Текст книги "Святая великая княгиня Елизавета"

Глава 5
«Великая матушка»

Подвиги

«Через две недели начнется моя новая жизнь, благословленная в Церкви, – писала Елизавета Федоровна Николаю II незадолго до посвящения. – Я как бы прощаюсь с прошлым, с его ошибками и грехами, надеясь на более высокую цель и более чистое существование. Помолись за меня, дорогой! Для меня принятие обетов – это еще нечто более серьезное, чем для юной девушки замужество. Я обручаюсь Христу и Его делу, я все, что могу, отдаю Ему и ближнему, я глубже вхожу в нашу Православную Церковь и становлюсь как бы миссионером христианской веры и деятельного милосердия». И действительно, если до этого она не знала покоя, неутомимо трудясь на благо ближних, то теперь начинает вести жизнь подвижницы.

Она ела всегда только растительную пищу и строго соблюдала все посты. Спала на деревянных досках без матраса, тайно носила власяницу и вериги. «Какую наша матушка жизнь вела! Подражала преподобным, тайно носила власяницу и вериги, спала на деревянной лавке, – вспоминала одна из сестер обители, матушка Надежда. – Однажды к ней одна из новеньких сестер среди ночи вбежала (матушку разрешалось в любое время звать в случае необходимости) и увидела, как она отдыхает. Матушка ей только одно сказала: “Душенька, когда входишь, надо стучать”… Пост у нее был круглый год, и рыбу не ела. По великим праздникам, когда архиереи съезжались, положит себе кусочек, так он на тарелке и останется».

Привыкшая с детства к труду, великая княгиня все делала сама и лично для себя не требовала никаких услуг от сестер. Она участвовала во всех делах обители как рядовая сестра, всегда подавая пример остальным. Как-то к настоятельнице подошла одна из послушниц с просьбой послать кого-нибудь из сестер перебирать картошку, так как никто не хочет помочь. Великая княгиня молча оделась и пошла сама. Увидев настоятельницу, перебирающую картошку, устыженные сестры прибежали и принялись за дело.

Лесть и неискренность были ей неприятны. Ежедневно встречаясь со множеством людей, она сразу могла понять человека; раболепство, ложь и хитрость вызывали у нее отвращение. Она говорила: «Ныне трудно найти правду на земле, затопляемой все сильнее греховными волнами; чтобы не разочароваться в жизни, надо правду искать на Небе, куда она ушла от нас».

Ее день был заполнен до отказа. Утром она вставала на молитву, после чего распределяла послушания сестрам, принимала посетителей, разбирала прошения и письма, работала в клинике. В больнице Елизавета Федоровна брала на себя самую ответственную работу: ассистировала при операциях, делала перевязки, утешала страдающих и всеми силами стремилась облегчить их боль. Больные говорили, что от великой княгини исходила целебная сила, которая помогала им переносить боль и соглашаться на тяжелые операции. В качестве главного средства от недугов настоятельница всегда предлагала исповедь и причастие, и сама выстаивала часы в молитве у постели своих пациентов. И действительно, по ее молитвам легко проходили тяжелейшие операции и перевязки, раненые и больные страдальцы чаяли ее благодатного присутствия, того светлого спокойствия и умиротворения, которые всегда вносила матушка. Так, один такой случай приводит матушка Надежда в своих воспоминаниях. «Одна женщина готовила еду и нечаянно опрокинула на себя керосинку. Горела вся, как факел. Медики признали ситуацию безнадежной. Великая княгиня своими руками делала ей ежедневные перевязки. Они длились часами, так как человек был сплошной раной. Какие нужны были слова утешения! Как и притронуться к такой? Уже и гангрена началась. Только матушка могла вдохнуть силу и веру там, где было одно отчаяние. Это невозможно, но все раны затянулись. Господь помиловал».

«Великая матушка» в окружении сестер обители и раненых

Забота об умирающих подчас служила не только помощью для них, но и спасением для душ их близких. Какое-то время в больнице лежала умирающая от рака женщина. Ее муж, рабочий, был безбожником и ненавистником царствующего дома. Ежедневно навещая жену, он с удивлением замечал, с какой заботой к ней относятся. Особенное участие проявляла одна из сестер. Она садилась у кровати больной, говорила ей ласковые утешительные слова, давала лекарства и приносила разные сладости. На предложение исповедаться и причаститься несчастная ответила отказом, но это не изменило отношения сестры. Она оставалась при ней все время агонии, а затем с другими сестрами омыла и одела ее. Потрясенный вдовец спросил, кто же эта чудная сестра, больше родных отца и матери хлопотавшая о его жене. Когда ему ответили, что это и есть великая княгиня, он расплакался и бросился к ней благодарить и просить прощения, что, не зная ее, так ненавидел. Ласковый прием, оказанный ему, еще более растрогал этого человека, и он пришел к вере. «Думаю, не было людей, для которых встреча с ней осталась бесследной. Каждую душу, с которой соприкоснулась, матушка преобразила, насколько эта душа была способна отозваться на красоту божественную, – пишет матушка Надежда. – Ровность, такая ровность и даже нежность, можно сказать. От таких людей живой свет расходится по миру, и мир существует… Около них побудешь – как будто воздухом вечности подышал. Рядом с ней все менялось, чувства другие, все другое».

Великая княгиня Елизавета Федоровна с племянниками, детьми великого герцога Эрнста Людвига Дармштадтского. Хаммельмарк, 1913 г.

Вечером был обход больных, заканчивавшийся далеко за полночь. Ночью настоятельница молилась в молельне или церкви, ее сон редко продолжался более трех часов. Когда больной очень мучился и нуждался в помощи, она просиживала у его постели до рассвета. Для каждого она находила самые ласковые, самые задушевные слова поддержки и утешения – это после церковных служб, трудового дня в сестричестве, просмотра сотен прошений, рейдов пешком по московским рынкам и дворам. Несмотря на утомление, ее лицо всегда сияло тихим благодатным светом. Хрупкая и грациозная женщина-аристократка воистину творила чудеса, личным примером доказывая, что в любви нет ничего невозможного. Сказать, что ее любили, слишком мало. Она была для всех красным солнышком, первой радостью, последней надеждой.

«Один день в неделю матушка проводила в Кремле, разбирала почту, – вспоминает матушка Надежда. – В этот день она шла через обительский сад на Полянку и стояла Литургию в храме Григория Неокесарийского, там служба в шесть утра начиналась, кончалась рано. Так не было дня, чтобы она пропустила Литургию. На ее имя писали множество прошений. В ответ на эти письма матушка посылала сестер. В какие каморки, какие углы шли!.. Сколько их было, ситуаций, прошедших через ее руки? Без счета. И в каждой она участвовала, будто это была единственная близкая ей судьба».

Наряду со своими сестрами августейшая настоятельница обходила беднейшие кварталы Москвы. Одним из главных мест бедности, которому великая княгиня уделяла особое внимание, был Хитров рынок. Елизавета Федоровна в сопровождении своей келейницы, Варвары Яковлевой, или сестры обители княжны Марии Оболенской, неутомимо переходя от одного притона к другому, собирала сирот и уговаривала родителей отдать ей на воспитание детей, которых затем она помещала в созданные ею приюты. Ни один обитатель Хитровки не смел оскорбить Елизавету Федоровну, и не потому, что она была сестрой императрицы. Все население Хитрова уважало ее за то достоинство, с которым она держалась, и за полное отсутствие превозношения над обитателями трущоб и называло «сестрой Елизаветой» или «Матушкой». Внутреннее достоинство, соединенное с любовью и сочувствием к собеседнику, вообще было отличительной чертой Елизаветы Федоровны. «Она способна была не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися, что обыкновенно труднее первого, – вспоминал митрополит Анастасий. – Не будучи монахинею в собственном смысле этого слова, она лучше многих инокинь соблюдала великий завет святого Нила Синайского: “Блажен инок, который всякого человека почитает как бы богом после Бога”. Найти хорошее в каждом человеке и “милость к падшим призывать” было всегдашним стремлением ее сердца. Кротость нрава не препятствовала ей, однако, пылать священным гневом при виде несправедливости. Еще более строго она осуждала саму себя, если впадала в ту или другую, даже невольную ошибку». Однажды, зайдя в один из притонов, она окликнула сидевшего там бродягу: «Добрый человек…» – «Какой он добрый? – сразу раздалось в ответ. – Это последний вор и негодяй!» Но великая княгиня оставила это замечание без внимания и попросила бродягу донести до обители тяжелый мешок с деньгами и вещами для раздачи бедным. «Я немедленно исполню вашу просьбу, ваше высочество!» – воскликнул этот человек. В притоне поднялся шум. Великую княгиню убеждали, что избранный ею непременно украдет мешок. Но она осталась непреклонна. Когда Елизавета Федоровна вернулась в обитель, ей доложили, что какой-то бродяга принес ее мешок. Его немедленно накормили, и он, потребовав проверить содержимое мешка, попросил взять его на работу в обитель. Елизавета Федоровна назначила его помощником садовника. С той поры бывший бродяга перестал пить и воровать, работал на совесть и усердно посещал храм.

Обитатели Хитровки

Полиция постоянно предупреждала ее, что не в состоянии гарантировать ей безопасность. В ответ на это великая княгиня всегда благодарила за заботу и говорила, что ее жизнь не в их руках, а в руках Божиих. Она старалась спасать детей Хитровки. Ее не пугали нечистота, брань, вид людей, потерявших человеческий облик. Она говорила: «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно никогда не может быть уничтожено».

Мальчиков, вырванных из Хитровки, она устраивала в общежития. Из одной группы таких недавних оборванцев образовалась артель исполнительных посыльных Москвы. Девочек она устраивала в закрытые учебные заведения или приюты, где также следила за их здоровьем и духовным ростом. Созданные ею дома призрения для сирот, инвалидов, тяжелобольных постоянно поддерживались ею материально, она регулярно посещала их и привозила подарки.

Смирение ее было удивительным. Рассказывают такой случай. Однажды княгиня должна была приехать в приют для маленьких девочек-сирот. Все готовились достойно встретить свою благодетельницу. Девочкам сказали, что приедет княгиня. «Войдет великая княгиня, вы все хором: “Здравствуйте” – и целуйте ручки». Когда Елизавета Федоровна переступила порог, она услышала хор детских голосов: «Здравствуйте и целуйте ручки!» – и все протянули свои ручки великой княгине со словами: «Целуйте ручки». Воспитательницы ужаснулись: что же будет! Но великая княгиня, прослезившись, подошла к каждой из девочек и всем поцеловала ручки, а потом подошла к сконфуженной директрисе и утешала ее. Плакали при этом все – такое умиление и благоговение было на лицах и в сердцах.

Нередко при посещении больницы для чахоточных женщин Елизавету Федоровну в порыве благодарности обнимали умирающие женщины. Чахотка тогда была смертельной болезнью, но Елизавета Федоровна никогда не уклонялась от этих объятий.

Еще об одном из бесчисленных свидетельств ее любви к страждущим вспоминают современники. Одна из сестер пришла из бедного квартала и рассказала о безнадежно больной чахоткой женщине с двумя маленькими детьми, живущей в холодном подвале. Елизавета Федоровна сразу заволновалась, немедленно позвала старшую сестру и приказала устроить мать в больницу для чахоточных, а детей взять в приют; если не найдется кровати, устроить больную на приставной койке. После этого сама взяла для детей одежду, одеяльца и пошла за ними. Великая княгиня постоянно посещала больную мать до самой ее кончины, успокаивала, обещая, что позаботится о детях.

Кроме своей ежедневной благотворительной работы великая княгиня находила возможности помогать и духовенству, передавая средства на нужды бедных сельских приходов, которые не могли отремонтировать храм или построить новый. Она помогала материально и священникам-миссионерам, трудившимся среди язычников Крайнего Севера или инородцев окраин России, ободряла и укрепляла их. Как председатель Императорского Православного Палестинского Общества, она помогала русским паломникам, отправлявшимся в Иерусалим. Через общества, организованные ею, покрывалась стоимость билетов паломников, плывущих из Одессы в Яффу. Она построила также большую гостиницу в Иерусалиме. Еще одно славное деяние великой княгини – постройка русского православного храма в Италии, в городе Бари, где покоятся мощи святителя Николая Мирликийского. В 1914 году был освящен нижний храм в честь святителя Николая и странноприимный дом.

Русское подворье в г. Бари, в создании которого деятельно участвовала Елизавета Федоровна

К сожалению, труды Елизаветы Федоровны встречали непонимание даже среди родственников – среди представителей большой семьи Романовых. Тем более отказывались верить в происходящее представители высшего общества России. Для высшего света это действительно казалось дикостью: сестра императрицы, изысканная, образованная, надела платье сестры милосердия и каждый день ходит по церквам, ездит по монастырям, посещает богадельни, поет на клиросе, возится с какими-то грязными оборванцами! Этим людям, которые видели поистине каторжную жизнь великой княгини, не приходило в голову, что именно в этом своем ежедневном служении эта красивая женщина черпает силу и мужество, и в нем же она находит Божественную помощь для своих трудов. «Некоторые не верят, что я сама, без какого-либо влияния извне, решилась на этот шаг, – писала она, – многим кажется, что я взяла неподъемный крест и либо пожалею об этом и сброшу его, либо рухну под его тяжестью… И, конечно же, я недостойна той безмерной радости, какую мне дает Господь, – идти этим путем, но я буду стараться, и Он, Который есть одна любовь, простит мои ошибки, ведь Он видит, как я хочу служить Ему…»

А вот выдержка из письма Елизаветы Федоровны, написанного Николаю II в апреле 1909 года, когда обитель милосердия только открылась: «Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю когда – кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой. Желание это во мне росло, но в нашем тогдашнем положении, когда мы должны были принимать у себя, делать визиты, устраивать приемы, ужины, балы… я не могла целиком посвятить этому жизнь, другие обязанности были важнее… Это выросло постепенно и теперь обрело форму, и многие из тех, кто знал меня всю жизнь и видят меня здесь, вовсе не удивились, а сочли эту перемену лишь продолжением того, что началось раньше, и я поняла это так».

Перед открытием обители Елизавета Федоровна писала статс-даме Александре Николаевне Нарышкиной: «Я счастлива, что Вы разделяете мое убеждение в истинности выбранного пути… я одинока… одна монахиня с большой верой и огромной любовью ко Господу сказала мне: “Положите свою руку в руку Господа и идите без колебаний”. Мой дорогой друг, молитесь, чтобы у меня всегда была эта единственная поддержка, чтобы я всегда знала, куда мне идти». Она не знала, какой подвиг ей еще предстоит во имя Господа, Которого она возлюбила всем своим сердцем и всем помышлением. Но заранее принимала все: «Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света…»

Паломничества

В этот период своей жизни Елизавета Федоровна не оставила своего обыкновения регулярно ездить в паломнические поездки по святыням России, которые она начала совершать еще вместе с мужем, будучи лютеранкой. После трагической гибели супруга паломнические поездки Елизаветы Федоровны становятся особенно частыми. Ежегодно она посещала не только большие, на всю Россию известные духовные центры, но бывала и в самых маленьких монастырях в захолустных и отдаленных местах нашей большой страны. И старалась неизменно присутствовать на всех духовных торжествах открытия мощей святых угодников Божиих. Так, в июне 1909 года она присутствует на торжествах вторичного прославления святой Анны Кашинской в городе Кашине Тверской губернии. В августе 1910 года она совершила паломничество в Уфимскую епархию, а в 1911–1912 годах посетила сразу несколько монастырей России: Лубенский Спасо-Преображенский, Корнилие-Комельский, Спасо-Нуромский, а также храмы и монастыри города Киева и Почаевскую Лавру. В июле 1913 года «Великую матушку» встречали в Архангельске и на Соловках. В августе 1913 года великая княгиня совершила паломничество в город Орел, а в мае 1914 года – в Оптину пустынь. Не раз приезжала она в Саров, чтобы помолиться там у раки преподобного Серафима. Присутствовала на всех духовных торжествах, связанных с открытием или перенесением мощей угодников Божиих. В 1914 году великая княгиня посетила монастырь в Алапаевске – городе, которому суждено было стать местом ее заточения и мученической смерти.

Во время богомолья Елизавета Федоровна путешествовала как рядовая паломница. Она настаивала на том, чтобы ей не мешали угодничаньем, чтобы не было никакой роскоши и излишеств. Вот, например, какое уведомление получил пермский губернатор из конторы двора ее высочества великой княгини Елизаветы Федоровны накануне ее паломнической поездки на Урал: «Ее императорское высочество изволит следовать частным образом на богомолье, ввиду чего великой княгине было бы желательно, чтобы официальных встреч не делалось и никто не беспокоился встретить ее высочество на пристани». Торжество и праздничность этих поездок заключалась для нее не в пышных встречах и официальных речах, а в удивительном чувстве духовного единения с русским народом, который она так любила. Она выстаивала многочасовые службы, употребляла самую простую, неизысканную пищу и молилась по ночам у рак угодников Божиих. В одежде простой сестры милосердия великая княгиня ночами ухаживала за больными и помогала им подойти к мощам новоявленных угодников Божиих.

В 1914 году, в неспокойные предвоенные дни, Елизавета Федоровна совершила паломничество на Урал, в Пермскую и Екатеринбургскую епархии. Международная обстановка в Европе была крайне обострена, война стала неминуемой. Вой на эта закончится для России революцией и величайшей за ее историю смутой и трагически разделит линией фронта две страны, которые Елизавета Федоровна любила всем сердцем – ее родную Германию и Россию, которая стала для нее второй родиной. И ее сердце тоже рвалось пополам. Она задумала свое паломничество, во-первых, как молитвенный подвиг, во-вторых, она хотела повлиять на умонастроения народа, вызвать в нем воодушевление и патриотическое чувство. В-третьих же, эта поезда была очень важна с точки зрения международных отношений, ведь в ней Елизавету Федоровну сопровождали гостьи из Германии – летом 1914 года в Россию приехала сестра Елизаветы и Александры Федоровны Виктория Баттенбергская со своей дочерью Луизой. Они расположились в Марфо-Мариинской обители, после чего вместе с великой княгиней отправились в паломничество по северу России. Вместе с ними поехали также казначея Марфо-Мариинской обители, а также гофмейстер и егермейстер высочайшего двора. Следовательно, поездка приобретала важное политическое значение. Она способствовала укреплению дружественных взаимоотношений представителей правящих династий России и Германии, что было чрезвычайно актуально в условиях нарастающего конфликта между этими странами.

В паломнической поездке

Во время паломничества на Урал

Путешествуя на пароходе «Межень» по реке Волге, сестры побывали в Нижнем Новгороде, Казани, где посещали многие храмы и монастыри. После Поволжья августейшее паломничество продолжилось по уральской земле. Официально главной целью поездки на Урал было посещение Верхотурского Свято-Николаевского мужского монастыря Екатеринбургской епархии, где почивают святые мощи праведного Симеона Верхотурского, которого великая княгиня Елизавета Федоровна, получившая помощь этого святого в годы Русско-японской войны, очень почитала. 17 июля августейшее паломничество было омрачено скорбным известием – началась мобилизация войск Российской армии. В связи с этим событием поездку пришлось прервать, был отложен запланированный визит в город Екатеринбург. 18 июля паломники возвратились в Пермь, а 20 июля поздно вечером в срочном порядке отбыли на поезде из Перми через Вятку в Москву.

Необходимо отметить, что поездка на Урал 1914 года оказалась для великой княгини пророческой. Она предзнаменовала ее будущее возвращение в 1918 году на пермскую землю в узах и мученическую смерть в Алапаевске. Здесь она укреплялась духом перед предстоящим ей подвигом.