Текст книги "Сердце Солнечного воина"

– Беги, Шусяо! Возьми их с собой, – крикнула я ей, указав на лавр.

Она кивнула и повернулась к моей матери, склонившейся над Пин’эр. Шусяо оттащила ее, подхватила ветерком служанку, а я натянула тетиву лука, и между моими пальцами вспыхнул разряд Небесного огня. Уганга напрягся, его щит замерцал ярче, но вместо этого я выпустила молнию в лавр. Белый свет пронзил дерево, обернувшись вокруг его ствола, словно светящиеся цепи, обжигая бледную кору, шипя, плюясь дымом… но следы уже бледнели, золотой сок снова разливался по дереву.

Уганг широко улыбнулся, а я замерла в предвкушении. Он думал, что у него есть преимущество, якобы лишь ему известно о неуязвимости лавра. Уганг ошибся; я и не собиралась уничтожать дерево, просто бросилась за остальными. Тишину нарушил резкий щелчок: сработала ловушка. С лавра покатились волны полупрозрачного огня, заливая тех, кто находился внизу. Небесные солдаты завопили, отбрасывая мерцающие щиты, а Уганг помчался в безопасное место, как обычно спасая свою шкуру.

Воздух заколебался, пульсируя силой. Полосы пламени и льда пронеслись мимо, едва не задев меня. Тяжело дыша, я призвала свою энергию, чтобы сплести щит, но тут возник чей-то чужой. Мощная энергия была прохладной и знакомой, печально знакомой, хотя в глубине души я, несомненно, испытала облегчение.

Из-за деревьев вышел Вэньчжи, его черное одеяние развевалось, а глаза сверкали как штормовое море. Легкое движение запястья – и в нападавших устремились ледяные копья. Когда они попали в цель, позади меня раздались крики. С неба спустились облака, и солдаты побежали к ним – если они взлетят, то догонят нас. Споткнувшись и остановившись, я обратила свою энергию в яростный ветер, который пронесся вокруг воинов, остановив их. Рядом со мной текла магия Вэньчжи, вызывая метель с градом, зазубренные осколки подхватывал мой ураган, поражая преследовавших меня. Мы двигались так же слаженно, как прежде, когда вместе сражались в Небесной армии, я считала его достойным и доверяла ему свою жизнь.

– Капитан Вэньчжи, – злорадно крикнул Уганг, стоя чуть поодаль, – неудивительно, что и ты здесь оказался. Император будет очень рад получить доказательство вашей измены. Те, кто общается с Царством демонов, – тоже наши враги.

– Лучше носить черную одежду, чем иметь черное сердце, бить невинных и охотиться на слабых. – Я не отрицала его ложных обвинений: к чему тратить силы?

– Те, кто встает у меня на пути, должны винить лишь себя, – съязвил Уганг. – Тебе следовало бы запомнить этот урок, как и твоей несчастной служанке.

Тьма поглотила меня. Возможно, этот зверь жил во всех нас и пробуждался, как только мы оказывались на грани. В голове крутилась одна мысль: Уганг заплатит за то, что сделал. Я призвала свою магию, направляясь к нему, но Вэньчжи схватил меня за руку, его пальцы обжигали как иней.

– Пошли, – скомандовал он тем голосом, которому безоговорочно повиновались бесчисленные солдаты.

– Нет. Он обидел Пин’эр, – выпалила я.

– Он не пожалеет и тебя. Уганг хочет, чтобы ты отомстила, это ловушка. – Вэньчжи кивнул на солдат, которые уже, спотыкаясь, вставали на ноги.

Их так много. Подавив ярость, я вырвалась из его хватки и побежала прочь, пока икры не стали гореть от напряжения. Вэньчжи несся рядом со мной, пока мы мчались сквозь деревья, ныряя под низко свисавшими ветвями. За лесом на облаке ждали моя мать и Шусяо, рядом с ними лежала Пин’эр. Когда мы с Вэньчжи запрыгнули на свое, подруга послала нам быстрый ветер. Густой туман потек с ладоней Вэньчжи, скрывая наш путь.

Из горла Пин’эр вырвался низкий стон. Я упала на колени рядом с ней, сжимая ее руку, такую бледную и холодную. Из раны у основания черепа вытекло еще больше крови, у меня перехватило дыхание при виде разорванной плоти. Закрыв глаза, я пустила в нее свою силу, как некогда лечил меня Ливей, не останавливаясь, даже когда усталость сковала мои конечности, а тьма грозила поглотить сознание. Пин’эр не могла умереть; я не позволила бы ей. Но свет мерк в ее крови, пока та не стала тусклой. Я все собирала и собирала магию, швыряла в нее снова и снова, даже когда что-то пробилось сквозь мое оцепенение. Кто-то бесконечным рефреном, настойчиво повторял мое имя.

– Синъинь, остановись! Не истощай себя, – просил Вэньчжи. Он звал меня все это время?

– Я не могу позволить ей умереть. – Меня охватила такая тоска. Неужели я потерплю неудачу и ничего не смогу сделать?

Вэньчжи сжал мою руку, и у меня не хватило сил вырваться – я онемела от усталости и бессилия.

– Дай попробую. – Он отпустил меня и прижал пальцы к ее лбу. Его глаза сузились, а лицо стало мрачным. – Рана смертельная; жизненная сила уничтожена. Неважно, сколько своей энергии ты ей отдашь, – это бесполезно.

Он говорил мягко, но каждое слово было равносильно удару. Мама зарыдала, а я снова взяла Пин’эр за руку, отказываясь сдаваться. Ее глаза широко раскрылись, поразительно яркие, как будто они пылали каким-то внутренним огнем. Грудь служанки содрогнулась, губы приоткрылись, из них вырвалось тяжелое дыхание. Я наклонилась ближе, буквально вплотную.

– Маленькая Звездочка, не надо. Я устала.

Страх кинжалом вонзился глубоко в мое сердце и повернулся, чтобы разорвать его вновь. Безнадежная мечта пронеслась у меня в голове: пусть все это окажется неправдой, что я не подвела ее, что она не умирает. Пин’эр дрожащей рукой потянулась к моей матери.

– Госпожа, для меня было величайшей честью служить вам, честью и радостью.

Мама обняла Пин’эр, слезы потекли по ее бледным щекам.

– Я тоже гордилась тобой, мой самый дорогой друг.

Губы Пин’эр шевелились, как будто хотела сказать что-то еще, но была не в силах это произнести. Служанка прищурилась, словно вдруг стала хуже видеть и темнота заволокла ее зрение. Она взяла меня за руку, я ответила ей со всей любовью, от всего сердца… Но вдруг Пин’эр вырвалась и завозилась, снимая что-то с шеи. Она вложила предмет в мою ладонь – ту самую жемчужину, которую я у нее заметила. Тогда украшение было теплым, а теперь заиндевело от холода.

– Дочь, которой у меня никогда не было. Свет моих дней. – Голос ее звучал ясно, на губах расцвела улыбка. – Ты отнесешь меня домой?

Я отчаянно закивала, готовая сделать что угодно, лишь бы облегчить душу близкого человека. Ее прилив сил вызвал у меня вспышку надежды, но та мгновенно угасла. Пин’эр обмякла, будто устала бороться с оковами израненного тела.

– Море, – прохрипела она. – Там так красиво.

Затем содрогнулась, веки затрепетали и замерли.

Тишину пронзили мамины всхлипы. Я тоже подавляла рыдания, что рвались из горла. Я согнулась над Пин’эр и крепко ее обняла, как она когда-то обнимала и укачивала меня на коленях. Пин’эр ушла, ушла навсегда… и забрала с собой частичку моей души.

Часть II

Глава 12

Наше облако устремилось вперед, а ветер завел скорбную песнь. Мамины глаза покраснели, волосы растрепались и рассыпались по плечам. Я посмотрела на тело Пин’эр, и меня пронзила мучительная боль. Утратив тепло и искру жизни, оно превратилось в пустую оболочку.

Нахлынули воспоминания: вот Пин’эр поправляет мне руку, уча играть на флейте; вот показывает, как перебирать струны циня; вот рассказывает сказки, которые и заронили в мою душу тягу к приключениям. Как она укладывала меня в постель и целовала в лоб, когда мама надолго задерживалась в лесу. Слезы покатились по щекам. Я не хотела ни стирать их, ни гнать воспоминания прочь, потому что больше у меня от нее ничего не осталось. В этом моменте, в этой необратимости смерти крылась болезненная завершенность. Прошли те дни, когда Пин’эр обнимала меня, никогда больше ей не произнести моего имени. Как смертные несли на плечах бремя своей жизни, зная, что все, кто им дорог, со временем исчезнут?

Порыв ветра всколыхнул рукава Пин’эр. Я разгладила их, задев костяшками ледяную кожу. Ну что я за эгоистка, думаю лишь о себе! А как же семья Пин’эр? Каково моей маме? Ведь близкого человека потеряла не я одна.

Я коснулась маминой руки:

– Ты как?

– Боль – мой обычный спутник. – Глаза ее полнились безысходностью. – Ну хотя бы мы друг у друга остались.

Я хотела рассказать ей об отце, озарить искрой надежды непроглядную тьму горя. Однако меня связывали клятва и… стыд. Какая гордыня меня обуяла, раз я решила, будто сумею помочь отцу; насколько я обезумела, если полезла воровать у Небесного императора; с чего возомнила, будто сумею убежать от его гнева? Как я вообще посмела бросить ему вызов? А теперь Пин’эр мертва, наш дом – в руинах, а я не знаю, как дальше быть.

Вэньчжи склонил голову:

– Да обретет она вечный покой. Да найдете вы с матерью силы пережить свою скорбь. – Он потянулся было ко мне, но убрал руку и сжал ее в кулак.

Шусяо крепко меня обняла.

– Держись. Мне тоже будет ее не хватать.

Горе разъедало меня, а в голове звенели бесконечные «если бы. Если бы мы только улетели раньше, если бы я двигалась проворнее – то успела бы убить Уганга. Если бы я обрушилась на него с той же безжалостностью, какую он проявил к Пин’эр, это его кровь омыла бы лавр, а бедняжка осталась бы жива.

– И куда теперь? – спросила Шусяо, выпуская меня.

– Летим ко мне. В моем царстве Небесный император вас не достанет, – предложил Вэньчжи.

Я отринула его предложение, хотя оно имело смысл. Однажды Вэньчжи уже доставил меня к Стене Облаков против воли, и как-то не хотелось больше туда соваться. Даже если он искренне хотел нам помочь, разве можно сбрасывать со счетов его жестокого отца и злобного брата? Я впилась ногтями в ладонь. Нет, в это гнездо змей мы не сунемся. Я не похороню Пин’эр на чужой земле, которой она всю жизнь боялась.

«Ты отнесешь меня домой?» – эхом всплыли в памяти ее последние слова, пробиваясь сквозь туман отчаяния.

– Мы должны доставить Пин’эр к Южному морю, – тусклым голосом сказала я.

Вэньчжи нахмурился.

– Императрица Суйхэ не славится добротой или состраданием. Она не приютит врагов Небесного императора, скорее уж увидит в вас угрозу ее собственному народу.

Я и не ждала теплого приема. Мы беглецы, у которых нет ни друзей, ни родственников. Принесем дурные вести. Тем не менее Пин’эр никогда раньше ни о чем не просила. Как отказать ей в малом, когда она заслуживала гораздо большего? И пусть Пин’эр никогда не выражала желания вернуться, она всегда говорила о море с теплотой и тоской, даже с последним вздохом. Неважно, как далеко уносит нас жизнь от родного дома, эту связь ничем не разорвать – она пускает в нас корни, хранит то, кем мы были, и переплетается со всем, чем станем.

Моя решимость укрепилась.

– Мы выполним последнюю волю Пин’эр, – повторила я, и мама согласно кивнула.

– Будьте осторожны, – серьезно сказал Вэньчжи. – К счастью, новости еще не дошли до правительницы. Небесный император постарается сохранить все в тайне, поскольку ваш побег будет воспринят как очередная его слабость, неудача. Делай, что должна, и уходи, как только сможешь.

– Хорошо, – пообещала я ему, хотя мне очень хотелось урвать еще несколько драгоценных дней, чтобы восстановить силы, спланировать дальнейший путь и оплакать подругу.

– Знаю, ты винишь себя, – тихо сказал Вэньчжи. – Не забывай: удар нанес Уганг. А приказ напасть на ваш дом отдал император.

Я подняла глаза, уловив напряженность в его голосе.

– Откуда ты прослышал о нападении?

– У нас есть информаторы при Небесном дворе. К сожалению, это дело так тщательно охранялось, что я узнал обо всем только после отправки солдат. Примчался сразу, как только смог.

– Спасибо за помощь. – Я говорила бесстрастно, вяло, не в силах выдать что-то большее.

Встав на колени рядом со мной, Вэньчжи положил руку мне на плечо. Его прикосновение всегда казалось мне прохладным, но теперь практически жгло сквозь одежду. Или, возможно, я сама заледенела изнутри и едва держалась, чтобы не рассыпаться.

– Плачь, кричи, ударь меня, если хочешь, только не говори со мной как с незнакомцем. Не притворяйся, будто все в порядке, когда это не так.

Его сострадание стало последней каплей. Я затряслась, дыхание стало неровным, эмоции рвались наружу. Сильные руки обняли меня; я прижалась лбом к твердой груди. Мои пальцы двигались будто сами по себе – я вцепилась в одежду Вэньчжи, словно если отпущу, то упаду. Знакомые объятия дарили утешение… и оказались такими нужными в этот момент чистого отчаяния. В глубине души мне хотелось остаться в них, не возвращаться обратно в реальность, пусть гордость и требовала отстраниться. Я презирала себя за слабость, но чувствовала, что Вэньчжи разделяет мою боль, и потому не двигалась, пока напряжение не отпустило, тело не обмякло, как виноградная лоза, а остатки сил не испарились. Хриплое дыхание еще какое-то время срывалось с губ, горькие слезы лились из глаз, но наконец усталость обрушилась на меня и утянула в благословенное забытье.

Что-то теплое коснулось кожи. Разум вынырнул из кокона сна, но я не хотела открывать глаза. Боль уже вернулась, острая и неумолимая, окрашивая собой каждый вдох. Вдруг лицо овеял свежий ветерок, пробудив внутри то, чего не омрачали скорбь и сожаления: обрывки хороших воспоминаний, как я впервые увидела Восточное море, насколько оно меня поразило, – и проблеск надежды.

В глаза ударил дневной свет. Я заморгала и наконец заметила мать, безразлично смотрящую вперед, и Шусяо, сидящую рядом с ней. Тут же захотелось оглядеться, убедиться, что нас никто не преследует. Когда я вспомнила, как расклеилась прошлой ночью, меня охватил стыд. Как смела я рыдать на руках Вэньчжи, в объятиях моего врага? Словно предала себя и Ливея. Вот только Вэньчжи не был моим врагом. Во всяком случае теперь.

– Где он?

– Твой друг сказал, что ему нужно домой, но он вернется, чтобы найти нас, – ответила мать.

– Похоже, вы с Вэньчжи неплохо общаетесь. Лучше, чем я ожидала, учитывая, что он сделал, – с любопытством заметила Шусяо.

Глаза матери сузились, она выпрямилась.

– Это он тебя предал? Он демон, которого ты так ненавидишь?

Несколько дней назад я сразу бы согласилась. И все же поддержка Вэньчжи, то, как он без колебаний пришел нам на помощь… задели меня глубже, чем того хотелось. Нет, его поступок не исправил отношений между нами – ничто и никогда не исправит, – но при мысли о нем в моем сердце больше не было одной только горечи.

– Он предал меня. Я презирала его, даже более того. Но он помог нам, больше, чем вы думаете.

– Ты простила его? – осторожно спросила Шусяо.

– Нет, – отрезала я. – И никогда не буду доверять ему. Но я больше не ненавижу его.

– Тому, кто обманул тебя таким образом, нельзя доверять. – Мать помолчала, покачав головой. – Однако некоторые рассказы обо мне немногим лучше. Все так, как сказал Уганг: многие считают, что я желала заполучить эликсир себе, что я украла его, мечтая стать бессмертной. Это ли не жестокое предательство? Разве я не выгляжу себялюбивой трусихой, и неважно, какие у меня были причины?

Я никогда не слышала, чтобы она говорила с такой горечью, к старой боли добавилась новая. Возможно, смерть Пин’эр разорвала ее сердце на части и вся скорбь выплеснулась наружу.

Я взяла ее за руку.

– Ты выпила эликсир, чтобы спасти нас.

– Это знаем только мы. – Ее улыбка была грустной и натянутой. – История та же, но картина сильно отличается. Твой отец, должно быть, ненавидел меня, и смертные тоже меня презирают.

– Нет, не презирают, – заверила я ее. – Они понимают твою боль, как и я.

– Вот что важно. – Она крепко сжала мою руку. – Чтобы те, кого мы любим, понимали, что мы сделали и почему.

Маму утешила бы новость, что отец понял и простил ее, но я промолчала. Невольно вспомнились причины обмана Вэньчжи: злобный брат, настоящее чудовище, борьба за власть, в которой выживают только сильнейшие. И все же ситуации разные: мамой двигало отчаяние, им – расчет и предательство. Вэньчжи просил о шансе начать сначала, но это было невозможно. Того, что было между нами, никогда не вернуть. Оно исчезло так же безвозвратно, как ароматическая палочка, сгоревшая дотла.

На горизонте колыхались белые пески, точно развевающиеся на ветру отрезы светлого атласа. Бирюзовый океан отражал небо, его воды расчерчивали полосы перламутровой пены. В дальнем конце берега качались кокосовые пальмы, увешанные золотыми шарами фруктов. Но, в отличие от пляжа Восточного моря, где кипела жизнь, это место было совершенно пустынным.

– Где находится город? – спросила мать, когда наше облако опустилось.

– Я слышала, что он лежит внизу, на самом морском дне, – сказала нам Шусяо.

Я посмотрела на изменчивую воду.

– Кто-нибудь умеет плавать?

Шусяо покачала головой. Небожители не привыкли к воде; их озера и пруды, наполненные лотосами, украшенные водопадами и фонтанами, были просто для красоты. К чему плавать, когда можно летать?

– Я пойду. Мой отец был рыбаком. Я научилась плавать вскоре после того, как сделала первые шаги, – заявила мама.

Ее отец, мой дед. Она впервые упомянула о нем. Мать так редко говорила о своей смертной семье, той, которую оставила позади.

– Будь осторожна, мама.

Мне становилось не по себе при виде волн, то обманчиво мягких, то яростных и бурных.

Без колебаний мать зашла в воду по бедра. Нырнув, она плавными, уверенными движениями двинулась сквозь волны. Я прикрыла глаза от солнца, глядя ей вслед, пока мама не превратилась в точку вдалеке. Вдруг ее высоко подняла набежавшая волна, и мать внезапно исчезла из виду. Ужас пронзил меня. Мы с Шусяо погнали наше облако вперед, туда, где она исчезла. Мои нервы были на пределе; я и так уже чересчур много потеряла.

Волны бурлили под нами, их вершины сверкали золотом. Непрозрачные воды хорошо прятали свои секреты; не было видно ни следа моей матери или легендарного города Южного моря. Мое сердце бешено колотилось, я призвала магию, превратив воздух в полупрозрачное копье, и пронзила им воду. Рука взметнулась на поверхность, мать вынырнула, барахтаясь в образовавшемся вихре. По моей команде ветер рассеялся и волны успокоились. Я схватила маму за руку, затащила на облако и похлопала по спине. Она закашлялась, выплевывая капли воды.

– Синъинь, что ты творишь?

– Ты пропала. Я думала, случилась беда.

– Я сама в состоянии позаботиться о себе.

Она вытерла лицо мокрым рукавом, затем отжала волосы, скрутив их в простой узел. Ее лицо было осунувшимся и бледным, но все же мама выглядела моложе, как будто морская вода смыла тщательно выстроенный образ безупречной богини. Я мельком увидела ту девушку, которой она некогда была, отголоски ее беззаботной юности в тихой приморской деревне. Моя мать вознеслась на небеса, став богиней, и отказалась от родителей, мужа, своего будущего. И вот теперь она потеряла свою верную спутницу, ту, кто делил с ней долгие годы одиночества и отчаяния. Кто-то скажет, что это небольшая цена за бессмертие, но для нас горе было неутолимым.

Легкий ветерок сорвался с моих пальцев, высушивая ее одежду и волосы.

– Что ты нашла, мама?

– Чем холоднее, тем глубже. Течение стало сильнее, как будто меня отталкивало.

– Синъинь, сюда, – настойчиво позвала Шусяо, указывая на что-то внизу.

Я проследила за ее взглядом – что это, игра света? Вода здесь словно блестела ярче, а пена переливалась словно радуга. Я пустила поток энергии по волнам, мерцающим так, будто луч солнечного света пронзил их глубины. Перед нами появилась вязь букв:

Если принес ты слезу заветную,

Смело входи в глубину беспросветную.

– И что это значит? – недоуменно переспросила Шусяо, глядя на неспокойные воды. – Что еще за слеза такая особенная?

– Пин’эр сказала мне, что слезы ее народа могут превращаться в жемчужины. – Я коснулась ее прощального подарка, который теперь носила на шее. Значит, это еще и ключ.

– Я так по ней скучаю, – хрипло призналась мама.

Я расстегнула золотую цепочку и обмотала ее вокруг пальцев:

– Давайте вернем ее домой.

Когда я опустила жемчужину в море, раздался свист, потоки пузырьков закружились по спирали, сплетаясь и образуя узкий коридор в воде. Свет вспыхнул из темных глубин, поднимаясь вверх, чтобы озарить путь. Я обернула тело Пин’эр кольцами воздуха, привязав ее к себе. Взявшись за руки, мы все вместе прыгнули в проход. Я приготовилась к стремительному спуску, но мы плавно скользили по туннелю, словно перья.

Наконец мои ноги утонули в желтовато-коричневом песке, обувь пропиталась влагой. Воздух здесь был тяжелым, густым от морской соли. Мы стояли в круге, достаточно широком, чтобы можно было лежать на нем, а по сторонам высились стены воды. Она шумела громко, но успокаивающе, напомнив водопад во дворе Вечного спокойствия. Где сейчас Ливей? Как же я надеялась, что он в порядке и в безопасности. Хотелось верить, что принц никогда не узнает о том, как я плакала в объятиях Вэньчжи. Вроде бы просто мелочь, но она причинит боль Ливею. Тогда я отчаянно нуждалась в утешении, ослабла от горя. Я не сделала ничего дурного, и все же… мне было стыдно.

С другой стороны круга появился силуэт, вода расступилась, словно завеса, пропуская к нам стража. Он был абсолютно сухим, до последней пряди распущенных волос. Черные глаза были обведены бледно-голубым и ярко выделялись на фоне пожелтевшей кожи. В руке страж держал копье, мерцающий полупрозрачный плащ ниспадал на его доспехи из бирюзовой чешуи с золотой каймой. На большом пальце блестело жемчужное кольцо в толстой серебряной оправе.

Страж вскинул голову.

– Чья была жемчужина?

Я молча подняла руку.

– Ты не из нас, – обвиняющим тоном произнес он и наклонил в мою сторону копье. – Где ты ее взяла?

– Получила в подарок.

Заметив тело Пин’эр, страж замер. Минуту он разглядывал нас и наконец мотнул головой:

– Идемте. Императрица Суйхэ захочет вас увидеть.