Текст книги "Психология экономической социализации личности. Основные формы и детерминанты"

Итак, независимо от подхода, описывая структуру ЭС личности, исследователи строят модели посредством установления соотношений каждого из заданных в структуре компонентов с другими. В частности, анализируя вышеперечисленные и другие работы, можно выстроить несколько линий таких связей между элементами разных компонентов ЭС:

– экономические представления (репрезентации) определяют отношение личности к тому или иному экономическому явлению, что впоследствии проявляется в ее экономическом поведении;

– сформированные экономические ценности, Я-концепция (образ экономического Я), личностные качества и т. п. обусловливают специфику конструирования личностью экономических представлений, предпочтение ею тех или иных стратегий (стилей, моделей) экономического поведения;

– представления (репрезентации) экономических явлений и объектов, отношение к ним содержательно раскрывают картину экономического мира в сознании субъекта; в зависимости от отношения к этому миру и осознания себя в нем личность стремится реализовать себя как экономического субъекта, выбирая те или иные стратегии, модели экономического поведения.

Приведенные выше линии анализа носят обобщенный характер, но прослеживаются в конкретных исследованиях. Как можно заметить, они пересекаются, дополняют, в некоторой степени даже дублируют друг друга. При этом очевидной становится взаимозависимость (отношения, дополнения, влияния, связи и т. п.) компонентов ЭС, позволяющая рассматривать данный феномен как единое целое образование, в котором одни элементы ЭС выступают в качестве факторов других.

Такие подходы к описанию структуры всего явления ЭС, к поиску системы связей между компонентами ЭС в отечественной экономической психологии сформировались в конце 1990-х – начале 2000-х годов. Предпосылкой этого, по нашему мнению, стали факты развития системного подхода в его приложении к анализу социально-экономических явлений (Проблемы экономической психологии, 2004, 2005; Социально-психологическая динамика…, 1998; Социальная психология экономического поведения, 1999), а также выделение на базе системного новых методологических подходов (системно-субъектного, системно-диахронического и т. п.) (см.: Сергиенко, 2011; Шамионов, 2013), акцентирующих внимание на системе факторов экономического сознания и поведения.

Описанные выше подходы к структуре ЭС эмпирически изучались преимущественно в области первичной ЭС и в условиях перехода от первичной к вторичной ЭС. Структура вторичной ЭС, как было упомянуто ранее, кардинально не отличается от структуры первичной ЭС. Ее трех-, четырехкомпонентный состав включает те же элементы – представления (репрезентации, образы), установки, отношения, намерения, ценности и т. п., однако их содержание различается, поскольку функционально данные формы ЭС имеют разную направленность.

В данном параграфе, анализируя структуру ЭС в исследованиях специалистов, мы основывались на представлении о ее трех-, четырехкомпонентной организации[14]14
  Ранее отмечалось, что наиболее распространенные представления о структуре ЭС включают три (когнитивный (познавательный), аффективный (ценностно-аффективный) и конативный (поведенческий)) либо четыре (когнитивный (познавательный), ценностный, аффективный и конативный (или поведенческий)) компонента.


[Закрыть], наиболее распространенном в социальной психологии. Однако наши представления о структуре ЭС как внутренней организации элементов системы, совокупности отношений между ними, не ограничиваются этим. Рассмотрение ЭС как целостного процесса, который длится с рождения и до конца жизни, предполагает выделение форм ЭС как ее структурных компонентов. По нашему мнению, взаимосвязь и взаимозависимость разных форм обеспечивают целостность и относительную устойчивость всей системе ЭС в ситуациях внешних воздействий благодаря гибкости отношений между разными формами. При этом функциональная спецификация каждой из форм определяет их аутентичный характер как структурных элементов системы.

Анализ исследований первичной ЭС с позиции поиска ее функциональной специфики показал, что большинство специалистов соглашаются с тем, что в этот период формируются (либо конструируются) базовые представления детей и подростков об экономических явлениях и объектах (деньги, бедность и богатство, реклама, работа, социально-экономическое неравенство, собственность, оплата труда, банк и т. п.), отношение к ним, а также присваиваются (вырабатываются) нормы экономического поведения, формируется система ценностей и т. п. (Дробышева, 2011, 2018; Стельмашук, 2003, 2015; Berti, Bombi, 1988; Journal of Economic Psychology, 1996, 2006; Gianinno, Crittenden, 2005; Pınar et al., 2007; Rinaldi, Bonanomi, 2011; Roland-Levy, 1990). Конструируя или присваивая элементы экономического сознания и поведения, дети и подростки опираются на принятые в ближайшем окружении мнения, оценки, представления. Посредством этого они постепенно включаются в систему экономических отношений общества. К примеру, анализ 25-летней истории исследований потребительской социализации, выполненный Д. Джон, позволил ей сделать вывод о том, что дети являются активными потребителями с очень раннего возраста (John, 1999). По мнению автора, именно в детстве развиваются знания, навыки и ценности, которые используются при совершении покупок в ближайшем и отдаленном будущем.

Роль карманных денег в экономической (потребительской) социализации детей активно изучалась как зарубежными, так и отечественными исследователями (Гусева, 2005; Фенько, 2000; Фоломеева, Шурыгина, 2013; Abramovitch et al., 1991; Barnet-Verzat, François-Charles, 2008; Feather, 1991; Furnham, 2001; Furnham, Milner, 2017; Furnham, Thomas, 1998; Lewis, Scott, 2000, 2003; Mortimer et al., 1994; Otto, 2009). Отмечалось, что уже в дошкольном возрасте наличие карманных денег и практический опыт их применения формируют у детей стиль потребительского поведения и стремление к самостоятельному принятию решений (Гусева, 2005). Полученные в детстве навыки обращения с деньгами способствуют финансовому благополучию личности в более старшем возрасте (Drever et al., 2015; Utkarsh, et al., 2020; Vhalery et al., 2018), причем в подростковом возрасте образовательная роль карманных денег имеет большее значение, чем в детстве (Economic socialization…, 1996, с. 130–148). Лонгитюдные исследования показали, что юноши и девушки, которые регулярно получали карманные деньги в детстве, в возрасте 16–18 лет экономически были более компетентными, чем их сверстники, не имевшие подобного опыта (Lewis, Scott, 2000).

Внедрение Программы всеобщей финансовой грамотности населения в разных странах усилило тенденцию изучения эффектов экономического (финансового) обучения детей, подростков, учащейся молодежи (Жданова и др., 2020; Соколова и др., 2019; Agnew, Cameron-Agnew, 2015; Brown et al., 2016; Camisо́n-Haba et al., 2018; Dal Magro et al., 2018; Despard, Chowa, 2014; Drever et al., 2014; Grohmann et al., 2015; Jorgensen, Savla, 2010; Kim, Chatterjee, 2013; Pandey et al., 2020; Rinaldi, Todesco, 2012; Van Campenhout, 2015). В исследованиях подчеркивалась важность сформированности в них финансовых компетенций для перехода к взрослой экономической жизни, сопоставлялась роль финансового обучения в семье и в условиях образовательного учреждения.

Показано, что уже в дошкольном возрасте дети способны экономить деньги (Despard, Chowa, 2014; Friedline, 2015; Otto et al., 2006, 2018). Отмечается, что их сберегательный опыт имеет важное значение для формирования личностных качеств ребенка, таких как самоконтроль, терпеливость, ответственность. По данным специалистов, практика экономии средств в подростковом и раннем юношеском возрасте приводит к формированию финансовой автономности, экономической самостоятельности, которые определяют успешность ЭС на следующем этапе развития экономического субъекта. В частности, обнаружено, что опыт сбережения в возрасте от 11 до 20 лет стимулирует подростков и молодых людей к построению временно́й перспективы своего экономического будущего (Otto, 2012; Webley, Nyhus, 2006, 2013). Данное предположение подтвердилось в лонгитюдном исследовании британских психологов, которые сделали вывод о том, что сберегательное поведение 34-летних молодых людей непосредственно связано с их опытом сберегательного поведения в подростковом возрасте (Ashby et al., 2011).

Тема детского бартера в экономической психологии недостаточно изучена, хотя именно бартерные отношения и коллекционирование, по мнению исследователей, раскрывают независимый от взрослых «автономный мир» экономических отношений детей (Уэбли, 2005). В качестве аргумента в пользу данного мнения можно привести одно из наших исследований игры в «сотки» (по содержанию аналогичная британской «marbles»), в которой 10–11-летние дети, выступая в ролях «работодателя» и «наемного работника», демонстрируют инвестиционные, долговые, обменные и иные экономические отношения (Дробышева, 2013). В работе других исследователей показано, что дети достаточно рано понимают справедливость взаимообмена, демонстрируют склонность к альтруизму в бартерных отношениях (Gianinno, Crittenden, 2005; Lucas et al., 2008).

Экономическая идентичность начинает формироваться с детства. Исследования показывают, что даже маленькие дети имеют общее представление об экономическом статусе своей семьи, хотя и не могут его объективно оценить (Elenbaas, 2019; Hazelbaker et al., 2018). Однако сформированные оценки своего социально-экономического статуса (один из показателей экономической идентичности) уже в этом возрасте играют важную роль в формировании отношения детей к социальным и экономическим группам (Shutts et al., 2016). Так, по данным специалистов, в дошкольном возрасте дети дифференцируют бедных и богатых людей (Дробышева, 2016а; Brusdal, 1990; Leahy, 1990; Sigelman, 2013). Причем 4–5-летние дети, как и подростки, отдают предпочтение богатым, основываясь на представлениях об их успешности и общей компетентности. Более того, дошкольники из состоятельных семей демонстрируют внутригрупповой фаворитизм в атрибуции богатства, что косвенно указывает на признаки их экономической идентичности (Horwitz et al., 2014; Shutts et al., 2016; Sigelman, 2012). К концу подросткового возраста экономическая идентичность в целом сформирована. В процессе самокатегоризации подростки опираются на экономический статус своей семьи, оценку ее финансовых и материальных возможностей, сопоставляя себя с экономической аут-группой и идентифицируя с референтной группой.

Анализируя работы в области понимания детьми и подростками экономического неравенства, исследователи отмечают мотивирующую роль восприятия детьми богатых (Миронова, 2013; Flanagan et al., 2014; Leahy, 1990; Sigelman, 2013; и др.). Атрибуция богатства в их сознании включает компетентность, образованность, целеустремленность финансово состоятельных людей. Это поддерживает веру подростков в эффективность собственных усилий с целью изменения экономического статуса в будущем, стимулирует к достижению успеха в обучении, определяет направленность на продолжение образования в колледже или университете (Bullock, Limbert, 2003; Dalbert, 2001; Flanagan et al., 2014).

Итак, в форме первичной ЭС в период от детства до раннего юношеского возраста изменяется позиция личности как субъекта экономических отношений от наблюдателя (например, за покупкой товаров родителями, проведением ими денежных операций и т. п.) – к активному участнику экономических отношений (потребительских, инвестиционных, обменных и т. п.). В этот период важную роль играет опыт взаимодействия личности с объектами и субъектами экономического мира, который зависит от социально-экономического статуса семьи. Значимость последнего в процессе формирования феноменов экономического сознания и самосознания личности (экономической идентичности, образа экономического Я и т. п.) остается достаточно высокой (Aries, Seider, 2007; Bonn et al., 1999; Bradley, Corwyn, 2002; Dickinson, 1990; Leahy, 1981, 1983).

В условиях первичной ЭС по мере расширения социального окружения, изменения потребностей появляется опыт планирования своего бюджета, самостоятельного зарабатывания денег. Опираясь на данные исследователей, можно сказать, что важной задачей первичной ЭС является формирование общей направленности на экономическую автономность, независимость в ближайшем будущем, способность нести ответственность за свое финансовое состояние (Otto, Serido, 2018). В частности, показано, что уже в подростковом и раннем юношеском возрасте молодые люди могут соотносить расходы со своими доходами (карманные деньги, родительские пособия), зарабатывать на карманные расходы, планировать траты, контролировать компульсивные покупки, принимать решение о сбережении (Ashby et al., 2011; Elliot et al., 2011; Otto, 2012). Так, молодые люди со сформированным самоконтролем поведения в детстве впоследствии имеют более высокий доход, социально-экономический статус, лучше владеют навыками финансового планирования (Moffitt et al., 2011). Способность к самоконтролю в перспективе способствует успешному выходу молодежи на рынок труда, сохранению рабочих мест, особенно в периоды экономической неопределенности (Daly et al., 2015; Economic psychology, 2018).

Резюмируя вышеизложенное, следует отметить выявленную тенденцию в работах современных исследователей, указывающую на функциональную особенность первичной ЭС в периоды детства, подросткового и раннего юношеского возраста. Она определяется решением ряда задач: формирование базовых феноменов экономического сознания (представлений о явлениях экономического мира, отношения к ним); присвоение норм и ценностей своей экономической группы, определение экономической идентичности; получение опыта управления своим бюджетом (карманные деньги), навыков сберегательного поведения и т. п. Успешное завершение первичной ЭС исследователи связывают с установками на получение профессионального образования после окончания школы и опыта работы в процессе обучения. По их мнению, важную роль здесь играют сформированные к этому периоду личностные качества и свойства подростков и юношей (активность, самоконтроль, интернальный локус контроля, уверенность в себе, своих способностях и т. п.). Данный факт указывает на связь процессов первичной и переходной ЭС.

Основная проблема, которая поднимается в исследованиях ЭС учащейся молодежи, связана с поиском путей успешного перехода личности от субъекта экономических отношений к субъекту экономической деятельности или, как пишут британские коллеги, «от экономического ребенка к экономическому взрослому» (Webley et al., 2001, p. 73).

Акцентируя внимание на достижении к концу этого периода экономической, финансовой автономности молодежи, зарубежные исследователи выделяют несколько вариантов реализации поставленной цели: продолжение получения образования (повышение его уровня), поиск и начало работы сразу после школы, обращение к государственной поддержке (социальные пособия), занятие предпринимательской деятельностью и т. п. (Egan, 2016; Otto, Serido, 2018; Shim et al., 2012; Webley et al., 2001; Xiao et al., 2019). По мнению авторов, наиболее продуктивным считается вариант перехода посредством получения профессионального образования, что дает возможность молодым людям в перспективе иметь более высокие уровень заработка и социально-экономическое положение в обществе (Seeber, 2016). Такого же мнения придерживаются и отечественные исследователи (Амиров, Шайдуллина, 2014; Борисова, 2016; Стельмашук, 2015). C их точки зрения, в этот период жизни линии экономического и профессионального становления личности тесно связаны между собой. Поэтому предиктором успешного завершения перехода к самостоятельной экономической жизни выступает сформированность экономических и профессиональных компетенций, включающих не только знания и умения, но и личностные качества молодых людей (целеустремленность, самоконтроль, ответственность, настойчивость и т. п.), мотивацию к поиску работы.

По мнению Д. Серидо, С. Шим и их коллег, обучение в колледже после школы представляет собой пролонгированный постепенный (и более безопасный) процесс перехода к взрослым экономическим ролям (Serido et al., 2020; Shim et al., 2010, 2012). В этот период молодые люди, оставаясь зависимыми от финансовой поддержки родителей, тем не менее стремятся к личной и финансовой самостоятельности (Джанерьян, Письменова, 2008; Жданова и др., 2020; Fingerman et al., 2009, 2016; Shim et al., 2012; Xiao et al., 2019), в первую очередь обучаясь управлению своими финансами у родителей (Bucciol, Veronesi, 2014; Egan, 2016; Furnham, Milner, 2017; Kim et al., 2011; Webley, Nyhus, 2006) или посредством участия в программах всеобщей финансовой грамотности (Земцов, Осипова, 2017; Соколова и др., 2020; Brown et al., 2016). Иными словами, по мнению исследователей, готовность к обретению полной финансовой автономности – это важное «новообразование» переходной ЭС наряду со способностью принимать независимые решения, планировать свое экономическое будущее, принимать ответственность за свое экономическое благосостояние. При этом передача финансовой ответственности родителями детям также происходит постепенно. Считается, что учащаяся молодежь, которая сепарировалась и живет отдельно от родителей, в финансовом плане более автономна, чем молодые люди, проживающие вместе с родителями. Более выраженные признаки финансовой автономности демонстрируют и студенты, самостоятельно зарабатывающие во время учебы на свои карманные расходы (Вознесенская и др., 2010; Serido et al., 2020).

Отличительной чертой переходной ЭС является построение молодыми людьми карьерных планов, актуализация установок на экономическую мобильность в процессе получения профессионального образования и взаимодействия с родителями. Считается, что это важные предикторы успешного перехода к взрослой экономической жизни (Ращупкина, 2015; Филинкова, 2009, 2010; Egan, 2016; The Transition from Youth into Adulthood…, 2015; Webley et al., 2001).

Анализ многолетних исследований «карьерной зрелости», выполненный Э. Найду, показал, что не возраст или социально-экономический статус семьи, а именно уровень образования определяет уровень этой зрелости (Naidoo, 1998). Готовность принимать решение о карьере, строить карьерные планы, искать соответствующую информацию исследователи связывают с влиянием организационно-образовательной среды в период получения профессионального образования и в процессе обсуждения карьерных планов с родителями (Egan, 2016; Naidoo, 1998; Sarahet al., 2011).

Итак, функция переходной ЭС связана с формированием психологической (экономико-психологической) готовности личности к самостоятельной экономической жизни. Она предполагает наличие соответствующих компетенций; направленность на экономическую (финансовую) сепарацию от родителей, построение жизненных и карьерных планов, способность принимать на себя ответственность за материальное благосостояние своей семьи, планировать свое экономическое будущее, самоконтроль финансового и потребительского поведения. Все вышеперечисленное указывает на показатели экономико-психологической зрелости молодежи как предпосылки перехода к самостоятельной экономической жизни.

Проблемы вторичной ЭС в развитии экономического субъекта связаны с его оптимальным функционированием. Решая задачи по финансовому и материальному самообеспечению и обеспечению своей семьи, поддержанию стабильного дохода и росту экономического статуса, экономический субъект на протяжении длительного периода жизни включен в разные ситуации повседневной экономической жизни. Напомним, что речь идет об экономической сепарации от родителей и начале самостоятельной экономической жизни; о создании собственной семьи и увеличении семейных расходов на детей; о карьерном росте или, наоборот, снижении статуса; о полном завершении трудовой деятельности в связи с выходом на пенсию или с последующей частичной занятостью в других сферах производства или услуг; о ситуациях полного «затухания» экономической активности и т. п. Ранее упоминалось, что экономисты и социологи рассматривают данные ситуации как закономерные циклы развития семейной экономики, фазы экономической жизни семьи (Жеребин и др., 2010; Римашевская, 1994; Lansing, Kish, 1957; Loomis, 1936; Murphy, Staples, 1979; Wagner, Hanna, 1983; Wells, Gubar, 1966), экономические психологи сопоставляют их со стадиями (периодами) повседневной экономической жизни человека, периодами становления и развития экономического агента (Шапиро, 2018; Shanahan, 2000; Webley et al., 2001). Их чередование и повторение зависит как от объективных, так и от субъективных факторов: экономических кризисов и подъемов в экономическом развитии общества, надежности/ ненадежности работы, соответствия карьерных ожиданий экономической реальности, ценности работы и денег или ценности финансовой автономности и т. п. К примеру, восприятие работы как ненадежной или не соответствующей финансовым ожиданиям может приводить к стрессам и депривации личности и, как следствие, изменять привычный ход экономической жизни (Готлиб, 2001; Демин и др., 2018; Дробышева и др., 2017; Кожевникова, 2006; Цветков, 2014). Ценность финансовой автономности для людей позднего возраста может стимулировать экономическую активность пенсионеров, определяя их психологическое благополучие (Вушкан, 2009; Зеер и др., 2017; Тараданов и др., 2022; Щербаков, 2006; Topa et al., 2009).

Периоды жизненных кризисов личности сменяются периодами относительной стабильности. Однако, как уже отмечалось ранее, наиболее остро потребность в интернализации нового знания, экономического опыта, элементов культуры и/или перестройка (частичная трансформация) ранее присвоенного возникают в ситуациях назревших противоречий, рассогласований между изменившимися условиями жизни и необходимостью поддерживать достигнутый уровень экономической жизни или решать новые задачи, связанные с обеспечением себя и своей семьи. Кроме кризисов экономической жизни субъекта, связанных с нормативной сменой социальных и экономических ситуаций (например, карьерный рост и повышение уровня дохода; изменение состава семьи и последующий рост расходов; снижение уровня материального и финансового благосостояния в связи с выходом на пенсию и т. п.), выделяется спектр ситуаций ненормативного характера. Они не планировались самим субъектом экономической деятельности, поэтому в большинстве случаев воспринимаются как стрессовые. Примером тому служат кризисы занятости, вызванные экономическими кризисами в стране и последующей безработицей, реформированием отраслей народного хозяйства, реструктуризацией предприятий. В таких ситуациях экономический субъект ориентирован на поиск стратегий совладания и принятие решений о выборе наиболее оптимальной модели поведения с целью поддержания своего экономического статуса, совладания с негативными эмоциональными переживаниями (Балабанова, 2002; Бендюков, 2010; Готлиб, 2001; Дробышева и др., 2017; Willemse, 2015).

Поиск нового места работы определяется не только решением проблем, связанных с финансовым и материальным благополучием семьи. Согласно проведенным исследованиям, сам факт занятости (наличие места работы, статуса занятого и т. п.) имеет не менее важное значение для безработного, чем его финансовая и материальная независимость, как результат успешного решения задачи по самообеспечению (см. там же). В такой ситуации психологическая поддержка близких является важным социальным ресурсом безработного, его уверенности в себе, в своих возможностях разрешать возникающие проблемы. Однако более эффективный ресурс преодоления – это активность самого безработного, свидетельствующая о его выраженной субъектной позиции. Так, сопоставляя образы успешных и неуспешных респондентов, потерявших работу, исследователи обнаружили, что первые из них потенциально более мобильны и социально активны, менее притязательны в выборе нового места работы, более оптимистично настроены на решение проблемы трудоустройства (Демин и др., 2018). Они склонны к анализу своих возможностей и осознанно планируют свои действия по поиску работы, в то время как менее успешные безработные хаотично ищут работу, во многом зависят от социальной поддержки, для них характерна установка на получение социальной помощи, так как они менее уверены в своих силах.

Проблема потери работы в ситуации длительного затягивания выхода из безработицы связана с запуском механизмов экономической десоциализации. Они сопровождаются трансформацией экономической идентичности, резким сокращением временно́й перспективы планирования, изменением содержания и структуры образа своего экономического будущего (вплоть до диффузного), предпочтением пассивных форм адаптации, формированием экономической зависимости и т. п. К примеру, по данным исследования Е. С. Балабановой, экономически «зависимые» люди в трудных жизненных ситуациях сами неспособны обеспечить себе минимально приемлемый уровень жизни, используя для этого свои внутренние ресурсы (Балабанова, 2002). Многие из них – приверженцы постоянного места и условий работы, негибкие в плане выбора новых форм занятости или смены деятельности, поэтому испытывают трудности с поиском нового места работы. Среди экономически зависимых есть и «социальные иждивенцы», ориентированные на постоянную помощь со стороны близких и делегирующие ответственность за решение своих проблем другим людям. В отличие от них экономически «независимые» воспринимают трудную жизненную ситуацию как «вызов», который запускает конструктивные стратегии совладания – поиск любых видов подработки, создание своего бизнеса, повышение квалификации, овладение новыми профессиями и т. п. (там же). Можно лишь предположить, что успешные адаптанты и экономически независимые люди, будучи субъектами своей жизни, более успешно преодолевают возникшие трудности, не допуская запуска механизмов экономической десоциализации (как первого этапа процессов экономической ресоциализации).

Как отмечалось выше, успешное решение субъектом задач экономической жизни нормативного характера зависит от многих факторов. В данном контексте стремление личности к присвоению нового экономического знания, умений управлять своими финансами рассматривается как необходимое условие повышения уровня ее экономико-психологической компетентности – одного из ресурсов успешной ЭС.

Вопросы вторичного и дополнительного образования взрослых экономически самостоятельных людей упоминались во второй главе данной публикации. Речь шла об обучении новым формам хозяйствования в России в 1970–1980-е годы в связи с реформами в области плановой экономики (Милюков, 2018; Социально-психологическая динамика…, 1998; Упущенный шанс…, 2017). В настоящее время благодаря внедрению программ финансовой грамотности разных слоев населения сформировалось отдельное направление междисциплинарных исследований, ориентированное на изучение эффектов этого обучения (Кузина, 2010; Соколова и др., 2019; Kimiyaghalam, Safari, 2015; Le Baron, Kelley, 2020). Разработчики данных программ ставили целью формирование (или коррекцию) не только навыков и умений управления своими финансами (финансовых компетенций), но и самоконтроля, механизмов саморегуляции экономического поведения субъектов экономической деятельности. Отмечалось, что повышение финансовой грамотности позитивно отражается не только на сберегательном, инвестиционном, потребительском и других видах экономического поведения работающих взрослых, но и на построении ими пенсионных планов (Ellen et al., 2012; Hershey et al., 2000, 2007; Kiso, Hershey, 2016; Koposko et al., 2016; Lusardi, Mitchell, 2005, 2014; Palací et al., 2017; Seidl et al., 2021). Несмотря на различия в выраженности психологических эффектов обучения финансовой грамотности и отсутствие прямой зависимости между уровнем грамотности и способностью управлять своими финансами в реальной жизни большинство исследователей все же соглашается с тем, что это новое знание способствует адаптации личности к новым требованиям глобализирующегося общества.

Одной из функций вторичной ЭС является подготовка экономического субъекта к завершению трудовой деятельности, снижению экономической активности, изменению экономического статуса. Финансовые знания, финансовая толерантность к риску, финансовое планирование и самоэффективность рассматриваются как надежные психологические предикторы установок на пенсионные сбережения в молодом и предпенсионном возрасте. Обнаружено, что молодые и среднего возраста работающие взрослые, которые рассчитывают прожить дольше на пенсии, в большей степени склонны к сберегательному поведению, чем те, которые не заглядывают далеко в будущее. Это свидетельствует об их рациональном подходе к принятию решений по управлению риском долголетия, при котором ожидания относительно количества лет, которые человек может прожить, определяют его финансовые накопления в предпенсионный период (Koposko et al., 2016). Ориентированные на будущее экономят больше, чем привязанные к настоящему (Ellen et al., 2012). Следовательно, их «подушка безопасности» в период завершения трудовой деятельности или перехода к экономически менее активной деятельности будет более надежной, чем у тех, кто живет «сегодняшним днем».

В работах разных авторов отмечено, что психологическая готовность работающих взрослых к выходу на пенсию основывается на их реальных знаниях о финансовом планировании, степени включенности в эту проблему, удаленности временной перспективы жизненного плана, в частности, финансового будущего, опыта сберегательной и инвестиционной активности в период экономической деятельности (Hershey et al., 2000, 2007; Hira et al., 2009). Успешность вторичной ЭС в ситуациях подготовки к завершению экономической активности во многом зависит от проявления личностью ее субъектных качеств, которые выполняют функцию ее внутреннего ресурса.

Выделенные исследователями обобщенные типы респондентов с субъектной и объектной направленностью жизненных ценностей (Корокошко, 2011) обладают признаками финансово зависимых и финансово независимых людей, ранее описанными другими авторами (Балабанова, 2002, 2006), а также успешных и неуспешных адаптантов (Готлиб, 2001; Демин и др., 2018). Так, носители «субъектного» типа жизненных ценностей отличаются оптимистичными прогнозами своего финансового и материального будущего, готовностью к активным преобразованиям социально-экономической среды с целью самореализации и повышения уровня материального и финансового благосостояния. Они описываются как внутренне свободные люди, готовые к риску, конкуренции в экономической деятельности, имеющие высокий уровень самоэффективности. Напротив, представители типа объектной ориентации демонстрируют противоречия между высокой субъективной оценкой значимости денег, убеждением, что «ради денег стоит жить», и низкими оценками собственных возможностей в повышении материальных доходов и психологической готовности к конкуренции. Показано, что такая позиция характерна для людей, направленных на приспособление с изменяющимся условиям с минимальным риском (Корокошко, 2011). Иными словами, степень выраженности субъектности личности в значительной мере определяет и степень ее готовности к эффективной экономической деятельности. Такого же мнения придерживаются и другие исследователи (Китова, 2005; Миронова, 2013; Филинкова, 2009).