Текст книги "Записки финдиректора"

19. Сауна, или Торжественная мойка

Не знаю точно, когда, но завелась в деловых кругах мода на проведение переговоров в сауне. Надеюсь, что протянет эта мода недолго. Сауна, то есть баня с сухим паром, пришла в быт европейцев сравнительно недавно. То ли врачи стали активно пропагандировать сухой пар, а изготовители саун ловко воспользовались такой рекламой, то ли какая-то другая причина, но во всех европейских городах на самых, казалось бы, неподходящих улицах появились вывески «Sauna».

Советские граждане, работавшие за рубежом, на них мало обращали внимание, и даже не все знали, что это такое. Но постепенно этот сугубо гигиенический вид услуг коснулся и бизнеса. То ли в Финляндии, на родине сауны, то ли в другой какой стране вошло в обыкновение приглашать деловых партнеров в сауну. Когда появились фирмы со смешанным советско-иностранным капиталом, генеральные директора, знакомясь со своим хозяйством в стране пребывания, с недоумением узнавали, что в помещении фирмы имеется баня. Недоумение сменялось заинтересованностью, когда директор понимал, что это модно и престижно. Приезжая через год-другой в отпуск и рассказывая о своем житье-бытье за границей, он непременно сообщал слушателям, что на фирме имеется сауна. Конечно, такая «роскошь» была доступна только крупным фирмам, занимающимся экспортом из СССР сырья. Что касается машинотехнических совместных предприятий, пытающихся развернуть свой экспорт, то прибыль их была невелика, а то и вовсе отсутствовала, и они размещались в скромных помещениях, где саун и в помине не было. Если в одной стране были и те, и другие совместные фирмы, то руководители последних смотрели с завистью на владельцев саун.

Потому-то наш Генеральный, узнав, что в найденном нами со Штайном новом помещении для «Ньюполиграфа» имеется сауна, отбросил последние сомнения и колебания, и вопрос о покупке этого здания был решен очень быстро.

Теперь, когда в ФРГ приезжали гости из Москвы, им помимо ужина в ресторане всегда предлагалась сауна.

Хотя и было что-то непристойное в этом. Сразу отмечу, что посещение сауны, ввиду отсутствия иностранных контрагентов, предлагалось исключительно советским гражданам, командированным из Москвы, или «нужным» людям из торгпредства или посольства. Накануне торжественной мойки наш технический директор Виктор Семенович снаряжался за провиантом. Сухим и жидким. Сауна предполагала не только помыв гостей, но, главным образом, обильную жратву и возлияния.

Виктор Семенович выполнял такое поручение охотно. Садился в свой «Жигуль» и отправлялся за покупками. До участия в застолье его не допускали. Но он и не обижался. Человек умный и нечестолюбивый, он предпочитал проводить вечера с семьей, а не с посторонними голыми мужиками. За покупками, естественно, он ездил в рабочее время, растягивая это удовольствие на максимально допустимый срок. Длительность таких поездок, если ему пенял Генеральный, он объяснял тем, что ищет продукты и подешевле, и получше. Старается, не жалея сил и времени, исключительно в интересах фирмы. Другой его обязанностью является разогрев сауны к определенному часу, снабжение чистыми халатами, простынями и полотенцами, а также прочими аксессуарами, включая мыло и благовония для придания пару ароматов эвкалипта, мяты и других неведомых растений.

К слову сказать, на фирме имеется штатный завхоз-немец, который, казалось бы, должен этим заниматься. Но Генеральный, большой любитель конспирации, ему не доверял. Зато он доверял сдачу грязного банного белья после сауны сразу двум директорам – финансовому, то есть мне, и техническому. От немцев такие поручения тщательно скрывались. Господин Сыщенко, хотя и не был особенно умен, но все же понимал, что как-то неловко посылать в прачечную сразу двух руководителей фирмы при наличии штатных завхоза и уборщицы. Мы с Витей такое ответственное поручение выполняли не без удовольствия. Поездка в прачечную (а мы ехали не абы в какую, а в самую дальнюю) давала возможность побродить по городу, поболтать и посмеяться над нашим общим шефом.

Торжественный прием гостей в сауне проводился после окончания рабочего дня, когда немецкий персонал покидал здание фирмы. Ни Штайн, ни Штрумф к участию в таких мероприятиях не привлекались. И вообще этот помыв от немцев тщательно скрывался. Если в командировку из Москвы приезжал кто-нибудь из «Станкоэкспорта», то товарищ Сыщенко непременно настаивал на моем участии, демонстрируя гостям из Москвы наши теплые дружеские отношения. Ясно, что я как мог ему подыгрывал. К концу рабочего дня Генеральный садился за руль своего «Мерседеса» и ехал в гостиницу за командированными. К его возвращению с гостями сауна была разогрета, закусь расставлена, бутылки охлаждены и раскупорены. Чистые халаты, простыни и полотенца развешаны.

Некоторым гостям такой прием был в диковину, и они с любопытством рассматривали предбанник-переговорную. Те же, кто не был новичком в банных застольях, оценивающе разглядывали накрытый стол.

Самое мучительное и для гостей, и для хозяев – это раздевание. Хотя мероприятие проходит без участия дам, но определенная неловкость все же возникает. Голый начальник как бы и не начальник. Сняв исподнее и обернувшись в простыни, как в тогу, гости исчезают в парилке, где разоблачаются уже окончательно. Попарившись кто сколько может, часто в ущерб собственному здоровью, надевают халаты и садятся за стол.

О чем мы говорим за столом? После пары рюмок беседа сводится, как правило, к анекдотам. Всегда находится умелец, талантливо рассказывающий байки и знающий уйму анекдотов. Хозяин готовится к «переговорам» заранее. В сейфе у него хранится блокнот с записанными анекдотами. Записи эти время от времени пополняются и обновляются. Но рассказывать анекдоты он не умеет. Надо иметь особый дар балагура, артистизм и чувство юмора, напрочь отсутствующие у товарища Сыщенко.

Итак, захмелевшая компания травит анекдоты, громко ржет, на столе появляется груда объедков, курильщики щелкают зажигалками. Дым коромыслом. Все хорошо. На следующий день Виктору Семеновичу приказано приехать в офис пораньше и навести порядок в сауне до начала рабочего дня. Не немке уборщице, а техническому директору. Подчеркиваются важность и конфиденциальность встречи. Смешно и грустно. Витя, насвистывая, убирает, складывает в полиэтиленовый пакет остатки с пиршественного стола и со спокойной совестью отправляется в цех любоваться своими станками. Теми самыми, что два с лишним года тому назад куплены господином Кэтманом у В/О «Станкоэкспорт» и доведены усилиями ленинградских специалистов до идеального состояния.

Итак, дела по запродажам, несмотря на все усилия, идут плохо. Точнее, никак не идут. Возникает идея помимо полиграфического оборудования, которое никто покупать не желает, попробовать продавать что-нибудь другое. Затея эта получила название «Новые виды экспорта».

20. Новые виды экспорта. Пончиковый автомат

Его доставили из Советского Союза новеньким, чистеньким, в заводской промасленной упаковке. Первая ласточка, появившаяся как вестник будущего процветания нашей фирмы. Но век его оказался недолгим, хотя он еще некоторое время кочевал из отчета в отчет, составлявшиеся Генеральным, в разделе под названием «НВЭ» («Новые виды экспорта»).

Специалисты, обихаживающие наши полиграфические станки, с устройством пончикового автомата знакомы не были. Доходили до всего своим умом, хотя этот милый, но довольно громоздкий агрегат особых загадок в себе не таил. Казалось, главное – заправить его подходящими ингредиентами, а он уж сам знает, что и как выпекать. Задумка при заказе этого аппарата из СССР у нашего руководства была грандиозная. Рассуждали они – Генерал и Кузя – примерно так: «Немцы, а особенно немки, обожают пончики. Пончики продаются везде – в универмагах, супермаркетах, булочных, кафе. А раз так, то обязательно найдутся пекари, желающие приобрести это чудо советской техники в собственность. Молва быстро разнесет по всей Западной Германии (а может быть, и по всей Европе) весть о существовании чудо-аппарата, и от желающих обзавестись пончиковыми автоматами отбоя не будет. Правда, не помешало бы заранее поинтересоваться, а как сами-то немцы выпекают свои любимые пончики, как тесто месят – то ли руками, то ли мешалкой? А может быть, у них есть свои пончиковые автоматы? Почему-то руководство «Ньюполиграфа», заказывая через В/О «Станкэкспорт» этот агрегат, исходило из того, что немцы до такого достижения техники сами додуматься не могут.

Для начала решили поразить воображение знакомого фирмача-полиграфиста, предложив ему с таинственным видом осмотреть аппарат. Тот осмотрел его, потом удивленно взглянул на Геннадия Ивановича и, не задав ни одного вопроса, молча и даже как-то испуганно бочком-бочком вышел из склада-цеха. Стало ясно, что мысль о покупке ему и в голову не пришла.

Решили искать клиентуру среди булочников. Но как? И вот замечательный план придумал господин Сыщенко вместе с господином Кузодуевым. На очередном Совете директоров план этот был озвучен. Было предложено командировать в Дюссельдорф (почему именно туда, неясно) технического директора, господина Резникова, вместе с пончиковым аппаратом и двумя господами специалистами. Там заранее господином Сыщенко было облюбовано место на небольшой, но многолюдной площади старого города, недалеко от дома, где родился великий немецкий поэт Генрих Гейне. Вообще надо отметить, что Дюссельдорф Геннадию Ивановичу очень нравился, он его неплохо знал и частенько посещал просто так. С помощью все тех же специалистов по его указанию надо аппарат установить на площади, подключить к источникам питания электроэнергией и воды, заправить мукой, маслом и другими ингредиентами, включить и раздавать бесплатно пончики прохожим. Если кто-то проявит повышенный интерес не только к пончикам, но и к самому агрегату, то следует немедленно вручить ему адрес и телефон фирмы «Ньюполиграф».

Робкие попытки с моей стороны, поддержанные Витюшей, объяснить Генералу, что установка и подключение аппарата к источникам питания требует специального разрешения местных властей, что раздача пончиков, качество которых не подтверждено санитарным сертификатом, недопустимо и что устав «Ньюполиграф» не предусматривает такого рода деятельности фирмы, встретили жесткий отпор со стороны Генерального и коммерческого директоров. Они уверенно заявили, что разрешение на подключение можно сразу получить на месте («надо уметь работать!»), а что касается устава, то там не сказано, что нельзя бесплатно раздавать пончики прохожим. Тогда я предложил, прежде чем грузить аппарат в Дюссельдорф, самим попробовать, что за продукцию он выдает. На это высочайшее разрешение было получено. Засыпали, согласно имевшейся рецептуре, в жерло красавца муку, сахар, масло, ванилин и стали ждать. Недостатка в любопытных не было. Первыми прибежали женщины из бухгалтерии. За ними подтянулись остальные сотрудники, включая пресловутого завхоза. Обсыпанный мукой Витя колдовал у выходного отверстия, из которого должны были выскакивать веселые румяные пончики. Аппарат недовольно кряхтел, скрипел, дергался, и, наконец, на лоток стали медленно выползать длинной кишкой, похожей на удава, слепившиеся бледные и сырые уродцы. Зрителей разогнал разъяренный Сыщенко. Стали гадать, в чем причина неудачи. Предположений было много. Вплоть до происков врагов. Но сошлись в одном: надо купить в торгпредском кооперативе советское подсолнечное масло, так как немецкое рафинированное, видимо, не подходит. Купили. Но и вторая попытка закончилась крахом. Пончики не пеклись.

Интерес к этому чуду техники ослабел и у Генерального. Аппарат отодвинули в глубину склада, чтобы не бросался в глаза. И остался он там надолго стоять как рукотворный памятник нашей дурости и бесхозяйственности. Техника двигается вперед. А в Германии, как оказалось, пончики выпекают в маленьких бесшумных автоматах собственного изобретения, которые может приобрести для своей кухни при желании любая домохозяйка.

21. Пельменный автомат

После неудачи с пончиковым аппаратом Генеральный директор господин Сыщенко не угомонился и продолжал поиск НВЭ (новых видов экспорта). Почему-то его тянуло в пищевую индустрию. Через пару месяцев после эпопеи с пончиковым автоматом прибыл к нам на фирму пельменный автомат аж из Новосибирска. В тот угол склада, где стоял его пончиковый собрат, мы уже давно не заглядывали, не терзали себе душу. Расположился пельменник в цехе, рядом со входом, наверное, для того, чтобы удобней было его отгрузить пока еще неведомому покупателю.

Генеральный директор с энтузиазмом стал строить планы на будущее, охотно делясь ими на Совете директоров. Потерпев неудачу с пончиковым автоматом, действовал он теперь иначе. Если пончиковый автомат он хотел внедрить в Западную Германию, основываясь на поголовной любви немцев к пончикам, то в случае с пельменным выбрал иные предпосылки, то есть полную неосведомленность немцев о наличии такой вкуснятины, как пельмени. «Немцы, – рассуждал он вслух, – охочи до экзотической кухни. Сибирские пельмени – именно то блюдо, которое должно их заинтересовать. Нигде, кроме России, их нет. Продадим пельменный автомат владельцу дорогого ресторана где-нибудь в центре Кельна. Пусть этот экземпляр уйдет по низкой цене. Но какая реклама! К нам хлынут толпы других рестораторов, и уж тут-то мы своего не упустим. Взвинтим цены, и дела на «Ньюполиграфе» наконец-то пойдут в гору. Выше голову, коллеги! Пусть у немцев лучше нашего полиграфическое оборудование и пончиковые автоматы. Но уж пельменных автоматов у них точно нет».

На первом же совещании в Торгпредстве после прибытия в Кельн пельменника отрапортовал товарищ Сыщенко об открытии им еще одного нового вида экспорта. Он готов взять на себя повышенные социалистические обязательства. Говорил Генерал складно, заслушаешься, заливался соловьем, издавая трели, щелкал языком, весь светился.

От слов надо было переходить к делу. Но как? Не пойдешь же по дорогим ресторанам спрашивать, кто сибирских пельменей откушать желает. Еще по шее надают. И решил он действовать исподволь, не спеша. Но наверняка.

Приближались ноябрьские праздники, то есть очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Эта дата всегда отмечалась большим приемом в Посольстве СССР в Бундесрепублик Дойчланд. Приглашались чиновники из Министерства иностранных дел ФРГ, крупные бизнесмены и даже уцелевшие, дожившие до наших дней осколки первой русской эмиграции, лояльно относящейся к СССР. В общем, людей было очень много, и народ был очень разный. Вот на этот грандиозный прием и возлагал Геннадий Иванович еще более грандиозные надежды. Именно здесь я стал невольным свидетелем его первого успеха.

С бокалом шампанского в руке, в новом элегантном костюме подходил господин Сыщенко к кучкующимся гостям, которых инстинктивно, на глазок относил к категории любителей пельменей. Или хотя бы к лицам, имеющим отношение к пищевой промышленности. Таких нашлось немного, и интереса к господину Сыщенко они, честно говоря, не проявили.

Церемониймейстером на этом приеме был сотрудник посольства – высокий, красивый блондин с мощным голосом, приятель Сыщенко. Он только что приблизился к группе гостей, состоящей из жен трех наших дипломатов, развлекавших двух русских старушек из первой эмиграции. «О чем беседуют милые дамы?» – галантно осведомился церемониймейстер. Одна из старушек тихо ответила: «Мы говорим о наших детях». На весь зал раздался веселый мужской голос: «Ха-ха! Кто о чем, а вшивый о бане!» Отойдя от дам с чувством исполненного долга, он вдруг увидел нашего Сыщенко, проблема которого была ему ведома. Источая благодушие и запах перегара, он заорал: «Слушай, Гена, хочешь, я тебя сейчас познакомлю с одной фирмачкой из Мюнхена? Может, она клюнет на твой апарат?» И, довольный собственной шуткой, громко заржал. Знакомство состоялось. Фирмачка оказалась очень зрелой и очень молодящейся дамой по фамилии Лебензон. Она отлично говорила по-русски. В процессе беседы с ней Геннадий Иванович выяснил следующее: из СССР она приехала недавно и пока обосновалась в Мюнхене. Мечтает открыть там русский ресторан, и пельменный автомат интересует ее чрезвычайно. Геннадий Иванович ликовал. Я за него порадовался.

На ближайший после праздника рабочий день были назначены переговоры с госпожой Лебензон. Сначала в помещении «Ньюполиграфа», потом в ресторане. Геннадий Иванович был доволен результатом переговоров. Ходил озабоченно-сосредоточенный и раздавал направо и налево указания. Старшему инженеру господину Кукину, странному типу, на фирме почти не бывавшему, собрать через банк и другие организации (!) сведения на фирму «Лебензон и Ко». Вскоре выяснилось, что поручение это смысла не имело, так как у госпожи Лебензон зарегистрированной фирмы пока что не имелось. Но это не остановило нашего руководителя. Кузе письменным распоряжением он приказал в течение недельного срока подготовить проект договора купли-продажи пельменного автомата. В договоре должны быть указаны сроки поставки, условия платежа, базис поставки, условия транспортировки, арбитражная оговорка и форс-мажорные обстоятельства. Все это подробно с указанием ответственных за выполнение каждого пункта лиц расписано в приказе № 25 от 15 ноября.

На фирме не было конъюнктурного отдела, а то, чего доброго, приказал бы провести расчет цен на базе мировых. А так цену он установил сам – 1000 долларов США, франко-склад продавца. Вся эта суета была похожа на игру во внешнюю торговлю маленького мальчика, подражающего взрослым.

Переговоры с госпожой Лебензон закончились, как и обеды с громкими тостами за советско-западногерманскую дружбу, за развитие советско-западногерманских торговых отношений, за подписание «базисного» контракта, как величал его господин Сыщенко.

Потом наступило продолжительное затишье. Мадам Лебензон укатила к себе в Мюнхен, взяв взаймы лично у Геннадия Ивановича 100 марок, и никаких признаков своего существования не подавала. Телекса у нее не было, телефона тоже. На письма, которые слал несчастный Сыщенко по оставленному ею адресу, ответы не приходили. Пельменный автомат стоял и пылился на складе. Смотреть на него было больно. Генеральный ходил подавленный и несчастный. Как вдруг…

В один прекрасный мартовский денек подкатил к фирме «Ньюполиграф» очень старенький пикапчик, из которого выскочил очень молодой человек с пейсами и в кипе. Перепрыгивая через две ступеньки, он влетел в наш мраморный вестибюль и стал по-русски что-то объяснять опешившему господину Штайну, случайно оказавшемуся у него на пути. Штайн не знал русского, молодой человек немецкого. Визитной карточки у него не было. Штайн привел Люську-новую, которая, поговорив с юношей, доложила Генеральному, что приехал какой-то парень от тети из Мюнхена. Встрепенувшись, как конь при звуке боевой трубы, Геннадий Иванович пригласил молодого человека в свой кабинет и, напоив кофе, выяснил следующее: тот месяц назад приехал из Львова к тете в Мюнхен, и тетя послала его на фирму «Ньюполиграф» забрать пельменный автомат. Сыщенко и радовался, что дело сдвинулось с мертвой точки, и одновременно опасался развития событий по иному плану, чем предусмотрено так и не подписанным контрактом.

– А как с оплатой? – только и спросил он.

– А тетя вам потом заплатит, если дела пойдут хорошо.

Такой возмутительный подход к исполнению договора, пусть и не подписанного со стороны обласканной им госпожи Лебензон, ошарашил нашего Генерала до такой степени, что, плохо соображая, что делает, он молча спустился в склад и приказал двум рабочим погрузить злосчастный пельменник в пикап с мюнхенскими номерами. Он настолько растерялся от наглости покупательницы, что даже не взял с молодого человека расписку о получении им предмета сделки века. Аппарат укатил в Мюнхен. Его дальнейшая судьба мне неизвестна, как, впрочем, и судьба госпожи Лебензон и ее любимого племянника.

22. Некоторые особенности быта за границей

Поездку за границу, особенно в длительную командировку, можно сравнить с выигрышным лотерейным билетом. Но и у выигравшего по такому билету никогда нет уверенности в том, что ему удастся доработать срок, указанный в аттестате, и тем более нет уверенности, что такая командировка может повториться. За границей любой советский человек еще более бесправен, чем дома. Соблазнов много, и ты должен быть все время начеку и не давать повода ни стукачам, ни своим недоброжелателям, ни начальству уличить тебя в неблагонадежности. И нет страшнее наказания, чем досрочная отправка на родину. Обычно в 24 часа. Влечет это за собой крушение надежд, отчисление из Внешторга, а если и оставят в строю, то ярлык «невыездного» остается за тобой почти навсегда.

Пребывание за границей всегда ведет к необходимости соблюдения писаных и неписаных правил. Первое – это всевозможные инструкции и памятки, которыми тебя пичкают перед отъездом на так называемом «собеседовании» в выездной комиссии. Неписаные правила вырабатываются практикой и иногда вступают в противоречие с писаными – не крутить романы, пить в меру (совсем не пить тоже нельзя, это всегда вызывает подозрение), начальству потакать и не спорить с ним. И главное ограничение в быту – жесткая экономия, и в первую очередь на еде. За два-три года работы за границей люди пытаются создать себе материальную базу на всю оставшуюся жизнь. Эти два-три года как бы вычеркнуты из жизни. Отсюда и неустроенный быт за границей, ограничение себя в самом необходимом. Считается хорошим тоном, особенно среди младшего персонала, выражать свой патриотизм следующим образом: «Да видал я эту заграницу в гробу в белых тапочках. Да я дома в тыщу раз лучше живу. Если б не машина…»

На машину за границей можно накопить в среднем за год, существуя в режиме строгой экономии. Первый год стараются накопить, ограничивая себя во всем, а когда соберут нужную сумму – экономия уже вошла в привычку, становится нормой, образом жизни. Экономят, прежде всего, на еде. Конечно, никто не голодает, хотя и такие случаи известны. Но рацион строго ограничен. На еде экономят даже те, кто не первый раз за рубежом и условия жизни которых на родине вполне сносные. Подспорьем в такой экономии, как ни парадоксально, являются отечественные продукты. Их привозят с собой, их получают в посылках, привезенных контрабандой с оказией. Второй способ доступен лишь тем, у кого близкие друзья или родственники в Москве занимают достаточно высокие посты, чтобы впарить продовольственную посылку отъезжающему за границу, тем более, что инструкция запрещает перевозить предметы, принадлежащие третьим лицам. Во всех странах Европы запрещен ввоз продовольственных товаров, в частности мяса, мясных продуктов, свежих овощей и фруктов. Это и понятно. Государство защищает себя от проникновения зараженных продуктов и растений на свою территорию. Такое же запрещение действует и при въезде в СССР. Поэтому любой, кто везет с собой скоропортящиеся продукты, рискует пережить неприятные минуты на границе. Тем не менее, командированные рискуют и продукты с собой везут. Крупы, макароны и другую снедь. Иногда что-нибудь и более существенное. Так, Люська-новая, возвращаясь из отпуска, благополучно провезла с собой ящик свиной тушенки, которую ее не очень состоятельные родители добывали не без труда, отстаивая длинные очереди в магазинах Минска. Попытка Люськи уговорить знакомых, приезжающих из отпуска, повторить ее подвиг и привезти ей очередную порцию этого деликатеса, успеха не имела.

Широко известен в коридорах «Внешторга» случай, когда ответственный сотрудник МВТ, направлявшийся в краткосрочную командировку за границу и имевший дипломатический паспорт, вез для сына еще более ответственного лица десятикилограммовую картонную коробку свежезамороженного мясного филе. Он благополучно миновал все границы с этим грузом. Но за время пути мясо подтаяло, упаковка размокла, и со своей кровавой ношей несчастный ступил под высокие своды вокзала в страшном виде. Хорошо, что встречали его многочисленные коллеги, окружив плотным кольцом, а если б замешкались, то не миновать бы бедолаге объяснений в ближайшем полицейском участке.

Однажды на Кельнском вокзале я оказался свидетелем другого замечательного зрелища. Московский поезд уже отошел на Аахен (стоянка в Кельне 5 минут), а на платформе осталась стоять интересная дама средних лет, которую, видимо, не встретили. Рядом с ней находился багаж – пара чемоданов, а обеими руками она крепко держала, прижимая к груди, внушительную стопку картонных ячеек с сырыми яйцами. Вид у нее был донельзя растерянный. Пикантность этой сцене придавало то, что любительница яиц была одета достаточно элегантно – в норковом жакете, туфлях на высоких каблуках и съехавшей на затылок большой фетровой шляпе, которую поправить она никак не могла. Тем не менее по сырым яйцам в ней легко можно было опознать нашу соотечественницу. Я подошел, чтобы вывести ее из ступора. Оказалось, что приехала она на полгода в командировку по линии то ли ТАСС, то ли АПН. Почему-то ее не встретили. Такое редко, но бывает. К счастью для нее, мы с Виктором Семеновичем встречали моего знакомого из Москвы. Вместе с приехавшим знакомым мы загрузили незнакомку в «Жигули» и отвезли в Торгпредство.

Немалую роль в экономии на еде играет и подножный корм – грибы и рыбалка. Особенно, говорят, в Финляндии. Но и здесь, в Германии, леса густые и водоемов немало. В Торгпредстве местком организует по выходным специальные поездки на автобусе за грибами для сотрудников, не имеющих своего транспорта. С рыбалкой сложнее, так как требуется приобретение лицензий на отлов рыбы. Ясно, что такие лицензии из советских граждан никто не покупает. Их приобретают и «дарят» или сдают во временное пользование заинтересованные фирмы своим советским контрагентам. И «тихая охота», и рыбалка дают возможность совмещать приятное с полезным.

Среди советских специалистов, работавших на одном из совместных предприятий, ничем не выделялся скромный наладчик из Тольятти по фамилии Иванов. Он был отличным работником, примерным мужем и большим любителем природы. Почти непьющий. Все свободное время они с женой проводили в парке. Гуляли, дышали свежим воздухом. В парке имелось несколько проточных прудов. Один из них облюбовали полуручные утки, готовые брать корм прямо с ладоней посетителей. Конечно, не только Степан Матвеевич с женой были завсегдатаи этого парка. Но они очень любили уединения. И вдруг мы узнаем страшную новость – забрали нашего любителя природы в полицейский участок… За что? За смекалку. Где? Прямо в парке. В это невозможно было поверить. Оказалось, Степан Матвеевич придумал оригинальный способ охоты на дичь. Он уже около года работал за границей, до накопления вожделенной суммы на покупку «Волги» оставалось совсем немного. Надо отметить, что строжайшая экономия привела его к значительной потере собственного живого веса. Одежда, в которой он приехал из СССР, висела на нем как на вешалке. Прекрасные габардиновые брюки свободно болтались на его тощих, как жерди, ногах. Видимо, это болтание штанин и навело его на мысль открыть сезон утиной охоты придуманным им оригинальным способом. Он смастерил «удочку» на доверчивых птичек. На леску цеплялся крючок с наживкой. Свободный конец лески наматывался на ладонь, другой конец через фальшь-карман пропускался в штанину таким образом, чтобы крючок с наживкой волочился по земле. Оставалось только набраться терпения. Когда утка хватала наживку, он резким движением руки подсекал ее и втягивал трепещущее тело жертвы в штанину. За этим милым занятием и застукали его местные жители. Вызвали полицию. Кончилось все печально. Господину Иванову грозили суд и уплата огромного штрафа. Но бедолагу свои же выручили, выдворив в 24 часа на Родину. Уж и не знаю, сбылась ли его мечта об автомашине. У большинства побывавших за границей она сбывается, надо только очень к этому стремиться.