Текст книги "Ангел обыкновенный"

– Нравиться дом? – Михаэль разом заполнил собой всё свободное пространство кухни. – Константин говорит, что картошка ещё тёплая. Меня к ужину не жди, никому не открывай, ключ запасной вот здесь, – он погремел крайней верхней кружкой, погладил меня по голове и ушел.

Я прислушалась к звуку запираемой двери и подняла крышку чугунной сковороды, что стояла на плите. Картошка уже слегка разомлела, но зато пропиталась ароматами лаврового листа и укропа, а ещё и горьковатым запахом жженой карамели от подгоревшего лука. Я не нашла чайную заварку, но в бумажном пакете на столе обнаружила корку подового хлеба, а в жестяной банке – несколько песочных печений. Картошку разогревать не стала, просто выложила на тарелку, туда же покрошила кусочками хлеб, а сверху полила маслом, в котором её жарили.

Я отнесла еду наверх, достала из рюкзака детскую книгу, которую купила сегодня (а, кажется, что неделя уже прошла!) и, завернувшись в одеяло, уселась в одно из кресел-качалок на веранде. Пока ела, холмы налились темнотой. В комнату я вернулась, когда багрецовый горизонт стал темно-синим, и над головой бликнула первая звезда. С сожалением оставив на тумбочке так и не раскрытую книгу, мгновенно уснула.

Потолок монастыря был очень высоким. Казалось, что его ничего не поддерживает. Сверху изливался свет в виде широкого столба. Этот свет не освещал, просто был мягким и ослепительным одновременно. Это была другая материя, а совсем не тот воздух, которым мы дышим и не тот свет, что мы видим. Столб света колыхался золотисто-жёлтым, внутри его мерцали то ли тёплые огоньки, то ли снежинки, а может насекомые, похожие на светлячков. Я оторвалась от пола и полетела вверх внутри этого света, потеряв вес и легко скользя в этом прозрачном сиянии. Когда я подняла руку, та оказалась за пределами светового столба. И в этот же миг другая энергия, тёмная и тусклая вытянула меня из света, словно пробку из бутылки. Оказалось, что для того, чтобы выйти из света, не надо прилагать усилий – достаточно руку протянуть, а остальное сделают за тебя…

Сумки решили пока не распаковывать, чтобы не терять время. Нужная нам контора находилась рядом с Невским проспектом. Пока я отдавала документы в канцелярию, Савелий договорился об обучении с завтрашнего дня. Весьма довольные тем, что полдня ещё впереди, мы двинулись пешком в сторону Петроградской стороны. Нашли кафе «Северная роза», побывать в котором меня просила Кира: она где-то вычитала, что в этом заведении следует обязательно откушать венские вафли.

Кафе оказалось камерным, с бежево-шоколадным интерьером и ярким пятном оранжевых апельсинов в плетеной корзинке. Девушка в полосатом фартуке принесла нам кофе. Почему-то кремовый вид этого напитка напомнил мне о детстве. Мы с Савелием почти не общались до этого момента, даже сейчас он не пытался из вежливости начать разговор, но одно дело, когда люди молча гуляют, а другое – когда молча едят, поэтому начала я:

– Знаешь, меня однажды в трехлетнем возрасте напоили молоком с пенкой, после чего я до сих пор не пью его кипяченым. Одно из первых, можно сказать, воспоминаний детства, когда меня стошнило на кухне…, не к столу будет сказано.

Савелий просто покачал головой, но разговор не поддержал. Но я, видимо, намолчалась:

– Я так хорошо помню эту большую кухню в частном доме. Там жила старшая сестра мамы с мужем. Мы часто чаевничали с дядей Колей, и это было ритуальное чаепитие, с большими кусками сахара-рафинада вприкуску и с обязательным переливанием чая в блюдце. Дом стоял в Среднем переулке.

Савелий улыбнулся:

– А ведь у нас в городе тоже был Средний переулок.

– Наверно, это как Ленинский проспект – он тоже есть везде.

– Долго ты там жила?

– Нет. Три мои родные тётки поселились на одной улице в частном секторе, рядом с Телецентром, мы же с мамой и сестрой получили квартиру в новостройке. Средний переулок был в другом конце города, да ещё и в невообразимой дали от остановки. Надо было подняться на взгорок, потом спуститься, и так четыре раза.

Савелий удивленно поднял брови:

– Ты словно МОЙ переулок сейчас описала. Наш дом стоял ближе к кинотеатру возле Телебашни.

Мы надолго замолчали, допивая кофе и раздумывая о сказанном. Наконец, Савелий заметил:

– Похоже, в детстве мы жили в одном городе.

Удивлению моему не было предела. Жить в такой масштабной стране и встретить соседа по улице, было невероятным совпадением. Мы долго с ним уточняли, про одно ли место на карте говорим, нет ли в этом ошибки, пока сомнения не рассеялись – да, мы оба выросли в Затопше!

– Так как называлась улица, где ты жила?

– Бульвар Звездолетчиков.

В этот момент перед нами поставили две большие квадратные тарелки, где на неровном крест-накресте шоколадных лент лежали бельгийские вафли. Дождавшись, когда официант отойдет от стола, мой спутник спросил:

– Бакалею помнишь? Туда привозили такие редкие вещи, как хлопковые панталоны и шоколадные конфеты.

Я кивнула:

– В том магазине продавали мороженые яблоки самого неприглядного коричневого цвета. Они были такие холодные и сладкие! Ещё я любила томатный сок из конусных поилок. Соль все добавляли по вкусу общей алюминиевой ложкой, да и стаканы особо не мыли, а просто ополаскивали в фонтанчике на прилавке.

– А ты помнишь батончики?

– О, да! И ещё подушечки «дунькина радость».

– А вы ели кисель в брикетах сухим?

– Спрашиваешь!

Савелию принесли заказанный ещё вначале шоколадный трюфель, который он пытался подцепить вилкой, отчего тот по сложной траектории улетел в пространство кафе. Тихо подошла девушка с салфеткой, трюфель нашла и унесла на кухню. Мне понравилось, что Савелий только вздохнул, но не смутился. Хмыкнул смешливо и предложил прогуляться «до дома» пешком.

Утром я обнаружила на кухне записку от Михаэля: «Я поехал туда, туда и туда – долго писать». На столе стояли две корзинки. В одной из них я нашла бутылочку со сливками, коробку чайной заварки, свежий багет и завернутый в пергаментную бумагу кусочек сливочного масла. В другой корзинке из тонкой проволоки поверх соломы белела дюжина яиц.

Снаружи воздух уже прогрелся, даже в тонкой хлопковой рубашке было комфортно. Присев на выступ ограды, я заставила себя дышать медленно, расслабить плечи, и отпустить, наконец, сковывающее напряжение. Но так и не смогла остановить лихорадочно мелькающие в моей голове образы Михаэля, Эстер, Брежатых, моих снов, Куратора, моря и каких-то почти материальных обрывков тревоги.

От дум меня отвлекла лишь женщина-почтальон, которая внезапно вырулила на велосипеде откуда-то справа:

– Здрасте! Письма на отправку есть?

Вопрос не показался мне странным, хотя я в жизни не написала ни одного письма. Наоборот, в этот момент я осознала, что просто обязана отправить послание Эстер!

– Есть, есть письмо на отправку! – закричала я, выбегая за ограду.

Женщина была немолодая, но румяная и энергичная. Протянув руку в мою сторону, она нетерпеливо помахала рукой, что должно было означать: «Письмо давайте поскорее, я тороплюсь».

– Я его ещё не написала, потому что не знаю адреса.

– Какого адреса? Своего что-ли?

– Ну и того… это… куда отправлять…

Почтальонша выразительно на меня посмотрела, и в этом взгляде было много эмоций:

– Ну и что с тобой такое: амнезия или дислексия?

– Я не местная.

– Ну, это всё обясняет. Адрес отправителя напишешь «Крутояр». Место это так назвали из-за обрыва на заднем дворе. Кому писать-то собралась?

– Я вчера была в поселке у озера. Там дом такой чудной есть, как аквариум на сваях.

Женщина засмеялась:

– Тогда на конверте просто напиши – для Этель и Эстер. Этих сумашедших старух в нашей округе не знают только младенцы. Письмо положишь вот сюда, – она постучала по железу почтового ящика, – я на обратном пути заберу. И не забудь деньги на марки оставить.

Листок я вырвала из своего многострадального опросного блокнота, ставшего уже потрепанным и исхудавшим. Теоретически я знала, как оформляются официальные запросы, но как написать личное послание, представляла с трудом. Обратиться к сестрам «Уважаемые» или «Дорогие»? После нелёгких раздумий я набросала таки несколько предложений:

«Этель и Эстер, здравствуйте! На нашей вчерашней встрече, я получила от вас устное приглашение на именины, но в спешке забыла уточнить в какой из дней будет проходить торжество. Если ваше приглашение остается в силе, прошу написать мне по адресу, указанному на конверте, дату и время, и я с большой радостью…, – на этом месте я впала в легкий ступор и несколько минут мучительно подбирала слова, – …присоединюсь… к приглашенным».

Корявость текста была очевидна, да и подписать письмо я не знала как, потому что так и не успела сказать Этель свое имя. Написав сегодняшнюю дату и «Нумератор», я торопливо запечатала листок в конверт и вместе с мелочью за марки положила в почтовый ящик, чтобы не передумать и не выбросить послание в мусорную корзину.

Пока нагревалась плита, собрала на низкий столик разбросанные книги, сложила стопкой несколько пледов. На глаза мне попался толстенный орфографический словарь, служащий, как и несколько таких же внушительных томов, подпоркой для журнального столика без одной ножки. Очень осторожно я выудила нужную мне книгу и забросила её на мансарду, а после завтрака забралась туда сама, открыв маленькое окошко, чтобы легче дышалось и читалось.

Для начала нашла в справочнике слово «демпфер». Оказалось, что так называется любое устройство для гашения колебаний, а в общем смысле термин применяют при описании чего-либо, действующего угнетающе. Похоже, Глушак, упомянутый Этель, – это поглощатель энергии.

Потом я раскрыла энциклопедию «Мифические существа». Один из медных зажимов на её уголке потерялся, и в этом месте картон расслоился на несколько лепестков. Книга была хорошо иллюстрирована и поделена на четыре раздела, посвященных птице Фениксу, Дракону, Единорогу и Черепахе.

Про Драконов было написано очень эмоционально. Что это очень древние существа, что они владеют мудростью и магическими знаниями, что они носители базовой космической энергии. Драконы перемещаются галактическими порталами во времени и в пространстве. Они обитают в Межмерности, но способны проявляться в любой реальности, а некоторые из них могут принимать облик других существ. В Драконах уравновешены все стихии. Я узнала, что в далекие времена они жили рядом с людьми, которые их чтили, любили и ценили. Эта дружба основывалась на взаимном доверии, ведь большинство Драконов мудры, сострадательны, могучи и свободны. Именно в силу этих качеств в какой-то момент времени они начали угрожать всем своим существованием крепнувшему государственному устройству. Их не только взялись преследовать, но и внедрили в сознание последующих поколений людей, что Драконы – воплощение хаоса и грозное оружие, способное им навредить.

Далее подробно и с картинками были описаны боевые возможности всех видов драконов: и огнедышащих, и отравляющих газом, и морозящих, и даже генерирующих молнии. Насколько я поняла, типичный Дракон по размеру больше, чем корова (это самое крупное животное, которое я видела), а по размаху крыльев и длине хвостов мне, вообще, сравнить было не с чем.

Вечером пришла Аня и осталась у нас ночевать.

Я рассказала ей, как мы с Савелием провели день и об удивительном совпадении, которое обнаружилось так неожиданно для нас обоих.

– И что, вы ни разу не встречались в детстве?!

– Нет, хотя мы и росли на одной улице нашего маленького городка.

Через открытое окно на кухню, где вот уже час проходило чаепитие, вплывали звуки и запахи прохладного весеннего вечера. Постепенно менялись очертания предметов на кухне, в сумерках тонули мелкие детали, но кое-что – изразец возле мойки, носик медного чайника – вдруг принималось мерцать в течение несколько секунд, а потом угасало. Отмытый до блеска фарфор чашек и полоски сыра на голубой тарелке яркими светлыми пятнами выделялись на темной поверхности стола. Аня уже пару раз подскакивала, чтобы включить свет, но я всякий раз просила её подождать ещё немного: мне было невероятно комфортно в этой смягченной кухне без углов, без подробностей, без времени, без каждодневных повторяющихся ритуалов.

Савелий с нами не чаевничал. Положил на разделочную доску бутерброд с сыром, несколько печений, рядом поставил самую большую кружку, найденную в буфете. Он не дал мне оттереть её с порошком, просто ополоснул под струей воды и вытер бумажной салфеткой. Налил себе чай, вежливо и значимо сказал: «Дамы!» и унес свой импровизированный поднос поближе к книжным полкам. Мне тоже хотелось подержать книги в руках, погладить их обложки, найти среди плотно заставленных рядов какую-нибудь редкость и обрадоваться ей. Но в кухне так хорошо сиделось, да и Анна рассказывала свои новости, разрешая мне помолчать, так что я постепенно сливалась с квартирой, сумерками и городом за окном.

Так я узнала все околонаучные и культурные новости, несколько забавных происшествий и планы подруги на ближайшие две недели. Сопровождать нас завтра и послезавтра она не могла из-за научной конференции, выпавшей на это же время.

– Но я принесла вам бесплатные билеты на концерт – на работе сегодня выдавали, и ещё карту Санкт-Петербурга.

И тут я вспомнила, что должна была разузнать!

– Анечка, как хорошо, что ты мне напомнила: мне ведь здесь надо отыскать один адрес.

– Я плохо ориентируюсь в городе, – честно призналась подруга.

– Да я просто из любопытства хотела посмотреть на один дом. Листок с адресом лежал среди бумаг, которые мама считала важными. Она упоминала, что наша дальняя родня жила в начале прошлого века в Санкт-Петербурге. Посмотри, пожалуйста – может, ты знаешь, где это. Письмо у меня в сумке, сейчас принесу.

Я скользнула в рукав коридора, по пути нажав на выключатель. Позади меня вспыхнул свет, но его силы хватило лишь до ближайшего стеллажа. На фоне светлого проема окна в кабинете я увидела четкий силуэт читающего Савелия – он даже не глянул в мою сторону. Отыскав в дальней комнате свою сумку, я вернулась на кухню, потерявшую часть своего очарования – электрический свет очень жесток к потертостям и пошорканностям.

Увидев название улицы, Аня посмотрела на меня как-то недоверчиво, глянула ещё раз, нахмурилась, нашла запись в своем блокноте, снова сверила адреса и растерянно произнесла, протянув мне мое письмо и свой блокнот:

– Посмотри сама. Ничего не понимаю!

Всё совпадало. Написанные позеленевшими чернилами строчки письма отличались от четкой Аниной графики только отсутствием индекса. Все остальное было один в один: то же приятное на слух название улицы при полном совпадении номера дома и квартиры. Только под записью в блокноте была приписка – «Олег Яковлевич».

Мы с Анной, вероятно, заполошно громко воскликнули, а может даже завопили (странно, что в обморок не упали от такого наплыва чувств), но в проеме кухонной двери стремительно появился встревоженный Савелий. Он выслушал наши сбивчивые объяснения, завладел письмом и блокнотом, сверил адреса. Посмотрел на меня задумчиво и произнес:

– Ты пугаешь…

– Согласна. Сначала Средний переулок, Затопша, теперь этот адрес! Из всего огромного города нам досталась квартира, в которой жили мои родственники сто лет назад!

В это время Савелий вопросительно глянул на меня, встряхнул листком, и, пока я сообразила, что это была просьба о разрешении прочитать письмо, он уже быстро пробежал текст глазами. Вмешательство было столь резким, что я почти услышала тревожный вздох от истончившегося за век листка бумаги. Мы с Аней напряженно ждали реакции Савелия, но он повторился:

– Определенно пугаешь!

Чтобы прийти в себя в столь волнительной ситуации, пришлось заварить ещё чаю и съесть по паре бутербродов. Савелий на этот раз сидел на кухне вместе с нами. Уже ближе к полуночи договорились, что подруга покажет письмо Олегу Яковлевичу, а тот – своей матушке: может она вспомнит, оставались ли в квартире вещи прежних жильцов.

Неведомое доселе беспокойство буквально выгнало меня из дома. Сначала я хотела прогуляться пешком, но в последнюю минуту заглянула в кладовку и нашла там крепенький велосипед. Я направилась тропинкой, которой уехала почтальонша, и та вывела меня на узкую деревенскую дорогу, петлями огибающую холмы, отчего подъемы и спуски не казались затяжными. Я давно не садилась в седло велосипеда, поэтому некоторое время искала ровный педальный ритм, войдя же в него, помчалась на всей возможной для меня скорости. Холмы становились всё ниже, и скоро дорога потянулась ровной пыльной лентой вдоль изгородей, за которыми молочно-зеленые злаки нежно колыхало ветром – казалось, что земля покрыта мягкой, шелковистой шкуркой.

Не знаю, как далеко я отъехала от дома, прежде чем увидела ещё один жилой дом с пристроенной к нему оранжереей. Табличка на входе приглашала всех желающих купить цветы, горшки, садовый инвентарь и продукты собственного производства. Потоптавшись поочередно у полок с фиалками, с толстым и тонким бутылочным стеклом, с льняными и хлопковыми салфетками, с плетеными корзинами всех размеров, я отчаялась. Нет хуже, когда есть из чего выбирать! Пришлось умять булку с корицей и яблочной начинкой, купленную здесь же, чтобы дать себе время определиться с выбором.

И тут я увидела этажерку с образцами мыла ручной работы. Одни бруски походили на отполированный малахит, другие – на пчелиные соты. На круглых тарелках лежали вперемешку и резаные кусочки с сердечками посередине, и ломанные, на сколах которых пестрели семена и цветки травок. Ещё мне понравилось мыло в виде плиток шоколада и ягодного желе. Но купила я два традиционных бруска: кремовый с добавлением овсяных хлопьев и миндальной муки, и ещё жасминовый, с ажурным тиснением по белой гладкой поверхности. Я всё-таки надеялась получить письменное приглашение от Этель, поэтому не хотела, чтобы оно застало меня врасплох. Явиться на День рождения без подарков не представлялось мне возможным.

В коттедж вернулась в сумерках и, не зажигая света, поднялась в свою комнату. В душе стояла под струей очень горячей воды, но тревогу не смыла, легла спать вместе с ней. Она толклась во мне долго, немного отпустив только ближе к полуночи – как раз луна всплыла над кронами деревьев.

Я разглядывала кратеры и сеточки дорог на её мерцающей поверхности, пока не почувствовала резкий электрический запах. Тотчас послышался скрежет чего-то жесткого о стены дома, потрескивание, грохот от падения камней. Я резко села на кровати и прислушалась. От страха внутри моего сердца образовалась пустота. Конечно, ведь душа оттуда ушла, но не в пятки. Она сидела рядом, и точно также как я, глупо хлопала ресницами, глядя на серебряный свет за окном.

Когда диск луны заслонила огромная тень, я поспешно сунула ноги в тапки, как всегда перепутав правый с левым. Пока шаркала в них до окна, пугающие тени за окном превратились в знакомые очертания деревьев, а луна погасла снова. Её накрыло облаком, тёмным внутри и светящимся по краям, потом ещё одним и ещё, пока все небо не стало похоже на вязанную узором шальку.

Я оставила на подоконнике зажженную свечу в стеклянном фонаре. Этот огонек не мешал мне, и в то же время делал живым хотя бы одно окно в темном доме.

Утром обнаружила под верандой примятую траву и пару камней, выпавших из ограды, а ещё письмо от Этель и Эстер в почтовом ящике.

«Крутояр. Милому Нумератору.

Дружочек! Извините, что так и не узнала ваше имя, но надеюсь, что когда вы посетите наше скромное торжество, что состоится завтра в четыре часа пополудни, мы исправим эту ошибку. Не выразить словами, как я рада была получить от вас весточку. Мне очень хотелось бы обсудить с вами проблемы, волнующие нас обеих. Кстати, праздник будет неформальным, и мы не настаиваем, чтобы гости приходили парами, поэтому, мы не обидимся, если ваш напарник будет занят и не сможет прийти. С любовью Этель и моя младшая сестра Эстер.

P.S.: Никогда не слышала, чтобы у Нумераторов были напарники».

Тут я пожалела, что не взяла с собой в дорогу Справочник Нумератора. Тогда мне показалось неразумным носить с собой трёхсотлистовую книгу, а теперь я бы с интересом пролистала те сто пятьдесят страниц, что не успела прочитать. Уверена, что там обязательно есть правило про напарников.

Михаэля не было с вечера позавчерашнего дня. Ждать было трудно. Я и чашки все перемыла, и постирала всю свою одежду, и позавтракала, и пообедала, и порисовала в блокноте Нумератора вид с мансарды (интересно, как я его Куратору буду возвращать?). Да, ещё половики выхлопала и подмела дорожку возле дома. После полудня, села на траву рядом с живой оградой из роз и открыла тонкую брошюру, которую дал мне прочитать продавец из книжной лавки. В тонкой самиздатовской книжке было несколько статей на странные для меня темы, и я чуть было не отложила брошюру в сторону, только вот на глаза мне попалось имя Этель. Оказывается, она была автором одной из статей.

«Дорогие читатели! Многие из вас напуганы предвестниками перемен – своими снами, но каждый имеет право знать, что же происходит на самом деле. Все мысли, что описаны ниже, я ни в коей мере не могу назвать своими. Тьма невежества, окружавшая меня, рассеялась с появлением моего дражайшего вечного друга, моего Дракона. Лишь долгие беседы с ним сделали возможным написание этой статьи.

Мы, ландракарцы, в массе своей пребываем в мороке. Это не отсутствие Света, а потеря осознанности. Большинство из нас не знает, что в нашей Вселенной существуют параллельные миры – Мерности, и среди этих миров есть Главное Место, то в котором проявлено Главное воплощение. Его называют Заглавень.

Заглавень отличается от других сознательных форм наличием не только Души, но и Божественной Искры – Духа. В его единице жизни, в ЖИВЕ, соединены сознание, Душа и Дух. ЖИВА является посредником между человеком и Создателем. Она понижает излучение Творца до приемлемой для человека мощности. ЖИВА находиться в высших измерениях и отвечает не только за Заглавня, но и за параллельные, воплотившиеся в других сознаниях части этой Души (их называют Сколками).

Под влиянием сильного потрясения, Заглавень может фрагментироваться. Фрагмент его Души уходит в параллельную реальность, забирая с собой ту самую ярко выраженную эмоцию, что была задействована в данной стрессовой ситуации. Такой фрагмент называют Иверень. Так, под влиянием пережитого сильного страха в Мерности теряется кусочек Души с запечатленным в нем бесстрашием, предательство лишает Заглавня доверия и преданности, гонения могут лишить его желания развиваться духовно. Иверень проявляется в другой реальности и проживает свою жизнь, чуть менее осознанную, чем Главное воплощение. Эти фрагменты души также следуют инструкциям ЖИВЫ, связь с которой у них никогда не прерывается.

Ландракар – это место для сохранения фрагментов человеческих душ, утерянных в результате потрясений. В жителях Ландракара находятся осколки Душ с только одним ярко выраженным качеством, которого лишается Заглавень в момент фрагментации. Здесь они находятся в сохранности, пока не будут востребованы назад. Тогда Иверень начинает готовиться к Павороти – обратному пути. Ландракарцы не могут контролировать этот процесс, потому что его запускает Главное воплощение, когда осознает свою фрагментарность и начинает устанавливать связь со всеми своими частями во всех воплощениях. Тогда Иверень начинает видеть сны и ощущать потребность в воссоединении и обретении целостности с той Душой, частью которой он когда-то был, и это желание становиться неодолимым.

Когда-то Драконы сопровождали только Главные воплощения, но потом стали уходить с более слабой частью Души, с Иверенем, чтобы помочь ему на обратном пути. Драконы видимы только для тех, кто вошел в Павороть. Они создают порталы для возвращения фрагментов к Заглавню в наилучший для этого момент. Драконы перемещаются вдоль потоков Дыхания жизни, сливаясь с этими потоками. Через открытый Драконом портал Иверень, ведомый общей ЖИВОЙ, воссоединяется с Главным воплощением, возвращая назад его недостающую эмоциональную составляющую. Процесс этот неизбежен, потому что каждый Заглавень должен восстановить целостность своей Души. И тогда наступает черед его воссоединения со Сколками, но об этом, дорогой читатель, мы поговорим позже.

Ваша преданная Этель и её прекрасный Дракон»…

………………………………………………..

………………………………………………

Ёлочки зеленые, я что – ИВЕРЕНЬ???!!!!

Лоб у Савелия умный, губы тонкие, изогнутые в незлобивой усмешке, словно он сомневается во всём, что его окружает и на всякий случай относится к действительности с малой долей иронии. Большие, широко расставленные глаза пронзительно синие, но мешки под глазами лишают его внешность того благополучия, которое обычно накладывает на мужчин университетское образование. Я разглядывала Савелия без опаски, потому что уже пятнадцать минут он был неотрывно прикован к книге. Мудреный трактат не мешал моему сослуживцу методично жевать бутерброды с сыром.

Я же вяло ковыряла остывшую овсянку и так же вяло глядела в журнал, между страниц которого во избежание вопросов была вложена моя тетрадь. Хотя, опасения были напрасными – Савелию и дела не было до того, что я читаю. Разница в часовых поясах сказывалась на моей способности к концентрации внимания, а растворимый кофе был уж слишком сублимированный, что бы это слово ни обозначало.

Обычно, открыв свою тетрадь в произвольном порядке, я самым удивительным образом нахожу актуальную для меня в этот момент мысль, которая дает мне пищу для размышлений на весь день. Сегодня принцип сработал снова, а, может, я научилась любое умное высказывание притягивать за уши в свою жизнь. Какой-то хороший человек (ну почему я никогда не записываю фамилии авторов?!) сформулировал идею так: «Ожидания останавливают энергию на чём-то одном, максимум нескольких вариантах, не давая энергии двигаться, не давая жизни приносить всё лучшее для тебя. И это лучшее, как правило, то, чего совершенно не ожидаешь».

Как ровненько сказано! Я ведь от фиминой коробки жду неизвестно чего, хотя даже гарантии нет, что эта сокровищница вообще существует. И даже если я её заполучу, в ней может оказаться пара брошек, засушенный цветочек и билет на премьеру в Мариинку.

Подливая кипяток в свою кружку, я неловко засунула журнал под сгиб локтя, отчего один листок из моей тетради выпал к ногам Савелия. Он, не отрываясь взглядом от страниц, поднял листочек и передал мне, доедая четвертый бутерброд.

На той бумажке оказались подробности про параллельные жизни. Обычная, сухая теория, не применимая к реальной жизни. Помню, что я уже хотела когда-то выбросить этот листок, но сейчас на всякий случай текст перечитала:

«У каждого человека на разных уровнях мироздания есть многочисленные двойники, которые проживают каждый свою жизнь. Это как сеанс одновременной игры. Совокупность всех двойников, проживающих параллельные жизни одновременно в прошлом, настоящем и будущем, и есть наше Высшее Я. Память обо всех прожитых жизнях не стирается, а преобразуется. Каждый двойник – маленькая веточка в огромном дереве мироздания, которому доступна информация из всех частей дерева. Если один из двойников получил некий опыт, то данный опыт становится опытом всей системы одновременно. Каждый двойник, пройдя некий уникальный опыт, создает дополнительный вариант игры. Для того, чтобы освоить опыт всей системы, то есть ощутить себя целостной, ты должен пройти все варианты игры, исследовать все ходы поля мироздания, получить представление от каждой части себя во всей многовариантности. Все ходы существуют одновременно и уже есть одномоментно. Помимо существования двойников, также возможна фрагментация Души во время травмирующих событий. В этом случае, как только люди начинают мужественно смотреть в лицо ощущениям разделения и заброшенности, утерянные фрагменты возвращаются к Душе».

Когда же я вырвала этот листок из тетради, чтобы выбросить? Наверно сразу по возвращении из Затопши, пару месяцев назад. Тогда я ещё подумала, что, может быть, в другой жизни я умею, например, кататься на велосипеде. Еще подумала, что хорошо бы собрать свои фрагменты, потерянные в пути. На всякий случай я тогда сконцентрировалась, представила мысленно и очень эмоционально, что часть моего утерянного света ко мне возвращается, громко оповестила Вселенную о своем намерении стать целостной и благополучно об этом забыла.

Я сложила бумажку самолётиком и удачно запустила им в мусорное ведро, чем привлекла внимание Савелия. Тот, видимо, утолил свой голод, в том числе и интеллектуальный, потому что книгу захлопнул и взглянул на часы.

– Нам пора идти учиться. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, лучше.

Савелий спросил о моем здоровье не без повода. Весь вчерашний вечер я провела на диване в состоянии сильной усталости и вялости, отказавшись от похода на концерт, куда он отправился один. Вернувшись, прокомментировал увиденное одним словом: «Занятно».

Пока обувались в тесной прихожей, я пыталась понять, отсутствие каких навыков у себя меня тревожит. Их было три. Вождению автомобиля противилось всё моё существо. С тем, что я барахталась исключительно на мелководье, тоже можно было смириться. Я не собиралась переплывать Гибралтар, а глубина моря у детских санаториев Евпатории меня вполне устраивала. Переживала я только о том, что не освоила двухколесный велосипед.

Савелий как раз шнуровал ботинки, когда я озадачила его вопросом:

– Ты умеешь кататься на велосипеде?

– А ты умеешь?

– Нет.

Савелий сказал со смешинкой в голосе, но с совершенно серьезным выражением лица:

– Как же ты живешь с этим, бедняжка?

Как не терзали меня невесёлые думы, а есть хотелось, поэтому на ужин я приготовила двойную порцию омлета с укропом. Отложила половину в глубокую миску, накрыла тарелкой и, завернув в кухонное полотенце, пристроила поближе к остывающей плите. Не прошло и часа, как скрипнул дверной замок, и на пороге появился Михаэль. Он, по обычаю, не поздоровался, лишь кивнул лохматой головой. Когда же он стал подниматься на второй этаж, пришлось сказать его спине:

– Я волновалась.

– А чего волноваться? Я предупреждал в записке, что дел много, да и дорога не ближняя была.

– Омлет будешь? Он ещё теплый.

Напарник булькнул невнятно:

– Я не голоден.

Почти дойдя до верхней ступеньки, Михаэль повернулся в мою сторону и спросил таким безразличным голосом, что я сразу поняла, что он на меня злиться:

– Кому это ты ночью свет в окне оставляла?

– Тебе… откуда знаешь, раз был далеко?

– Сосед в разговоре упомянул, что в этом доме свет горел всю ночь.