Текст книги "Допеть до победы! Роль песни в советском обществе во время Второй мировой войны"

В течение первого года войны в осажденном Ленинграде, несмотря на тяжелейшие условия – холод, голод, непрерывные бомбежки, – состоялось несколько музыкальных конкурсов для авторов песен и других произведений. 5 ноября 1941 года жюри конкурса, проводимого Ленинградским отделением Союза композиторов и Управлением по делам искусств, собралось в гримерке члена жюри Асафьева, чтобы обсудить почти 50 поданных произведений. В состав жюри входило пять человек: Асафьев, Богданов-Березовский, Кочуров, Круц (из Политуправления Балтийского флота) и Леман (из Управления по делам искусств) – они не снимали пальто, потому что театр не отапливался. Конкурс посвящался 24-й годовщине Октябрьской революции, которая отмечалась двумя днями позже. Как и в московском конкурсе, жюри не сочло возможным присудить первую премию, а вторую премию поделили Витлин и Прицкер. Профессор консерватории получил вторую премию в категории маршей, были также присуждены две третьих премии [Крюков 1975: 33–34].

Ленинградское управление по делам искусств и Союз композиторов в феврале 1942 года объявили конкурс песен и маршей в честь 24-й годовщины Красной армии. Асафьев и Кочуров руководили работой жюри из восьми человек. На конкурс было подано более 60 сочинений. В категории «песня» победили композиторы Будашкин, Гольц, Юдин, Леман, Богданов-Березовский. Марши делились на две категории: для обычного оркестра и для духового. Среди призов были продуктовые пайки – крайне ценная награда во время голода. В конкурсе победила песня Гольца «Готовьтесь, балтийцы, в поход». Гольц не успел получить свой приз, потому что умер вскоре после окончания конкурса, но несколько написанных им оборонных песен были опубликованы при его жизни [Крюков 1975: 64; Богданова 1985: 33]. Конкурс, объявленный в мае 1942 года, включал гораздо больше жанров. Этот конкурс Ленинградское отделение Союза композиторов, Радиокомитет и Управление по делам искусств проводили в честь 25-й годовщины Октябрьской революции, а его темой стала героическая оборона Ленинграда. На этот раз композиторы имели в распоряжении более пяти месяцев, чтобы создать качественные произведения. Некоторые авторы принимали участие в нескольких категориях. После завершения конкурса оставалось время, чтобы записать победившие произведения, и во время ноябрьских праздников их передавали по радио. Первую премию получили Кочуров и Глух, вторую – Матвеев, Митюшин и Владимирцов, а третью – Евлахов и Леви (заседание Президиума Союза советских композиторов, отчет Богданова-Березовского, протокол № 9 от 23.07.1942. РГАЛИ. Ф. 2077. On. 1. Д. 52), [Крюков 1975: 114].

1942 год оказался богат на конкурсы, которые проводились по всему СССР. Московское отделение Союза композиторов запланировало провести в январе конкурс песен-маршей, но никакой информации о нем не обнаружено (заседание Правления Московского отделения Союза композиторов, протокол № 1 от 02.01.1942. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 39). Весной 1942 года Воронежское отделение Союза композиторов и Политуправление армии провели закрытый конкурс на лучшую фронтовую песню. Жюри возглавлял дирижер Ансамбля песни и пляски Юго-Западного фронта майор Шейнин. Первое место занял Константин Массалитинов, глава Воронежского отделения Союза композиторов, который написал песню в соавторстве с младшим политруком Н. Бауковым. Фрадкин также был награжден [Воронцов 1980: 43]. В мае газета «Красная звезда» напечатала объявление с предложением подавать на конкурс песни-марши, посвященные крымским партизанам. Ранее объявление было опубликовано в газете «Крымский партизан», которая издавалась в Крыму тиражом 10 000 экземпляров («Красная звезда» от 05.05.1942. С. 3).

В июле и августе 1942 года, когда конкурс объявило Свердловское отделение Оргкомитета Союза советских композиторов, конкурсные условия изменились. Массовые призывные песни явились лишь одной из многих категорий. К лету 1942 года особое внимание стало уделяться симфоническим и камерным жанрам, большим произведениям для хора (заседание Оргкомитета Союза советских композиторов, отчет Лемперта о работе в Свердловске, протокол № 11 от 30.08.1942. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 52). Один эпизод наглядно демонстрирует, как изменилась ситуация в сфере песни по сравнению с начальным периодом войны. В Свердловском отделении Союза советских композиторов на обсуждении с участием писателей было отмечено, что на конкурс песен в честь 25-й годовщины Октябрьской революции не поступило ни одного произведения (протокол № 12 от 16.01.1943, заседание Свердловского отделения Союза советских композиторов. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 72). С трудом верится, что на конкурс не было подано вообще ни одной песни. Возможно, имелось в виду, что не поступило произведений из других городов, кроме Свердловска, так как речь шла о ситуации в целом. Однако не исключается и то, что композиторы в это время сосредоточили усилия на других жанрах и песен для конкурса не написали. В любом случае, можно сделать вывод, что песня утратила центральное место, а фокус внимания Комитета по делам искусств переместился в другую сферу. На посвященной песне конференции, которая состоялась в Москве в июне 1943 года, Сурин объявил, что запланировано проведение новых конкурсов: конкурс на лучшую комсомольскую песню и конкурс на лучшую песню для МПВО, учредителем которого является Московский горком партии. Сурин призвал композиторов следовать лозунгу Сталина «Окончательный разгром врага», а также не забывать о создании новых песен, несмотря на наметившийся поворот к другим жанрам (стенограмма выступления Сурина от 17.06.1943 на Конференции 16.06–18.06.1943. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 83,148).

Относительная свобода в выборе жанра подчеркнула разницу в положении композиторов-песенников и академических композиторов. Академические композиторы часто называли песенников «мелодистами» и считали их не совсем настоящими композиторами. Подобные трения особенно давали о себе знать при решении вопроса о членстве в Союзе композиторов. Оргкомитет полагал, что талантливых песенников следует принимать в Союз композиторов, но питал серьезные сомнения относительно их профессионального уровня. Учитывая растущий раскол, Оргкомитет старался повысить профессиональный уровень песенников. Например, Табачникова приняли в Музфонд, но полноправное членство в союзе отложили до тех пор, пока Военная комиссия не рассмотрит его дело, а он не пройдет дополнительное обучение [Tomoff 2006: 70–71].

Тем не менее песенные конкурсы продолжали проводиться. Оргкомитет Союза композиторов утвердил выделение Союзу композиторов Чувашии сумму в 1000 рублей для выплаты первой премии в конкурсе, посвященном 25-й годовщине Октябрьской революции (протокол № 16 от 19.11.1942 заседания Президиума Оргкомитета советских композиторов. РГАЛИ. Ф. 2077. On. 1. Д. 52). Планировалось также проведение конкурса на лучшую партизанскую песню, учредителем которого выступил Союз композиторов Белоруссии. Военная комиссия занималась подготовкой к конкурсу комсомольской песни, для чего был выделен бюджет в 125 000 рублей (протокол № 10 от 12.08.1943 заседания Президиума Оргкомитета Союза советских композиторов. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 71; заседание Военной комиссии Союза советских композиторов от 07.09.1943. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 82). Тематика конкурсов имела тенденцию расширяться, выходя за рамки победных лозунгов и чествования героев, которыми ограничивались первые конкурсы. В январе 1944 года были объявлены итоги конкурса на лучшую аранжировку русской песни, который проводился под эгидой Комитета по делам искусств. Были представлены произведения для голоса и фортепиано, для вокального ансамбля и хора, а также инструментальные сочинения в двух категориях. Премии назначались крупные: первое место в категории голос / фортепиано – 5000 рублей, третье место – 2000 рублей. Это свидетельствует о большом значении, которое придавалось теме. На конкурс поступило 108 произведений – намного больше обычного, что продемонстрировало возрастание интереса к русской истории и культуре. Чтобы познакомить публику с конкурсными произведениями, были организованы концерты (Литература и искусство. 1944. 8 января.). Весной 1944 года Комитет по делам искусств выступил с обращением, что эстрада нуждается в новом репертуаре различных жанров. Преображенского, главу Всесоюзного гастрольно-концертного объединения (ВГКО[7]7
  Это название (Всероссийское гастрольно-концертное объединение) появилось после войны. В 1931–1947 годах было принято название ВГО, Всесоюзное гастрольное объединение.


[Закрыть]), обязали организовать ряд конкурсов. Они проходили в закрытом режиме и охватывали более широкий круг тем и задач, включая продвижение Красной армии на запад и распространение победных настроений по стране (приказ председателя Комитета по делам искусств Харченко. РГАЛИ. Ф. 962. Оп. 3. Д. 1282). Кроме того, ВГКО провело в 1944 году конкурс на лучшую песню. Среди 60 поданных произведений первое место было отдано «Соловьям». Кабалевский, Бакалов и Блантер получили вторую премию. В конкурсе участвовали 40 композиторов, которые продемонстрировали разнообразие стилей и жанров («Красная звезда» от 06.01.1945. С. 3).

Самым главным конкурсом военного периода, который отличался также самыми большими премиями, можно считать конкурс на создание нового государственного гимна. Совет народных комиссаров счел необходимым заменить «Интернационал» произведением более актуальным с идеологической точки зрения. На конкурсной основе определялись и музыка, и слова будущего гимна. По условиям конкурса победители – и поэт, и композитор – получали каждый по 100 000 рублей. Все участники получали по 4 000 рублей, а если произведение исполнялось в заключительном концерте, то еще 4000 рублей («Красная звезда» от 04.01.1944. С. 1). Работа над гимном началась в августе 1943 года, и Политуправление выразило сожаление, что композиторы, увлеченные новой задачей, стали пренебрегать своей обязанностью выезжать на фронт. Композиторы поручили Дунаевскому от их имени заверить Политуправление, что поездки на фронт возобновятся с 1 сентября, однако до тех пор композиторы заняты (протокол № 10 от 12.04.1943 заседания Президиума Оргкомитета Союза советских композиторов. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 71). Победителями стали композитор Александров, поэты Михалков и Эль-Регистан. Новый гимн впервые прозвучал по радио во время трансляции из Большого театра, когда отмечалось наступление нового 1944 года. Между 1 января и 15 марта велась активная работа по ознакомлению населения с новым гимном: уже 1 января текст и ноты были опубликованы на первых страницах центральных газет, в гражданские и военные учреждения были откомандированы музыканты, проведен семинар для так называемых «запевал», которые, разучив гимн, вернулись в свои подразделения («Красноармейская правда» от 26.02.1944. С. 2), плакаты с текстом были развешаны в каютах судов Балтийского флота. 15 марта состоялось первое исполнение гимна по всему Советскому Союзу, и с этого дня ему был присвоен официальный статус («Красная звезда» от 21.12.1943. С. 1; от 29.12.1943. С. 3; от 14.01.1944. С. 4; «Правда» от 16.03.1944. С. 4). Впоследствии во время десталинизации в слова гимна были внесены изменения. После распада Советского Союза гимн временно отменили, а затем возвратили уже как гимн Российской Федерации, сохранив музыку, но заменив текст. Таким образом, эта мелодия военного времени действительно служит для современной России политическим символом.

С приближением победы содержание песен и темы конкурсов изменились, отражая новую реальность. Песни посвящались освобождению городов, падению Берлина и, наконец, возвращению домой. Поэт Ошанин и композитор Мокроусов победили в конкурсе песен о победе с песней «Возвращение». Кроме того, Мокроусов получил вторую премию в соавторстве с Исаковским. Ошанин особенно гордился этой победой, так как он выиграл у самого Исаковского, которого считал одним из лучших поэтов (Ошанин, интервью, май 1991 г.). Неизвестно, сколько всего конкурсов состоялось в течение войны, так как гражданские и военные ведомства могли организовывать их не только на всесоюзном уровне, но и на областном и на городском. Не вызывает сомнений лишь то, что конкурсы проводились в течение всей войны и охватывали песни всех жанров. Конкурсы являлись отличным средством пропаганды нужных идей и взглядов. Большие конкурсы с крупным материальным вознаграждением привлекали участников и собирали богатый творческий урожай. В случае публикации и исполнения песни авторы получали авторские отчисления. Участие в конкурсе способствовало известности и повышало личный авторитет.

Самой престижной наградой в СССР являлось звание «лауреат Сталинской премии». Среди творческих деятелей, удостоенных этой премии до войны и во время войны, значатся поэты Гусев, Исаковский, Лебедев-Кумач, Михалков, Прокофьев, Симонов, Сурков, композиторы Александров, Дунаевский, Шебалин, Шостакович, Захаров, Соловьев-Седой, Хренников. Блантер был представлен к Сталинской премии во время войны, но получил ее только в 1946 году (трудно сказать, чем была вызвана эта задержка, так как большинство песен, побеждавших в различных конкурсах военного времени, принадлежат перу Блантера. Владимир Зак, коллега и биограф Блантера, в телефонном разговоре со мной сообщил, что эта тема между ними никогда не обсуждалась. Зак отметил, что у Блантера был довольно трудный характер, и многие находили, что с ним сложно общаться. Тем не менее его песни относились к числу самых любимых во время войны, и Сталинской премии он, по мнению Зака, с которым я согласна, заслуживал в полной мере, так что подобная задержка вызывает недоумение).

Сталинская премия была учреждена накануне войны и в отличие от Ленинской премии присуждалась не только за достижения в области науки, но и за достижения в области искусства. Основанием для ее присуждения обычно являлся комплекс заслуг, а не отдельное произведение, как в песенных конкурсах[8]8
  В положении о Сталинской премии говорилось, что премия присуждается не по совокупности заслуг, а за конкретное произведение, законченное в год присуждения премии до 15 октября. Песенники являлись исключением из правила – одной песни, какой бы прекрасной она ни была, для Сталинской премии было недостаточно, поэтому награждали за серию песен или за деятельность в качестве дирижера / хормейстера.


[Закрыть]. Кандидатов выдвигали такие организации, как Союз композиторов или Политуправление. Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства, рассмотрев рекомендованные на премию работы, выходил с представлением о присуждении премии в СНК СССР. Окончательное решение принималось с участием Политбюро и лично Сталина. Обладатели премии первой степени получали 100 000 рублей и звание лауреата. Если награда присуждалась за коллективную работу – фильм или оперу, то премиальная сумма делилась между участниками [Frolova-Walker 2016: 11–13]. Премией могли награждать композиторов, поэтов и артистов. 1940 – первый год присуждения Сталинской премии – рассматривался как итоговый для достижений прошлых лет, поэтому постановление СНК СССР разрешило присуждать премии за работы не только последнего года, но последних шести-семи лет. Как правило, Сталинской премией награждали за произведения большой формы. Два композитора-песенника – Дм. Покрасс и Дунаевский – были отмечены за музыку к фильмам, которая включала песни. Лебедев-Кумач был награжден за ряд стихотворных текстов для песен.

Сталинскими премиями были награждены Александров, руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии, и Захаров, руководитель Русского народного хора имени Пятницкого. Александров является дважды лауреатом: он получал Сталинскую премию в 1943 и 1946 годах. В 1943 году он написал музыку к «Гимну партии большевиков», которая стала государственным гимном СССР в 1944 году. Захаров является трижды лауреатом Сталинской премии. В 1942 году он получил Сталинскую премию второй степени за песни «Два сокола», «Дороженька», «И кто его знает», «Играй, мой баян» и др. В 1946 году ему была присуждена Сталинская премия первой степени за ряд песен, среди которых «Слава Советской державе», «Величальная И. Сталину», «Величальная В. Молотову», «Стань лицом на запад», «Про пехоту». В 1952 году он был награжден Сталинской премией за руководство концертно-исполнительской деятельностью в Хоре имени Пятницкого. Соловьев-Седой был награжден Сталинской премией второй степени за песни, написанные в 1942 году, среди которых «Вечер на рейде». Новиков является лауреатом двух Сталинских премий второй степени, которые получил в 1946 и 1948 годах. Блантер получил Сталинскую премию второй степени в 1946 году за песни «Под звездами балканскими», «В путь-дорожку дальнюю», «В лесу прифронтовом», «Моя любимая», которые оставались популярными и после войны.

Среди песен, отмеченных Сталинской премией, наряду с действительно популярными в военное и послевоенное время, такими как «Катюша», «Вася-Василек», «И кто его знает», «Играй, баян», встречаются произведения, которые популярностью не пользовались: например, песня о Ленине и Сталине «Два сокола» (музыка Захарова, слова Исаковского), оды в честь Сталина и Молотова (музыка Захарова, слова Исаковского) или «Слава народу» (музыка Островского, слова Долматовского). В состав Сталинского комитета, который представлял произведения к награде, входили профессиональные музыканты, которые и в своем творчестве, и при отборе произведений отдавали предпочтение академической музыке, а не песням. Тот факт, что некоторые авторы песен были все же отмечены этой премией, свидетельствует о важной роли, которую играла песня во время войны. Однако песням приходилось вступать в нелегкую конкуренцию с другими музыкальными жанрами. Вынося свое решение, члены наградного комитета взвешивали многие факторы: популярность, качество, политическое значение произведения. Вышестоящие инстанции в лице представителей пропагандистских органов, членов ЦК и лично Сталина формировали окончательный список награждаемых: они могли вносить изменения в перечень кандидатов, исключая или добавляя фамилии.

По мере того как война приближалась к концу, песенников стали наделять привилегиями, которые предоставлялись лицам, причисленным к советской элите. Начиная с апреля 1944 года на композиторов, независимо от жанра, посыпались различные блага: продажа товаров со скидкой, допуск в специальные распределители и рестораны, прежде всего в закрытые заведения, которые обслуживали только членов композиторского союза. У писателей также имелись аналогичные привилегии, но их распространение на всех композиторов без исключения означало повышение их статуса, которое произошло во время войны, и признание роли музыки и песни. Эти льготы являлись, с одной стороны, знаком отличия, а с другой стороны – способом борьбы с дефицитом, который существовал в военные и послевоенные годы [Tomoff2006: 90–93].

Как говорилось выше, количественно оценить масштаб такого явления, как песенное творчество самодеятельных авторов, не представляется возможным. В литературе, как правило, художественная самодеятельность освещается с точки зрения исполнительского, а не авторского творчества. Однако не вызывает сомнения, что либо с помощью профессионалов, либо самостоятельно рядовые граждане писали песни, желая выразить свой опыт и свои чувства. Как указала одна исследовательница, во время войны значительно активизировалось устное народное творчество, что можно объяснить резким сломом в функционировании базовых механизмов государственной музыкальной культуры, особенно средств массовой коммуникации [Богемская 1995: 93]. Из этого следует вывод, что независимая самодеятельная песенная активность зародилась в первые дни хаоса, вызванного внезапным вторжением фашистов.

Музыковед И. В. Нестьев отмечает, что в 1941–1942 годы песня играла на фронте такую роль, как никогда раньше в истории мировых войн. И рядовые, и командиры всех видов войск успешно выступали в качестве поэтов и композиторов. Они считали эту работу важной, необходимой для фронта – и они были правы. Нестьев также приводит слова из письма сержанта Михаила Максименко: «Хорошие, бодрые, вдохновляющие песни нам нужны не меньше пороха» – и добавляет: «Никакие трудности не могли воспрепятствовать творческому порыву этих людей». Нестьев приводит также слова из дневника старшего политрука Красова, автора песни «Ставропольские партизаны», о том, что после ранения ему тяжело писать, но он сочиняет мысленно и мечтает, как покажет новую песню славным партизанам Ставрополья, как они будут ее петь [Алексеева 1978: 29].

Самодеятельное песенное творчество получило большое распространение во время войны, хотя оно не было абсолютно новым явлением в русской культуре или в армии. Как и в профессиональной среде, здесь наблюдались разногласия относительно того, какое искусство необходимо людям в тяжелое время. Возникали сомнения относительно уместности некоторых форм художественной самодеятельности в условиях войны. В январе 1942 года поэт Солодарь писал, что еще несколько месяцев назад в печати высказывалось мнение о недопустимости юмора в такое время. А в январе 1942 года газета «Литература и искусство» напечатала подборку своего рода частушек, задиристых и сатирических, которые присылали с фронта, порой вместе с нотами. Солодарь удивлялся огромному потоку подобного материала, который поступает из армии [Богемская 1995: 55]. Песни создавались и в партизанской среде, особенно в первое время, когда партизаны были полностью отрезаны от Большой земли. Боец Евгений Маринов написал песенный цикл в виде дневника, в котором поведал о буднях своего партизанского отряда, о чем сообщала статья, опубликованная в газете «Литература и искусство» 1 мая 1942 года [Богемская 1995: 57–58].

Творческий процесс мог протекать по-разному. Как уже говорилось, иногда поэты-любители использовали известные песни, заменяя существующий текст на собственный. Утесов со своим джазом исполнял популярную песенку в темпе вальса «Крутится, вертится шар голубой», на мелодию которой в военные годы было положено множество стихов [Богемская 1995: 57]. Уже говорилось, что «Катюша» послужила основой для многих версий, в которых исходная тема развивалась или получала новую трактовку. К числу песен, которые породили многочисленные варианты, относятся «Синий платочек», «В землянке», «Огонек». Множество версий, не получивших широкого распространения и большой популярности, было выявлено фольклорными экспедициями, проведенными во время войны и после нее (известные собиратели военного фольклора – Л. Мучаринская, профессор И. Н. Розанов. К. В. Виткая из Московской консерватории делала записи в Калуге в 1949 году. В Московской и Брянской области также был собран песенный материал. См. [Свитова 1985: 3–5]).

По всей вероятности, самодеятельное поэтическое творчество было более распространенным явлением, чем музыкальное[9]9
  Чаще всего в основе самодеятельных песен лежал новый поэтический текст, к которому приспосабливался известный напев. Наиболее популярными песнями – источниками самодеятельного творчества являлись «Синий платочек», «Катюша», «В землянке», «Каховка», «Шар голубой», «Огонек». Некоторые из них становились основой для своеобразных циклов ответов-продолжений. Фронтовик-краевед А. Р. Синдицкий рассказал о первой услышанной им в 1945 году народной «песне Победы». В основе ее лежал текст старинного романса на стихи А. Молчанова «Не для меня придет весна» (1839). В новом варианте отрицание заменялось утверждением: «И для меня придет весна, и для меня Буг разольется…» – но этот победно-оптимистический текст распевался на старый надрывно-меланхолический напев (цыганская версия конца XIX в., предложенная Я. Ф. Пригожим, выступавшим в «Яре» с хором Соколова).


[Закрыть]. Поэты-любители могли использовать готовые мелодии, а иногда сотрудничали с профессиональными композиторами, которые писали музыку на их тексты, о чем сообщалось на заседаниях Союза композиторов, упоминаемых выше. Однако не исключалась и возможность самостоятельного создания мелодии автором-любителем, как сделал командир партизанского кавалерийского отряда А. И. Инчин, который в 1943 году написал песню «Партизанская кавалерийская». Он вспоминал, что мелодия песни родилась у костра после недавнего боя, под шелест листьев. Суровая романтика партизанской жизни вдохновила его, и так появились слова и мелодия новой песни. «У меня была гитара, я начал наигрывать мотив, а товарищи подхватили его». Инчин также рассказал, что аранжировку позднее сделал композитор-любитель А. Швид [Богемская 1995: 93].

Примеры из партизанской жизни подтверждают, что и текст, и мелодия бытовали в различных вариантах. Имеется сообщение, что два отряда, которые пели один и тот же текст на разные мелодии, при встрече либо из двух вариантов выбирали лучший, либо комбинировали третий [Богемская 1995: 93–94]. Необыкновенный композитор-любитель работал в осажденном Ленинграде. Десятилетний Герман Окунев, ученик музыкальной школы (впоследствии он учился у Шостаковича и Евлахова и стал профессиональным композитором), писал песни, в том числе о Ленинграде, которые звучали по радио. Он исполнял их также на концертах и за участие в шефской работе был награжден медалью «За оборону Ленинграда». В ту пору ему было 12 лет [Богемская 1995: 105]. Неясно только, писал ли он тексты сам или использовал чужие.

Из текстов песен, опубликованных в сборниках, явствует, что их содержание отражало реальный жизненный опыт. Нестьев писал, что многие тексты фронтовых поэтов содержат конкретные описания, почти документальные. Очень часто упоминаются названия деревень, рек, озер и городов, мимо которых проходил отряд или где велись бои. Это особенно характерно для песен, предназначенных для собственных полков или дивизий. Младший политрук Пойдененко поет о валдайских лесах, а младший лейтенант А. Черенков в своей «Боевой Сибирской» – об Алтае. Поэт из Карелии Г. Тураев с чувством рисует картины родной Карелии [Алексеева 1978: 31].

Большая часть этих песен не была опубликована, их удалось обнаружить уже после войны в письмах или альбомах, а также благодаря записям на восковых валиках. Очевидно, что люди выражали в этих песнях пережитый ими лично опыт. Содержание варьируется: оно бывает довольно оптимистическим, когда речь идет о надежде на встречу, о весточке домой, о перекуре с приятелем или о совместном пении на привале, а бывает и крайне трагическим, когда речь идет о сожженных деревнях, о гибели родных, о попытке позвать медсестру, чтобы не умереть в одиночестве. В одной песне поется о матери, которая потеряла всех троих сыновей, оделась в траур и сидит у окна. Эти песни, вновь ли написанные, переделанные из известных песен или ставшие ответом на них, помогали людям выразить свои чувства, описать события, свидетелями которых они были, и излить душу в печали, гневе или надежде [Свитова 1985; Пушкарев 1995].