Текст книги "Сердце Солнечного воина"

Глава 5

Вечер был ясный и тихий; ни одно облако не осмелилось бы омрачить торжество Небесного императора. Мы с Ливеем высадились у зеркального озера, окруженного сиренево-серыми горами и изящными кипарисами. Лотосы с золотыми кончиками расцвели на воде в окружении сотен плавающих свечей, их свет разливался по волнам как огненные ленты. Толпа бессмертных уже собралась в большом павильоне, его крыша из малахитовой черепицы блестела под звездным небом. Основание каждой позолоченной колонны окружали каменные пионы, так искусно вырезанные и раскрашенные, что казалось, будто они растут прямо из земли. Между деревьями были развешаны светящиеся фонари, с которых ниспадали гроздья колокольчиков, позвякивая на ветру. Мое настроение улучшилось. Я с опаской ждала очередного сурового приема в зале Восточного света, месте, которое навевало слишком много тревожных воспоминаний.

– Где мы? – спросила я.

– Это Сияющее жемчужное озеро. Когда Луна полная, как сегодня, ее отражение в воде восхитительно, – сказал Ливей.

Я поправила пояс, который скреплял мое лазурное шелковое одеяние. Когда пальцы коснулись вышитых магнолий, те закачались, словно ветер пронесся сквозь них, осыпались дождем из шелковистых лепестков, которые превратились из белых в розовые. Красиво, но для этого вечера я предпочла бы лук за спиной. Когда мы вошли в павильон, разговор стих. Гости повернулись к нам, прежде чем расступиться, расчищая путь к Их Небесным Величествам. Они пылали точно две колонны пламени, восседая на тронах из сердолика, облаченные в ярко-красные одежды, расшитые драконами и фениксами в окружении клубящихся облаков. Ладони взмокли. Мне хотелось убежать, но я заставила себя идти дальше. Перед тронами я сложила руки и опустилась на пол. Когда же склонила голову, серебряные шпильки туго натянули пряди. Ловкие пальцы Пин’эр уложили мои волосы в замысловатые кольца, что дало мне иллюзию принадлежности к этой ослепительной толпе, по крайней мере, на эту ночь.

– Ваши Небесные Величества, желаю вам доброго праздника.

Мое приветствие померкло в свете уже высказанных комплиментов, но что-нибудь более изысканное застряло бы у меня в горле.

Последовало долгое молчание, и я подняла голову. Нити жемчуга звенели над глазами императора, которые из-за сдерживаемого гнева превратились в сияющие угольки. По коже пронеслось эхо пыток, причиненных мне правителем, когда его Небесный огонь пронзал меня словно тысяча крошечных лезвий.

– Встань. Добро пожаловать. – Тон императора был любезным, правитель нацепил маску спокойствия.

Неужели мне почудилась та вспышка ярости? Император вел себя так, будто мы встречаемся впервые и я никогда не бросала ему вызов, а он не пытался меня за это убить. Возможно, так лучше… если бы я только могла ему поверить. Императрица не столь хорошо скрывала эмоции. Она не произнесла ни слова приветствия, ее губы сжались в алый бутон. Золотой головной убор правительницы был искусно украшен пионами, усеянными розовыми турмалинами, которые потемнели до оттенка застывшей крови, словно отражая ее мысли.

Я спрятала за улыбкой смятение, страх и враждебность, которую всегда чувствовала к Их Небесным Величествам. Они никогда не станут для меня семьей, но ради Ливея надо попытаться хотя бы не враждовать. К счастью, очередной гость вышел вперед, чтобы привлечь их внимание, и я с облегчением отошла прочь от столь холодного приема. Меньшего я и не ожидала, и жаль, что вечер еще не закончился. Неужели такой стала бы моя жизнь, выйди я замуж за Ливея: бесконечным водоворотом беспокойства, пустых слов и фальшивых восхвалений? Как бы я это вынесла?

Кто-то позвал меня по имени, выведя из оцепенения. То был генерал Цзяньюнь, и впервые за сегодняшний вечер я искренне улыбнулась, сложила руки чашечкой и склонилась в приветствии.

– Как поживаете, генерал Цзяньюнь?

– Достаточно хорошо. Надеюсь, Его Высочество поведал тебе о недавних событиях? Силки затягиваются, правда, вокруг чего, я не знаю. – На его лице появились морщины, вызванные новыми заботами.

– Возможно, император еще сменит гнев на милость, – сказала я, пытаясь развеять его тревоги.

– Пусть я порой сердил Его Небесное Величество, но всегда действовал только в его интересах и в интересах нашей империи. Чего о других не скажешь.

Генерал Цзяньюнь обычно был осторожен; видимо, он и правда нервничает, раз выдает такие признания. Воин глянул куда-то мимо меня и поджал губы. Краем глаза я мельком увидела серую парчу с золотым шитьем, мерцающим на подоле и рукавах. А затем перчатки – их носил только один человек при Небесном дворе.

– Генерал У. – Генерал Цзяньюнь коротко кивнул.

Теперь, когда мы с министром оказались рядом, я ощутила его ауру: непрозрачную, плотную и странно знакомую. Стало не по себе. Хотя чему удивляться после тех мерзких вещей, которые он говорил обо мне и моей матери. Министр уже повернулся ко мне, его губы растянулись в ухмылке. На поясе позвякивали нефритовые украшения. Что-то еще приютилось среди них: бамбуковая флейта с ярко-зеленой кисточкой.

Мой взгляд метнулся к его глазам. Как я могла не заметить их резкого блеска, даже затененного белыми бровями и в окружении сетки морщин? От гнева жилка забилась у меня на лбу, на глаза упала алая пелена. Я потянулась и сдернула с У перчатку. Он отпрянул, обнажив темные шрамы на ладони, такие же, как у мастера Ганга, когда тот рубил лавр.

– Ты! – При мысли о том, что подобный человек сидел рядом с моей матерью, разговаривал и смеялся с ней, у меня к горлу подступила желчь.

– Синъинь, что ты имеешь в виду? – Тон Ливея был настороженным.

Принц напоминал о том, что у меня здесь мало союзников и император не станет их слушать.

Вокруг пронеслись шепотки. Я ждала осуждения или того, что гости бросятся на защиту генерала. Но ни один не пошевелился. Если половина их и смотрели на меня с негодованием, то столько же презрительных взглядов получил и генерал У, как будто придворные смаковали его унижение. Некоторые уже обменивались сплетнями, прикрыв рты рукавами. Я-то всегда чувствовала себя чужой при Небесном дворе, но разве У не из их рядов? Почему же они не оказали ему такого же почтения, как генералу Цзяньюню? У вырвал у меня перчатку и снова натянул на руку, его пальцы немного дрожали.

– Твои манеры оставляют желать лучшего.

– Вежливость предназначена тем, кто ее заслуживает, а не лжецам и ворам, – произнесла я насколько могла ровно.

– Синъинь, ты не спутала генерала с кем-то другим? – спросил генерал Цзяньюнь.

– Нет. – Я повернулась к Ливею. – Шрамы на руке такие же, как у мастера Ганга. Разве ты не узнаешь его флейту? – Я впервые заметила у министра инструмент. Возможно, он не носил флейту со своим церемониальным придворным одеянием. Ливей нахмурился, глядя на генерала У, словно искал сходство между этим надменным придворным и тщедушным посетителем Луны. – Он замаскировал себя, свои волосы и лицо.

Чары простые, но с подвохом: более сложное заклинание можно было обнаружить. Генерал У повернулся к Ливею и спросил звенящим голосом:

– Ваше Высочество, хотите, чтобы празднества Вашего отца были сорваны этими беспочвенными обвинениями?

Он был искусным лжецом, лицо его не выражало ничего, кроме праведного гнева. Я изо всех сил пыталась сдержать ярость.

– Я знаю, что видела. Знаю, что ты сделал.

Ливей успокаивающе сжал мои пальцы.

– Генерал У, если вы обманом проникли во владения Богини Луны, то нарушили законы гостеприимства. Это нечестный, подлый поступок. – Он говорил холодным, властным тоном, с намеренной отстраненностью.

То была одна из тех придворных игр, где принц должен был казаться беспристрастным, чтобы повлиять на мнение окружающих. Генерал У широко развел руками.

– Я верный слуга вашего отца, который подчиняется каждому его приказу. Если мои действия оскорбили вас, Ваше Высочество должен обратиться к нему.

Скрытая угроза, что у него есть поддержка императора. И министр, должно быть, в большом фаворе, раз проявляет так мало уважения к принцу.

– Будьте уверены: так я и поступлю, – кратко ответил Ливей.

Генерал У низко поклонился.

– Простите, Ваше Высочество, я должен поговорить с вашим отцом.

Не дожидаясь ответа, он зашагал прочь.

– А Уганг осмелел, – с отвращением заметил генерал Цзяньюнь. – Немногие посмеют перечить ему теперь, когда он один-единственный пользуется благосклонностью императора.

– Уганг? – неуверенно переспросила я.

– Генерал У, – объяснил генерал Цзяньюнь. – Уганг – полное имя, хотя он предпочитает, чтобы его так не называли.

Генерал У. Мастер Ганг. Он не лгал: оба имени принадлежали ему. Коварный придворный превратился в амбициозного генерала. Дровосек и вор.

– Как думаете, почему Уганг пришел ко мне домой? – Называя министра по имени, которое он презирал, я ощущала небольшое удовлетворение, и даже стало интересно, чувствовал ли благородный генерал то же самое.

– Должно быть, по приказу императора. Министр ничего не делает без разрешения Его Небесного Величества. – Генерал Цзяньюнь добавил: – Император не пошлет туда никого другого, Уганг лучше других знаком с Луной, учитывая его прошлое.

Я уставилась на него.

– О чем вы?

– Это случилось задолго до того, как твоя мать вознеслась на небеса. Уганг тогда был смертным.

– Смертным? Я не слышал об этом, – удивился Ливей.

– Поскольку Уганг нынче в фаворе, Его Небесное Величество предпочитает не вспоминать о его скромном происхождении. Да и министр не против, только рад отринуть часть имени, чтобы отмежеваться от своего прошлого.

– Люди тоже с радостью от него отказались бы, – с чувством сказала я.

Как часто бессмертные пренебрегают теми, кто обитает в нижнем мире. По правде говоря, смертные могли бы научить нас гораздо большему упорству и силе воли, поскольку стойко переносили испытания, которые встречались на их пути.

– Согласен, – слабо улыбнулся Цзяньюнь.

– Как Уганг попал в наше царство? – спросил Ливей.

Уголки глаз генерала Цзяньюня сморщились, будто он углубился в воспоминания.

– Уганг был обычным человеком с необычайной злобой. Его жена закрутила роман с бессмертным, сыном Небесного придворного. Когда Уганг обнаружил ее неверность, он не стал обвинять преступников, а вместо этого отправился на гору Куньлунь.

Я подавила вспышку жалости к боли, которую У, должно быть, тогда чувствовал.

– Он осмелился искать там возмездия? Так стал бессмертным?

Гора Куньлунь обладала могущественной мистической энергией и была единственным местом в Царстве смертных, где разрешалось жить бессмертным. Генерал Цзяньюнь покачал головой.

– Единственный способ, с помощью которого смертный может вознестись, – это эликсир Его Небесного Величества. Планы Уганга были гораздо более гнусными. В Куньлуне он подружился с бессмертным и узнал наши секреты: что мы не неуязвимы, что нас можно убить оружием и магией нашего царства. После этого Уганг выкрал топор бессмертного, которым и убил свою жену и ее любовника.

У меня побежали мурашки. Каким Уганг был холодным и безжалостным, каким ужасно терпеливым. «Моя жена любила музыку», – сказал он нам за столом. Я тогда ничего не заподозрила из-за его непоколебимого спокойствия, а ведь на самом деле он убил ее своими руками.

– По законам смертных его должны были казнить, – продолжил генерал Цзяньюнь. – Только отец жертвы, Небесный придворный, умолял императора отомстить, ведь такой позор для бессмертного, что его прикончил слабый человек. Вняв мольбам, император вызвал Уганга в Нефритовый дворец и обязал его срубить вечный лавр тем самым топором, который он украл.

У меня в животе образовался комок.

– Лавр на Луне?

– Тогда он выглядел иначе, его листья отливали зеленью, как нефрит. Никаких семян, не то что сейчас. И все же то было не обычное дерево, оно обладало способностью исцелять себя. И Уганг вскоре обнаружил, что его поручение – бесполезное бесконечное мучение.

Невыполнимая задача.

– Как Уганг заработал эликсир?

– Сначала ему дали персик бессмертных, но не затем, чтобы продлить ему жизнь, а ради продления страданий. Пообещали эликсир, если Уганг выполнит задачу. Нечестная сделка, ибо как смертный мог совершить такой поступок? Более ста лет Уганг трудился без передышки. «Уганг Дровосек», – насмехались над ним придворные превознося хитрость императора. Некоторые даже специально приходили посмотреть на мучения Уганга. Я присутствовал на одном из таких собраний и пожалел об этом. Что за удовольствие насмехаться над униженным, который не может дать отпор.

Неудивительно, что придворные относились к Угангу с отвращением, смешанным со страхом, и их злоба, должно быть, усилилась, когда он пришел к власти.

– Император сжалился над ним и отменил наказание?

Выражение лица генерала Цзяньюня было серьезным.

– Похоже, после стольких лет рубки неизбежно образовалась связь между деревом и его мучителем. Уганг обнаружил, что его кровь может остановить заживление лавра – по крайней мере, на время. Он попросил присутствия императора, чтобы засвидетельствовать выполнение своей задачи, несмотря на то что знал: за неудачу ему грозит смертный приговор. Двор охотно собрался, многие были уверены, что это пустое хвастовство. Каким хилым тогда выглядел Уганг: изможденный, буквально тень себя прежнего, руки изуродованы рубцами и ранами.

– Вот почему он носит перчатки: чтобы спрятать шрамы?

Генерал Цзяньюнь кивнул.

– Уганг горд, хотя и скрывает это. Ему претит такое видимое напоминание о своем унижении. – Его тон стал тяжелым. – Помню его лицо, когда Уганг порезал себе руку: пустое от отчаяния, лишенное надежды, как будто ему было все равно, жив он или умер. Кровь забрызгала кору лавра и впиталась в почву вокруг корней. В следующий миг Уганг ударил топором по дереву. Снова и снова, без перерыва, как будто его труды подарили ему нечеловеческую силу. Пока наконец лавр не рухнул. Звук был таким громким, что даже смертные, должно быть, его услышали.

Я нахмурилась.

– Но лавр по-прежнему стоит, он не уничтожен.

– Его Небесное Величество приказал Угангу срубить лавр, а не уничтожить его – если такое вообще возможно. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы растение восстановилось, новые побеги проросли из пня, они тянулись вверх до тех пор, пока дерево снова не стало взрослым. Вот только его листья были уже не зелеными, а серебристо-белыми, а кора стала такой бледной, будто покрылась инеем. Словно в предсмертной агонии лавр сменил весну на зиму.

Мой разум закружился. Вот почему Уганг так страстно интересовался Луной, изучал ее ауру, заметил мое присутствие. Почему не беспокоился обо мне, пока не узнал, кто я.

– Вероятно, сила лавра огромна, раз он так быстро регенерировал, а теперь еще и восстановил мою жизненную силу.

Генерал Цзяньюнь помрачнел.

– Мы думали, он может исцелить только себя. Не понимали, что его силы могут передаться другому.

– Чего хочет от него император?

Уголки рта генерала опустились.

– Я потерял доверие Его Величества. Он больше не открывается мне.

Что-то еще не давало мне покоя.

– В ту ночь, когда я поймала Уганга, на лавре была его кровь. Кора пошла трещинами, но в остальном дерево не пострадало. Не могу представить, как он сумел его срубить.

Губы генерала скривились.

– С того дня энергия дерева изменилась. Мощь лавра возросла, а вот его связь с Угангом могла ослабнуть. Вероятно, он больше не в состоянии навредить дереву, как прежде.

– Только так, чтобы собрать его семена. – Неприятная мысль. – Зачем Его Небесному Величеству посылать Уганга? Император мог бы захватить наш дом, если бы захотел.

– Потому что положение Его Небесного Величества больше не является незыблемым. Слишком много глаз устремлено на него, и люди, которые давно молчали, вновь стали задавать вопросы. – Генерал Цзяньюнь сделал паузу, задумчиво потирая подбородок. – Боги среди нас несут дополнительное бремя – желание, чтобы им поклонялись, неважно, из страха или из любви. Хотя они могут считать себя выше подобного, но утратить свой статус боятся. У других бессмертных, таких как мы, забот меньше. Мы не заботимся о том, как наши действия выглядят со стороны и будут ли нас ругать или превозносить.

– Слишком резкое движение может также насторожить наших врагов, – заметил Ливей. – Если заявиться на луну, это может вызвать нежелательную стычку. Руки моего отца пока связаны, если только у него не появится уважительной причины.

Я ему такой не дам. Хотя сила лавра казалась благотворной, исцеляющей, а не вредной, я не доверяла намерениям императора. Раздался удар гонга. Все повернулись к тронам, где восседала императрица, высоко подняв нефритовую чашу.

– Тост за Его Небесное Величество, императора Бессмертных небес. Желаю ему еще десять тысяч лет славного царствования. Сегодня Луна ярко светит в его честь.

Повинуясь взмаху руки императрицы, малахитовая крыша рассыпалась на осколки, разлетаясь в ночь точно изумрудные светлячки. Но там, где должна была сиять Луна во всей своей красе, зияла пустота тьмы. Пока я лихорадочно вглядывалась в небо, гости заахали, их лица исказились от недоумения и страха. Шепот пронесся по воздуху как чумной ветер.

– Где Луна? Она уже давно должна была встать.

– Затмение в день рождения Его Небесного Величества? Дурной знак!

– Чанъэ решила оскорбить императора?

Меня охватил ужас. Мама… что с ней случилось? Она никогда не отлынивала от своей обязанности освещать Луну: ни из-за разбитого сердца, ни из-за горя, ни из-за потери. Я повернулась ко входу, но мои ноги не двигались, как будто вмерзли в камень.

– Дочь Лунной богини, что вы и ваша мать хотели сказать? – Императрица стиснула чашу.

– Я должна пойти к маме. Похоже, она в опасности! – Я снова попыталась пошевелиться, борясь с ее чарами, и уже хотела было сломать их, но поймала взгляд Ливея, который предостерегающе покачал головой.

Использовать здесь свою магию было бы вопиющим неповиновением приказу Их Небесных Величеств. Мне следовало действовать осторожно, во всяком случае сейчас. Генерал У выступил вперед, явно торжествуя.

– Чанъэ действительно осмеливается создать такое зловещее предзнаменование, это ужасное оскорбление для нашего любимого императора. Но стоит ли удивляться, ведь все мы знаем, как богиня Луны недолюбливает Их Небесных Величеств.

Как он смеет клеветать на мою мать, которая так милостиво с ним обращалась? Я проглотила яростный ответ, опустив глаза в притворном смирении. Пусть лучше Их Небесные Величества считают нас кроткими и боязливыми, а не мстительными и гордыми.

– Моя мать не желает Вашим Небесным Величествам зла, – запротестовала я.

– А ты сама? – вмешался генерал У.

– Я… я тоже не хочу им дурного. – Крохотная заминка, однако двор услышал то, что осталось невысказанным: добра я правителям тоже не желала.

Ливей сложил руки и поклонился.

– Досточтимые отец и мать, Синъинь и ее мать не представляют для вас угрозы. Дозвольте нам найти Лунную богиню, убедиться, что с ней все хорошо, и получить объяснения.

Лицо императора ожесточилось, пальцы стиснули сердоликовые подлокотники.

– Ливей, тебя совсем не заботит, какое оскорбление нанесли сегодня твоим родным?

Этот тон до сих пор преследовал меня в кошмарах. Именно им говорил правитель, прежде чем начать пытку.

– Достопочтенный отец, они не причинят вам вреда. Обитатели луны стремятся лишь защитить свой дом. – Ливей говорил спокойно.

Хорошо, что из нас двоих хотя бы он сохранял хладнокровие.

– Довольно, Ливей, – строго сказала императрица, несмотря на свою бледность. Она выбросила руку вперед, воздух между нами заискрился, и чары на моих ногах ослабли. – Она может идти. Ты должен остаться на празднике отца.

– Вы утверждаете, что они не причинят вреда, Ваше Высочество, – мягко сказал генерал У Ливею. – Откуда вам знать, какие мысли таятся в их головах? Или, возможно, вам все равно, чувства одержали верх над вашей преданностью…

– Не забывайтесь, генерал, – прорычала императрица. – Помните свое место. Мой сын не виноват.

– Конечно. – Он поклонился, пряча коварную улыбку. – Его Высочество, должно быть, ввели в заблуждение.

Как странно видеть их в ссоре, ведь прежде они так слаженно выступали против меня. Тем не менее императрица не давала спуску тем, кто угрожал ее сыну, даже бывшим союзникам. У меня перехватило дыхание от искусной картины, которую рисовал генерал У: мы с матерью – вероломные лгуньи, а Ливей – дурачок, которого и слушать не стоит.

– Это всего лишь недоразумение, Ваше Величество, – повысила я голос.

Император вскинул руку, приказывая мне замолчать. Его губы побелели, глаза выкатились.

– Ливей, кому ты верен? Семье и империи или этой лживой девчонке? Я уже предупреждал ее: Чанъэ не ожидает пощада, если она или ее дочь забудут о своих обязанностях.

– Царственный супруг, Ливей ничего такого не имел в виду, – начала императрица, но правитель отмахнулся, и она обмякла на своем троне.

Борясь с желанием уйти, я вновь попыталась достучаться до императора.

– Ваше Небесное Величество, позвольте найти маму и все объяснить. Ливей вам верен…

– Он верен тебе, – прогрохотал правитель. – Ливей, ты слишком долго колебался со своей позицией. Отрекись от нее и докажи свою преданность семье.

Повисла тишина. Ни вздоха, ни шепотка, будто кто-то зачаровал двор и все обратились в камень. Как отец может быть настолько жесток к сыну? Это ведь был не приказ, а угроза, четкая и ясная.

Я коснулась руки принца – настал мой черед удерживать его от необдуманных поступков.

– Оставайся, я уйду.

Я не желала рвать его связь с родными, хотя кто знает, может, уже слишком поздно.

Ливей на миг сжал мою ладонь, прежде чем отпустить. Затем отбросил полы серебристо-белого одеяния, сложил руки и опустился на пол.

– Досточтимый отец, я твой верный сын и слуга – но от нее не отрекусь. Она не сделала ничего дурного тебе или империи.

Принц встал и снова взял мою ладонь, только теперь его была холодна как снег.

Глаза генерала У злобно вспыхнули. Императрица приглушенно всхлипнула, прижимая побелевшие костяшки к алым губам. С нечитаемым выражением Ливей развернулся, и мы покинули великолепный Небесный двор.

В груди моей, словно огонь и лед, сплетались радость и скорбь. Тяжкий груз и удивительная легкость. Пусть я хотела избавить Ливея от обязательств, но сама бы никогда о таком не попросила; семья и наследие были неотделимой его частью. И хотя меня окутывал страх, чем обернутся для нас сегодняшние события, прямо сейчас я предавалась своей дикой мечте о том, чтобы жить так же свободно, как два журавля, парящих в бескрайнем небе.