Текст книги "У ангелов нелетная погода"

25 августа 2008 года, понедельник, утро

Неделя начиналась с нескольких трудоемких встреч подряд. Вчера Илья даже подумал отменить парочку, перенести на завтра. Но сейчас он был даже рад, что день катился по своей железной колее, не оставляя свободной минуты.

И все равно даже в ходе самого напряженного разговора мысль уплывала, и он вновь и вновь прокручивал в голове вечерний разговор с Машей, подругой Ларисы.

Как она сказала? «Ларочка просила вас не приезжать и еще передать, что она в порядке». – «Почему не приезжать?» – переспросил он вполне по-дурацки. «Н-ну, она так просила». – Бодрый голос слегка дрогнул, самую малость, но Илья заметил, запаниковал. «Ей очень плохо, скажите правду?» Если бы она увернулась, он бы просил, умолял, кричал бы в трубку. Но она оказалась девушкой с понятием. «Да, – сказала, – ей так плохо, что она в таком виде не хочет вам показаться, понимаете?» Он понял. Он уже давно все понял. И все равно с упорством маньяка не верил своей годами отточенной интуиции.

– …не правда ли, Илья Эдуардович? – донесся до него слегка удивленный голос клиента. – Вы меня слышите?

– Слышу, конечно, Павел Трофимович, и это абсолютно верно: никаких прав ООО «Зевсинком» на это здание не имеет, гарантийное письмо пятилетней давности ничего не значит. Тем более что своих обязательств ООО по отношению к той организации не выполнило. Так что ваше дело правое.

– Я так и думал, – расплылся в довольной улыбке клиент, толстенький упырь в дорогом пиджаке. – Мне, я полагаю, на процессе делать нечего?

– Разумеется, раз вы доверили защиту своих интересов нам. – Илья встал, почтительно склонил голову. Они, эти упыри, не любят лишний раз маячить в судах, очевидно инстинктивно опасаясь мест, с которыми им лучше не связываться, – неправедное прошлое не отпускает ни во сне, ни наяву. – После заседания я немедленно вас проинформирую.

– Да уж, будьте так любезны! – Упырь сверкнул дорогой фарфоровой улыбкой и важно вынес пузо из кабинета.

– Ирина Алексеевна, принесите, пожалуйста, дело Порфирьева и чашку кофе, – проговорил он в интерком. У него было пятнадцать минут до следующего клиента, и, видит Бог, он бы предпочел, чтобы этих минут не было. Целых пятнадцать минут биться лбом о невидимую стену, снова прокручивать в голове вчерашний разговор – зачем, к чему? Он знал Ларису, уж что-что, а слово ее было твердым и окончательным.

Он походил по кабинету, на ходу выпил кофе – такой, с кардамоном и сахаром, умела варить только его суперсекретарша.

Илья подошел к столу, взял сотовый, несколько секунд взвешивал его на ладони.

– Алло, Маша, здравствуйте, это Илья Вагнер. – Он помолчал еще секунду. – Как вы думаете, может быть, мне вылететь в Париж, попытаться поискать Аню там?

Маша с размаху села на диван. Уж чего-чего, но такого звонка она ожидала меньше всего.

– Что вы молчите? – Голос Ильи, суховатый, четкий, и сейчас не изменился. – Вам кажется, что это глупая мысль?

– Н-нет, отчего же? – Маша немного пришла в себя. – А у вас есть какой-то план?

– Ну, во-первых, я слетал бы в Лион, попытался найти этого пилота. Потом у меня есть кое-какие контакты среди французских юристов, может быть, они что-нибудь подсказали бы…

– А что, может, и надо… – Маша нахмурилась, быстро в уме считая дни до приезда Андреаса. – А может, и мне с вами? Вдвоем оно как-то надежнее.

– Н-ну, надо встретиться, обговорить варианты. – Илья кашлянул, пошелестел какими-то бумагами. – Сегодня вечером в девятнадцать ноль-ноль годится? Там же, у «Клары»?

– Хорошо! – Маша отключила телефон и еще долго сидела, обдумывая этот неожиданный разговор. И чем больше думала, тем все более здравым ей казался план Ильи.

25 августа 2008 года, понедельник, день

Ехали долго, по каким-то скоростным шоссе, в подземных тоннелях, Ане показалось, через весь Париж. Больница оказалась старинным зданием с колоннадой посреди старинного регулярного парка, с искусно подстриженными в виде ваз и пирамид кустами. Но внутри здание было совершенно современным, с просторными холлами, полами, застеленными каким-то диковинным материалом, – они гасили звук шагов. Сквозь стеклянные перегородки видны были кабинеты врачей, напичканные белыми аппаратами с мигающими лампочками.

Их встретила в холле второго этажа суровая дама в кокетливой белой шапочке с крылышками, строго что-то сказала девушкам за полукруглой стойкой и повела гостей по длинным коридорам и переходам – шли они минут десять. Вошли в очередной коридор, в котором остро пахло лекарствами. По обе стороны были все те же стеклянные перегородки, часть них была закрыта изнутри занавесками нежно-голубого цвета. За другими перегородками занавески были отдернуты, и Аня успела заметить там тоже какие-то белые приборы, провода, в маленькой кроватке лежал ребенок – бледный, какой-то восковой. Похоже, спал.

Они подошли к такой же палате, суровая женщина надела на лицо маску и вошла в стеклянную дверь, жестом приказав им оставаться на месте. Она отдернула изнутри голубую занавеску. Там была точно такая же палата, только в белой койке лежал ребенок постарше – лет пяти. Лысая голова, одутловатое лицо, закрытые глаза. Сестра наклонилась над ним, ребенок открыл глаза, медленно сел. Сестра потыкала в какие-то кнопки на высокой белой стойке, от которой шли провода к шее мальчика. И вдруг из динамика над дверью стал слышен мальчишеский голос:

– Мам, пап, пгивет!

По этому слабому картавому голосу Аня мгновенно узнала мальчугана, который приходил к ней в палату в клинике доктора Дюпре. Только тогда на нем была красная бейсболка, а в руках футбольный мяч.

– Арсений, сынок, ты как? – Сергей приник к стеклу. – Спал сегодня?

– Сенечка, ты кушал?

Вопросы Мадины и Сергея прозвучали почти одновременно, мальчик слабо улыбнулся.

– Я спал, мне сестга Элоди дала таблетку такую, а кушал я гогалик и чай пил. А кто это? – Он подбородком указал на Аню.

– Сень, ты чего, не узнал меня? – Аня подошла поближе. – Ты же обещал меня на яхту юнгой взять. Забыл, да?

– А-а! Нет, не забыл! Ты Аня? – Голос мальчика стал веселее. – Я даже папе говогил пго тебя, ну, что ты согласна юнгой со мной! А мне опегацию сделали, видела? – Он указал пальцем на проводок, идущий к ключице. – Это сюда тепегь лекагства капают. Но ского меня уже выпустят отсюда. Да, пап?

– Да, сына, скоро! – Сергей покивал в подтверждение слов. – А это та самая Аня, которая тебе дала свой костный мозг, ты понял?

– А-а-а! Не понял, но здогово! Тебе спасибо, Аня! Ты еще ко мне пгидешь?

– Приду, конечно! – Ане только сейчас стало страшно: сколько всего уже успел перетерпеть этот малыш. – Ты в футбол со мной поиграешь?

– Конечно! – Сеня от удовольствия тихонько засмеялся. – Только я плохо и’гаю, я на воготах лучше буду стоять, я мячик хогошо ловить умею, да, пап?

– Да, сынок, ты классный вратарь!

Мадина все это время неотрывно смотрела на сына, и Аня искоса видела выражение ее лица – смесь ужаса и любви.

– Сенечка, тебе чего-нибудь хочется покушать? – тихо спросила она.

Сеня скорчил недовольную рожицу:

– Ну, мам, чего мне хочется, ты не газгешаешь – жевачку с пузыгями и чипсы.

– Чипсы доктор не велел, тебе вредно, а про жвачку ты мне не говорил, я спрошу…

– Да я уже спгашивал, доктог сказал – гадость! – Сеня скривился, видимо, передразнивая кого-то. – А мне не гадость! Я бы пузыги попускал. Вы мне плэй стейшен-тги пгинесите, ладно! А могоженое можно?

– Я спрошу, Сенечка! – Мадина умоляюще посмотрела на сестру, которая строго постучала по циферблату наручных часов.

– Пока, Сень, я еще приду обязательно! И в футбол поиграем, не забудь! Я тебе пару штук забью! – Аня помахала мальчику.

– Спогим, не забьешь? – Сеня снова тихонько засмеялся. – Я знаешь как ловлю? Как ван дег Саг, папа говогит.

– Пока, сыночка, мы вечером снова приедем, да? – В голосе Сергея слышались явно несвойственные ему мягкие интонации. – И ты звони, если что, да?

Сестра с непроницаемым видом задернула шторку и вышла из бокса.

– Вот… – Мадина смотрела на Аню так, что вынести ее взгляд было невозможно. – Врач, который делал ему пересадку, сказал, что положительные изменения есть, но пересадку придется повторить…

– Да ладно, я все поняла. – Аня независимо вздернула голову. – Идемте.

Они проделали обратный долгий путь, сели в автомобиль. Сергей и Мадина молчали.

– А когда надо вторую пересадку делать? – спросила Аня.

– Врач сказал, через месяц. – Сергей угрюмо смотрел на дорогу.

– Ну, вот что. – Аня решительно дернула его за рукав. – Вы меня отвезете домой, к маме. Я ей все объясню. А через месяц приеду. Только мне надо будет в универе справку какую-то, что ли, предоставить. А то на первом курсе прогуливать нельзя.

Мадина, не веря своим ушам, схватила ее за руку.

– Анечка! Вы ангел, ангел!

– Да никакой я не ангел. – Аня выдернула ладонь. – Сеню вашего жалко. А так бы… Как вы меня домой отправите? У меня же паспорта даже нет! А-а, он же у вас! – вспомнила она, и обида снова захлестнула ее. – Когда? И маме позвонить надо сейчас же! Почему ее телефон не отвечает?

– Я не знаю. – Сергей покрутил головой. – Знаю, что она улетела в Москву еще в субботу, кажется, сейчас она в больнице, мне пока точно не сообщили. Но ты не волнуйся…

– Не волнуйся! – Аня не дала ему договорить. – Вы… Вас… Самого надо в больницу! Попросили бы по-человечески, я что, не понимаю! Везите меня туда, где взяли! Я… Мне надо с друзьями попрощаться!

Через полчаса, договорившись о том, что за ней заедут вечером, когда подготовят ее возвращение домой, Аню высадили там же, у посольства, где утром схватили люди отца. Это слово Аня даже про себя повторяла с запинкой. Она не могла понять, чего больше в ее душе – злости на то, как с ней обошлись, жалости к мальчику или удивления… На прощание Сергей достал из кожаного портфеля новенький сотовый:

– Это тебе, взамен твоего, а твою сим-карту ребята потеряли, извини.

– А, это чтобы я не сбежала, – догадалась Аня. – Так куда мне бежать-то? Без документов я тут вроде незаконно нахожусь. В восемь вечера позвоните, я скажу адрес, куда подъехать, а так я только зрительно помню…

– А кто твои друзья, Аня? – робко спросила Мадина. – Им можно доверять?

– Да уж побольше, чем вам, – не сдержалась Аня. – Они меня полудохлую подобрали, вылечили, кормили столько дней… Обыкновенные ребята, студенты, очень хорошие!

Она вышла из машины, независимо подняла голову и пошла знакомой дорогой назад, в запущенную мансарду, которая теперь уже казалась ей родным домом.

25 августа 2008 года, понедельник, вечер

Маша опоздала в кафе на десять минут, но Илья ни слова не сказал ей, молча допивая свой чай.

– Простите, в пробку попала на Тверской. – Она села, нервно достала платок. – Ну, так что, вы не передумали лететь в Париж?

– Нет. – Илья медленно придвинул к ней меню. – Надо бы только раздобыть эти полицейские данные, что вам турки показывали. Там, вы говорили, фамилия пилота была и фото того мужчины, что вывез Аню?

– Вот уж понятия не имею, как их можно получить. – Маша покачала головой. – Турки говорили Ларисе, что надо официально обратиться в МВД, но она же пока в больнице…

– Как она там?

– Да неплохо, ее сегодня перевели в отдельную палату, просто роскошную – с телевизором, телефоном, ковром! Это не вы хлопотали? Мне врач так уклончиво сказал: «Просили сверху создать все условия!»

Маша вспомнила многозначительное выражение лица заведующего отделением и его преувеличенную любезность. Такие метаморфозы бывают, только если за пациента просят ну очень большие начальники. Но кто конкретно просил за Ларису, он так и не признался.

– Сверху? – Илья покачал головой. – Даже если бы я попросил, обо мне так сказать нельзя. Но я не просил… Тогда кто?

– Может, из издательства? – Маша растерялась. – Но вообще-то там пока не знают, что она вернулась…

– Да, загадочная история… – Илья отодвинул чашку, помахал официантке. – Закажете что-нибудь?

– Чай, пожалуйста, и фруктовый десерт, – кивнула Маша девушке. – А у вас есть контакты в МВД? Или нам самим озаботиться?

– Я сегодня уже позвонил, завтра встречусь с начальником одного из департаментов, попробую заинтересовать его этим делом.

– Ну, классно. – Маша внимательно всмотрелась в его лицо. Илья выглядел как человек, перенесший тяжелую болезнь, – круги под глазами, усталый взгляд. – Если они смогут помочь в контактах с турками, было бы здорово.

– Маша… – Илья явно хотел о чем-то спросить, но неловко замолчал.

– Я слушаю, – через минуту напомнила она о себе.

– Да-да… – Он с трудом поднял на нее взгляд. – Маша, я… Вы ведь близки с Ларисой… Она не говорила с вами обо мне? Понимаете меня до сих пор мучает… беспокоит, что именно стало причиной нашего… в общем, разрыва? Я не могу поверить, что причина только в том, что я не смог наладить контакт с Аней… Тем более что времени было так мало. С подростками все сложно, вы ведь знаете… И я пытался…

– Илья, мы не говорили об этом. – Маша старательно подбирала слова. – Лариса, она вообще не очень охотно распространяется на такие темы. Но в чем я совершенно уверена, так это в том, что она не стала бы лгать вам… Понимаете?

Илья убито молчал, чертил ножом по крахмальной салфетке.

– И ей действительно дороже всего в жизни Аня, это точно. – Маша облегченно выдохнула – наверное, это все, что она может сказать, и все, что он готов услышать.

– Н-ну хорошо, спасибо вам. – Илья встряхнулся. – Извините, что загрузил вас своими проблемами. Значит, договоримся так: завтра после встречи с Николаем я вам позвоню, и по обстоятельствам решим, когда можно будет вылететь, да?

29 августа 2009 года, вторник, утро

– И еще запиши мой адрес в Хельсинки. – Кристина повелительно уперлась пальцем в телефон, в который Аня уже записала парижский адрес девушек, номера их телефонов, аськи и вообще все, что возможно. – Я на Рождество поеду домой, а ты ко мне приедешь, хочешь, вместе с мамой, договорились?

– Ну, только если вы с Ханной приедете в Москву летом, да?

Ханна засмеялась, закивала рыжей головой.

– Так когда за тобой приедет этот субъект, твой папаша? – Кристина по-птичьи уставилась одним глазом.

– Сказал, что в восемь, а сейчас уже без пяти, – нервно пощелкала пальцами Аня.

– Ты уверена, что все делаешь правильно? Они тебя опять не похитят и не засунут в какую-нибудь тайную больницу? – Кристина была настроена воинственно.

– Ну, ты же понимаешь, Кристин, я должна помочь ребенку. Он же мне брат, да и даже если бы не был брат… – Аня пожала плечами. – Он же не виноват.

– Да ладно тебе, Крис, отстань от девочки! – Дидье подошел к Ане, протянул теплую ладонь. – Я очень рад, что ты была моей пациенткой! И я смог тебя вылечить!

– Спасибо тебе, Диди! – Аня жарко потрясла длинные пальцы. – И вам, девочки! Вы такие замечательные! Приедете ко мне?

Запиликал ее новый сотовый.

– Але! – Аня знала, кто звонит. – Да, я уже спускаюсь. Ну, пока, до встречи! – Она по очереди расцеловала друзей, подхватила сумку. – Я вас жду в Москве!

* * *

Охранник распахнул перед ней дверь «мерседеса», Аня влезла в душистое нутро. На заднем сиденье расположилась Мадина. Впереди сидел с непроницаемым лицом Павел.

– Здрасте. – Аня держалась неприветливо. – Куда мы поедем?

– Сейчас в аэропорт Де Голль, отвезем тебя в Стамбул, а оттуда прямым авиарейсом мы с тобой вылетим в Москву. – Интонация Мадины была робкой, просительной. – К вечеру ты будешь дома.

– А-а, господин Терно… не полетит? – Аня старалась не смотреть на женщину, чьи глаза, казалось, занимали все лицо. – Он вас послал?

– Сергей приедет в аэропорт, у него дела с утра, – извиняющимся тоном проговорила Мадина. – До Стамбула полетим вместе. А в Москву ему, к сожалению, нельзя, опасно.

Аня замолчала, независимо глядя в тонированное окно.

– Аня… – Мадина дотронулась до ее руки. – У меня не было возможности рассказать тебе… Но может, ты лучше поймешь нас.

Аня повернулась от окна, но все так же не хотела смотреть на Мадину.

– Мы с твоим отцом учились в одном классе. – Мадина помедлила. – Он был самым красивым и заметным парнем в школе. Спортсмен, шел на медаль… Все девочки были в него влюблены. И я тоже, но он на меня внимания не обращал… Аня помимо воли прислушалась, но Мадина продолжала рассказывать словно про себя.

– После школы он поступил в военное училище в Москве, а я в университет в Краснодаре. И встретились мы после четвертого курса, случайно. На улице увиделись. Он пригласил в кино, потом на танцы… А потом предложил выйти за него замуж. Я была счастлива, хотя родители мои возражали… Но потом смирились. Его выпуск из училища почти полностью отправили в Афганистан, на войну. Когда его ранили в первый раз, я ждала ребенка. Получился выкидыш… Врачи сказали, что детей больше не будет. Потом его ранили еще раз, тяжело. Тогда он и встретил твою маму…

Аня дернулась, как от удара. Ей стало трудно дышать, она судорожно нажала кнопку на дверце, но стекло не сдвинулось.

– Он приехал после госпиталя, все мне рассказал. – Голос Мадины стал еще тише. – Я сказала, что он свободен и может решать сам. Я и так не хотела жить, а если бы он ушел, мне было бы легче решить эту проблему. Но он остался…

А потом, когда мы уже уехали во Францию, я тут прошла обследование, и врачи сказали, что шанс есть, но очень маленький. Я долго лечилась. И Арсений все-таки родился. Правда, больше детей уже точно не будет. Вот почему мы все с ума сходим… Ты прости нас, Анечка, прости, если сможешь! – Она цепко схватила Анину ладонь горячими пальцами.

– Да ладно, – пробормотала Аня, пытаясь высвободить руку. – Я уже все сказала. Не надо меня уговаривать.

– Я не уговариваю. – Мадина беззвучно заплакала. – Я умоляю тебя, не держи зла на отца…

– Он мне не отец. – Аня упрямо сжала губы. – Он Арсению вашему отец, а мне никто.

– Ну хорошо, девочка, ты только не сердись, умоляю…

29 августа 2008 года, вторник, день

Лариса следила за солнечным бликом, который полз по желтой стене. Он косо перемещался вверх, отражаясь от распахнутой створки окна, – день неожиданно выдался по-летнему жаркий.

– Ну, ты бы хоть фрукты ела, – жалобно причитала Нателла, умоляюще глядя на подругу. – От тебя уже половина осталась!

– Ничего, – равнодушно отозвалась Лариса, – мне просто не хочется. Наверное, от лекарств. Вот кончат колоть, буду есть.

– Ну ладно, – неожиданно успокоилась Нателла. – А Машка-то была сегодня? Она вроде говорила, что собирается к тебе.

– Нет, не была, – все тем же ровным тоном отвечала Лариса. – Она говорила, в МВД пойдет и в Интерпол. Туда же, наверное, не так просто попасть?

– Машка попадет! – с удовольствием сказала Нателла. – У меня в МВД парень знакомый есть, я ему звонила, он сказал, что проведет и отведет куда надо.

– Скорей бы, – без выражения сказала Лариса. – Может быть, они помогут?

– Ларочка, ты не уходи в себя! – Нателла наклонилась над подругой. – Я тебя не узнаю, ты какая-то вообще никакая!

– Да, никакая, – послушно согласилась Лариса. – Я никакая, это правда. Из меня воздух выкачали. Я посплю, ладно? А ты иди, Нателлочка, иди домой.

Она закрыла синеватые веки, устало сложила руки на одеяле.

Нателка готова была зареветь и только нечеловеческим усилием воли, совсем ей не свойственным, не сделала этого. Он пошуршала пакетами, выкладывая в тумбочку виноград, персики, сок. Забрала то, что было принесено вчера, – нетронутое. Потопталась у двери и тихо вышла.

Метаморфоза, которая произошла с Ларисой, ее не просто поразила. Нателка даже не представляла, насколько важной была для нее постоянная поддержка Ларисы, ее уверенность в себе, ее умение справляться с проблемами.

Сейчас подруга была совсем не похожа на себя, и от этого Нателле стало страшно, как не было страшно никогда в жизни. Из-под нее словно выбили твердый надежный пол, и отныне ей предстояло шагать по зыбкой, словно студенистой поверхности. Представить, что она в какой-то момент жизни окажется сильней и спокойней, чем Лариса, она никогда бы не могла. Само собой разумелось, что Лариса сильная, а она – слабая, что Лариса может все, а она – только то, что может…

Теперь все перевернулось. И Нателла чувствовала, что она должна стать опорой подруге, но не понимала, как сможет это сделать.

Навстречу шли две молодые женщины с колясками. Они что-то оживленно обсуждали, смеялись, не глядя в коляски, в которых спали их младенцы.

«Как я могла подумать, что это такое счастье – иметь ребенка?» – Нателла даже остановилась от неожиданной мысли. Вот они идут, смеются и ничего не боятся. Как можно не бояться? А если его украдут? Если он заболеет и умрет? Это же такой ужас! Как я раньше об этом не думала, ныла, что у меня нет детей, что умру бобылкой никому не нужной? Как моя мама это все вынесла, пока я росла?

Она села на скамью, трясущейся рукой выудила из сумки сигареты, зажигалку. Какие же мы дуры, ничего не понимаем в этой жизни! Ходишь все время по краю, сколько мужества надо иметь, чтобы этого не замечать? Бесстрашные эти девчонки, что рожают детишек, ни о чем не по думав…

Нателла долго курила, пытаясь успокоиться, собрать мысли в кучку. «Поздновато я взрослею, – усмехнулась сама над собой, – другие, наверное, до этого доходят раньше». Она поднялась и пошла к метро, теперь совершенно безнаказанно глотая горькие слезы собственной беспомощности.