Текст книги "Букет незабудок"

14 глава

Правда Кристофа

«– Она все рассказала… – шепот Кристофа рвал мое сердце. – Мне жаль, что… я однажды бросил тебя,… но так было нужно для великой Германии. И Мари не могла знать всего… она думала, что я… что я – чудовище, а я… Даже у меня есть чувства.

Он стоял, глядя в окно, сжимал в руках фотокарточку Мари. Я сделал шаг по направлению к нему, но остановился, чувствуя жгучую боль в груди.

– Но, правда в том, что я… – его голос задрожал, – я любил ее. С первого взгляда… – он обернулся и посмотрел на меня.

Его глаза блестели. Он прерывисто вздохнул и прошелся по кабинету, чтобы сесть за стол. Я вздрогнул, когда стул поцарапал пол. Этот скрежет мне напомнил, как закрывается дверь камеры. Перед моим взором вновь встал взгляд Мари. Ее небесного цвета глаза…

– Впервые я увидел ее в окно… – вырвал меня из воспоминаний голос Кристофа, – Тогда я приехал в дом ее отца… Он умер, когда Мари была ребенком… – он с грустной улыбкой посмотрел на ее фотокарточку.

– Я знаю, – мне хотелось прервать эту исповедь, но Кристоф не услышал меня, или сделал вид, что не услышал.

– Она играла в саду с младшим братом. На ней было синее платье… – он вздохнул, – Как сейчас помню: она смеялась, отбрасывала волосы с лица, оглядывалась на братика и вдруг… подняла глаза на окно… – лицо Кристофа озарила улыбка, – Она так была похожа на мать, ничего от отца… А я любил ее мать, – Кристоф откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня, – Но ее полюбил сильнее….

Я закрыл глаза. Вера в святость Фюрера растворилась, в то мгновение, когда я увидел, что сотворил своими руками. Я навсегда запомнил тот момент, когда те небесные глаза, в которых я готов был утонуть, закрылись….

– Мари постоянно пыталась сбежать, но… зачем?! – вновь вырвал меня из раздумий, голос Кристофа, – Я любил ее… Если бы она согласилась быть со мной – жила бы как королева…

Я с дикой ненавистью посмотрел на человека, которого не мог назвать «отцом». И мне не хотелось верить, что моя мать, эта святая женщина, могла путаться с таким чудовищем.

– Ну, хватит об этом, – Кристоф выдохнул и поднялся из-за стола, – Что теперь вспоминать?! Мертвые живут в прошлом… – он подошел ближе и хлопнул меня по плечу, – А нам нужно стремиться в будущее.

Эти слова вызвали во мне приступ смеха. Казалось бы, после таких событий должны литься слезы, а я смеялся, глядя на того человека, который отнял у меня все, что было мне дорого. Как я ненавидел в этот момент все, что окружало меня.

Душа моя ожила, я перестал быть нацистом, но… как поздно все это случилось. И сейчас, стоя здесь, в обществе Кристофа, я ненавидел нас обоих, он добился своего, я стал его подобием. О, как я проклинал в те мгновения все то, что помогло ему в этом «превращение»! Фюрера, Германию, Фашизм и себя самого. Но вместо того, чтобы сказать правду, которая мучила меня, я продолжал врать, оставаясь за маской Штурмбанфюрера.

– Штандартенфюрер, – я пытался чеканить слова, – Долг перед Фюрером превыше всего. И я буду исполнять этот долг до последнего вздоха.

Шредер ухмыльнулся. Я знал, что он видит меня насквозь. Но я буду продолжать врать и говорить хвалы ненавистному мне фюреру, ровно до того момента, пока не выберусь отсюда. А я хотел остаться один.

– Хайль Гитлер, – выкрикнул Кристоф, и я последовал его примеру. Ведь только так, я мог уйти….

***

Оказавшись дома, я опустился на пол и заплакал. Еще несколько часов назад, она была жива. А сейчас…. Я презирал в тот миг человеческую память, ведь я будто все еще находился там, … с ней.

Камера. Серая. Прохладная.

– Вы все равно убьете меня… – ее шепот. Срывающийся. Тихий.

Она задыхается толи от страха, толи от боли… Я в ужасе смотрю на нее. Кровь из ран течет длинной, багровой линией.

– Зачем ты это сделала? – единственное, что я могу выговорить, видя исполосованные запястья. Видимо она резала их, с особой ненавистью.

– Я не хочу умирать долго и мучительно… – девушка с улыбкой смотрит на свои руки, – Позвольте мне хоть смерть самой выбрать…

Мари медленно опускается на пол. Потеря крови уже значительная. Она не выживет. Но я не хочу верить в эту истину…. Я пытаюсь остановить кровь, но смерть уже окутала девушку своими лапами.

– Что же ты наделала… – мой голос дрожит, но я все еще до конца не верю, что она умирает.

– Я выбрала легкую смерть,… – ее глаза, я вижу, сколько в них мучений.

– Врача! – кричу кому-то из Гестапо.

Стараюсь скрыть охватывающее меня волнение. Господи, я теряю ее…. Не отнимай у меня ее, Боже….

– Я прощаю тебя… – ее тихий шепот. Последние слова в жизни.

Я с ужасом смотрю, как любимые глаза, медленно закрываются. Она вздыхает. Раз, другой… И больше грудь не вздымается. Окровавленные запястья. Я вижу только их… Зачем? единственный вопрос, который гудит в моей голове…. Перевожу взгляд на ее лицо, пряди, некогда прекрасных вьющихся волос, закрывают от меня его. А я не могу даже прикоснуться к ней в последний раз. На полу разлилась лужа крови. Бордовая на сером…

– Штурмбанфюрер, – окрикивает меня кто-то сзади. Я оборачиваюсь, – Прибыл врач…

Я, помедлив мгновение, поднимаюсь с каменного серого пола. Отдергиваю форму.

– Уже не нужен, – с улыбкой произношу и ухожу прочь из камеры.

Теперь я стоял на коленях, обхватив голову руками, и плакал. Теперь я был в одиночестве. Все в моей квартире сделалось для меня чужим. Все эти годы, я называл любимую девушку чужой, а теперь… понял, роднее ее никого не было.

– Прости меня, … – шептал я в пустоту, словно надеясь, что она способна меня услышать, – Зачем?! Господи….

Я не помню, как поднялся на ноги, не помню, как зарядил пистолет. Помню только, как нажал на спусковой курок.

– Я не боюсь умирать, … – перед этим сказал Шредер, – Я всю жизнь отдал служению фюреру….

После этих слов, я застрелил его. Сказать, что я надеялся на смерть – ничего не сказать. Я верил, что меня убьют, но «бывшие товарищи» поступили иначе. Вместо того, чтобы убить меня, они пропустили меня через все круги ада. У Данте это было по-другому. Легче. «Бывший фашист» именно так меня и звали. Татуировка на плече с группой крови остается на всегда. А это, словно черная метка для нацистов. Но я прошел все круги и, к своему сожалению, выжил. Пытки в застенках Гестапо. Я оказался по ту сторону нацизма. Захлебывался кровью. Терял сознание. Потом меня встретил тяжелый и страшный Бухенвальд. Там на меня смотрели с опаской и ненавистью, причем и нацисты, и пленные. Я молил о смерти. Молил, но… Бог не услышал. Пройдя через весь ад, я остался жив.

Но каждую ночь, закрывая глаза, я вспоминаю единственную женщину, … которая подарила мне мир в разгар войны».

Мужчина замолчал. Ника вытерла слезу. Она всхлипнула и отвернулась. Рассказчик посмотрел за окно.

– Я задержал вас, милые фройллян, – прошептал мужчина, и горько улыбнулся, – Уже совсем рассвело…

– Утро…. – протянула я и закрыла глаза, – Наступил новый день….

Мужчина встал из кресла и надел шляпу. Ника с сочувствием глядела на него.

– Спасибо вам, милые фройллян, … позволили старику исповедоваться…. – проговорил он, подойдя к двери.

– А что случилось с Авнером, вашим сыном? – растеряно осведомилась я. Не услышав историю о мальчике, которого спасла Мария Готье, я удивилась. Ведь адрес, где жил мальчик у мужчины был. А в то, что отец не захочет разыскать сына, я не верила.Мужчина сдержано улыбнулся. Я заметила как изменилось лицо рассказчика. Боль и скорбь на мгновение пропала. – Авнер стал превосходным врачом и сейчас живет в Мюнхене со своей замечательной женой и дочерью. Для него я отчим, – мужчина вздохнул, – Правду я сказать ему не решился.

– А почему вы приехали в Париж? – удивленно спросила я.

Мужчина оглянулся на меня и грустно улыбнулся:

– Когда-то… я пообещал одной милой девушке, что… приеду к ней после войны, – он опустил глаза, – Я должен проведать ее и сказать так много…. Их с Альбертом похоронили не далеко друг от друга… Выйдет, что я приехал к ним обоим…. – мужчина вновь улыбнулся и посмотрел на нас, – Прощайте, милые фройллян….

Он ушел. Дверь магазина раскачивалась, издавая скрип. Я долго смотрела вслед человеку, который поведал нам с Никой историю вечной любви. Действительно, вечной….

Я оглянулась на плачущую Нику. Она громко всхлипнула и посмотрела на меня.

– Почему… такая любовь … – вздохнула девушка.

– Им повезло, – ответила я и поменяла табличку на дверях с «Закрыто» на «Открыто». Наступил новый день. Солнце вновь разливало свой золотой свет по синему небу, такому, какие глаза были у Марии Готье.

1 Служба безопасности Германии

2 рус. Моя честь в верности