Текст книги "Святая великая княгиня Елизавета"

Глава 3
Супруга генерал-губернатора

Первая леди Москвы

В том же 1891 году император Александр III назначил великого князя Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Это назначение было закономерным. Сергея Александровича с детства интересовала и влекла к себе Москва, город русской древности и древнего русского благочестия, в котором все было так непохоже на холодноватый европейский Петербург. Многих знакомых и близких удивила просьба восьмилетнего Сережи показать ему в Москве вместо развлечений архиерейское богослужение в Кремле. Тогда Сергей вместе со своим наставником отстоял желанную службу в Алексеевском храме Чудова монастыря – в том самом храме, где сорок лет спустя с великим князем будет прощаться Москва.

Очарованием древней Москвы, ее уклада, ее старинного патриархального быта и ее монастырей и церквей прониклась и княгиня. В этом городе она почувствовала что-то настоящее, какой-то дух и суть ее новой родины. Она везде следовала за своим мужем и полностью выстаивала долгие церковные службы.

Назначение мужа на пост генерал-губернатора накладывало на Елизавету Федоровну определенные обязательства – она становилась первой дамой Москвы. Супруга генерал-губернатора должна была исполнять множество обязанностей: шли постоянные приемы, концерты, балы. Необходимо было бывать на приемах и устраивать их у себя, улыбаться гостям, танцевать и вести беседы, независимо от настроения, состояния здоровья и желания. Это означало полную перемену всего уклада жизни Елизаветы Федоровны. Этот тяжелый для нее период омрачился также смертью горячо ею любимого отца (13 марта 1892 года). Здоровье Елизаветы Федоровны оказалось подорванным, у нее начались мигрени.

Но случались и радости. Так, например, в 1894 году произошло радостное для Елизаветы Федоровны событие, которое было знаменательно и для всей России, – ее младшая сестра Аликс, несмотря на множество препятствий, приняла Православие и стала супругой императора Николая II. Елизавета Федоровна знала о том, что Аликс и Ники давно влюблены друг в друга и радовалась счастью любимой сестры, к которой всегда относилась по-матерински, радовалась она и тому, что Аликс будет жить в России, которую сама уже успела полюбить всем сердцем. Елизавета Федоровна надеялась, что сестра, живя здесь, поймет и полюбит русский народ, овладеет русским языком в совершенстве и сможет узнать и всей душой полюбить Православную веру.

Листок, выпущенный к прибытию в Москву нового генерал-губернатора

Элла и Аликс с Николаем II. 1898 г.

Годы, проведенные Елизаветой Федоровной в Москве в качестве жены московского генерал-губернатора, были порой ее духовного расцвета и роста, именно в это время проявились и получили полное воплощение ее стремления и таланты.

Благотворительность и меценатство

Морис Палеолог пишет в своих воспоминаниях, что Елизавета Федоровна «усердно тратила средства на множество дел благочестия и милосердия, на школы… Живописная обстановка и нравственная атмосфера Москвы глубоко действовали на нее. Ей разъяснили однажды, что провиденциальной миссией царей является осуществление Царства Божия на Русской земле; мысль, что она, хотя бы и в малой части, содействует этой задаче, возбуждала ее воображение».

Жители Москвы скоро оценили милосердие великой княгини. Чуждая малейшего властолюбия, тщеславия, княгиня сердцем угадывала обездоленных и шла им навстречу, неся покой и надежду. Она ходила по больницам для бедных, в богадельни, в приюты для беспризорных детей. И везде старалась облегчить страдания людей: раздавала еду, одежду, деньги, улучшала условия жизни несчастных.

Знак Елизаветинской общины сестер милосердия. Такие жетоны выдавались тем, кто способствовал деятельности Общины личным трудом либо внес на благотворительные нужды не менее 10 рублей в кассу Общины

В январе 1892 года Елизавета Федоровна организовала Елизаветинское благотворительное общество, деятельность которого была направлена на то, чтобы «призревать законных младенцев беднейших матерей, дотоле помещаемых, хотя без всякого права, в Московский воспитательный дом под видом незаконных». Общество это в газете «Московские Церковные Ведомости» было названо «украшением Москвы» и «цветом христианского милосердия и просвещения». За 25 лет работы оно приняло участие в судьбе более девяти тысяч детей и выплатило матерям-вдовам 13 тысяч пособий на общую сумму 120 тысяч рублей, многие его воспитанники смогли получить образование, профессию, начали самостоятельную жизнь. На содержание яслей и приютов Общество за годы своего существования израсходовало более миллиона рублей. Позже Елизавета Федоровна организовала общину сестер милосердия, которая получила название Елизаветинской.

Деятельность Общества вначале проходила только в Москве, а затем охватила и Московскую губернию. Елизаветинские комитеты были образованы при всех московских церковных приходах, а также во всех уездных городах Московской губернии, в их деятельности непосредственное участие принимала княгиня. Елизаветинское общество существовало только на благотворительные средства.

В ведении Елизаветы Федоровны также находились дом детских трудовых артелей, Московский совет детских приютов, вакансии в котором во время Первой мировой войны распределялись созданным великой княгиней Елизаветинским комитетом по оказанию помощи семьям лиц, призванных на войну. Наиболее крупные пожертвования сделала сама княгиня.

Кроме того, Елизавета Федоровна возглавила Дамский комитет Красного Креста, а после гибели супруга стала и председательницей Московского управления Красного Креста. Посещения больниц для бедных, богаделен, приютов для беспризорных детей стали неотъемлемой частью жизни молодой великой княгини. По ее инициативе происходила регулярная раздача еды, одежды и денег особо нуждающимся.

Елизавета Федоровна была почетным председателем Дамского тюремного комитета, опекавшего детей, чьи матери отбывали наказание. Ею были организованы швейные мастерские для освобожденных из-под стражи женщин, где они получали жалованье и могли обеспечить одеждой себя и своих детей. Дамский комитет также организовал приют для освобожденных из тюрем женщин.

Благотворительность Елизаветы Федоровны вообще носила самый разносторонний характер. Она много сил уделяла развитию в сфере культуры, заботе о музеях, художественных, музыкальных и театральных учреждениях. Долгое время княгиня была попечительницей Филармонического общества, ее трудами был создан приют для престарелых театральных деятелей, готовились съезды Театрального общества и бенефисы выдающихся актеров, организовывались концерты и благотворительные спектакли для учащихся. Ее помощь также ощущало на себе и Строгановское училище.

Когда началась Русско-японская война, Елизавета Федоровна немедленно занялась организацией помощи фронту. Одним из ее замечательных начинаний было устройство мастерских для помощи солдатам – под них были заняты все залы Кремлевского дворца, кроме Тронного. Тысячи женщин трудились за швейными машинами и рабочими столами. Великая княгиня открыла в Большом Кремлевском дворце склад по сбору пожертвований на помощь раненым и нуждающимся. Складское дело не имело прецедентов в деятельности Красного Креста, и потому пришлось создавать всю организацию с самого начала. Огромные пожертвования поступали сюда со всей Москвы и из провинции. Оттуда шли на фронт тюки с продовольствием, обмундированием, медикаментами и подарками для солдат. Великая княгиня отправляла на фронт и походные церкви с иконами и со всем необходимым для совершения богослужения. Лично от себя посылала Евангелия, иконки и молитвословы. На свои средства Елизавета Федоровна сформировала несколько санитарных поездов. В Москве она устроила госпиталь для раненых, в которых бесплатно размещались больные и раненые, вернувшиеся с вой ны, и который она сама постоянно посещала, создала специальные комитеты по обеспечению вдов и сирот погибших на фронте солдат и офицеров.

Работа для нужд действующей армии. Заготовка перевязочного материала

Пошивочная мастерская в Кремлевском дворце, 1904 г.

В апреле 1905 года в Москву прибывало от одного до трех поездов в сутки с ранеными и больными (до 500–600 человек). С 5 по 25 апреля удалось разместить 3470 нижних чинов. При Исполнительной комиссии была учреждена подкомиссия для приискания мест и занятий воинам. Она работала по адресу: Волхонка, № 14, дом Художественного общества, напротив храма Христа Спасителя. Комиссия по размещению воинов состояла при «Особом комитете Ея Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Феодоровны». Комитет распространял свою деятельность на всю Россию, за исключением Петроградской губернии и Финляндии, он представлял собой мощную сложившуюся организацию, имеющую свои учреждения – губернские и уездные. Всего под началом комитета было 807 лазаретов в различных губерниях. На его попечении перебывало 25 535 нижних чинов и 1350 офицеров. (Уже после окончания войны, в 1908 году во Всехсвятском было освящено Сергиево-Елизаветинское трудовое убежище для увечных воинов.)

Сергиево-Елизаветинское трудовое убежище

Однако русские войска терпели одно поражение за другим. Небывалый размах в стране приобрели террористические акты, митинги, забастовки. Государственный и общественный порядок разваливался, надвигалась революция.

Деятельность Елизаветы Федоровны послужила энергичным толчком, пробудившим патриотические силы Москвы. В это время отмечалось разное отношение к происходящему в России. Александр Бенуа писал: «Мы, художники, что греха таить, просто не были озабочены войной, не интересовались… Прочтешь очередные военные телеграммы и успокоишься, а иной раз даже и не прочтешь». Деятельность великой княгини несколько устыдила думающую часть московского высшего общества и интеллигенции, заставила ее чувствовать свою вину перед русским солдатом, умирающим на далекой чужбине.

Особого упоминания заслуживает также меценатская деятельность великокняжеской четы. Сергей Александрович и Елизавета Федоровна много общались с лучшими представителями русской и европейской культурной элиты. Елизавета Федоровна живо интересовалась искусствами, более всего живописью, литературой и музыкой, лично знала и была дружна с художниками, следила за творчеством интересных писателей и поэтов.

Щедрая финансовая помощь генерал-губернатора и его супруги распространялась на реставрационные проекты. При их участии были отреставрированы Успенский и Архангельский соборы Московского Кремля, собор Василия Блаженного и изумительная по своей красоте церковь ХVII века Рождества Богородицы в Путинках (рядом с нынешней Пушкинской площадью). Поддерживали они и Русский археологический институт в Константинополе, почетным членом которого был избран Сергей Александрович.

Будучи председателем Комитета по устройству Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина), Сергей Александрович одобрял многие предложения профессора И. В. Цветаева, инициатора создания музея. Он и его супруга жертвовали немалые средства на оборудование экспозиций. До революции залы музея носили названия в честь устроителей и участников работы над проектом. Так, зал Парфенона назывался именами великого князя Сергея и его брата Павла, а Ассирийский – по имени Елизаветы Федоровны.

Великий князь Сергей Александрович в Кабинете изящных искусств Московского университета, на основе которого создан Музей

Увлечение археологией делает Сергея Александровича участником раскопок. Мало-помалу у Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны формируется своя историческая коллекция, которая в дальнейшем становится общенародным достоянием.

Непосредственно созданные и курируемые великой княгиней благотворительные организации можно перечислять еще очень долго, но достаточно лишь сказать, что ко времени создания Марфо-Мариинской обители княгиня Елизавета Федоровна возглавляла уже большинство благотворительных и художественных обществ Москвы.

День Елизаветы Федоровны

День супруги генерал-губернатора был расписан буквально по минутам, и как здесь пригодилась та пунктуальность, доходящая до педантичности, которую воспитывала в своих детях принцесса Алиса, мать Елизаветы Федоровны! Ее режим был тщательно продуман и определен. Это одна из особенностей личности великой княгини, наиболее ярко выразившаяся в ее благотворительности, где она вникала в процесс целиком и сама продумывала все до мелочей. Именно такой подход, свойственная ей скрупулезность и педантичность помогали Елизавете Федоровне не только создавать громоздкие и многофункциональные системы взаимодействия между меценатами, но и способствовали внедрению контроля и, как следствие, эффективности ее мероприятий.

Утро и большая часть дня были посвящены делам и выполнению тех обязанностей, которых у супруги генерал-губернатора было очень много, – заседанию в многочисленных комитетах и обществах, которые она возглавляла, посещению больниц, сбору средств для благотворительных целей. Центральным моментом дня для Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны был обед, который был скорее маленьким общественным событием, чем обычным моментом из частной жизни семьи. За обед никогда не садились раньше половины девятого вечера. К обеду всегда были приглашенные, иногда довольно много, и «первой леди Москвы» приходилось тщательно готовиться к этому событию. Елизавета Федоровна всегда делала это со свойственными ей терпением и спокойствием. Воспитанница Елизаветы Федоровны Мария Павловна так описывала этот процесс:

«Из переодевания к обеду она устраивала настоящую церемонию, которая требовала много времени. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Батистовое белье с кружевами уже лежало наготове в корзине с розовой атласной подкладкой. Ванна была наполнена горячей водой, пахнущей вербеной. В ней плавали лепестки роз.

Прием пожертвований на нужды действующей армии во время Русско-японской войны

Готовых косметических средств в России в то время почти не было. Думаю, что тетя никогда в жизни не видела румян и очень редко пользовалась пудрой. Искусство пользования косметикой было неведомо русским дамам в ту пору, даже великим княгиням…

После того как камеристки и горничные снимали верхнюю одежду, в которой она была днем, тетя запиралась в туалетной комнате одна. Отобранные чулки, обувь, нижние юбки и все другие предметы одежды согласно сезону были аккуратно разложены, и возле них ожидали служанки. Из соседней комнаты доносился плеск воды. Приняв ванну, тетя надевала корсет и открывала дверь. Тогда проворно подходили горничные, причем каждая занималась своим делом.

Когда процесс одевания был завершен, тетя внимательно оглядывала себя… в трехстворчатом зеркале, установленном так, чтобы она видела себя со всех сторон. Последние поправки она делала собственноручно. Если наряд не удовлетворял ее по какой-либо причине, она снимала его и требовала другой, который примеряла с тем же вниманием и терпением.

Одна из горничных делала ей прическу. Ногтями тетя занималась сама. Они у нее были удивительной формы, очень плоские и тонкие, далеко выступающие над кончиками пальцев.

Когда маникюр был сделан, вечернее платье надето, наступала моя очередь участвовать в ритуале. Тетя говорила мне, какие драгоценности она собирается надеть, и я шла к застекленным шкафчикам, похожим на витрины в ювелирном магазине, и приносила то, что она выбрала».

Великий князь тщательно следил за приготовлением своей супруги к выходам, сам подбирал для нее украшения. Однажды он опоздал, и княгиня уже оделась. Но Сергею Александровичу не понравился выбор драгоценностей, и он распорядился заменить их по своему выбору. «Дядя, у которого была страсть к драгоценным камням, дарил ей много украшений, и она всегда могла выбрать то, что сочеталось бы с ее одеждой», – пишет Мария Павловна.

Елизавета Федоровна любила красивую одежду, как вспоминал ее брат Эрнст, «не из тщеславия, а из радости творить прекрасное». «Даже живя за городом, тетя много времени и внимания уделяла своему внешнему виду. Она сама разрабатывала фасоны большинства своих нарядов, делая эскизы и раскрашивая их акварельными красками, и они замечательно смотрелись на ней, подчеркивая ее индивидуальность», – вспоминает Мария Павловна.

Елизавета Федоровна, одетая для прогулки. 1888 г.

Великая княгиня Елизавета Федоровна в бальном наряде. 1897 г.

Елизавета Федоровна вообще не терпела малейшего «выпадения из тона», и особенно ярко ее тонкий вкус проявлялся при подготовках к балам, которые Сергей Александрович должен был давать как московский генерал-губернатор. Балы эти, по воспоминаниям современников, были особенно изысканны и роскошны. Цветы для украшения залов подбирались с учетом цвета платья и драгоценностей великой княгини. Часто она сама составляла букеты на главных столах – там, где должна была сидеть за ужином. Но последнее слово всегда было за великим князем, чей вкус Елизавета Федоровна признавала безукоризненным. Только после одобрения Сергея Александровича она считала приготовления к балу или приему законченными.

Великая княгиня с фрейлиной. 1896 г.

Как трудно увидеть черты смиренной московской матушки в этой блестящей светской красавице! Тем удивительнее тот подвиг, который ей предстоит, подвиг, который сделает ее не только известной и любимой всей Россией, но и святой преподобномученицей нашей Церкви.

Вечера Елизаветы Федоровны были посвящены ее личной переписке. Когда все расходились спать, она принималась за многочисленные письма. А их было очень много, потому что у великой княгини было правило не оставлять ни одного письма, поступившего на ее имя, без ответа. Так, даже когда она уже перестала быть августейшим шефом 51-го Черниговского драгунского полка, ей продолжали писать оттуда письма, и на каждое Елизавета Федоровна считала своим долгом ответить и помочь тем, что было в ее силах.

Великая княгиня Елизавета Федоровна вела переписку на пяти языках – английском, французском, русском и, редко, на немецком и датском. Русский язык появляется в ее письмах довольно поздно, когда Елизавета Федоровна уже достаточно времени прожила в России и хорошо его изучила.

Поздравительная открытка с автографом великой княгини Елизаветы Федоровны

Со своими фрейлинами великая княгиня переписывалась по большей части по-французски, с императором Николаем II и вдовствующей императрицей Марией Федоровной – по-английски, а сестре, императрице Александре Федоровне, писала на немецком или английском. Все письма и телеграммы по личным делам, как правило, писались на иностранном языке. В дальнейшем, когда пришло время Марфо-Мариинской обители, Елизавета Федоровна перемежала английский текст письма с цитатами из Священных текстов на русском. Вообще, большая часть переписки велась Елизаветой Федоровной на английском, потому что она знала этот язык гораздо лучше остальных ввиду происхождения своей матери и бабушки.

Воспитанники

Своих детей у Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны не было. Даже выйдя замуж, Елизавета Федоровна сохранила обет целомудрия, данный в далеком детстве под влиянием потрясения смертью трехлетнего братика. Это стало известно уже после смерти великой княгини, когда духовника Елизаветы Федоровны заставляли дать показания об оргиях, якобы бывших в стенах Марфо-Мариинской обители, а он в ответ предъявил медицинскую карту матушки, где было написано: «virgo» – «девственница». То же подтвердило и медицинское освидетельствование тела великой княгини, произведенное в октябре 1918 года после того, как тела казненных были извлечены из алапаевской общей могилы.

Итак, своих детей у нее не было. Но в семье московского генерал-губернатора воспитывались Мария и Дмитрий Павловичи – дети брата Сергея Александровича, великого князя Павла. Его первая жена, великая княгиня Александра Георгиевна, принцесса греческая, умерла тяжелыми родами, произведя на свет сына Дмитрия. Несчастный отец долго был неутешен и даже не хотел видеть маленького сына, который едва не умер вместе с матерью. Но, благодаря вниманию близких, постепенно оттаял сердцем. Во второй раз он вступил в скандальный морганатический брак с разведенной женой своего бывшего подчиненного, гвардейского полковника Эриха фон Пистолькорс, чем дважды нарушил законы Российской империи и традиции императорской семьи, во-первых, позволявшие великим князьям жениться лишь на особах королевской крови и, во-вторых, запрещавшие женщинам, состоявшим в разводе, являться ко двору. Обычно сдержанный, Николай II метал громы и молнии, обвиняя ослепленного страстью великого князя не только в прелюбодействе, но и в полном забвении отцовского долга. Павла Александровича лишили всех титулов, званий и чинов и обязали покинуть пределы России. Ему пришлось на неопределенное время переселиться в Париж, а его осиротевшие дети поступили под опеку всей большой императорской семьи. Но дольше всего «царские сироты» Мария и Дмитрий жили в семье Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны.

Великая княгиня Елизавета Федоровна любила детей, но не баловала и воспитывала в нравственной строгости, больше всего заботясь о том, чтобы они не выросли праздными эгоистами. Дмитрия обучали фехтованию и верховой езде, по утрам он занимался гимнастикой и обливался холодной водой. Мария уже пятилетней крошкой держала в руках лоскутное шитье, знала азы не только грамоты, но и вышивки, тихонько лепетала приветствия для «дяди Сержа» сразу на трех языках, старательно приседая в реверансе на крошечных пухлых ножках. Став постарше, дети неизменно сопровождали «тетю Эллу» и «дядю Сержа» на праздничные церковные службы, во время прогулок в экипаже и даже за границу, куда Елизавета Федоровна брала с собой весь штат бонн и гувернанток. Тем самым они не раз спасали жизнь Сергею Александровичу, сами об этом даже не подозревая. Террористы-революционеры давно приговорили московского генерал-губернатора к смерти, но не решались бросить бомбу в экипаж, когда там сидела Елизавета Федоровна с детьми.

Великокняжеская чета с великим князем Павлом Александровичем и его детьми, Дмитрием и Марией. 1892 г.

«Счастье состоит не в том, чтобы жить во дворце и быть богатым. Всего этого можно лишиться. Настоящее счастье то, которое ни люди, ни события не могут похитить. Ты его найдешь в жизни души и отдании себя. Постарайся сделать счастливым тех, кто рядом с тобой, и ты сам будешь счастлив» – так учила Елизавета Федоровна своих племянников.