Электронная библиотека » Светозар Чернов » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 4 июня 2020, 10:40


Автор книги: Светозар Чернов


Жанр: Исторические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 6. В океане

За шесть часов поезд с Паддингтона доставил Фаберовского в Ливерпуль на Лайм-стритский вокзал, и уже спустя десять минут кэб высадил его у причала Принца. Погода была по-зимнему мерзкая: шел ледяной дождь, временами ненадолго сменявшийся мокрым снегом. Спросив у носильщика, где будет посадка на «Адриатик», поляк накинул на голову капюшон ольстера, и, подхватив чемодан, среди других прибывших с поезда пассажиров прошел по узкому перекидному мостику на причал.

Ливерпульский плавучий причал был, пожалуй, самым скрипучим и длинным чудом света – почти полмили от одного конца до другого. Двенадцать лет назад накануне торжественного открытия он полностью сгорел и, чтобы ливерпульцам было чем гордиться до шестидесятых годов следующего века, за два года был отстроен заново точно таким же длинным и скрипучим, как и раньше. Фаберовский ступил на него в качестве пассажира впервые. Прежде он бывал здесь только по указанию Поллаки, когда негласно встречал у таможни прибывавших из Америки, провожал уезжавших туда или покупал у стюардов сведения о пассажирах. Теперь ему самому предстояло отправиться отсюда в Новый Свет.

Спустя каких-нибудь два-три часа он выйдет на пароходе в океан и неделю будет болтаться между небом и бездонной пучиной.

Под настилом скрипели понтоны. Вода между ними раздраженно плюхала, словно призывая его вернуться на набережную и сдать билет обратно в пароходную контору.

«Как же, сдать билет! – пробормотал про себя Фаберовский. – А где я возьму динамит? Где я возьму деньги на дом и чем я буду жить?»

Каждой пароходной компании был отведен участок причала с этакими чугунными столбами-воротами, с которых на цепях опускались сходни. Через соседние ворота уже заканчивали посадку на грязный колесный пароход, который должен был доставить пассажиров к трансатлантическому лайнеру. На тендер же к «Адриатику» посадка еще и не начиналась. Пассажиров было по-зимнему мало, всех вместе, и первого, и второго класса, чуть более полусотни. Все они поместились под навесом для багажа, пытаясь найти там убежище от дождя. Не пожелав толкаться вместе со всеми под навесом, где пахло сыростью, но более даже мокрой кожей чемоданов и сундуков, Фаберовский поставил свой чемоданчик в лужу около фонарного столба и сел на него сверху, прикрыв полами ольстера.

Среди его будущих спутников выделялась группа женщин в трауре и капорах с черными розами. Все они были без багажа и молча обступали мужчину с черной лентой на котелке. У ног этого господина стоял потертый сундук «Скарборо», выдававший в хозяине бывалого путешественника. Чуть дальше стояли несколько коммерсантов в тяжелых пальто и котелках, высокомерно попыхивая сигарами. Два молодых человека были, скорее всего, возвращающимися из командировки в Европу офицерами американской армии.

Облаченный в серый инвернесский плащ с пелериной мужчина с курчавой рыжей бородой поставил рядом с поляком чемодан и тоже сел на него.

– Тендер еще не подавали? – спросил он с рокочущим шотландским акцентом. – Я уже подходил сюда минут сорок назад, но мне сказали, что тендер повез на «Адриатик» какую-то шишку с семейством и прислугой, а остальных заберут позже. Это, случаем, не наш пароход прямо напротив?

Фаберовский взглянул на реку, где по рябящей от дождя поверхности сновали буксиры и тендеры, на лес мачт в доках и остановил взгляд на ближайшем из океанских пароходов, что нетерпеливо пускали в небо клубы черного дыма.

– Судя по красному флагу с белой кляксой посередине и по красной трубе, это какой-то из пароходов «Америкен лайн» на Филадельфию, – ответил он шотландцу. – Я не могу разглядеть отсюда его название.

– «Бритиш Кинг», – прочитал, прищурившись, его собеседник.

– Он сейчас уйдет, раз флаг компании на мачте подняли. А за ним пароход «Аллан Лайн». А наш, значит, еще дальше, вон за тем военным транспортом.

Под навесом началось бурное движение. Доставившие с лондонского поезда багаж грузчики довольно бесцеремонно начали теснить пассажиров, громоздя друг на друга ящики, сундуки и чемоданы, и пассажиры, ругаясь и ворча, выползли под дождь и сиротливо сгрудились среди своих тюков и саквояжей. Где-то там под навесом должен был оказаться и сундук Фаберовского, отправленный им прямо из Лондона через пароходную контору на Маддокс-стрит.

Тем временем «Бритиш Кинг» снялся с якоря и величественно двинулся в сторону устья Мерси, а у ворот ошвартовался уайтстаровский тендер, и бок о бок с ним еще один такой же пароход – для багажа. Были опущены на цепях мостки, сходни перекинуты с одного тендера на другой. Озябшие и промокшие пассажиры бросились к воротам, следом за ними двинулись из-под навеса дюжие портовые носильщики с сундуками и чемоданами, у сходен пассажиры с грузчиками перемешались и в полном беспорядке полезли на пароход.

Фаберовский с шотландцем тоже присоединились к толпе. Огромные сундуки на плечах носильщиков сбивали с дам капоры, отдавая затейливые прически во власть разъяренной стихии. Джентльмены разражались ругательствами, но краткие и веские пояснения сложившейся ситуации из уст носильщиков сразу же заставляли их умолкнуть. Только новый знакомый поляка сумел одержать верх в словесной перепалке, сказав здоровяку, побагровевшему от натуги:

– Вы немощны, как трехлетний младенец. Кажется, вам здесь не место. И поосторожнее с сундуком, там коллекция английских пушечных ядер, собранная мною в Крыму этим летом.

На тендере часть пассажиров забилась в общую каюту на главной палубе. Те, кто не поместился туда, спрятались под кургузым тентом на корме. Ольстер Фаберовского к этому времени уже промок почти насквозь, так что поляк и здесь решил не прятаться от дождя, а поднялся на площадку на кожухе колеса. За ним последовал и шотландец, успевший в толкотне представиться инженером Александром Мактарком из Глазго. Последний багаж пронесли на соседний тендер, и оба парохода засвистели, заплескали колесами, отдали швартовы и отчалили в дождь, который моросил, чередуясь со снежной крупой. Иногда налетал порыв ветра, и тогда вся вода, накопившаяся на тенте, сливалась прямо за шиворот пассажирам, сидевшим на скамейках на корме.

Вскоре тендер, миновав стоявший на якорях броненосец и два больших грузовых парохода, шедших навстречу, приблизился к океанским лайнерам. Их черные туши, издали с причала казавшиеся величественными, теперь вблизи выглядели не столь уж внушительно. И вот на них сквозь зимние шторма предстояло пересечь всю Атлантику! Палубы обоих лайнеров у трапов были ярко освещены, на первом, аллановской линии, уже заканчивалась погрузка пассажиров, и оставшиеся поднимались с тендера на борт.

– Эй, Джо! – крикнули с мостика аллановского парохода. – Принимай груз. Опять нам сунули два ваших чемодана.

– Надеюсь, что ваша коллекция крымских ядер едет на нужном тендере, – сказал Фаберовский Мактарку, когда саквояжи шлепнулись на тент, в очередной раз устроив пассажирам ледяной душ.

Тендер дошел до «Адриатика», засвистел и застопорил машины, а затем стал отрабатывать задним ходом к борту парохода. Пассажиры третьего класса, толпившиеся на корме, встретили прибытие Джо радостным свистом и криками.

– Пожалуй, я сегодня перебрал, джентльмены, – крикнул капитану «Адриатика», задирая голову, общительный Джо, когда его суденышко со всей дури шандарахнуло в борт. – Второй раз за день! И не надо, леди и джентльмены, ругаться, ну и что такого, что вы попадали с ног! Не за борт же! Я за всю жизнь ни разу не купал ни одного пассажира. Сам падал, было дело, а пассажиры – это святое. И давайте все на пароход, вас там ждет прощальный ужин!

– Я помню этого Джо, – сказал Мактарк Фаберовскому, который едва успел отскочить, когда тендер ударился и проскреб со страшным скрежетом по железному боку «Адриатика». – Мало кто знает, что среди экипажей трансатлантических лайнеров пассажиры, привезенные Джо, считаются дурной приметой.

С палубы парохода на тендер перебросили сходни, и двое матросов, спустившись по ним, стали принимать пассажиров. Фаберовский и Мактарк оказались среди первых, кто поднялся на борт. Наверху при входе их встретил капитан, за которым выстроились офицеры парохода в синих двубортных пальто с золотыми пуговицами, и ряд стюардов в синих куртках. Стоявший тут же портовый инспектор проверил у поляка билет, и Фаберовский отправился искать свою каюту.

Озябшие и продрогшие пассажиры, перешагнув через высокий порог двери, ведущей на главную лестницу, из неприглядной мокроты и холода зимнего вечера оказывались внезапно на ступенях сказочного плавучего дворца, где было светло, тепло и сухо. На ходу вытирая платком очки, Фаберовский прошествовал по красному ковру парадной лестницы вниз, в сени перед главным салоном, где стоял большой медный гонг, а на стене в богатой раме висела карта Северной Атлантики.

Поляк свернул из коридора в короткий боковой проход, куда выходили двери двух противоположных кают. Позади коридорчик внезапно заполнился дамами в трауре, провожавшими в Америку того самого джентльмена в котелке с креповой лентой, который привлек внимание Фаберовского еще на причале, поэтому поляк поспешил укрыться у себя в каюте. Джентльмен вошел в каюту напротив, и женщины последовали за ним. Сквозь открытую дверь и неплотно задернутые портьеры было видно, как леди в трауре всхлипывали, трагично бормотали и норовили поцеловать джентльмена.

Засунув саквояж под нижнюю койку, Фаберовский сел на диван и с интересом осмотрел каюту, которой предстояло стать его жилищем в ближайшие десять дней. Каюта была не слишком велика: две довольно широкие койки друг над другом, обтянутый зеленым бархатом диван, на котором он сейчас сидел, и умывальник с мраморной столешницей, двумя никелированными раковинами и надраенными до блеска латунными кранами холодной и горячей воды, едва умещались в ней. Однако агент в конторе на Маддокс-стрит, продавший поляку билеты, сказал, что зимой путешествующих мало, так что он будет, вероятнее всего, в каюте один.

В круглом матовом плафоне уютно горела электрическая лампочка. Фаберовский убедился, что из кранов действительно набирается горячая и холодная вода. Он с интересом потрогал кнопку одного из электрических звонков для вызова стюарда, и собрался было покинуть каюту и отправиться получать свое место за обеденным столом, когда раздался колокол, требовательно призывавший всех провожавших срочно покинуть борт парохода и вернуться на тендер. Дамы в черном поспешно вывалили из соседней каюты обратно в коридор. Фаберовский подождал, пока они уйдут, выждал еще пару минут и отправился в салон, но у главной лестницы столкнулся со своим соседом, проводившим родственниц. Тот возвращался в каюту.

– Сэр, ведь это вы будете занимать каюту напротив меня? – спросил он у поляка. – Могу я пригласить вас на минутку к себе? Или вы очень торопитесь занять место за столом?

– Нет, не тороплюсь.

Каюта соседа была зеркальным отображением собственной каюты Фаберовского, только на диване стояла фотография, весьма похожая на карикатуру из «Панча» «Старая Европа уходит». Уголок фотографии пересекала наискосок черная траурная ленточка.

– Это моя бесценная супруга, миссис Крапперс, – джентльмен взял в руки фотографию. – Оставила нас полтора месяца назад. Никак не могу в это поверить.

Вдовец тяжко вздохнул и бережно поставил фотографию на прежнее место.

«Он будет с ней спать и всю ночь тяжело вздыхать за стенкой», – подумал поляк.

– Стивен Фаберовский, журналист.

– Я тоже автор трех книг, – быстро сказал вдовец, не дав ему продолжить. – Вы, должно быть, слыхали о Самюэле Крапперсе? Так вот, это я. Я возглавляю трезвенников и абстинентов Манчестера, а мой друг Кейн, член парламента от Барроу-на-Фарнессе, уже два года как организовал и возглавляет Национальную федерацию трезвости.

– Это тот Кейн, который состоит благочинным при либерал-юнионистах и по имени которого их прозвали «кейновой печатью»? Не могу сказать, что я разделяю его политические взгляды, а также ваши общие взгляды на алкоголь, сэр.

– Сэр, то, что я в Англии возглавляю манчестерских трезвенников, не означает, что я не могу употреблять алкоголь в тех случаях, когда это необходимо для моего здоровья. Я ужасно продрог на причале и намерен что-нибудь выпить. Вам тоже это необходимо, сэр. Я опытный путешественник и уверяю вас: если сейчас не принять глоток виски или бренди, наутро вы будете совсем больной, а нам предстоит тяжелое путешествие через зимний океан.

Мистер Крапперс выдвинул из-под своей койки плоский чемодан, в котором под одеждой лежали, как павшие воины, многочисленные бутылки, и стал доставать их, ставя рядом с чемоданом на ковер.

– Вот мартелевское бренди, вот бренди «Курвуазье» два бриллианта, вот «Эксшо» № 1. Или может быть виски: шотландский, ирландский? «Лохьел», три звезды? «Башмиллс»?

– Черт побери! – сказал потрясенный поляк. – Если вы главный трезвенник Манчестера, то каков же тогда главный пьяница?

– В путешествии, сэр, виски или бренди не являются греховным увеселением, – наставительно сказал Крапперс. – Они являются горькой необходимостью, поддерживающей наши физические силы. Так вы что будете?

– «Курвуазье», конечно.

На звук откупоренной пробки из-за портьеры выглянул стюард.

– В следующий раз закрывайте дверь, – недовольно сказал Фаберовскому вдовец, когда голова стюарда исчезла. – Мы не должны подвергать малых сих искушению приложиться к нашей бутылке, когда они убираются у нас в каюте или сменяют белье.

Бренди было разлито в два походных складных стаканчика.

Без четверти шесть, когда уже был опрокинут не один такой стаканчик, а в бутылке было видно дно, Фаберовский оставил мистера Крапперса наедине с его горем и поднялся на верхнюю палубу. Багаж уже был перегружен на пароход, и тендер отваливал от борта, вспенивая черную воду колесами.

Гудок «Адриатика» проревел так, что заложило уши. Фаберовский даже потряс головой. Когда вновь стали различаться звуки, он услышал со стороны кормы грохот якорных цепей. С ходового мостика, где можно было различить смутные фигуры капитана и лоцмана, подали команду «Малый вперед», по пароходу прошла дрожь, и огни в городе и на доках медленно поплыли назад. Вот и все. Следующий раз на твердую землю удастся ступить уже только в Нью-Йорке, если «Адриатик» удачно продерется сквозь жестокие штормовые ветра, свирепствующие в Атлантике зимой.

– Сэр, – окликнул Фаберовского стюард, руководивший погрузкой крупного багажа в трюм. – Пройдите в главный салон, там назначают места за столом. А потом будет отвальный ужин.

Обеденный зал занимал всю ширину парохода. Немногочисленные пассажиры обоих классов большей частью уже собрались. Старший стюард со списком в руках распределял кресла за двумя длинными столами в середине зала, выдавая каждому билетик с номером его места. Правый стол считался капитанским, кресло во главе его принадлежало самому капитану «Адриатика», а ближайшие двенадцать кресел были самыми почетными. Левый стол находился под патронажем судового эконома. Здесь старались обосноваться холостяки всех возрастов, а также представители той хитрой породы коммивояжеров, которые в Англии были благополучно и счастливо женаты, но на борт трансатлантических пароходов всходили закоренелыми холостяками, норовившими окружить себя гаремом из имевшихся на борту незамужних девиц. Старший стюард с ловкостью опытного придворного шталмейстера определял социальный статус очередного пассажира. Если возражений и особых пожеланий насчет места не было, стюард вручал пассажиру нумерованный билет и проставлял соответствующую цифру против фамилии в своем списке.

Хотя Фаберовский явился одним из последних и должен был бы довольствоваться местом в отдалении от почетного конца стола, оказалось, что инженер Мактарк позаботился о том, чтобы его нового знакомого посадили рядом с ним. После поляка в очереди к стюарду стояла только супружеская пара, доктор и миссис Мэй, получившие третье и четвертое места по правую руку за капитанским столом.

Пассажиры разошлись по каютам, и Фаберовский воспользовался моментом, чтобы переодеть вымокшую на пристани одежду и обувь. Спустя полчаса раздались громкие и довольно неприятные удары гонга. Оба стола были накрыты белоснежными льняными скатертями, все было украшено в честь отплытия живыми цветами в хрустальных вазах.

Перед каждым из вращающихся кресел стояла накрахмаленная салфетка, свернутая и перехваченная костяным кольцом, номер на котором соответствовал номеру выданного стюардом билетика. Первый и последний раз за путешествие вся публика за столом была вместе.

Кресло Фаберовского оказалось в капитанском конце через одно от мактарковского – шотландец пояснил, что в Квинстауне к нему присоединится его племянница.

– А эти места около капитана кому? – капризно спросила доктора жена, усаживаясь на свое место.

– Откуда же я знаю, милочка, – доктор нацепил на нос пенсне и наклонился к карточке, лежавшей напротив углового места. – Мистер Уильям Колли Ашуэлл. Не знаю такого.

Зато Фаберовскому имя Ашуэлл говорило о многом. Уильямом Ашуэллом звали американского банкира и зерноторговца, обратившегося к Поллаки года три назад с просьбой отыскать исчезнувшую жену. Поллаки, принявший уже к тому времени решение отойти от дел, поручил поиск Фаберовскому, и тот быстро выяснил, что пропавшая жена на самом деле сбежала на континент с молодым любовником по имени Йен Стивенсон, белокурым красавчиком, служившим клерком в отделении Вестморлендского банка в Норвуде. Через неделю поляк настиг беглецов в Люцерне, в гостинице «Швайцерхоф». И вот тут ввиду прекрасного Фирвальдштетского озера его попутал бес. Сколько раз в поисках неверных жен и сбежавших от домашнего очага дочерей он посещал красивейшие места Европы, но видел там только гостиничную прислугу, консьержей, почтовых чиновников и проституток, у которых нужно было раздобывать нужные сведения. Ну, неужели он хоть раз в жизни не мог позволить себе хотя бы той же свободы, что и люди, за которыми он следил! Мистер Стивенсон был пойман им в тот момент, когда пытался пробраться мимо портье, уже второй день напоминавшего о необходимости оплатить счет за сервированный в номер ужин.

«Я известил мистера Ашуэлла о вашем здесь пребывании. Через два дня он будет в Люцерне и к „Швайцерхофу“, „Люцерн Хофу“, „Националю“, „Бориважу“ и „Энглишер Хофу“ добавится гостиница „Банкклерк Хоф“. С привидением, очень похожим на вас. Но мне не хотелось бы этого, я частный детектив, а не пособник взбешенным мужьям в человекоубийстве. Я попробую уговорить его отказаться от его людоедских намерений, а вы пока укройтесь в Вене, вот вам два билета на вечерний поезд».

Мистера Стивенсона уговаривать не пришлось. На том же поезде Фаберовский покинул Люцерн, проследил любовников до гостиницы, а через день, осмотрев Вену, посетил их и сообщил, что мистер Ашуэлл уговорам не внял. Денег на дальнейшее бегство у Стивенсона не было, и Фаберовский нехотя дал себя уговорить спасти их на этот раз. Он был достаточно сговорчив и в Стамбуле, и в Триесте, и в Афинах, и в Венеции, где они прятались в отеле «Даньели» целых три дня. Затем они бежали в Рим, оттуда в Барселону, Севилью, Мадрид, Биарриц, пять дней скрывались в Монте-Карло, и каждый раз Фаберовский отправлял Ашуэллу в Лондон подробный отчет о громадных расходах, понесенных им в погоне за беглецами по всей Европе, которые щедро возмещались. К Парижу любовники уже ненавидели друг друга, отравляя своими скандалами Фаберовскому удовольствие от поездки. Поэтому когда он, наскучив бесконечными склоками, предложил миссис Ашуэлл добровольно вернуться к мужу, а мистеру Стивенсону убраться восвояси, возражений с их стороны не последовало. Ашуэлл по-княжески наградил Фаберовского и вскоре отбыл с обретенной женой в Нью-Йорк.

Поляку очень хотелось, чтобы тот мистер Ашуэлл, который плывет сейчас с ними на «Адриатике», оказался не тем, с которым он тогда имел дело. Но, увы, когда в зал вошла чета Ашуэллов, Фаберовский сразу узнал своего бывшего клиента. Банкир выглядел довольным и даже помолодевшим со времени их последней встречи, но у него была совсем другая жена, да еще и с животом!

– Скажите, джентльмены, я в списке пассажиров видел Сэма Барбура, – сказал Ашуэлл. – Он что, еще не подходил?

– Самюэль Барбур – это я! – сказал, приподнявшись, юный прыщавый джентльмен, сидевший на самом углу по левую руку от капитанского места.

– Ах, жаль, – сказал банкир. – А вы, мистер Фаберовский, не были знакомы с горным инженером Сэмом Барбуром из Монтаны?

Фаберовский жалобно помотал головой.

– Ну, при случае в Нью-Йорке я вас с ним познакомлю. Он часто приезжает туда по делам.

Подали припущенную в маринаде треску, тушеные почки в томате с картофельным пюре и омлет на тостах, холодный ростбиф, телячьи языки, пикули, русский салат и компот из абрикосов. За ужином все перезнакомились. Кроме Ашуэллов, Мэев, Мактарка с Фаберовским и юного Барбура, за капитанским столом между креслами Барбура и шотландца пустовало место Крапперса. Слева от Фаберовского сидел американец мистер Кэри с женой и юной дочерью, а прямо напротив него – молодая американка по имени Молли Дуайер и канадский приятель доктора, бухгалтер Стиринг с женой.

Присутствие Ашуэлла на «Адриатике» сильно тревожило поляка. Он очень ясно представлял себе их первую встречу наедине. «Вы едете в Нью-Йорк, мистер Фаберовский? Очень хорошо, я покажу вам, как у нас в Америке обращаются с мошенниками». Вот он, паук, сидит на углу стола и скалит зубы, бросая в сторону своей беззащитной жертвы насмешливые взгляды.

Фаберовский отвел взгляд от банкира и остановил его на своей визави. Американка пристально изучала мужчин за столом. Она быстро потеряла интерес к Барбуру, долго и пристально разглядывала Мактарка, словно препарируя его на анатомическом столе. «У нее красивые серые глаза», – неуклюже подумал Фаберовский, когда мисс Дуайер, густо покраснев под пудрой, начала ковырять вилкой костлявую рыбу.

– Леди и джентльмены, – Ашуэлл жестом подозвал стюарда, – предлагаю для начала выпить за знакомство.

Последовав совету Мактарка не наедаться и сославшись на то, что ему надо проведать Крапперса, состояние которого внушает опасения, Фаберовский покинул собрание. Но к Крапперсу поляк не пошел, а вместо каюты поднялся по главной лестнице на прогулочную палубу.

Здесь уже было совсем темно, правого берега не было видно вообще, только вдали виднелись огни судов, идущих по проливу между Англией и Ирландией. «Адриатик» приближался к выходу в залив, ветер уже начал многообещающе подвывать в снастях, из трубы в черное небо валил черный дым. На крыле мостика стояли в непромокаемых плащах, блестевших в смутном свете из рулевой рубки, капитан и пожилой толстый лоцман.

– Трап с левого борта! – скомандовал капитан, и они с лоцманом вошли в рубку.

Фаберовский тоже перешел на левую сторону. По мелководью, ближе к пароходу, ветер гнал крупную рябь, дальше впереди, уже в заливе, был виден черный силуэт плавучего маяка с двумя мачтами, на одной из которых ослепительно ярко горел белый фонарь. От него в сторону «Адриатика» направлялся лоцманский бот с поднятыми парусами.

Внизу затопали матросы и с руганью выкинули за борт веревочный трап. Капитан с лоцманом вышли на левое крыло и старый моряк неспешно перелез на ванты.

– Говорят, пассажиров сегодня привез Джо? – спросил лоцман у капитана, спускаясь вниз в шлюпку, буксировавшуюся у борта парохода. – Ну, желаю, чтобы все обошлось.

– Отваливай! Полный ход!

Фаберовский увидел, как шлюпка с лоцманом отвалила в сторону и исчезла в темноте за кормой набиравшего ход парохода. Ему хотелось еще постоять на воздухе, но внизу, на верхней палубе, уже стали раздаваться пьяные голоса. Обед закончился и Ашуэлл мог в любой момент подняться наверх. Поэтому Фаберовский поспешил укрыться в каюте и завалился спать.

Ночью началась качка, повешенный на двери ольстер раскачивался, словно пьянчуга, и размахивал рукавами. Внезапно пробудившийся вдовец и трезвенник в каюте напротив в истерике вызвал стюарда и потребовал, чтобы его гроб не раскачивали, ведь когда он хоронил жену, ее несли к могиле покойно и уважительно. Стюард стал терпеливо объяснять, что на этом месте при переходе из Ливерпуля в Куинстаун всегда качает, но вдовец на полуслове захрапел и больше не просыпался до самого Куинстауна.

В восемь утра звук гонга разбудил Фаберовского на завтрак. Успокаивающе дышала машина, в каюте Крапперса перекатывались по полу пустые бутылки. Фаберовский умылся, привел себя в порядок и вышел в коридор. За портьерой в каюте вдовца раздался протяжный стон, и Фаберовский решился заглянуть к соседу. Крапперс стоял на коленях перед диваном, положив голову со слипшимися волосами на залитую коньяком синюю подушку. Рядом с ним на диване лежала библия, заложенная фотографией покойной жены, и порожняя бутылка из-под виски. Похоже было, что безутешный абстинент уничтожил за ночь все свои запасы спиртного и будет очень раскаиваться в этом, когда проснется.

Вчера Мактарк посоветовал Фаберовскому записаться у стюарда на утреннее время для посещения ванной комнаты, куда всегда много желающих, но поляк этого вовремя не сделал и потому решил записаться хотя бы на сегодняшний вечер. Однако очередь на грифельной доске рядом с дверями ванной была расписана на весь день до полуночи, а весь закуток в конце коридора был заполнен раздраженными дамами с полотенцами в руках.

– Почему моя фамилия стерта с доски?! – возгласила за спиной у Фаберовского мисс Дуайер. – Стюард записал меня на восемь часов!

– Потому, милочка, что вы опоздали, – сварливо сказала бухгалтерша Стиринг. – Уже двадцать минут девятого.

– Ну и что с того, что я опоздала?

– Мы вообще удивились, что вы решили принять ванну, – буркнула, прячась за спину бухгалтерши, юная мисс Кэри. – Мой папа говорит, что американки не любят брать ванну.

Не дожидаясь дальнейших событий, Фаберовский юркнул в дверь с толстым вертикальным цилиндром на косяке, похожим то ли на раскрашенный в красно-сине-белую полоску короткий поручень, то ли на гигантскую рождественскую конфету – в дверь судовой цирюльни. Когда он вышел обратно, побритый и освеженный, очередь в ванную уже рассосалась и только мисс Дуайер, красная от досады, ждала перед дверью, из-за которой доносился плеск воды и пение мисс Кэри.

Если вчера оба длинных стола в обеденном зале были почти полностью заняты, то за завтраком количество пассажиров убавилось на треть. Ашуэлл с женой уже были на месте, из соседей по столу по понятным причинам отсутствовала американка, и не смогли прийти Крапперс и Барбур – как пояснил доктор Мэй, юноша присоединился вчера после ужина к джентльменам за соседним столом. Завтрак прошел молча. Судя по подозрительным взглядам, которыми перебрасывались соседи, многие тоже еще не оправились до конца от вчерашней отвальной.

После завтрака в салоне на мачте была подвешена сумка для почты, и многие пассажиры, получив у стюарда бумагу и письменные принадлежности, принялись скрипеть перьями, составляя последние послания родным и друзьям в Англии. Мактарк тоже пристроился скрипеть пером. Фаберовский было вознамерился удрать подальше от Ашуэлла, но банкир опередил его и, подведя под локоть свою беременную жену, попросил разрешения представить его своей супруге. Она была природной англичанкой родом из Кента, красивой и немногословной. Сухо поздоровавшись с поляком, она отошла к столу, сославшись на то, что не очень хорошо себя чувствует, а Ашуэлл крепко взял Фаберовского за локоть и вывел из салона к каютам в носовой части парохода.

«Ну вот, начинается», – подумал поляк и спросил, решив начать тяжелый разговор первым:

– А что стало с вашей первой женой?

– Она умерла через два месяца после приезда в Америку, – на удивление добродушно пояснил Ашуэлл. – Когда она рассказала мне, что это не они бегали от вас по всей Европе, а вы таскали их все это время, я, признаюсь, намеревался сурово покарать вас, но очень быстро оценил вашу практичность. За эти несколько месяцев скитаний по дешевым гостиницам она так наелась жизни со своим любовником, без нормальной ванны, без камеристки, без всего того, к чему она так привыкла в моем доме, что до самой смерти ей уже больше ничего не хотелось. Да и ваш совет не делать с ней ничего, пока я не остыну, и уехать на время в Америку, был весьма правильным. Сейчас я даже рад, что вы показали ей Европу, ведь она так хотела посмотреть ее, а у меня никогда не было на это времени. Благодаря вам меня не так мучит совесть.

– Но пойдемте, я хочу вам кое-что показать. – Ашуэлл завел Фаберовского в первый же узкий коридорчик между каютами по правому борту. – Вот это наша с женой каюта, а вот тут находится мое сокровище.

Ашуэлл толкнул дверь каюты и пропустил Фаберовского вперед. Каюта была побогаче, чем та, в которой обитал сам поляк. Здесь был роскошный диван, два мягких кресла, позолоченные краны в умывальнике, и подвесная люлька с широким кружевным пологом. Нянька откинула полог, и на поляка вытаращила глаза годовалая девица с изящным резиновым кольцом для зубов во рту.

– Моя дочь! – Ашуэлл сиял. – Она стоит десять миллионов долларов!

От первого брака у банкира не было детей, и отсутствие наследника послужило одной из причин случившейся тогда истории.

– Грейс еще и сына мне родит, – уверенно сказал Ашуэлл. – Она уже на девятом месяце. Доктор обещал мальчика. Что вы так недоверчиво качаете головой? Фома неверующий! Вот увидите: родится сын, и я вам всем, неверующим, назло назову его Томасом.

– А вы не боитесь на таком позднем сроке везти жену через океан?

– Я хочу, чтобы мой мальчик имел право стать президентом Северо-Американских Соединенных Штатов!

Когда поляк поднялся на прогулочную палубу, земля была совсем близко. Из залива, пуская в небо клубы дыма и переваливаясь на волнах, к ним уже направлялся невзрачный пароходик с гордой надписью «Америка» на борту. В чистой воде Ирландского моря колыхались зеленые водоросли. Берега были покрыты зеленым, шевелящимся от ветра, кустарником.

Фаберовский прошелся по прогулочной палубе, с интересом разглядывая «Адриатик» при свете дня. На грот-мачте развевался красный двухвостый вымпел с белой звездой. В иллюминаторе палубной надстройки позади мостика Фаберовский рассмотрел огромный стол с разложенными на нем картами и лоциями, и кожаный диван. Тут, видимо, находилось логово капитана.

Тем временем «Америка» ошвартовалась у борта парохода, и на нее были переброшены сходни. «Адриатик» качало, а «Америка» вообще прыгала как мячик, поэтому матросы переводили пассажиров с тендера на лайнер по одному. Сперва по сходням поднялись человек десять эмигрантов, которых направили в помещения третьего класса, где они сразу же попали в руки судового врача. Потом на борт прошли несколько элегантных джентльменов и симпатичная девушка в дорожном манто, которую у трапа встречал инженер Мактарк. После чего началась перегрузка с тендера множества кожаных и холщовых мешков с европейской и английской почтой. Среди них был и маленький мешок с почтой для пассажиров и команды «Адриатика», который был тут же вскрыт старшим стюардом. Одно из писем оказалось адресовано мистеру Фаберовскому.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации