Текст книги "Сердце Солнечного воина"

Глава 10

Рассвет окрасил небо, когда угасли последние проблески света от лунных фонарей. Я почти жаждала возвращения ночи, такой же темной, как и мои мысли. Я была так близка к тому, чтобы вернуть отца домой, а теперь… эликсир исчез. Я проклинала Тао и его сестру, а еще себя за то, что доверилась им. И все же полубезумное лицо Тао стояло перед глазами. Неужели он ожидал получить два эликсира, а нашел один? Пошла бы я на такое: пожертвовала бы жизнью отца, счастьем матери ради постороннего? В любом случае, если когда-нибудь снова найду предателя, отплачу за его жадность той же монетой. Я рисковала своей жизнью и тоже заслужила эликсир, а Тао кражей свел на нет все права, которые когда-либо на него имел.

Небесные солдаты, стоявшие на страже, были мне незнакомы. Смена Феймао, должно быть, закончилась. Еще вчера я без колебаний вошла бы в эти двери, а теперь, как вор, вынуждена была скрываться. Крадучись пробралась к задней части дома, взобралась на перламутровую колонну, а затем спрыгнул на балкон. Как только сбросила одежду и натянула спрятанное там сиреневое одеяние, мой взгляд упал на царство людей, залитое мягкой утренней дымкой. На сердце навалилась тяжесть, я вспомнила ночи, проведенные здесь в праздных созерцаниях. Смогу ли когда-нибудь обрести прежний покой?

Коридор оказался пуст. Раздвинув двери своей комнаты, я вошла и вздрогнула, застав там Шусяо вместе с генералом Цзяньюнем. Их чашки были пусты, меч подруги валялся на полу. Долго ли они ждут?

– Вам не следовало приходить, – выпалила я, а потом, вспомнив о манерах, поклонилась генералу. – Указ императора…

– Я слышала, – перебила Шусяо, наморщив лоб. – Где ты была? Тебе же нельзя уходить.

Я взглянула на генерала Цзяньюня. Он по-прежнему оставался одним из советников императора, к тому же ему лучше не знать. Хотя его неожиданное присутствие вызвало у меня тревогу.

– Есть новости о Ливее? – спросила я, уклоняясь от вопроса Шусяо.

– Никому не разрешено посещать Его Высочество. Император приказал, чтобы принц оставался один в своих покоях, – мрачно сказал генерал.

Я закусила щеку.

– Он сумел поговорить с отцом?

Генерал Цзяньюнь покачал головой.

– Его Небесное Величество отказывается предоставить принцу аудиенцию до тех пор, пока Его Высочество не извинится, чего тот пока не сделал. Император также не слушает тех советников, кто выразил свою озабоченность по поводу обращения с принцем.

– Но мы здесь не поэтому. – Выражение лица Шусяо было мрачным. – Солдаты собираются. Они идут сюда во главе с генералом У.

По позвоночнику пополз страх.

– Зачем?

– Император вынес приговор твоей матери, всем вам. – Она судорожно вздохнула. – Заключение в башне.

Башня была Небесной тюрьмой на окраине царства, где содержались такие злобные монстры, как Костяной Демон. Место полного запустения, окутанное тьмой, ни окон, ни дверей, ни малейшего проблеска света.

– Надолго?

Ответил генерал Цзяньюнь:

– Срок не установлен.

– То есть, возможно, навсегда.

Внутренности скрутило от отчаяния. Император уже делал так с моей матерью и с драконами, их наказание затянулось на неопределенный срок без шанса на помилование. Наши имена забудут, а история станет не более чем очередным поучительным рассказом о неповиновении Небесному императору.

– Одни пытались вступиться за твою мать. Чанъэ никогда раньше не уклонялась от долга; видимо, случилось что-то неожиданное. – Лицо генерала Цзяньюня потемнело. – Но другие исказили наши слова, утверждая, что ее беспрецедентный проступок в тот день, в праздник Его Небесного Величества, наверняка подстроен. Некоторые пошли еще дальше, утверждая, что оскорбление Его Небесного Величества – измена, попытка ослабить его положение, подбодрить инакомыслящих и омрачить правление императора.

– Они излишне высокого мнения о нас. То была просто безобидная ошибка.

– В Нефритовом дворце ни одна ошибка не считается безобидной, особенно та, которая вызывает гнев императора, – возразила Шусяо.

– Что вы будете делать? – спросил генерал Цзяньюнь.

– Сколько солдат? Когда они придут?

Лицо Шусяо помрачнело.

– Более ста. Они нагрянут сегодня или, самое позднее, – завтра.

– Сотня? – тупо переспросила я.

Они ожидали, что мы станем сражаться? Это не приглашение сдаться, а настоящее выдвижение войска, чтобы покорить врага и захватить то, что не сдадут. Год назад Небесные солдаты стояли рядом со мной, а теперь… маршировали к моему дому. Мой самый глубокий страх, мой самый страшный кошмар ожил.

– Не могу позволить им забрать нас, – выпалила я.

Повисло короткое молчание, затем генерал Цзяньюнь откашлялся:

– Что с лавром?

– Да пусть забирают, только бы оставили нас в покое. – Необдуманные слова, бесполезная сделка, чтобы отсрочить неотвратимое наказание.

– В чужих руках, кто знает, для чего можно использовать лавр, – возразил генерал Цзяньюнь. – Пусть мы не понимаем его силы, но с ней нужно считаться.

– Как нам бороться с ними? Нас не просто меньше, хотя солдаты однажды помогли мне. – Ужасно не хотелось нападать на тех, с кем прежде сражалась бок о бок.

– Небесная армия уже не та, что была раньше, – мрачно ответил генерал. – Солдат, вставших на твою защиту в тот день, задвинули на второй план, их верность под вопросом. Многие уехали, а тех, кто остался, сослали на дальние рубежи.

Их поддержка дорого им обошлась. Простой порыв, основанный на благодарности, невольно нанес удар по гордости Небесного императора. Один из величайших моментов в моей жизни теперь запятнан чувством вины. Драгоценные секунды ускользали, солдаты императора приближались. Я вглядывалась в лицо генерала Цзяньюня, надеясь на совет, но он молчал. Иногда ответов не было, и нам приходилось действовать по обстоятельствам.

Сложив руки, я низко поклонилась.

– Спасибо за предупреждение. Прошу прощения за невежливость, но вам двоим лучше уйти до появления солдат.

Морщины на лбу генерала Цзяньюня углубились, словно следы от пальцев на песке.

– А как поступите вы?

Я не ответила, сражаясь с нервами. Больше всего мне всегда хотелось, чтобы меня и мою семью оставили в покое, и все же каждый мой шаг подвергал нас еще большей опасности. «Нет, – прошептал мой разум, – ты хотела большего: помочь драконам. Бросила вызов императору, стараясь навязать ему долг, украсть эликсир. Даже сейчас пытаешься придумать способ остановить атаку. Тебе никогда не хватало оставить все как есть… Ты всегда хотела большего. Мирная жизнь не про тебя».

Мои зубы впились в губу. Раньше я молчала, стараясь избегать гнева императора, глупо надеясь, что прошлые обиды забудутся лет через десять. Какое мне дело до политики, до этих смен власти? Такие вещи были вне моего ничтожного влияния. Однако семена предательства посеяны, и пришло время пожинать их урожай. Император мне не доверял, а я – ему. Стоило представить, как правитель доберется до лавра, и становилось нехорошо, тем более что я не знала последствий.

Если бы только у нас были союзники, у которых мы могли бы попросить убежища. Принц Яньси не посмел бы укрыть нас; они не рискнули бы своим союзом с Небесной империей. У меня все еще оставалась чешуя, подаренная мне Длинным Драконом. Могу ли я просить зверей о помощи: не нападать на солдат, а просто прогнать? Драконов все равно заметят, а они не желают нового столкновения с Небесным императором. Я бы не стала подвергать их опасности, пока не исчерпала бы все остальные варианты. Сомнение омрачало мою решимость, та колебалась, как пламя, подхваченное ветром. Каждый путь полон опасностей. Если мы сбежим, император не простит, станет преследовать нас по всему царству. Мы также не могли сражаться в меньшинстве. Единственной альтернативой оставалось принять наказание, но осмелюсь ли я полагаться на благосклонность императора, что он в конце концов смягчится и освободит нас?

В голове всплыли слова Небесного императора, его предупреждение в тот день, когда я завоевала свободу для матери: как богиня Луны она по-прежнему должна следить за тем, чтобы светило восходило каждую ночь, – никаких исключений.

Теперь же мама невольно оскорбила Небесного императора, и оскорбление было личным. Пощады ждать не стоит: он никогда не был склонен к милосердию. Их Небесные Величества не любили мою семью, и им выпала идеальная возможность избавиться от нас. Отчасти я радовалась, что Ливея здесь нет. Он поддержал бы нас, выступив против отца, и тот счел бы это непростительным предательством. А так Ливей мог бы заявить, что ничего не знал о моих планах, ведь на самом деле я только что их придумала.

– Мы убежим.

Мое сердце терзалось сожалениями и стыдом. Но я слабо верила в справедливость Небесной империи. Разочарование отразилось на лице генерала Цзяньюня. Возможно, он надеялся, что я встану на защиту лавра, или вообразил, что в моей душе горит искра самоотверженности моего отца. Нет, я не унаследовала ни благородства, ни храбрости. Назовите меня эгоисткой, но я выбрала бы себя. И без того верой и правдой служила империи, но получала в ответ лишь подозрения.

– Я понимаю. Будь осторожна, – сказал наконец Цзяньюнь.

– Нам надо подготовиться, – вставила Шусяо.

– Нам? – переспросила я.

Она с вызовом скрестила руки.

– Я не уйду, пока ты не окажешься в безопасности.

– Как я могу тащить тебя с собой?

– Это не твой выбор, – отрезала она.

Я колебалась, и радуясь, что подруга со мной, и боясь подвергнуть ее опасности.

– Спасибо, – выдавила я. Сама сделала бы для нее не меньше.

– Генерал Цзяньюнь, – обратилась к нему Шусяо, – не могли бы вы послать весточку моей семье? Скажите им, чтобы скрывались, пока снова не получат от меня новостей.

Меня обожгла горечь, что ей придется расстаться с родными и мы вынуждены бежать. Но в бегстве не было стыда; я так уже поступала и не стала бы идти на жертвы из-за пустяка. Самым важным оставались наша свобода и наша жизнь. На них держалась надежда.

Я коротко и резко постучала в дверь матери. Та вышла из своей комнаты, одетая в обычный белый халат. К счастью, с ней находилась и Пин’эр. Служанка сидела у стола и разливала чай по чашкам. Я, не теряя времени, настойчиво сказала:

– Небесные солдаты идут сюда. Мы должны бежать.

– Бежать? Почему? – Ее глаза широко распахнулись.

– Император приговорил нас к заточению в башне. Якобы мы оскорбили Его Небесное Величество, специально не зажгли Луну.

По ее телу пробежала дрожь.

– Они ошибаются. Мы можем объясниться?

– Уже нет. Нельзя переубедить тех, кто не хочет признавать свою неправоту. – Я взяла ее руки в свои, вздрогнув от их холода. Мама боялась… как и я. – Они хотят верить в наше предательство. Забыть зажечь фонари – такой же невинный проступок, как взять отцовский эликсир. Или как драконы решили подарить воду страждущим смертным. Небесный император не потерпит никакой угрозы своей гордости или репутации. Для него видимость важнее намерений.

Меня тогда поразило, как сильно он, должно быть, презирает меня – девушку, которой поклонились его солдаты, которую правитель убил бы в тот день.

– Мы должны бежать? – Голос моей матери сорвался.

Это место было всем, что она знала о Царстве бессмертных, – некогда тюрьма, а теперь единственный дом.

– Да, Его Небесное Величество не отменит приговора, и никто за нас не заступится, в любом случае он никого не послушает. Мы – заноза в его боку, которую он хочет вырвать. Более того, император намерен забрать наш дом, и это отличный повод, чтобы захватить его.

Пин’эр нахмурилась.

– А разве неповиновение указу не рассердит его еще больше?

– Несомненно. – Безрассудное удовольствие захлестнуло меня при этих словах. – Хотя на данном этапе мы мало чем рискуем.

Разве что жизнями. Обезумела ли я, раз решила поставить нас под угрозу? Разве тюремное заключение не предпочтительнее смерти? Но это был не тот выбор; мы боролись за свою свободу, за возможность жить так, как сами хотели. И я не могла доверить нашу безопасность императору. Мать подняла голову, выражение ее лица стало спокойнее.

– Мы будем готовы.

– Ты должна идти первой, вместе с Пин’эр. Вскоре мы с Шусяо вас догоним. Отвлечем тех, кто стоит здесь на страже, чтобы вы могли сбежать.

Взгляд матери впился в меня.

– Я не пойду без тебя.

– Мама, если Небесные солдаты захватят тебя, ты станешь заложницей. Я не смогу действовать, если ты окажешься в опасности. И если мы побежим все разом, они заметят наше отсутствие и бросятся в погоню. Мы с Шусяо можем улизнуть от солдат, но что касается тебя и Пин’эр…

– Знаю, я слаба. – Мама отвернулась. – Хотела бы я помочь. Если бы только у меня была такая же магия, как у тебя.

Возможно, сила моей матери была более тихой, как у Тао, или она вовсе о ней не знала. Так или иначе, но в ней крылась мощь, которой в детстве я не понимала; тогда она казалась мне хрупкой и нежной. Однако, покинув дом в первый раз, я расклеилась, а вот ее разум оставался ясным, решимость не пошатнулась. Как и сказала Пин’эр, моя мать сильнее, чем кажется.

– Нет, мама, – мягко возразила я. – Магия – не единственная стихия; каждая из нас сильна по-своему. Ты оберегала меня все эти годы, теперь моя очередь защищать тебя. Вас обеих, – добавила я, протягивая руку Пин’эр.

Мама глубоко вздохнула.

– Не делай ничего опрометчивого. Будь осторожна и не попадайся. Обещай мне.

– Обещаю, – тут же согласилась я, не обращая внимания на угрызения совести.

В моем плане была еще одна часть, которой я не раскрыла, но она еще не дозрела. Мы с Шусяо собирались устроить диверсию, но что, если вместо этого сделать ловушку для Уганга? Не из злобы, а из желания покончить с угрозой – ведь кто, кроме него, мог собрать семена лавра?

Мама с Пин’эр ходили по комнате, собирая вещи. В дверях мать крепко обняла меня. Я закрыла глаза, вдыхая ее аромат, пронизанный сладостью османтуса.

– Будь осторожна, Маленькая Звездочка. – Рука Пин’эр нежно коснулась моей щеки. – Помни: звезды ярче всего сияют в самую непроглядную ночь.

К горлу подступил комок. Мое детское прозвище. Я глубоко вздохнула, сдерживая эмоции, и только после того, как они ушли, рухнула на пол, водя кончиками пальцев по каменным плиткам. Последнее прощание. Это все, что я себе позволила. Встав, я направилась в свою комнату. Первое, что взяла там, – лук Нефритового дракона. Затем подпоясалась мечом, заткнула за пояс кинжал. Как наивно я полагала, что никогда больше не буду бегать. Но на этот раз я готова… и возьму с собой своих близких.

Глава 11

Луна мерцала, как море серебра; моя мать выполнила свой долг. Если бы фонари остались темными, это стало бы предвестником неприятностей и вызвало бы подозрения у солдат. Когда она вышла из леса, направляясь ко мне и Шусяо, от щепки в ее руках тянулись тонкие струйки дыма.

– Мама, ты готова? – тихо спросила я.

Она кивнула, ее глаза блестели от слез, но не из-за страха или неминуемой потери нашего дома. Сколько себя помню, мама еженощно бродила по лесу, оплакивая моего отца, – только там она позволяла горю вырваться наружу. В детстве меня обижала ее кажущаяся холодность, и только позже я поняла, что она просто прятала от меня слезы. Ужасно захотелось рассказать об отце, трудно хранить такую тайну, но я сдержалась. Связь между ним и мной оказалась мне в новинку, но я уважала его выбор. И мать достаточно настрадалась от разлуки. Я не стала бы возрождать ее надежды лишь затем, чтобы снова их разрушить. Нет, сначала найду способ его спасти. Только отыщу двуличного предателя Тао.

– Убедитесь, что солдаты увидят, как вы зашли, а затем выходите через балкон, – сказала я маме. – Облака висят сразу за лесом. Мы с Шусяо встретимся с вами на берегу Южного моря.

– Приходи так быстро, как только сможешь, – напомнила мне мать, поджав губы, как всегда, когда подозревала, что я замышляю что-то нехорошее.

Но я больше не тушевалась под ее взглядом.

– Придем, – твердо заверила я.

Мама ушла. Небесные солдаты у входа удостоили ее лишь беглого взгляда. Вместо этого они осторожно и оценивающе осмотрели меня, прежде чем отвернуться. Я уставилась на светящиеся стены своего дома, на радужные колонны, запоминая каждые плитку и камень, как при первом расставании. Грудь сдавило от горя. Как я буду скучать по этому месту. Но пока мы живы, жива и мечта о возвращении… какой бы хрупкой она сейчас ни казалась. Ветер усилился, воздух задрожал от потока бессмертных аур. Облака заволокли ясную ночь. Я сцепила руки, холодные, но мокрые от пота.

– Они идут, раньше, чем ожидалось, – тихо сказала Шусяо.

Что-то во мне ожесточилось.

– Тогда нам пора.

Чувствуя на себе взгляды солдат, мы неторопливо зашагали в лес, только потом перейдя на бег, увязая ногами в блестящей земле. Мы остановились у сверкающего лавра, листья которого звенели точно серебряные монеты. Дерево было прекрасно, но как же я его в тот момент ненавидела. Не будь лавра, император никогда не обратил бы внимания на мой дом, и нам не пришлось бы бежать. Я подняла руку, с кончиков пальцев сорвался ветерок. Он понесся сквозь деревья османтуса в другом конце леса, гремя ветвями: приманка, чтобы отвлечь внимание солдат. Мама с Пин’эр улизнули. Как только мы почувствовали, что их ауры уносятся прочь, тоже сплели тонкие нити воздуха, покрытые полупрозрачным пламенем, образуя ловушку вокруг ствола лавра. Та должна была взорваться от малейшего прикосновения.

Тяжесть обрушилась на мое сознание, как будто я ударилась головой о камень. Чары, которые мы с Ливеем так кропотливо возводили, разорвались на куски, словно рисовая бумага, а затем рев в моем разуме сменился глубокой тишиной, такой, что даже спина похолодела.

По земле прокатилась рябь. Глаза Шусяо округлились, она указала вперед. Бледные щупальца прочерчивали ночь, словно пальцы, царапающие небо, дымная горечь пепла переплеталась со сладостью обугленной корицы. Мой дом… он пылал в огне. Мерцающее пламя пожирало некогда белые стены, серый дым поднимался высоко в небо. Меня терзала боль, сдавленные хрипы рвались из горла. Шусяо сжала мое плечо:

– Погорюешь позднее.

Собравшись с духом, я кивнула, отворачиваясь от ужасного зрелища. Яркая вспышка расколола тьму, мимо меня пронеслась молния и ударила Шусяо по ребрам. Она задохнулась, отшатнувшись, а я схватила ее за руку – настал мой черед поддерживать подругу. Она прижала ладонь к своей ране, заживляя ту магией. Призвав свою энергию, я сплела над нами щит. Вовремя. Еще одна волна зловещего света устремилась вперед, разбиваясь о наш барьер. Появился бессмертный, облаченный в Небесную бело-золотую броню, с большим топором в руке. Его карие глаза блестели, волосы были собраны в блестящий пучок. Уганг без своих солдат – такую возможность нельзя упустить.

Он насмешливо улыбнулся.

– Ты еще здесь? А я-то считал тебя умнее.

– Пришел один? А я считала умнее тебя, – парировала я.

Я обнажила меч, а не лук, так как его свет привлек бы всех солдат. Тем не менее Уганг не двинулся, лишь поставил топор на землю и оперся на его рукоять.

– Почему ты нас ненавидишь? – вырвался у меня вопрос, который я давно собиралась задать. – Мы ничего тебе не сделали.

Он пожал плечами:

– Моя дорогая девочка, я вовсе не испытываю к тебе ненависти. Считай это прихотью судьбы; ты стоишь на пути к тому, чего хочу я.

Меня опалила ярость из-за его черствости и безразличия, столь же ядовитого, как злоба. Пальцы сильнее сжали рукоять меча. «Давай быстрее», – призывал мой разум, та его часть, которая не оцепенела от ужаса при виде бессмысленного разрушения моего дома. Ну и что, если враг отказался драться? Я бросилась на него, выставив клинок, и Уганг высоко замахнулся топором. Наше оружие столкнулось с пронзительным скрежетом, мое запястье заныло. Шусяо вскочила, ударив Уганга сбоку. Он изогнулся. Надавив всем весом на топор, Уганг отшвырнул меня, и яркая вспышка его магии устремилась к нам. Я тут же оттолкнула Шусяо в безопасное место, а сама прыгнула вбок, чтобы уйти от атаки.

Уганг поднял ладони, наколдовывая щит.

– Я был прав, сомневаясь в вашей преданности, лейтенант.

– Ты не сделал ничего такого, чтобы ее заслужить, – возразила Шусяо.

– Неверная, непослушная, бездарная. Пришло время очистить Небесную армию от таких бесполезных солдат.

Я с яростью снова замахнулась на него. Меч Шусяо пролетел рядом с моим, быстрый и безжалостный, но Уганг двигался с поразительной ловкостью. Он уклонился от следующего удара Шусяо, развернулся и врезал ногой ей в живот. Она растянулась на земле, но тут же вскочила, швырнув ему в плечо ледяную стрелу. Стоило Угангу, задыхаясь, отшатнуться, как я нырнула вперед, вонзив меч ему в грудь. Клинок заскрежетал о чешуйки доспехов, но щит выдержал. Схватив меч обеими руками, я обрушилась на него со всей силой, магия потекла из моих ладоней. Щит Уганга сломался, мой меч уже готов был пронзить его плоть…

Но чей-то крик зазвенел в ушах. Голос моей матери. Почему она все еще здесь?

Когда я застыла, Уганг оттолкнул мой меч в сторону и отскочил. Я сразу бросилась за ним, но с деревьев золотыми реками полились Небесные солдаты. Мое сердце упало. Феймао вытащил вперед мою мать, а другой солдат, сложённый как бык, держал Пин’эр.

– Они нашли нас, – прошептала мама. – Прости.

– Бросайте оружие, – скомандовал Уганг с гаденькой улыбкой на лице. А ведь всего мгновение назад мой меч упирался ему в грудь. – Только дернись – и твоя мать заплатит за это.

Феймао приставил лезвие к затылку моей матери. Один толчок – и он разорвет ядро ее жизненной силы. Я всмотрелась в лицо друга, надеясь увидеть хоть каплю сомнения, но выражение его оставалось пустым. Во мне горела ярость, опутанная льдом страха. Возникло искушение обрушить на них ураган, смести Уганга на землю… но я заставила себя разжать пальцы и уронила меч. Как претили мне это чувство беспомощности, эти узы бесполезности. Уганг с неожиданной вежливостью склонил голову перед моей матерью, как будто снова стал добродушным мастером Гангом.

– Чанъэ, мне жаль отплачивать за твое гостеприимство таким образом.

– Ты мог бы освободить нас и избавить себя от печалей, – выдавила я.

– Это не в моих силах. – В его голосе звучало сожаление.

Моя мать уставилась на Уганга.

– Что тебе от нас нужно?

– Вы не должны были пытаться нарушить приказы Его Небесного Величества. Вам было велено оставаться здесь и ждать его правосудия. Игнорирование указа является тяжким преступлением, как и нападение на избранного императором генерала, – торжественно произнес Уганг.

– Правосудия? – с презрением повторила я. – То есть нам стоило сидеть и ждать здесь, чтобы попасть в тюрьму?

– Не я выношу приговор. Я – всего лишь слуга Его Небесного Величества.

– Ложная скромность тебе не к лицу. – Я мотнула головой в сторону лавра. – Ты рассказал императору об этом месте, обратил его взор сюда и настроил против нас.

Он не стал возражать против обвинений, вместо этого обратившись к моей матери:

– Бунтовщикам грозит худшее наказание. Будь уверена: я стану просить императора о твоем помиловании. Однако у твоей дочери есть склонность к мятежу, которую необходимо подавить.

– Я не нуждаюсь в твоих услугах, – ответила мать ледяным тоном, – особенно в тех, что навредят моим близким.

Уганг широко развел руками.

– Брось, Чанъэ. Давай не будем враждовать. Нас не так уж много – смертных, вознесшихся в небеса. Кому еще мы можем доверять, если не друг другу? – В его голосе прозвучала странная нотка: мольба, почти надежда – вряд ли похоть; он не смотрел на мою мать с желанием.

Чувствовал ли Уганг родство с ней из-за ее смертного прошлого? Был ли он одинок? В конце концов, у него не имелось причин хорошо относиться к бессмертным, с кем ему пришлось жить все эти столетия. А все, о ком он заботился в нижнем мире, умерли.

– Доверять? – Мама вздернула подбородок. – После того как ты напал на мою семью, солгал нам и захватил наш дом?

Он напрягся, его пальцы сжали бамбуковую рукоять. Был ли это тот самый топор, который Уганг украл у бессмертного? Тот, что запятнан кровью его жены?

– Почему ты установил вместо ручки флейту?

Пусть мой вопрос и был продиктован любопытством и желанием отвлечь внимание от матери, но заодно я хотела проникнуть в мысли Уганга. Самый верный способ победить врага – узнать, что им движет, его сокровенные мысли и страхи.

– Это был подарок от недостойного человека. Напоминание никогда больше не доверять другим. – Горечь окрасила его голос наравне с чем-то еще: сожалением?

– Ты сказал, что твоей жене нравилось слушать, как ты играешь. Она дала тебе флейту… и ты убил ее ею, – медленно сказала я, и мой желудок скрутило от отвращения.

Губы Уганга растянулись в улыбке.

– Кажется, тебе интересно мое оружие.

– Я слышала, ты долго рубил им дерево. – Я говорила с нарочитой обидой, стараясь вызвать его на откровенность.

– Где ты могла это услышать?

– Легенды бродят по царствам, их до сих пор пересказывают в чайных, – солгала я. – Наверное, смертные так тебя жалеют.

– Они не посмеют! – Его лицо исказилось, а затем разгладилось, маска вернулась на место. – Знаешь ли ты, что смертные рассказывают о богине Луны? Как она украла эликсир, добытый благородным Хоу И, из эгоистичного желания стать богиней. Некоторые болтают, что она нарушила договор с ним, не стала делиться эликсиром, забрала все себе. Весь флакон дает бессмертие, но половина даровала бы им долгую жизнь, куда дольше отмеренного срока. Я и представить себе не мог, что под этой нежной внешностью может биться такое безжалостное сердце. Как я поддерживаю твой выбор отринуть любовь.

Его улыбка буквально сочилась злобой.

– Ты ничего не знаешь обо мне, ничего не знаешь о любви. – Голос моей матери был жестким и холодным. Я никогда раньше не видела ее такой, излучающей лед и снег, – настоящей богиней, перед которой преклоняли колени смертные.

– Любовь бесполезна, – усмехнулся Уганг, – мимолетна, непостоянна и переменчива, как ветер. В конце неминуемо ждет боль, будь то из-за безразличия, предательства или злобы. У тех, кто действительно силен, нет нужды в любви – слабости, которая погубила сегодня всех вас.

Его насмешка обожгла.

– А может, тебя никогда по-настоящему не любили? Может, ты сам никогда по-настоящему не любил другого?

Удар ниже пояса, я использовала его боль как оружие. Он рассмеялся, хотя совершенно безрадостно.

– Что такое любовь по сравнению с вечной жизнью?

– Поэтому ты служишь Небесному императору даже после того, как он так с тобой поступил? – Я до сих пор надеялась перетянуть его со стороны императора, заставить усомниться в своей преданности.

– Те из вас, кто рожден бессмертным, принимают смерть как должное. Вы не можете понять ужас неизбежного конца, будь то император или раб. Вот почему твою мать изгнали, а не казнили, но ты – ее коварная дочь – обманула Его Небесное Величество, заставив того пойти на невыгодную сделку. Тебе повезло, что ты не умерла в тот день, но на сей раз эту ошибку исправят.

– Но не ты лично. – Я отчаянно цеплялась за спокойствие.

О, он умело отражал мои атаки.

– Его Небесное Величество был очень щедр ко мне. Бессмертие – величайшая честь, которую может пожелать любой человек. Стоит чего угодно, любого оскорбления, любого предательства – не так ли, Чанъэ?

Его губы скривились в жестокой ухмылке. Меня охватило желание броситься на Уганга, если понадобится – напасть на него даже с голыми кулаками. Но лицо матери исказила ярость, и она врезала локтем Феймао в живот. Он отпустил ее, пошатнулся, хотя был опытным солдатом, которого невозможно так легко одолеть. Когда его глаза встретились с моими, я опустила голову в знак безмолвной благодарности.

Мы с Шусяо бросились к моей матери, но солдат загородил нам путь. Другая воительница замахнулась на маму копьем, порезав ей руку. Глубокая рана появилась на коже, из нее потекла малиновая кровь. Мой крик раздался одновременно с яростным окликом Уганга. Воительница опустила оружие и схватила маму за руку. Пока та боролась, из пореза вылилось еще больше крови и попало на узловатые корни лавра. Дерево испустило протяжный вздох, задумчивый и наполненный тоской, – если такое вообще возможно, – затем вздрогнуло, широко раскинув ветви, точно веер, и семена дождем посыпались на землю. Я судорожно вздохнула, глядя на них. Они сияли в траве как ледяные жемчужины – сотни, возможно, тысячи, – по-прежнему крепко цепляясь за ветки.

– Свяжите их, – рявкнул Уганг солдатам, и его глаза внезапно жадно загорелись.

Не успела я пошевелиться, как из ладоней стражи вырвались светящиеся кольца, поймав в ловушку мою мать, Шусяо и меня. Они обжигали кожу, впиваясь все глубже, пока я корчилась в муках. На запястьях образовались рубцы. Стараясь успокоиться, я направила поток энергии, чтобы разорвать оковы, но новые путы обвили мои руки и ноги.

Мать яростно вырывалась, сумела даже пнуть солдата в лицо. Он выругался, но не ослабил хватки. Я боролась с мерцающими путами, однако паника усложняла задачу. Искры вспыхнули в руках Уганга и полетели к моей матери. Ее конечности обмякли, глаза закатились, тело рухнуло на землю, а юбки растеклись словно вода. Меня охватил ужас. «Она жива! – кричал мой разум, пытаясь вывести меня из ступора. – Она дышит, ее аура сияет».

Уганг присел рядом с ней, сильнее сжал топор, затем поднял оружие над ней – и по моим венам пробежал страх, магия вспыхнула на коже, растворив связывавшие меня узы. Поднявшись, я бросилась к Угангу – как раз в тот момент, когда Пин’эр кинулась вперед, закрывая тело моей матери своим. Уганг выругался, метнув пылающую стрелу в голову служанки. Сила его удара отбросила ее к дереву, лепестки османтуса окутали ее точно саван.

– Нет!

Мой крик разорвал тишину. Я подбежала к Пин’эр, обняла ее. Тело несчастной дергалось, как у марионетки в неопытных руках кукловода. Теплая влага разлилась по моим ладоням, кровь струилась из раны у основания головы. Я тут же направила туда свою энергию, запечатав, насколько могла, хотя тонкая струйка все равно продолжала сочиться. Ее аура неуверенно дрожала.

Мать зашевелилась, заморгала и поднялась. Когда же повернулась к нам, кровь отхлынула от ее лица.

– Пин’эр! Что случилось?

Я не могла говорить, лишь подняла полный ненависти взгляд на Уганга. Он не выказывал никаких угрызений совести, лишь нетерпеливо махнул окружившим нас охранникам. Ярость вырвалась на свободу, ослабляя что-то глубоко внутри меня, я призвала свою магию – буря вырвалась из моих ладоней и обрушилась на ближайших солдат. Другие бросились вперед, но моя осторожность развеялась, а внутри пылала неугасимая ярость. Я выхватила свой лук, выпустив в Уганга молнию Небесного огня, но его щит вспыхнул между нами, и моя стрела разлетелась на сияющие осколки.

Злодей вытянул руку, и из нее хлынули полосы яркого света. Я низко пригнулась, огонь пронесся надо мной, потрескивая злобным жаром. Когда я снова выпрямилась, Уганг уже двигался ко мне, тень лавра падала на его лицо. Меня вдруг осенило.