабочего дня. Лизу никто не предупредил о том, что ею интересуются иностранцы, пусть и коммунисты. Она растерялась. Но, памятуя, что домой ни в коем случае приглашать нельзя, предложила им прокатиться на речном трамвайчике по Москва-реке. Спустя много лет она об этом горько пожалела. Встретились после окончания рабочего дня на пристани у Киевского вокзала, приятно беседуя, на речном трамвайчике доехали до Парка культуры и отдыха и расстались. Англичане после этой прогулки благополучно вернулись в Лондон. Лиза post factum в понедельник доложила в протокольный отдел Министерства о встрече с этой парой. Ее никто не пожурил. Казалось, все закончилось благополучно, и вскоре она забыла этот, казалось бы, незначительный эпизод. Однако года через три, когда им с мужем предложили поехать в долгосрочную командировку в одну из соцстран, оказалось – не тут-то было. Их «завернули» (терминология внешторговская), естественно, без объяснения причин. Мужу шепнули по знакомству, что у него все в порядке. А у жены нет. Часовая прогулка на речном трамвайчике сделала ее «невыездной» на долгие годы.

Таким образом, любая встреча с иностранцем должна быть согласована заранее. Если же эта встреча деловая, то необходимо без проволочек оформить так называемую «запись беседы». Можно себе представить, сколько бумаги изводится в соответствующих ведомствах на эти абсолютно бесполезные опусы. Вряд ли лица, читающие в силу своего служебного положения «записи бесед», черпают из них полезную для себя информацию. Ведь если составитель «записи» и имел какие-то недозволенные беседы с иностранцем во время встречи, то вряд ли он об этом напишет. Честно говоря, я не очень уверен, что всю эту чепуху вообще хоть кто-то читает. Но «записи» подшиваются в пухлые папки, хранящиеся в архивах, занимая полки и служебное время архивариусов.

Ну а как же общаются наши люди с местными за границей? Для всех выезжающих за рубеж в командировку или в турпоездку существуют специальные закрытые инструкции, как вести себя за границей. Вы с ними знакомитесь перед отъездом и расписываетесь, как положено. Эти инструкции фактически разделяют сотрудников и членов семей на несколько категорий. Самая опекаемая из этих категорий – сотрудники спецотделов – шифровальщики, дежурные в этих отделах и их начальники. Ну, с ними все понятно. Живя и работая два года за границей (именно на такой срок их и командируют), они этой заграницы практически не видят, с иностранцами вообще не контактируют. Впрочем, это понятно – а вдруг их выкрадут, а вдруг кто-то из них надумает убежать и остаться за границей? Хотя жизнь показывает, что если и бегут, то отнюдь не эти люди, лишь косвенно причастные к секретам государственной важности, а скорее совсем другие «товарищи», которые, впрочем, к внешней торговле и дипломатии отношения не имеют. Они из «соседнего» ведомства.

Сотрудники Торгпредства, выходя в город, должны записываться в журнале у дежурного вахтера и указывать, куда они направляются. Если это поход в магазин, музей или выезд на лоно природы с семьей, то достаточно, возвратившись, сделать в том же журнале отметку. Если же сотрудник уехал на переговоры, то помимо отметки в журнале он еще должен сдать пресловутую «запись беседы».

Жены сотрудников могут выходить в город в составе группы не менее трех человек. То есть тройкой. Любимая цифра советской власти. Конечно, это правило не всегда соблюдается, да и не может соблюдаться. То надо в ближайшую булочную выскочить, то за солью и прочее. На это смотрят сквозь пальцы, но при случае могут и напомнить.

Работники совместных советско-иностранных фирм пользуются относительной свободой. Ни в какие журналы не записываются. На работе свободно общаются со своими коллегами-иностранцами. Однако если тот же коллега приглашает вас в пивную или в гости, то будьте любезны сообщить об этом заранее кому следует и получить «добро».

Ну а как должны вести себя наши жены? Когда я первые полтора года жил в Кельне, то моей жене на собеседовании было рекомендовано одной не выходить в город в целях собственной безопасности. Но когда мы с ней переехали в Бенсберг-Рефрат, почему-то ни у кого вопрос о ее безопасности не возникал. Целый день, пока я на работе, она предоставлена самой себе. Окружающий лес, городок в трех километрах от дома и другие доселе ей неведомые места оказались в полном ее распоряжении. Она может свободно передвигаться в любом направлении, не отчитываясь ни перед кем, не опасаясь ни серого волка в лесу, ни агентов иностранных разведок, ни хулиганов, ни бандитов.

Для чего тогда нужны эти писаные и неписаные правила? Чтобы никто из нас за рубежом не расслаблялся. Шаг вправо, шаг влево – почти побег. Людей держат на коротком поводке. Никто не должен забывать о недремлющем оке. Малейшее нарушение дает потенциальную возможность отправить неугодного товарища домой. Люди насторожены, боятся друг друга. А те, кто должен удерживать своих друзей от «дурного поступка», иногда провоцируют их на эти поступки, надеясь таким образом, с одной стороны, выслужиться, а с другой – избавиться от нелюбимого коллеги. Но палка ведь всегда о двух концах, и иногда, к сожалению, очень редко, второй конец больно ударяет доносчика, если он не сумел все рассчитать и учесть. Вспоминается анекдотический случай. Дело было в Африке. Торговый советник СССР одной из африканских республик товарищ Жора не чурался застолий, а точнее, был большим любителем спиртного. Замом у него работал товарищ из соседского ведомства – патологический (если это слово здесь уместно) трезвенник, ненавидящий всех пьяниц без разбора. Назовем его Леша. Торгсоветник был человек работящий, заслуженный, участник войны. И хотя его слабость не была тайной, коллектив его любил. Да и московское начальство ценило, как хорошего специалиста. В подмогу ему и прислали трезвенника Лешу, чтобы он Жорину слабость контролировал. В один прекрасный день в порт этой страны вошло советское рыболовное судно, капитан которого оказался хорошим знакомым нашего торгсоветника. Товарищ Жора вместе товарищем Лешей отправились с визитом на судно. Документы с собой были только у Леши, но вахтенный их обоих по указанию капитана пропустил на борт. В Африке жара. И наши друзья пришли налегке – в шортах, майках и тапочках. Визит был неофициальный. Капитан встретил их радушно. Быстро организовали стол. Напитков у капитана своих было с лихвой, да еще Жора с собой принес. Посидели очень хорошо, а потом сморились, капитан и Жора уснули валетиком на капитанской койке. Не пивший ни грамма Леша на цыпочках вышел из каюты, сказав первому помощнику, что капитан просил его не беспокоить. Судно через час, как и было намечено, снялось с якоря и пошло в порт Конакри под руководством первого помощника капитана. Леша, довольно потирая руки, вернулся в Торгпредство. Через пару часов там спохватились – а где же торговый советник? С невинным видом Леша высказал предположение, что торговый советник находится на борту судна. Радиограмма на борт подтвердила это. Довольный Леша отправил в Москву шифровку, в которой клеймил Жору за неуемное пьянство. Он очень хотел, чтобы Жору отозвали в Москву. Ответ из Москвы оказался неожиданным: «Выслать в Конакри деньги и необходимые документы торговому советнику, чтобы он мог вернуться к месту своей работы». А товарища Лешу откомандировали в Москву вместе с семьей, как не справившегося с работой. Не удержал Леша Жору от дурного поступка, за что и поплатился. Но такой случай у меня на памяти только один. Пустячок, а приятно. Коллектив, невзлюбивший Лешу-трезвенника, ликовал. Жору-пьяницу пожурили и оставили в должности. Ну и где здесь порок, а где добродетель? Кто из них восторжествовал? Сие мне неведомо… Впрочем, пьяница лучше доносчика.