Текст книги "Оруженосец"

Я оглядел свои руки. Следы от укусов пиявок еще не сошли. На левой кисти кожа возле большого пальца покраснела и слегка припухла.

Похоже, в славном городе Хэдвуде считается, что днем в дом лекаря стучатся только баловства ради, а вот ночью – исключительно из-за вопросов жизни и смерти. Меня впустили сразу, а Робустус, провожая в кабинет доктора, даже улыбнулся. Правда, этот хищный оскал не сделал его дружелюбнее.

Джеймс Лонкс еще не ложился. Комната была ярко освещена. Воздух сгустился от запаха сгоревшего масла, но хозяин дома даже не подумал открыть окно. А Робустус к тому же, войдя следом, плотно притворил дверь.

– Ну? – коротко поинтересовался доктор Лонкс.

Главное – как-то остаться здесь на ночь. А неслышно красться по спящему дому мне не впервой: в нашем родовом замке я частенько пробирался в оружейную и библиотеку, а в Корби совершал такие походы просто на спор.

– Простите, ваша ученость, но мне кажется, что я умираю.

– Короче!

– Когда я был на болотах, меня укусила пиявка. За руку…

– Показывай.

Я протянул руку, и лекарь, подавшись вперед, ухватил меня за запястье. Сжал, как палаческими клещами.

Ой, плохая моя затея! Я слышал, Лонкс на войне людям руки-ноги отрезал.

– На болоте? – спросил Лонкс, глядя мне в глаза. – Что ты делал на болоте? Небось за ведьмой подглядывал? Вот несет вас дурость ваша, а потом… Если в ранку попала грязь, она может испортить кровь. Та отравит мясо. Если его вовремя не отрезать – умрешь. Робустус, подай ланцет!

Я дернулся, но проклятый лекарь держал крепко. По счастью, мерзко ухмыляющийся слуга подал ему не нож и не топор, а что-то небольшое, но, несомненно, острое. Проследив, как сверкающее лезвие приближается к моей руке, я коротко пискнул и потерял сознание.

Да, недостойно паладина Грифона бояться крови и падать в обморок, подобно чувствительной девице, ну так я еще и не рыцарь, всего лишь оруженосец. Зато у Джеймса Лонкса теперь есть повод явить милосердие и до утра оставить сомлевшего пациента в своем доме. Ничего плохого я не замышляю, просто проверю, не здесь ли похищенный ребенок.

Из-под опущенных ресниц я следил за лекарем. А тот и не думал исполнять свой долг.

– Что ж, так лучше. Давно хотел поработать с кем-нибудь постарше. Думаю, реакции будут более четкие. – Он наклонился, и я поспешил зажмуриться покрепче. – Робустус, отнесешь на место. И позаботься о прочем. Ну-ка, на всякий случай.

Жесткая ладонь легла мне на затылок, и тут же другая рука плотно зажала нос и рот остро пахнущей тряпкой. Я взбрыкнул, пытаясь вырваться, и уже на самом деле, не притворно, соскользнул в темноту.

Последнее, что я запомнил перед небытием, был запах. Запах же и вернул меня в привычный мир. Слышал я, что лишившимся чувств суют под нос жженые перья, но мне подобной милости никто не оказал. Пахло вроде бы привычными вещами: сухими травами, крепким вином, разогретым железом. Ничего плохого, но было до того страшно, что хотелось спрятаться, сжаться, заслониться руками от этого ужаса.

Я дернулся. Руки были связаны за спиной.

Сам я лежал на полу. Прямо перед носом валялась самодельная кукла. Дома, еще до отъезда в Корби, мне позволяли играть с детьми слуг. Тогда и запомнил, что девчонки всюду таскают с собой в карманах передников своих кукол. У кого-то игрушки были совсем простые – две палочки, лоскут да узелок сверху, у кого – позатейливей, сшитые из тряпок. Эта кукла, с девчачьей точки зрения, должна быть и вовсе сокровищем: деревянная, руки-ноги на шарнирах, на «лице» раскаленным гвоздем выжжены глаза и улыбающийся рот, волосы из пряжи, яркая человеческая одежда.

Но сейчас она оставлена своей хозяйкой. Вряд ли по доброй воле самой девчонки.

Рванувшись так, что едва не вывихнул суставы, я сел.

Комната – или что там – просторная, но разглядеть здесь что-либо трудно: горит всего одна тусклая лампа, окон нет. Подвал? Но к крепкой на вид двери не ведет ни одна ступенька. Потайная комната?

Вдоль стен невысокие шкафы. Пустая открытая жаровня. Посреди комнаты два стола. Один поменьше и пониже, уставлен какими-то предметами, накрытыми чистым полотном. Другой – длинный, пустой. По углам его кожаные ремни и кольца.

И звук ключа, поворачивающегося в скважине, не сулит мне ничего хорошего.

Я слабовольно зажмурился, моля Творца Заступника о невозможном: пусть это будет сэр Грегори! Пожалуйста! Сэр Грегори!

Но вошли Джеймс Лонкс и Робустус. Доктор сразу приблизился к маленькому столу и, приподняв полотно, принялся что-то разглядывать, а его монструм остался у двери, полностью перекрыв ее.

Я еще надеялся, что кукла оказалась здесь случайно, что ее забыла девочка, которую приводили к Лонксу лечиться, а тот просто зашвырнул ненужную вещицу с глаз долой. Что меня уже достаточно попугали, и сейчас доктор, напоследок отчитав хорошенько, велит слуге выкинуть нахального мальчишку из дома вон…

– Это рыцарь послал тебя подсматривать и разнюхивать? – равнодушно спросил лекарь, позвякивая чем-то на столе.

Как легко ответить «да». И пусть взрослые меж собой разбираются. А меня сэр Грегори хотя бы и высечет, только бы забрал отсюда.

– Нет. Я сам. Вы украли ребенка.

– Видишь его здесь? – выгнул бровь Джеймс Лонкс.

– Нет.

– Правильно. Умненький мальчик. Может, даже сумеешь отвечать на вопросы. Тогда всем нам будет легче.

Отвечать на вопросы? Ничего не скажу! Какие? Меня ж не мятежный герцог Кесс в плен взял – пытать, требуя выдать тайны короля, не будут. Да и не знаю я ничего важного и особенного.

– Робустус, – все так же рассеянно продолжал лекарь, – возьми на постоялом дворе коня нашего гостя, отведи на болота. Погоняй хорошенько и отпусти. Так, чтобы к утру он был в Хэдвуде, но не успел остыть. Только осторожно, не попадись ей на глаза. Сам отправишься на базар. Бросишь там пару слов, что я вчера на три дня уехал в Конт. Потом снова ступай на постоялый двор. Когда начнется суматоха с поисками мальчишки, обрати внимание людей на то, что конь явно прибежал с болот. Вечером возвращайся. Поможешь здесь.

Слуга, довольно усмехнувшись, кивнул и вышел прочь.

– Что вы хотите сделать с Айлилем?!

– С твоим конем? Не бойся, ничего. Рыцарь потом сможет продать его. Или подарить другому оруженосцу. Ты все равно больше их не увидишь. Ни коня, ни наставника.

Лекарь пошел вокруг стола, проверяя закрепленные подле него лампы.

– Видишь ли, чтобы лечить людей, нужно многое знать. И узнавать тоже. Книги часто лгут, а сведения, заключенные в них, устаревают. Новые нужно искать самому. Проделывать опыты. Только так поймешь, например, за какое время ты лично успеешь перепилить кость раздробленной ноги. Но это уже известно… Некоторые используют для изучения трупы или животных. Это бессмысленно, потому как звери не похожи на нас, а мертвое тело бесчувственно. Только человек, живая плоть может дать четкую картину. Сейчас меня интересует, какую боль и сколько времени можно выдержать в сознании и здравом рассудке. Это очень важное знание. Но нужно много материала, а доставать его трудно. Первый мой подопытный, отставной солдат, когда узнал, что мне требуется, специально орал походные песни, ругался и все норовил плюнуть мне в лицо. Толстая шкура плохо поддается выделке. Тогда я понял: нужен другой материал. Нежное тельце лучше реагирует на боль. Но мелюзга только визжит и хнычет. И быстро кончается. Ты подходишь лучше всего.

Приблизившись, чудовище присело на корточки и пристально смотрело мне в лицо.

Я зажмурился и помотал головой. Здесь, в своем логове, тому, кто прикидывается Джеймсом Лонксом, нет нужды притворяться. Сейчас я открою глаза и увижу клыки и кожистые крылья. Нет? Эта тварь действительно человек?!

– Вы не можете убить оруженосца рыцаря Грифона! Сэр Грегори будет меня искать!

– Весь Хэдвуд будет. Но недолго. Людям нет дела до горя других, своих забот хватает. Помечутся, покажут себе и соседям, какие все хорошие, и успокоятся. Тем более ясно, кто злодей. Что подумают люди, когда твой конь прискачет на рассвете с болот, до смерти перепуганный? Все знают, что Кровавая Мэри и раньше похищала детей, вот только недавно такое случилось… Хорошо, что добрый и отважный доктор Лонкс успел перехватить прислужницу зла и отобрать у той малышку. Отнес к себе, утешил, а потом вернул родителям. Ведьма же, рассвирепев, поймала юного оруженосца, так неосторожно полезшего прямиком к ней в лапы. Думаю, орден Грифона не простит такого, да и добрые жители Хэдвуда будут возмущены.

– Джеймс, ты же обещал образумиться.

Стоя на пороге, Кровавая Мэри неторопливо оглядела столы, лампы и, шаркая ногами, будто все грехи разом навалились ей на плечи, направилась к шкафам. На меня ведьма даже не взглянула.

– Не сдержал, значит, слово, а, Джеймс? Хотя ты меня еще раньше предал. Не сейчас, когда решил отдать в руки мстителей. И не когда поджег лабораторию.

– Лабораторию все равно бы разгромили! Вы должны понимать! Явились грубые, невежественные люди! А мы могли скрыться, воспользовавшись пожаром!

– А предал ты меня тогда, – не слушая его, продолжала старуха, – когда начал творить зло, прикрываясь словами о благой цели. Не тому я тебя учила.

Лонкс в ярости ударил кулаком по столу.

– Вы заставили меня вернуть ребенка, леди Мария, но мальчишку я не отдам. Даже если вы не понимаете всей важности моих исследований, я буду ими заниматься. У вас еще есть время, чтобы уйти. Не надейтесь на заступничество рыцаря.

– Спрашивать тебя, Джеймс, не стыдно ли, бесполезно. – Ведьма открыла один из шкафов и уверенно вытащила пару стеклянных посудин, напоминающих маленькие кубки. – Но хотя бы подумай о тех, кого замучил. Души их помяни, и мою заодно. Я загубила ее, когда взяла тебя в ученики.

Кровавая Мэри отцепила от пояса флягу, налила что-то в кубки и один протянула Лонксу. Тот с усмешкой принял.

– Они послужили науке, леди Мэри.

Он поднял кубок, салютуя ведьме, и медленно, со вкусом выпил. Поставил пустую посудину на стол и, все так же усмехаясь, рухнул на пол. Лишился чувств? Умер? Почему?

– Ты ведь никогда не отступился бы, – сказала ведьма, склоняясь над мертвым лекарем. – Ошибки ученика – это ошибки учителя. Я исправила наши.

– Вы убили его? – мой голос сорвался. – Дали яд?

– Да, – спокойно кивнула старуха. – Тот, кто врачует тело, должен также уметь подарить ему вечный покой.

– Он выпил…

– Джеймс не боялся меня. Не верил, что я могу причинить вред своему ученику.

Ведьма пошарила на столе и снова повернулась ко мне. С большим ножом в руках. То, что было здесь сейчас… Хищники дрались за добычу?

Шагнув ко мне, Кровавая Мэри цепко ухватила за плечо, развернула и одним движением перерезала веревку, стягивающую запястья.

– Ступай, парень. Я здесь все закончу. Незачем людям знать, что творил Джеймс Лонкс, лекарь.

На пороге я не выдержал, оглянулся. Мэри, низко опустив голову, стояла возле мертвого Лонкса, и показалось мне, что по обезображенной щеке ведьмы стекает одинокая слеза. Словно капля росы по растрескавшемуся камню.

Когда я добрался до постоялого двора, уже почти рассвело. Огни не горели, дом спал, как и весь городок. Заглянув в конюшню, я увидел там Айлиля. Стойло было открыто, но мой конь явно не собирался его покидать. Из соседнего денника высунулась разгневанная морда Скорпия. «Ну что за люди! Ни днем ни ночью от вас покоя нет!»

На полу у копыт Айлиля валялась какая-то тряпка. Оторванный рукав грубой рубахи? Лошади кусаются не хуже собак, а найти рыцарского скакуна, отличающегося мирным и приветливым нравом, – задача невыполнимая. Джеймс Лонкс и Робустус не знали об этом. Очень хорошо.

Я вышел и, опустившись на порог, прислонился спиной к стене конюшни. Нужно стучаться в двери постоялого двора, будить сэра Грегори, рассказывать ему обо всем случившемся. Когда Кровавую Мэри арестуют и будут судить за убийство Джеймса Лонкса, я стану свидетельствовать в ее пользу и сделаю все, чтобы защитить ведьму. Иначе виновны все рыцари Грифона, ведь мы тоже истребляем чудовищ… Надо встать. Через пять минут я это сделаю. Сделаю…

Очнулся я через три дня. А вообще мог и помереть. Сэр Грегори, который выхаживал меня все это время, не сказал ничего, кроме слов ободрения, но я сам понимал, насколько плохи были мои дела. Подхватил на болоте лихорадку, простыл, а тут еще сильное душевное напряжение.

Когда наставник нашел меня утром у конюшни, я уже ничего не соображал от сильного жара. Джеймса Лонкса дома не оказалось, и никто не знал ни где сам лекарь, ни куда подевался его слуга. Ни один человек не захотел ехать за медиком в соседний город, а оставить меня одного, мечущегося в бреду, сеньор не мог. Жители Хэдвуда были злы на рыцаря из-за его отношения к колдунье. По счастью, паладинов Грифона учат самостоятельно врачевать некоторые недуги, и сэр Грегори этими знаниями не пренебрегал.

Несколько раз мне чудилось в свете ночной лампы лицо склонившейся надо мной Кровавой Мэри, но это точно был не более как горячечный бред. Что ведьме сейчас было делать в Хэдвуде? Должна оседлать метлу или подобрать подол и драпать отсюда, не оглядываясь.

Про злодеяния Джеймса Лонкса и его смерть в городе не знал никто. Я рассказал сэру Грегори все, как только пришел в сознание, а потом несколько раз пытался повторить, чтобы сеньор не думал, будто слышал о видениях хворого, но рыцарь спокойно прерывал меня, заявляя, что все прекрасно понял, обязательно доложит кому следует, а вот на городских улицах шуметь о случившемся вовсе не стоит.

Горожане явно были нам больше не рады. Даже хозяин постоялого двора цедил слова через губу, а Джейн недавно, проходя мимо, сильно толкнула меня плечом, хотя места ей было достаточно.

Нужно было уезжать. Ведьма исчезла, Хэдвуду больше ничего не угрожало. Но сэр Грегори все медлил, как будто чего-то ждал. Может быть, пока я окончательно поправлюсь?

Ноги меня еще плохо держали, но я старался этого не показывать. Место рыцаря – в седле боевого коня, а не на перине. Я даже хотел клятвенно заверить в этом сеньора, но он сам наконец назначил день отъезда. Собственноручно, к моему стыду, сложил вещи, подготовил коней, расплатился с хозяином постоялого двора. Мы стояли внизу, прикидывая, не забыли ли чего, как вдруг вбежала Джейн.

– Ведьму поймали! На площади жгут! – радостно выкрикнула она и тут же, развернувшись на пятках, бросилась прочь.

Сэр Грегори, не по-рыцарски выругавшись, помчался следом.

Ну а я за сеньором.

Понятно было, что мне, хворому и слабосильному, не угнаться за шустрой девицей и длинноногим рыцарем. К тому же меч, с которым пришлось бежать, а не выступать чинно, здорово мешал. Хорошо хоть, я знал, куда торопиться. Но и без того мог бы догадаться по разносящемуся на полгорода шуму и гаму.

Когда добежал и угрем проскользнул между собравшимися на казнь горожанами, увидел дивную картину. Посреди площади возвышался столб, уже обложенный вязанками хвороста. К нему была привязана Кровавая Мэри. Прямо перед ней, заслоняя ведьму, стоял сэр Грегори с обнаженным мечом в руках. Один.

Слава Творцу, костер еще не запылал. В Хэдвуде не было своего палача, а жители города явно не могли решить, кто подожжет хворост.

Рыцарь Грифона, борец с нечистью, готовый защищать ведьму, медленно обводил взглядом стоящих перед ним людей. Но площадь круглая, открыта со всех сторон, а сэр Грегори не филин, чтобы крутить башкой, заглядывая себе за спину.

Несколько шагов, чтобы выбраться из толпы. К сеньору. Мимо него. Вокруг столба с ведьмой. Меч из ножен. Сэр Грегори не оглянулся, но он должен понять.

Толпа на минуту притихла, но тут же снова разразилась недовольным гулом. Искры, чтобы вспыхнуть, не хватало не только костру.

– Тихо! – рыцарь Грифона не кричал, но голос его перекрывал все прочие. – За что вы хотите казнить эту женщину?

– Ведьма она!

– Душегубица!

– Детей воровала!

– Есть ли тут тот, кто именем Творца Всевидящего готов поклясться, что был свидетелем ее преступлений?

Люди вновь притихли. Каждый выжидающе оглядывался на соседей.

– Кто может сказать имена погубленных той, кого вы называете Кровавой Мэри?

Снова тишина, нарушаемая только невнятным хэканьем и кряхтением.

– Пришла ли сюда хоть одна мать, чьему ребенку Мэри помогла появиться на свет?

Шевеление в толпе, только теперь все взгляды обращены на нескольких женщин разных лет. Они опускают глаза, одна судорожно кивнула.

– Кто хоть раз ходил на болота за исцелением и получил его?

Теперь засмущалась вся площадь. Люди переминались с ноги на ногу, мужчины комкали шапки в руках, женщины теребили передники.

Но был здесь и тот, кто решил спорить с рыцарем Грифона:

– Ведьма убила Джеймса Лонкса!

Сэр Грегори молчал. Он знал, что это обвинение не ложное.

– У простых смертных нет права судить себе подобных, – наконец сказал он. – Я заберу рекомую Мэри в Логрим. Пусть ее судьбу, в соответствии с законом, решают люди, наделенные королем правом делать это.

– Знаем мы, какие в больших городах законы! – выкрикнул подстрекатель.

И понеслось:

– Логрим далеко, сбежит ведьма, пока довезете!

– У самих у вас, рыцарей, право есть, что ж им не воспользуешься?

– Ты, сэр, не обмануть ли нас, часом, задумал?

Я не мог оглянуться, посмотреть на сеньора. Только слышал голос его, холодный и отстраненный:

– Если вам недостаточно слова паладина Грифона, пусть будет суд Творца.

Суд Творца! Когда обе стороны твердо стоят на своем, никто не хочет уступать, приходится просить о справедливости высшие силы. Двое спорщиков сходятся в поединке, и тот, на чьей стороне правда, побеждает.

– Ишь! – снова закричали из толпы. – Хорошо Творца в свидетели призывать, когда меч с оглоблю да сам ловкостям всяким обучен!

Зря он это сказал. Противника можно поносить какими угодно словами, но сомневаться в честности небес – недопустимо.

Или все-таки можно? Чего больше сейчас в недовольном ворчании толпы? Кого поддерживают люди – сэра Грегори или смутьяна?

Глубокий вдох, досчитать до трех, как учил Ричард. А потом на выдохе, сразу, чтобы не было времени передумать или найти достойную отговорку:

– Мой сеньор, позвольте мне выступить в поединке.

Теперь можно оглянуться и даже подойти к сэру Грегори. Нападать на участника суда Творца или того, кого он вызвался защищать, – недопустимо.

Откуда-то вытолкнули старенького священника. За все время пребывания в Хэдвуде я его увидел впервые. Святой отец не поднимал глаз и суетливо перебирал зерна Тропы Творца.

Но не с ним же мне предстоит драться. Обычно тот, кто громче всех орет, вовсе не рвется отстаивать свою правоту в поединке один на один.

Но не сейчас.

Я понимал, насколько жалко выгляжу. Сэр Грегори тоже не первый красавец королевского двора, да и старый он уже, но гордая осанка, уверенный взгляд, величественные манеры внушат уважение кому угодно. К тому же доспехи, меч, янтарь Грифона на груди. Одно слово – паладин.

А я… Тут таких старшие за пивом в трактир гоняют. С первого взгляда понятно, что я не должен был стать рыцарем. К тому же доходяга, несколько дней лежал при смерти, весь город об этом знает. Лишь бы смеяться не начали…

Не начали. То ли явили милосердие, то ли просто не успели. Раздвинув народ, вперед вышел… Робустус. Ухмыльнулся злорадно – узнал. Плавным движением опытного бойца вытащил из ножен на поясе фальчион. Простолюдинам запрещено носить благородные мечи, но эти клинки мало в чем уступают оружию знати.

– Я обвиняю ведьму Мэри в смерти доброго человека Джеймса Лонкса!

Я словно за раскаленную кочергу голой рукой схватился. Доброго человека?! Юридический термин, не более. Так называют любого подданного короля Лодии, не представшего перед судом.

– Соизволением Творца, да обрящем мы справедливость! – эхом отозвался сэр Грегори.

И поединок начался.

Я почему-то думал, что до боя будет еще что-то – слова или действия. Поклоны… Но Робустус сразу шагнул вперед и взмахнул фальчионом. Я еле успел увернуться, неловко вскинув меч. Вражеский клинок почти выбил его из моей руки. От следующего удара спасся только тем, что упал на колени и, втянув голову в плечи, пропустил фальчион над собой.

Поднял глаза. Увидел, как широкий клинок рассек солнце.

И тут страх ушел. Вспомнилось, сколько раз стоял я под падающим будто с неба длинным мечом сэра Грегори, зная, что оружие остановится, не коснувшись моего тела, или безопасно скользнет мимо. Сейчас такого не будет. Но я не боялся. И понимал, что успею раньше. На полвздоха, а успею.

Робустус больше, мощнее и проворнее, чем я, но он всего лишь разбойник-деревенщина, машущий клинком, как дубиной, а меня учил фехтованию один из лучших рыцарей королевства.

Тело само решило, что ему делать. Я многократно повторенным движением подался вперед, устремляя меч под углом вверх. Клинок шел сперва легко, потом, встретив преграду, – преодолевая некое сопротивление. Красные брызги усеяли мой рукав. Я в ужасе закрыл глаза. Тяжесть тела падающего раненого… убитого?!.. мною человека вывернула рукоять меча из ладони.

– Суд завершен! Творец Вседержитель явил свою волю!

Меня вздернули на ноги и подтолкнули вперед. Снова сунули в руку оружие, заставили поднять его к небесам.

Суд Творца свершился. Я победил в поединке сильного соперника. Я убил человека.

Я опозорил своего наставника. По завершении поединка надо было, воздев клинок, восславить Творца Справедливого, поклониться народу и особливо – своему наставнику. В общем, сделать все, что канон приписывает учтивому паладину. А я… Все время, пока сеньор и местный священник удостоверялись, что Робустус мертв, пока служитель Творца молился о милосердии к отлетевшей ныне грешной душе, пока тело уносили в храм, пока сэр Грегори – никто больше не решился приблизиться, – отвязывал от столба ведьму Мэри, я стоял как истукан. Хорошо хоть, руку с мечом опустил – не догадался, просто устал держать. И когда сеньор, взяв меня за плечо, куда-то повел, не сопротивлялся.

Наставник проводил меня на постоялый двор, усадил за стол и резко бросил что-то прибежавшему следом хозяину. Тот кивнул, скрылся, и уже через минуту передо мной стояла глиняная кружка, наполненная чем-то темно-красным. Словно кровью.

– Пей, – велел сэр Грегори.

Я послушно отхлебнул. Хорошо, что немного: от кислятины скулы свело.

– Это что?

– Вино, – спокойно объяснил рыцарь. – Таков обычай.

– В… Вино?

– Если ты уже способен убивать людей, то и хмельное пить можно.

Наставник отобрал у меня кружку и сам из нее отведал.

– Паршивое пойло. Хотя странно было бы искать в этой дыре приличное вино. Но тем лучше.

Сэр Грегори вернул мне посудину.

– Некоторые люди имеют дурную привычку напиваться от всякого горя или огорчения, – продолжил он поучительно. – А то и вовсе пьянствуют безо всякого повода. Рыцарю так поступать недопустимо. Нам всегда потребны верная рука и ясный разум.

– Но почему тогда сейчас?

– Чтобы впредь вовсе неповадно было. Ты навсегда запомнишь, как в первый раз убил человека. Память накрепко свяжет это со вкусом дрянной выпивки. Что бы из этого сейчас ни огорчало больше, но ни то ни другое уже никогда не принесет тебе облегчения и не доставит удовольствия.

– Сеньор… Это жестоко!

– Жестоко, – кивнул старый рыцарь. – У жизни вообще мало милосердия. Много меньше, чем у смерти.

Хэдвуд мы покидали рано утром. Городок уже проснулся – в окнах домов, когда мы проезжали по улицам, шевелились занавески, мелькали настороженные лица, но никто не вышел на порог, чтобы помахать нам вслед. Город разочаровался в рыцаре Грифона. Вместо того чтобы сжечь ведьму, паладин вступился за нее. Все видели суд Творца, но зло должно быть наказано.

Как въехали мы в Хэдвуд, так и убыли из него. Впереди, склонив голову в вечных своих раздумьях, двигался сэр Грегори. Я с копьем и щитом сеньора следовал за ним, отстав на уставные пол конских корпуса. Позади бодро топал копытами оседланный мул. Куда, кстати, теперь его девать? Нам не нужен. И кого сеньор хотел забрать из города?

Она стояла у края дороги. Спокойно, словно обыкновенная крестьянка, отправившаяся с утра пораньше по холодку в город и решившая передохнуть. Кровавая Мэри, ведьма. У ног ее была поставлена плетеная корзина с крышкой, а чуть в стороне серая коза лениво объедала ветки придорожного куста.

Мы остановились. Сэр Грегори спешился. Они с Мэри стояли друг напротив друга – два старых человека, рыцарь и ведьма. А я не знал, куда деваться: быть мне рядом с сеньором или отъехать подальше, чтобы не слышать разговора? Копье это еще в руках… И коза…

– Мария, – сказал сэр Грегори. – Едем с нами. У меня нет дома, но я позабочусь…

– Нет, – покачала головой колдунья. – Никому из нас не будет хорошо от того, что ты станешь таскать с собой старую женщину. Марии Уэст больше нет. Отпусти прошлое, Грегори.

– Но куда же ты отправишься?

– Мало ли на окраинах королевства деревушек, стоящих в лесу или посреди болот? В любой из них будут рады знахарке. Я спокойно прожила рядом с Хэдвудом двадцать пять лет. Меня боялись, но берегли, потому что от меня была польза. Пока не появился Джеймс Лонкс.

– Знахарка! С твоими знаниями, умениями… Деревенские невежды будут называть тебя ведьмой, презирать и ненавидеть…

– Я больше не стремлюсь в науку. Ты сам, Грегори, увидев такую образину, поверил бы в ее доброту и благие намерения? Ведьма есть ведьма.

– Мария…

– Отпусти меня, Грегори, и не ищи. Кровавая Мэри тебе не нужна. К тому же у тебя теперь тоже есть ученик, а значит, твоя жизнь принадлежит не только тебе.

Ведьма деловито обогнула Айлиля, мимоходом потрепав моего скакуна по шее, и мигом отцепила уздечку мула. Пристроила на его спину корзину и взобралась в седло.

– Прощай, Грегори! А ты, мальчик, будь ему хорошим учеником, чтобы вам однажды не пришлось отвечать и каяться за ошибки друг друга.

Я опомниться не успел, как ведьма лихо свистнула и ударила пятками мула по бокам. Тот взял с места в галоп. Только пыль столбом поднялась. Не старуха, а королевский гонец. Коза поскакала следом, словно хорошо обученная верная собака.

Я растерянно оглянулся на сэра Грегори. Тот смотрел вслед ведьме задумчиво и печально. А ведь мы только что лишились части законного имущества.

– Сеньор! Велите догнать?

– Не стоит, – рассеянно ответил рыцарь. – Иногда прошлое действительно лучше отпустить. Во всех смыслах. Почему мы торчим тут, как два барана на переправе? – внезапно рассердился он. – Разворачивай коня и едем в Конт! Если поторопимся, то будем там ко времени вечернего прославления.

Но до Конта в один переход мы добраться не смогли. Рыцарское копье тяжелое и длинное, чтобы удерживать его одной рукой, уперев конец древка в стремя, нужны силы и сноровка, приходящая с опытом. Ни того ни другого мне пока что недоставало. К тому же сказывалась недавняя болезнь.

Сэр Грегори неодобрительно смотрел, как наконечник копья описывает на фоне небес неподобающие круги, и наконец, плюнув, отобрал у меня оружие, благо на дороге не было никого, кто мог бы уличить нас в нарушении канона поведения странствующих рыцарей, а потом и вовсе скомандовал привал. Даже подпруги у коней, святой человек, сам ослабил и дорожные сумы снял.

Но если я надеялся какое-то время просто поваляться на расстеленном плаще, то зря. Каждый миг оруженосца должен быть посвящен полезным занятиям. Если не можешь что-то делать, внимай тому, что тебе говорят старшие.

– Артур, ты, верно, удивлен моим отношением к… Кровавой Мэри? – строго спросил сэр Грегори.

– Да, сеньор. Ведь рыцари Грифона призваны бороться с такими, как она.

– С такими, как она? Что ты знаешь, мальчик, о Марии Уэст? Только то, что люди называют ее ведьмой? И потому готовы обвинить во всевозможных злодеяниях? Это очень удобно, когда есть некто, на кого можно свалить расплату за грехи всех. Не задумываясь, не пытаясь разобраться или хотя бы выслушать. Хвала Творцу, орден Грифона создан не для того, чтобы карать зло. Цель его паладинов – защищать слабых и невиновных.

Никогда прежде не видел я сэра Грегори настолько разгневанным и огорченным одновременно.

– Мария Уэст всегда была иной. Ты слышал о Солене, мальчик?

– Да. Место, благодаря деяниям и знаниям обитающих там медиков заслужившее бессмертную славу…

– И леди Уэст была одной из тех врачевателей. Дочь знатных родителей, она могла бы по праву рождения вести беспечную богатую жизнь, составить выгодную брачную партию. Но Мария предпочла науку и служение страждущим. Со всего света люди приезжают в Солен, дабы найти исцеление. Леди Уэст принимала больных, которых другие прославленные доктора сочли безнадежными. Она не всегда лечила по канону медицинской науки. Единственная женщина, посмевшая стать не знахаркой или повивальной бабкой, а врачом, имеющим ученую степень. Всего этого ей не простили. Сперва злобно шептались, называли еретичкой или лишенной разума, распускали грязные слухи. Потом в доме леди Марии, в лаборатории, случился пожар. Я тогда не успел. Был в другом месте и не знал, что моя… Леди Уэст и ее единственный ученик погибли в огне, так говорили люди. Кто-то утверждал, что Творец Вседержитель покарал еретичку, кто-то клялся, что она своими руками намешала в зелья чего-то такого, что те сами собой вспыхнули.

Для меня будто узелок развязался. Мысли вытянулись в ровную веревочку.

– Ученика звали Джеймс Лонкс?

– Джеймс, – нахмурился сэр Грегори. – Как дальше – не знаю, не интересовался.

– Я слышал, как Лонкс сказал Кровавой Мэри… леди Уэст, что поджег лабораторию, чтобы они могли скрыться. А она говорила, что должна расплатиться за дела ученика.

– Джеймс Лонкс был учеником Марии Уэст? – подался вперед сэр Грегори. – И она была вынуждена его убить. Остановить, хотя бы и уничтожив. А я опять опоздал… Творец Справедливый, за что посылаешь этой благороднейшей женщине столь тяжкие испытания?!

– Джеймс Лонкс был чудовищем…

– Артур, ты еще не понимаешь, – горестно покачал головой старый рыцарь. – Наставник может передавать ученику знания и умения. Может заботиться о своем подопечном, следить, чтобы тот ел досыта, высыпался, одевался по погоде. Поправлять, если младший сделал что-то не так. Но когда срок обучения заканчивается, они расходятся и могут никогда больше не встретиться и даже не вспоминать друг о друге. Только настоящий учитель отдает часть своей души. Он воспринимает ошибки и проступки ученика как свою вину.

Кажется, я начинаю понимать, что значил для Кровавой Мэри Джеймс Лонкс. И про сэра Грегори, который сказал, что опоздал, тоже.

– Я запомню это, сеньор.

– Надеюсь, – кивнул сэр Грегори. – Сегодня ты показал себя весьма неплохо. Но в стойке допустил две ошибки. Смотри, я покажу, как правильно.

– Да, наставник.