Текст книги "Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка"

«Я узнал, что Вы решили совершить поездку в Америку с целью подготовки нашего дела. Во-первых, Вам следовало бы известить меня. Во-вторых, мне кажется, что это не самая лучшая идея: то же самое можно было бы провернуть здесь в Европе быстрее и дешевле. Но коль уж Вы так решили, не забудьте представить по возвращении отчет с фотографиями.

Ваш Брицке».

Фаберовский скомкал бумагу и бросил ее за борт. Ашуэлл, наскучив сидеть внизу, все-таки поднялся наверх и встал рядом с поляком, облокотившись на поручни.

– А вы так и не женились? – спросил он. – Мне помнится, вы упоминали тогда, что сделали предложение дочери вашего шефа, мистера Поллаки. Значит, до сих пор один… Берегитесь, мистер Фаберовский, барышни на нашем пароходе явно отправились на охоту за мужьями. А морской воздух способствует потере осторожности.

– Мне кажется, что они выбрали неудачный сезон для своей охоты, – парировал Фаберовский. – Зимние шторма больше располагают к куртуазным разговорам с Нептуном и нежному общению с леерами и тазиками, чем с дамами.

– Они просто неопытны. Но в их неопытности есть своя прелесть: ведь опытные ловицы мужей обычно уродливы и безденежны. Опять же, зимой конкуренция меньше.

И Ашуэлл похлопал Фаберовского по плечу.

– Мы что, уже в Куинстауне? – раздалось у них за спиной.

Фаберовский обернулся. В дверях, ведущих с главной лестницы, стоял Крапперс, стараясь преодолеть, не задев, высокий комингс. Вид его был ужасен: бледное лицо, мешки под глазами, плохо приглаженные волосы стояли на затылке фазаньим хохолком. Вдовец был в пальто, но по воротничку, пристегнутому только на одну запонку и свисавшему на грудь, было видно, что остальная одежда его в полном беспорядке.

– Да, мы уже у берегов Ирландии, – подтвердил Фаберовский, пропуская Крапперса к лееру. – Родина ирландского виски.

– Ни слова об этом! – Крапперс болезненно сглотнул. – Ко мне ночью кто-то заходил. Это были вы, мистер Фаберовский?

– Я, – криво усмехнулся поляк и подмигнул Ашуэллу. – Мы с вами вместе писали письмо.

– Письмо? Но кому? Моя жена умерла, а ее родню я не желаю видеть!

– Мистеру Кейну, члену Парламента.

Крапперс побледнел еще больше.

– Но о чем мы с вами могли писать Кейну?

– Вы обвинили его в предательстве принципов трезвости и поддержке, ради сиюминутных выгод от союза с консерваторами, схемы компенсации владельцам истекших трактирных лицензий за отказ в их возобновлении.

– Но я не мог такого написать! И оно что – написано моей рукой?!

– Да, вы же не доверили его мне написать!

– Но где оно? Дайте его мне, я его немедленно сожгу!

– Вы сами просили отправить его в Куинстауне, если вы не выйдете к завтраку. Я, как вы и хотели, положил его в сумку для писем, которую повесили в салоне. Вон, кстати, ее несут на тендер.

Крапперс издал вопль ужаса и бросился к трапу.

– Да вы не беспокойтесь так! – крикнул ему вслед Фаберовский. – Возможно, мистер Кейн и не сможет разобрать ваши пьяные каракули.

Крапперс опоздал буквально на несколько секунд: когда он выскочил на верхнюю палубу, сходни были уже убраны и тендер отваливал к берегу, энергично работая гребными колесами. Было видно, что несчастный вдовец даже раздумывал, не прыгнуть ли ему следом, но он слишком медленно соображал в своем болезненном состоянии, и когда решаться на героический поступок стало поздно, сел прямо на палубу и заплакал.

– Что с ним? – спросил Ашуэлл удивленно.

– У него умерла жена. Безутешный вдовец.

Леера под рукой задрожали, вода за кормой «Адриатика» забурлила, и ирландские берега медленно поплыли назад. На палубе команда принялась готовить судно к штормам: задраивались люки, привинчивали штормовые крышки над машинным отделением и огромным брезентом накрывали купол обеденного салона.

Не прошло и двадцати минут по выходе из Куинстауна, как «Адриатик» уже терзали штормовые волны, пароход стало немилосердно качать, и все пассажиры расползлись по каютам. Фаберовский прилег на диванчик и взял в руки купленного за шиллинг «Динамитчика» Стивенсона. Читать было не очень удобно, когда ноги то и дело оказывались выше головы, а пароход скрипел и вздрагивал от ударов волн. Но паровые машины работали бесперебойно, и вместе с добросовестной ирландской руганью стюардов в коридоре создавали ощущение безопасности.

Внезапно около парадной лестницы что-то произошло. Грязно выругался один из стюардов, истошно завизжала какая-то женщина, и коридор наполнился возбужденными и испуганными голосами. Поляк увидел, как стремительно потемнела внизу портьера, а затем в каюту поверх комингса хлынула на ковер вода.

Фаберовский прямо в носках прыгнул в ледяную воду и выдернул из-под койки чемодан. В каюту ворвалась следующая волна, и теперь вода достигала уже середины голени. Пароход повалился на правый борт, возникший водоворот вынес из каюты туфли, и они отправились в путешествие в коридор. Фаберовский взобрался с ногами на диван. Впору было писать новую картину: «Княжна Тараканова по пути в Америку», и получать за нее, как Флавицкий, звание профессора. Из каюты Крапперса выплыл косяк пустых бутылок и последовал вслед за туфлями.

Раздались истеричные крики «На помощь! Мы тонем!», которые перекрыл мощный голос старшего стюарда:

– Чирс, Дадли! Не пускайте их наверх! И задрайте дверь!

Фаберовский натянул спасательный жилет, закатал штаны и, с трудом удерживая полусогнутыми ногами равновесие на ходившей ходуном палубе, пошел выяснять, что же происходит. У нижних ступенек главной лестницы он обнаружил Мактарка в таком же спасательном жилете, его племянницу в одной нижней сорочке, задранной до колен и завязанной сбоку узлом, и старшего стюарда, который утешал икавшую от страха миссис Стиринг. Вода перекатывалась по длинным коридорам от носа к корме и обратно. Из кают в коридоры, вереща от страха и ледяной воды, стали выскакивать полураздетые дамы. За ними торопливо вылезли мужчины, все до одного в спасательных жилетах, уговаривая свои брыкающиеся и голосящие вторые половины не пренебрегать средствами спасения на море.

– Что происходит, Мактарк? – спросил Фаберовский, морщась от наполнившего пароход визга.

– Черт знает, я только прилег отдыхать, а тут какая-то дребедень началась! Я вас еще не знакомил? Моя племянница, мисс Алиса Мур.

– Вот тот юный джентльмен решил, что, несмотря на настоятельную рекомендацию не выходить на верхнюю палубу, ему все-таки надо туда непременно выйти, и открыл дверь, – пояснила девушка, показывая на двух стюардов, волочивших вниз по лестнице Барбура в глубоком обмороке. Он был мокр насквозь, и на лбу его наливалась сиреневым цветом большая шишка.

– Отнесите его к доктору! – распорядился старший стюард, которому наконец удалось отцепить пальцы миссис Стиринг от медных поручней и вручить ее мужу: растерявшийся бухгалтер умудрился надеть спасательный жилет задом наперед и лишь недоуменно пялился на супругу поверх высокого пробкового воротника, закрывавшего ему лицо.

– Леди и джентльмены, возвращайтесь обратно в каюты, ничего страшного не произошло.

Однако пассажиры не желали расходиться, продолжая стоять в колыхавшейся воде и переминаться на замерзающих ногах.

– Ну что вы все стоите! – воззвала Алиса Мур. – Дядюшка! И вы тоже! – она повернулась к Фаберовскому. – Поднимете же девушку и отнесите в каюту!

Фаберовский ухватил мисс Дуайер подмышки, Мактарк – за ноги, и они вдвоем попытались поднять из воды бесчувственное тело. Это оказалось не так просто: намокшие юбки и турнюр придали ему значительный вес, да и качка не способствовала подобным упражнениям. Мисс Мур направила им на помощь Крапперса, а на старшего стюарда накричала за то, что он до сих пор не позвал стюардесс.

Втроем все-таки удалось затащить Молли Дуайер в каюту и уложить на диван, после чего мисс Мур выставила мужчин в коридор, по которому с кормы уже поспешали три стюардессы в оранжевых резиновых сапогах.

– Где этот сопляк?! – Из дверей обеденного салона явился разъяренный Ашуэлл, размахивая тростью.

– Он в обмороке, – сказал Фаберовский. – Его отнесли к доктору.

– Я б ему сейчас показал обморок! Моя жена была испугана, а ей этого делать сейчас никак нельзя!

Явились пять мальчишек-стюардов со швабрами и лихо погнали воду к стокам. Пассажиры стали расходиться по каютам. Фаберовский тоже вернулся к себе, повесил спасательный жилет обратно на его место под потолком и стянул мокрые носки. В каюту заглянул стюард, молча поставил на раковину умывальника найденные в коридоре туфли и ловко выбрал воду шваброй.

Когда все угомонилось, промокшие ковры были снесены вниз на просушку, а пассажиры начали готовиться к обеду, в дверях каюты Фаберовского неожиданно появилась Молли Дуайер.

– Мисс Алисия Мур сказала, что это благодаря вам я не погибла, захлебнувшись соленой водой во время этого несчастного обморока. Я надеюсь, вы не откажете бедной девушке в ее просьбе и согласитесь посетить мою каюту и отпраздновать вместе со мной мое счастливое спасение: я заказала эконому бутылку шампанского. Ее сейчас принесут.

– Это сложно, мисс Дуайер, – сказал Фаберовский, откладывая книгу. – Ботинки, которые я высушил ночью, залило водой, а туфли так вообще уплыли в коридор. Хорошо хоть их отловил стюард.

– Ну, мистер Фаберовский, неужели это такая большая проблема? Я жду вас у себя.

– Холера ясная! – пробормотал Фаберовский про себя, доставая из чемодана сухие носки и влезая в них в мокрые туфли.

То, что он увидел в каюте американки, потрясло его. Все от пола до потолка было увешано кружевами. Это были отличные бельгийские и французские кружева, стоившие немало денег, из-за качки они колыхались из стороны в сторону.

– Мне так стыдно, мистер Фаберовский, – сказала Молли, перехватив его взгляд. – Они все вымокли, когда я упала в обморок. А мне неудобно отдать их на просушку.

– А! – поляк с облегчением забрал у нее из рук бутылку с шампанским, дипломатически оставаясь в открытых дверях. – Везете контрабандой в турнюре? То-то мы с таким трудом вас подняли. Ну, что тут у нас? «Мумм» с белой печатью. Ишь ты!

Пробка хлопнула в потолок и запуталась в кружевах.

– Скажите, мистер Фаберовский, а откуда вы так близко знаете мистера Ашуэлла? – спросила Молли, когда бокал опустел. – Он никого другого не звал смотреть свою дочь.

– Уже и про это известно…

– Миссис Мэй рассказывала об этом в дамском салоне.

– Я был партнером мистера Ашуэлла в одном очень важном деле.

– А почему вы путешествуете один?

– А с кем я должен путешествовать, по-вашему?

– С женою, с детьми. С невестой, на худой конец…

– А это что? Мистер Ашуэлл? – Фаберовский заметил разложенные для просушки на койке листы с карандашными рисунками. – Похож.

Молли Дуайер залилась краской и бросилась убирать рисунки в папку.

– А можно мне глянуть? – остановил ее поляк. – У вас определенно есть талант схватывать характерные черты.

Смущаясь, американка подала Фаберовскому папку.

– Это что за троица? Стюардессы, которые приводили вас в чувство? Ну чисто ведьмы из «Макбета!».

У Молли Дуайер действительно был талант, хотя она не всегда могла совладать с собой. Среди рисунков было два совершенно чудесных наброска подходившего тендера с пассажирами и почтой, сделанные в Куинстауне, и в то же время очень злой и потому неудачный рисунок, изображавший Алису Мур во время потопа в неприличном виде. Рядом был изображен Крапперс, похотливо пялившийся на нее с высунутым от вожделения языком. Еще одна картинка была сделана за завтраком. Горизонтальная черта поперек листа обозначала стол. Сверху от черты были изображены Мактарк и сам поляк. Двух отсутствовавших на завтраке – Барбура и Крапперса, – мисс Дуайер представила в виде бокала в младенческом чепчике и пустой бутылки с траурной лентой на горлышке. А под столом мисс Дуайер дала простор своей фантазии. Больше всех досталось Мактарку. Под длинными закругленными полами визитки у шотландца был нарисован короткий клетчатый килт, из-под которого торчали волосатые босые ноги в одних гетрах – точно такие же, как у его племянницы на предыдущем рисунке.

– Неужели я действительно такой надутый индюк? – улыбнулся Фаберовский.

– У меня просто плохо получилось.

– Отчего же! Замечательно получилось! Подарите этот рисунок мне, если не жалко.

– Я попозже надпишу его и подарю, – согласилась американка.

Еще один рисунок в папке изображал утреннюю дамскую очередь в ванную. Казалось, рисунок был сделан желчью, а не карандашом. На заднем плане был изображен Фаберовский, испуганно скрывающийся в цирюльне.

– А у вас еще есть рисунки? – спросил поляк, возвращая папку.

– Мне так стыдно, мистер Фаберовский, что я этим занимаюсь.

– Вы что, серьезно так считаете? Весь Лондон полон дам, воображающих о себе, что они художницы, которые тоннами изводят слоновую бумагу, краски, карандаши и китайскую тушь, не имея таланта ни на грош, а общество рукоплещет им.

– У меня с собой есть только несколько женевских набросков в новом альбоме, который я взяла с собой рисовать в дороге. А все свои рисунки и картины я оставила в Женеве у квартирной хозяйки.

– Вы рассчитываете вернуться туда?

– Мне бы хотелось, – сказала она, вытаскивая из чемодана альбом. – Мне в Старом Свете понравилось гораздо больше, чем у нас в Нью-Йорке.

– У вас там родственники?

– Нет.

– А в Нью-Йорке?

– Мой отец, известный скотопромышленник, утонул два года назад на озере Мичиган, а мать умерла еще раньше. Вот, смотрите.

Она подала поляку альбом. В альбоме было десяток острых и ироничных зарисовок женевских типов: торговка с ослом, собирающая с мостовой раскатившиеся с тележки сыры, кочегар с паровика, парочка зобатых кретинов и молодой мужчина в котелке под ручку с барышней, который стоял, открыв рот, и смотрел на фонтан.

Фаберовский разлил по бокалам остатки шампанского.

– Еще бокальчик и мне надо идти. Скоро будет гонг на обед.

– Ну, что, добилась ли мисс Дуайер желаемого? – высунулась из дверей своей каюты Алиса Мур, когда Фаберовский возвращался к себе по коридору.

Он не стал ничего отвечать.

Алиса расхохоталась. Было слышно, как дальше, в каюте у Молли Дуайер, с треском захлопнулась дверь.

– Поздравляю, мисс Мур, – сказал Фаберовский, вручая пустой бокал стюарду, возвращавшемуся в буфетную из салона с пустым подносом. – Кажется, на оставшиеся до Нью-Йорка дни вы приобрели себе смертельного врага. Берегитесь.

– Да, похоже, в лице мисс Дуайер я действительно приобрела врага. Но если что, я могу рассчитывать на вашу дружескую поддержку?

– Да плюнь ты на нее, Элли, – подал голос из своей каюты Мактарк. – Твоя Дуайер не страшнее злой нортумберлендской козы.

Гонг к обеду вызвал всеобщее оживление. Перенервничавшие пассажиры устремились за столы. На них уже не было хрусталя, а под скатерть была положена деревянная решетка, чтобы тарелки не ездили при качке. Народу было еще меньше, чем за завтраком.

Океан уже подул в свою раковину, призывая несчастных страдальцев к тазикам, подвешенным в каютах.

Но на капитанском конце стола все еще держались, да еще на этот раз во главе стола сидел сам капитан.

– Леди и джентльмены, – провозгласил он, когда все расселись. – Я рад приветствовать вас на борту «Адриатика» от имени компании «Уайт Стар», офицеров и экипажа, и от своего лично. Меня зовут Генри Парселл, я буду командовать этим пароходом до самого прибытия в Нью-Йорк. Не буду вас обнадеживать зря. В это зимнее время погода в Северной Атлантике всегда плохая, скорее всего нас ждут сильные шторма и западные встречные ветры. По инструкции от нашей компании, которую вы можете прочитать в фойе перед лестницей, я должен провести с вами спасательные учения сразу по оставлении порта, и потом, через неделю, еще одни. Однако, сегодняшнее происшествие вполне можно считать учением.

– Капитан, а правда ли, что сегодня затопило весь трюм, и даже из трубы выступила вода? – спросила миссис Стиринг.

– Ну что вы, мадам, воды было совсем немного, – успокоил бухгалтершу Парселл. – И ее мгновенно удалили за борт при помощи паровых помп.

– Говорят, опасней, когда в океане идет дождь, ведь он может налить через трубу полный корабль воды, – сказала, пряча улыбку, Алиса Мур.

– Правда?! – ужаснулась Стиринг.

– Компания «Уайт Стар» даже издала специальное распоряжение, чтобы через трубу постоянно пускать дым, который испаряет воду в атмосфере и тем самым устраняет эту страшную опасность, – подхватил почин племянницы Мактарка Фаберовский, запуская вилку в почки-соте.

– Я этого не говорил, – улыбнулся капитан Парселл в ответ на вопросительный взгляд бухгалтерши.

– А вам когда-нибудь приходилось тонуть? – спросила его Молли Дуайер, бросив мимолетный взгляд на поляка. – Это должно быть невероятно страшно!

– Вы не поверите, мисс, но вот уже почти сорок лет я хожу в море и ни разу не утонул. Правда, один раз был недалек от этого. Мы обогнули Норд-Кап и входили в горловину Белого моря, когда нас затерло льдами. Мне пришлось пробивался к Архангельску через Лапландию в собачьей упряжке, ночуя в снежных хижинах, и я до сих пор помню, как голодные волки выли вокруг моей ледяной кровати. Но на борту «Адриатика» вам не следует ничего опасаться.

– Сегодня все джентльмены как один явились в спасательных жилетах, – заметила Алиса Мур.

– Ты права, Элли, – сказал Мактарк. – Дамы оказались менее осмотрительными.

– Зато теперь вы знаете, как правильно надевать спасательные жилеты, – Парселл посмотрел на покрасневшего как рак мистера Стиринга, – и к чему могут привести неразумные поступки. А также, я надеюсь, усвоили, что в любой ситуации надо соблюдать правила и исполнять указания офицеров.

Юный Барбур высокомерно надулся.

– Какого дьявола вас понесло на палубу, болван?! – банкир вскочил и навис над столом так, что капля пота с его длинного носа упала в салат из редиски с петрушкой, который, кстати, никто никогда не ел.

– Мистер Ашуэлл, – урезонил его капитан, – я думаю, мистер Барбур осознал глупость содеянного им и был примерно наказан дверью, которую он открыл. А чтобы загладить вину перед пассажирами, разумно будет, если мистер Барбур угостит всех присутствующих бренди.

Парселл поманил к себе пальцем стюарда с картой вин.

– Мне кажется, что предлагать дамам бренди столь же безнравственно, – произнес Крапперс, обращаясь через Мактарка прямо к Алисе Мур, – как одиноким мужчинам ходить к незамужним девицам в каюту. В карте вин наверняка есть отличный кларет.

– Хорошая идея, Элли, – сказал Мактарк племяннице. – Я смотрел: кларет здесь стоит три шиллинга шесть пенсов за бокал. Мы с тобой не можем такого себе позволить.

– Пожалуй, вы правы, мистер Крапперс, – сказала Алиса. – Не могли бы вы заказать мне вместо бренди кларета, мистер Барбур?

– И мне! И мне! – раздался стройный хор женских голосов.

Эконом отдал распоряжение стюардам, и спустя минуту на столе появились бокалы с вином и стаканы с бренди.

– Если леди употребляет пиво или бренди, – заявил вдовец ни с того, ни с сего, – у нее растет стопа. Подтверждение этому я видел у купальщиц на берегах Баденского озера. А вот француженки, которые пьют только вино, обладают миниатюрными ногами. К сожалению, англичанки сейчас тоже пристрастились к пиву, и на континенте об их больших ногах уже ходят анекдоты. Но когда я увидел вас сегодня во время несчастного происшествия с мистером Барбуром, мне представилась ослепительная Афродита. «Родилась ты из пены морской…» – пропел Крапперс дребезжащим козлиным тенором. – Такие ножки могут быть только у богини, рожденной из пены морской, но никак не из пены пивной.

– Что, что он сказал? – раздался в наступившей неловкой тишине старческий голос с другого конца стола.

– Приличная леди не станет бесстыдно задирать подол при мужчинах, даже если ей угрожает опасность его замочить, – возгласила в пространство Молли Дуайер.

– Самое прекрасное, что я видел сегодня, была естественная стыдливость новой Афродиты, а не бесстыдство опытной соблазнительницы, готовой промочить не только подол ради того, чтобы показать публике свои кружевные панталоны и заставить мужчин лапать себя за ноги!

– Я вас сейчас по затылку лапну, если не прекратите нести этот неприличный вздор! – сквозь зубы процедил вдовцу Мактарк.

– Спасибо, мистер Крапперс, – улыбнулась Алиса. – Меня покорило и ваше трепетное отношение к красоте, и ваше красноречие.

– Просто вы еще не читали писем мистера Крапперса, мисс Мур, – ехидно вставил Фаберовский. – Вы были бы покорены им еще больше. Но он, кажется, созрел осчастливить вас своей любовной эпистолой уже вечером.

– А я бы на вашем месте, мистер Крапперс, – подал вдруг голос Барбур, – выбил бы этому грязному поляку зубы. Лет двадцать назад один такой польский граф украл все фамильное серебро моей матери в благодарность за то, что мы, Барбуры, приняли его в своем доме.

– Спокойно, джентльмены, – поднял руки капитан Парселл. – Совершенно незачем устраивать здесь бурю в стакане воды.

– Скажите, капитан, – Молли Дуайер уже несколько минут пыталась придумать какую-нибудь остроумную шутку, чтобы обратить на себя внимание Фаберовского и отвлечь его от Алисы. – А какое масло вы льете на волны в шторм – рыбий жир, оливковое или льняное?

– Спермацетовое масло, мисс Дуайер, которое команда добывает по ночам из кашалотов, – Алиса Мур улыбнулась Фаберовскому.

– О, юная леди, масло мы употребляем только к столу, – сказал капитан Парселл вспыхнувшей от досады американке.

К нему подошел старший помощник, что-то тихо сказал на ухо, и капитан, извинившись и пригласив дам на пятичасовой чай, быстро вышел.

– Что случилось?! – всерьез испугалась Молли Дуайер.

– Корабль дал течь, – ухмыльнулся Ашуэлл.

– Билли! – одернула мужа миссис Ашуэлл. – Мало я натерпелась страху сегодня!

– Прости, Грейс, капитан наверняка пошел натягивать паруса. Или кружевные панталоны. Да полно, милая, сегодня за столом уже шла речь о таких вещах, что капитан в панталонах уже никого не должен смущать. А что, леди и джентльмены, не заказать ли нам еще выпить? Уже за мой счет, у мистера Барбура, обкраденного поляками, больше нет денег. Стюард, верните нам карту вин.

Банкир оглянулся по сторонам.

– Ну, леди, кто из вас не боится отрастить себе ласты, как у дрессированного тюленя в Брайтоне? Как хотите. Только за кларет я платить не буду. Мистер Фаберовский, что вы будете пить? Стюард, вы слышали? А вы, мистер Крапперс? Не надо говорить, что вы и капли в рот не берете. Уже весь пароход знает о восьми пустых бутылках, которые выплыли из вашей каюты.

– Это клевета, – проскрипел Крапперс. – Я бы умер, если б столько выпил один.

– Ну, мы с вами не столько пили, сколько письма писали, – сказал Фаберовский под устремленными на него взглядами.

– Это все вы! – с ненавистью прошипел Крапперс. – Я бы никогда не стал сам писать такое мистеру Кейну.

– Вы хотите сказать, что это я сравнил нашу королеву с мешком моркови, забытым около уличного столба? Скажите, мисс Мур, ну как поворачивается у человека язык обвинить меня в такой непочтительности? При его-то красноречии…

– Мистер Крапперс потерял свою жену, а до этого она, наверное, долго болела, – сказала Алиса. – Его красноречие можно объяснить.

– А действительно, британская королева похожа на мешок, – Молли Дуайер вилкой старалась освободить куски камбалы от омерзительного английского месива, именуемого картофельным пюре. – У вас острый взгляд, мистер Крапперс.

– И слишком длинный язык, – заметил Мактарк. – Такие мысли я бы поостерегся доверять бумаге.

– Да, от таких мыслей очень недалеко до виселицы, – согласился Ашуэлл. – Да еще в юбилейный год.

– Джентльмены, нельзя быть такими жестокими, – вступилась за Крапперса Алиса Мур. – А от вас, дядюшка, я вовсе такого не ожидала. Вот вы, мистер Ашуэлл, если бы вас постигло такое горе, разве не стали искать утешения в вине? Мужчины вообще склонны искать его там.

– Я никогда не отказывал себе в выпивке и в горе, и в радости, мисс, – сказал банкир. – Стюард, ну что вы встали как вкопанный? Идите за виски.

– Вы ошиблись, сэр, – тихо сказал ему стюард. – Не восемь, а двадцать восемь бутылок собрал Дадли в коридоре около его каюты. Ему нельзя больше пить.

Ашуэлл даже присвистнул.

– Однажды в Кимберли мы с Родсом и братцем Томасом за ночь выпили двенадцать бутылок виски на троих, и наутро мы были так близки к смерти, что я даже проглотил все алмазы, бывшие при мне. Да что ты меня все время одергиваешь, Грейс! Такие были времена. На приисках было не в диковинку наткнуться на труп старателя с распоротым животом.

– На старый мешок с морковью в этом году наложат большую сургучную печать, – вызывающе пробормотал Барбур, все еще продолжавший разговор сам с собой.

– Ого! – Ашуэлл потер руки. – Да мистер Барбур не только смелый выходилец на палубу, но и отважный бунтовщик!

– Билли!

– А что, мистер Мактарк, – продолжал Ашуэлл, не обращая внимания на жену, – Самюэль Барбур не обращался к вам с просьбой продать ему немного динамита? Говорят, что в этом году на Юбилей многие заговорщики по обе стороны Атлантики намерены совершить покушение на королеву во время празднества.

Мактарк в ответ только презрительно хмыкнул.

– Мисс Мур, ваш дядя действительно имеет отношение к динамиту? – тихо спросил поляк у своей соседки.

– Да, он инженер на заводе Нобеля в Глазго, а сейчас едет в Делавэр на переговоры с Дюпоном, улаживать какие-то патентные дела.

– Джентльмены, мистер Ашуэлл, – подал голос доктор Мэй. – Давайте прекратим эти разговоры. Наши соседи не могут есть, а лейтенант Беллинджер сейчас, похоже, изжует свою салфетку.

Обед закончился в полном молчании, после чего пассажиры разбрелись по каютам. Крапперс, чтобы избежать поляка, пошел провожать до каюты Алису Мур, а Фаберовский, чувствуя, что съеденная пища ведет себя беспокойно («Адриатик» миновал маяк Фастнет и теперь шел прямо в открытый океан), поспешно улегся на койку.

* * *

К вечеру погода сделалась еще более скверной, Фаберовского мутило, и когда в шесть вечера гонг позвал на ужин, он вовсе не чувствовал себя лучше. Но, услышав, как закрывает дверь у себя в каюте Крапперс и как отправляется в салон, напевая что-то из «Прекрасной Елены», поляк представил себе, как вдовец снова будет отвешивать Алисе свои двусмысленные комплименты, и заставил себя встать.

Перед лестницей у входа в обеденный зал он столкнулся с Молли Дуайер. Американка была облачена в кремовое платье из рубчатого плиса, отделанное бобром и синим бархатом. Увидев Фаберовского, американка, краснея, подошла к нему.

– Вы больше не боитесь утонуть, мисс Дуайер? – спросил он. – Не бойтесь, «Адриатик» удивительно надежный пароход. Я читал, что он несколько раз участвовал в морских столкновениях, и каждый раз выходил из них победителем. Сперва он столкнулся с кунардовской «Парфией», но тогда оба отделались небольшими повреждениями. Но не прошло и года, как в нью-йоркской гавани «Адриатик» протаранил американское судно «Колумбус», и оно потом затонуло. Еще через полгода он разрезал пополам и потопил в проливе Св. Георга вместе со всем экипажем парусное судно «Королева Урожая». При этом парусник так быстро утонул, что на «Адриатике» не успели даже его рассмотреть. А через три года то же самое произошло с бригом «Пайк», которого «Адриатик» протаранил в тумане. Так что вы не бойтесь, если нам что и грозит, то только маленькое безопасное приключение вроде утреннего потопа. Ну, а если мы все-таки пойдем ко дну, то вы будете в хорошей компании, мисс Дуайер.

Молли пропустила мимо ушей разглагольствования поляка.

– Вот рисунок, который я вам обещала.

Она сунула Фаберовскому в руки лист бумаги и скрылась за портьерой обеденного зала. Тотчас из каюты появился Мактарк, облаченный в черную визитку.

– Дожидался, пока эта фурия уйдет, – пояснил он Фаберовскому, заметив улыбку на лице поляка (все-таки Молли здорово подметила повадки шотландца). – Вы представляете: на пятичасовом чае у капитана они с Элли едва не подрались! Капитану Парселлу пришлось их утихомиривать! И это мы только первый день в океане! – он флегматично раскурил сигару. – Одна надежда – морская болезнь скоро возьмет свое, и они утихомирятся и не будут носа показывать из своих кают. Правда, я знавал одного джентльмена, изрядного мизантропа, надо сказать, которого морская болезнь никогда не брала. У него было не так уж много денег, но он ежегодно зимой ходил на пароходах до Америки и обратно, чтобы насладиться страданиями несчастных пассажиров и компанией капитана, с которым он часто трапезничал вдвоем на весь обеденный зал. А этот Крапперс каков? Клянусь вам, сегодня на обеде я пожалел, что мы с ним не едем в третьем классе и я не могу отвести его за бочки с солониной и отделать там, как Бог черепаху.

Когда поляк отнес рисунок в каюту и прошел в зал, там уже собрались все, кто мог присутствовать на ужине. За капитанским столом было свободно место миссис Ашуэлл и Сэма Барбура. Крапперс был чисто выбрит (сразу после обеда он записался у стюарда к брадобрею), свеж (принял ванну), вместо глухо застегнутого черного сюртука на нем была элегантная темно-синяя визитка и светлые полосатые брюки. Зачесанные на плешь волосы безутешного вдовца были густо напомажены макассаровым маслом, а нафиксатуаренные усы воинственно торчали. Дамы были в скромных дорожных платьях, и потому Молли Дуайр в своем туалете затмевала всех, отчего мужская половина ужинавших беззастенчиво пялилась на нее, а кресла за соседним столом постоянно скрипели, когда сидевшие там оборачивались на американку.

– Ты мне говорил, что на пароходах не принято хорошо одеваться, и даже занимающие высокое положение в обществе никогда не являются к столу во фраке или вечернем туалете! – прошипела докторша своему мужу.

– Мисс Дуайер больше негде показать себя в этом платье, вот она и вырядилась, – Ашуэлл наклонился к капитану. – Сейчас она его еще и уделает.

На ужин подали бульон и крем-суп из цветной капусты, макрель, камбалу, четыре закуски, а также, помимо индейки большими кусками в сливках, жареных уток и цыплят, языка и ветчины, еще нескольких мясных отрубов. Решетки под скатертью не спасали от выплескивания супа. Несколько раз обедавшие роняли изо рта кусок мяса на пол, и он потом долго перекатывался с одной стороны зала на другой, собирая пыль. Глухой старик в дальнем конце капитанского стола ловко срыгнул прямо на салфетку, покрывавшую его колени. Даже привычные к качке стюарды с трудом справлялись со своими обязанностями.

– Ну, я же говорил! – обрадованно воскликнул, наконец, Ашуэлл. – Миссис Мэй пролила на мисс Дуайер кларет!

– Да что же это такое! – американка крутанулась на кресле и вскочила, пытаясь стереть платком с груди потеки красного вина. – Это вы специально!