Текст книги "Святая великая княгиня Елизавета"

Арест и кончина

24 апреля 1918 года на третий день Пасхи, в день празднования Иверской иконы Божией Матери, которую Елизавета Федоровна так почитала, ее арестовали и немедленно вывезли из Москвы.

В этот день Святейший Патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель, где служил Божественную литургию и молебен. После службы патриарх до четырех часов дня находился в обители и беседовал с настоятельницей и сестрами. Это было последнее благословение и напутствие главы Русской Православной Церкви Елизавете Федоровне перед крестным путем на Голгофу. Почти сразу после отъезда патриарха Тихона к обители подъехала машина с комиссаром и красноармейцами-латышами. Елизавете Федоровне приказали ехать с ними. На сборы дали полчаса. Настоятельница успела лишь собрать сестер в больничной церкви святых Марфы и Марии и дать им последнее благословение. Плакали все присутствующие, зная, что видят свою матушку и настоятельницу в последний раз. Очень бледная, но без слез, Елизавета Федоровна благодарила сестер за самоотверженность и верность и просила отца Митрофана не оставлять обители и служить в ней до тех пор, пока это будет возможным. Сестрам тихо сказала: «Не плачьте, на том свете увидимся».

Из воспоминаний матушки Надежды: «Накануне дня ее ареста она встала на клирос, что было неожиданно для всех, и пела вместе с сестрами. Всех поразила сила и красота ее голоса. Приехали за ней на третий день Пасхи – Иверская Божия Матерь, наш престольный праздник. Тут же вся обитель узнала, сбежались все. Она попросила дать ей два часа – все обойти, сделать распоряжения. Дали полчаса. Все молились на коленях в больничной церкви вместе с батюшкой, а как стали ее забирать – сестры бросились наперерез: “Не отдадим мать!” Вцепились в нее, плач, крик! Кажется, не было сил, чтобы их оторвать. Отбили всех прикладами. Повели ее к машине вместе с келейницей Варварой и сестрой Екатериной. Батюшка стоит на ступенях, слезы градом по лицу, и только благословляет их, благословляет… И сестры бежали за машиной, сколько хватило сил, некоторые прямо падали на дорогу… Вскоре письмо мы от нее получили. А во второй раз – письмо для всех, батюшке и 105 записочек, по числу сестер. И каждой – по ее характеру изречения из Библии, из Евангелия и от себя. Всех сестер, всех своих детей она знала! Позже еще посылка пришла – булочки для всех нас. Долгое время ничего мы не знали, только батюшка благословил поминать ее как усопшую».

Узнав о случившемся, патриарх Тихон пытался через различные организации, с которыми считалась новая власть, добиться освобождения великой княгини. Но старания его оказались тщетными. Все члены императорского дома были обречены. Елизавету Федоровну и ее спутниц направили по железной дороге в Пермь. Вот выдержка из того длинного письма, которое она написала сестрам своей обители по пути в ссылку, на другой день после ареста:

«Господи, благослови, да утешит и укре пит всех вас Воскресение Христово… Да сохранит нас всех с вами, мои дорогие, преподобный Сергий, святитель Димитрий и святая Евфросиния Полоцкая… Не могу забыть вчерашний день, все дорогие милые лица. Господи, какое страдание в них, о, как сердце болело! Вы мне становитесь каждую минуту дороже. Как я вас оставлю, мои деточки, как вас утешить, как укрепить? Помните, мои родные, все, что я вам говорила. Всегда будьте не только мои дети, но послушные ученицы. Сплотитесь и будьте как одна душа, все для Бога, и скажите, как Иоанн Златоуст: «Слава Богу за все!» Старшие сестры, объединяйте сестер ваших. Просите патриарха Тихона “цыпляточек” взять под свое крылышко. Устройте его в моей средней комнате. Мою келью – для исповеди, и большая – для приема… Ради Бога, не падайте духом. Божия Матерь знает, отчего Ее Небесный Сын послал нам это испытание в день Ее праздника… только не падайте духом и не ослабевайте в ваших светлых намерениях, и Господь, Который нас временно разлучил, духовно укрепит. Молитесь за меня, грешную, чтобы я была достойна вернуться к моим деткам и усовершенствовалась для вас, чтобы мы все думали, как приготовиться к Вечной жизни.

Вы помните, как я боялась, что вы слишком в моей поддержке находите крепость для жизни, и я вам говорила: “Надо побольше прилепиться к Богу. Господь говорит: Сын Мой, отдай сердце твое Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои (Притч. 23, 26). Тогда будь уверен, что все отдашь Богу, если отдашь Ему свое сердце, то есть самого себя”.

Теперь мы переживаем одно и то же и невольно только у Него находим утешение нести наш общий крест разлуки. Господь нашел, что нам пора нести Его крест. Постараемся быть достойными этой радости. Я думала, что мы будем так слабы, не доросли нести большой крест. Господь дал, Господь и взял, как угодно было Господу, так и сделалось, да будет имя Господне благословенно! (Иов. 1, 21).

Какой пример дает нам святой Иов своей покорностью и терпением в скорбях! За это Господь потом дал ему радость. Сколько примеров такой скорби у святых отцов во святых обителях, но потом была радость. Приготовьтесь к радости быть опять вместе. Будем терпеливы и смиренны. Не ропщем и благодарим за все. Ваша постоянная богомолица и любящая мать во Христе».

В Перми великая княгиня с сестрами были помещены в Успенском женском монастыре. Пермские монахини делали все возможное, чтобы облегчить положение узниц. Большим утешением для великой княгини было ежедневное посещение монастырских богослужений. Но пребывание в Перми не было длительным – вскоре их повезли дальше, в Алапаевск. На пути туда была кратковременная остановка в Екатеринбурге, где одной из сестер удалось близко подойти к Ипатьевскому дому и через щель в заборе увидеть даже самого государя.

В Екатеринбурге Варвару Яковлеву и Екатерину Янышеву, спутниц Елизаветы Федоровны, вызвали в Областной совет и предложили им идти на свободу. Обе умоляли вернуть их к великой княгине. Тогда чекисты стали пугать их пытками и мучениями, которые предстоят всем, кто останется с ней. Екатерина Янышева испугалась этих угроз и вскоре была освобождена. Варвара Яковлева сказала, что готова дать подписку даже своей кровью, что желает разделить судьбу своей матушки настоятельницы. Так крестовая сестра Марфо-Мариинской обители Варвара Яковлева сделала свой выбор и присоединилась к узникам, ожидавшим решения своей участи. Одной из первых пошла она по стопам великой княгини и стала служить ближним в основанной Елизаветой Федоровной обители. Она была келейницей настоятельницы и одной из самых близких ей сестер, но не гордилась этим, оставаясь ласковой и доступной для всех. Близкие Елизаветы Федоровны хорошо знали ее и называли Варей. Откуда и из какой среды пришла в обитель сестра Варвара, неизвестно. За своей матушкой настоятельницей она добровольно пошла на страдание и смерть, исполнив завет Господа: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13).

Инокиня Варвара (Яковлева)

Узниц поместили в Ново-Тихвинском женском монастыре, но и здесь пребывание их было недолгим. Вскоре их перевезли в заштатный город Алапаевск. Той же весной были привезены в Екатеринбург из вятской ссылки и поселены в грязной городской гостинице будущие Алапаевские мученики: великий князь Сергей Михайлович со своим секретарем Ф. М. Ремезом, великими князьями Иоанном, Константином и Игорем, сыновьями великого князя Константина Константиновича, а также князь В. П. Палей, сын великого князя Павла Александровича от второго брака. Все они были привезены в Алапаевск 7 (20) мая и помещены вместе с Елизаветой Федоровной и инокиней Варварой в здании Напольной школы на окраине города.

Сначала режим содержания заключенных не был очень жестким – узники пользовались относительной свободой, могли ходить по городу, посещать церковь, сажать цветы и возделывать огород. Им даже дозволялось общаться с местным населением. Так, местные жители, жалея узников, приносили им еду, когда позволяла охрана. Сохранилось полотенце грубого деревенского полотна с вышивкой и надписью: «Матушка великая княгиня Елизавета Федоровна, не откажись принять, по старому русскому обычаю, хлеб-соль от верных слуг царя и Отечества, крестьян Ново-Алапаевской волости Верхотурского уезда». Мария Артемовна Чехомова, которой было в ту пору десять лет, вспоминала: «Бывало, мама соберет в корзиночку яичек, картошечки, шанечек напечет, накроет сверху чистой тряпочкой и посылает меня. Ты, говорит, по дороге им еще цветочков нарви… Пускали не всегда, но если пускали, то часов в одиннадцать утра. Принесешь, а охранники у ворот не пускают, спрашивают: “К кому ты?” – “Вот, матушкам покушать принесла…” – “Ну, ладно, иди”. Матушка выйдет на крыльцо, возьмет корзиночку, а у самой слезы текут, отвернется, смахнет слезу: “Спасибо, девочка милая, спасибо!”» В одну из встреч великая княгиня подарила Маше отрез розовой ткани на платье.

Здание Напольной школы. Начало ХХ в.

Но такой мягкий режим заключения продолжался недолго. Стремительное продвижение из Сибири на Урал белых войск вызвало череду серийных убийств членов дома Романовых. Первым был казнен в Перми великий князь Михаил Александрович. В ночь на 31 мая (13 июня) 1918 года вместе с личным секретарем Н. Н. Джонсоном он был тайно вывезен из гостиницы «Королевские номера» и в лесу расстрелян пермскими чекистами. 21 июня положение алапаевских узников резко изменилось к худшему: у них отобрали личные вещи и деньги, прогулки вне школьной ограды были запрещены. С ними перестали церемониться, начали обращаться как с приговоренными к смерти. Все понимали, что страшная развязка приближается. Матушка настоятельница готовилась к этому исходу. Она много трудилась в огороде, вышивала и постоянно молилась.

4 (17) июля 1918 года последовало Екатеринбургское злодеяние. В Ипатьевском доме были зверски убиты все члены царской семьи и верные им слуги. А на следующую ночь было назначено и убийство в Алапаевске.

5 (18) июля ближе к полуночи узникам велели собираться якобы для переезда в Синячихинский завод (как и царской семье днем раньше, им объявили, что перевозят их в более безопасное место), погрузили на две подводы, но в полуторе километрах от Алапаевска свернули в небольшой сосновый лесок, к заброшенной шахте Нижне-Селимского рудника глубиной около семидесяти метров. Великому князю Сергею Михайловичу, оказавшему сопротивление, прострелили руку, а остальных, не тратя пуль, сбросили вниз.

Первой была великая княгиня Елизавета. Потом, на допросах, участники убийства показали единодушно, что ее последними словами были те самые, выбитые на кресте мужа: «Отче, отпусти им…». Елизавета Федоровна упала не на дно шахты, а на выступ, который находился на глубине пятнадцати метров. Все узники, сброшенные в шахту, кроме убитого при сопротивлении Сергея Михайловича и погибшего от взрыва одной из брошенных в яму гранат Федора Ремеза, еще очень долгое время оставались живы. Скончались они в страшных мучениях от жажды, голода и ран. Один из крестьян, случайно оказавшийся свидетелем убийства, говорил, что из глубины шахты слышались звуки Херувимской, которую пели страдальцы перед переходом в вечность.

Для верности в шахту кинули несколько ручных гранат, но тут из жуткой глубины донеслось пение тропаря Честному Кресту «Спаси, Господи, люди Твоя». Шахту тут же завалили хворостом, подожгли, но пение продолжалось. Чекисты в ужасе начали забрасывать шахту камнями, а потом бежали с места преступления (двое из них позже сошли с ума), но еще долго слышались голоса и стоны из заброшенной шахты…

Алапаевский монастырь Новомучеников и Исповедников Российских. Часовня святой Елизаветы

Так в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, небесного покровителя великого князя Сергея Александровича, его супруга закончила свой земной путь и увенчалась мученическим венцом. Вместе с ней его удостоилась и ее верная спутница, сестра Варвара.

Последнее путешествие

В сентябре 1918 года в Алапаевск вошла Белая армия, которой командовал адмирал Колчак. Сразу же было открыто дело об убийстве царской семьи и членов Дома Романовых. 8 октября из заброшенной шахты Нижняя Селимская извлекли тело Ф. М. Ремеза, 9 октября – инокини Варвары и князя В. П. Палея, 10 октября – великих князей Константина Константиновича, Игоря Константиновича и Сергея Михайловича, 11 октября – великой княгини Елизаветы Федоровны и великого князя Иоанна Константиновича. Их тела лежали рядом. Тут же нашли две чудом неразорвавшиеся гранаты. Голова Ивана Константиновича была перевязана – великая княгиня, сама сильно израненная, сделала ему перевязку, оторвав от своего апостольника часть ткани. И в жерле ледяной шахты, едва живая после всех издевательств, переломов, травм, полученных при падении с пятнадцатиметровой высоты, она не изменила делу своей жизни и продолжала сострадать, утешать, оказывать помощь тому, кто рядом. Такова была сила ее любви к Богу и к человеку. Пальцы правой руки преподобномучениц великой княгини Елизаветы Федоровны и сестры Варвары, а также князя Иоанна Константиновича были сложены для крестного знамения.

Алапаевская шахта. Конец 20-х гг.

Медицинская экспертиза тел показала, какой страшной смертью умирали страдальцы, стало очевидным также, что перед тем, как сбросить в шахту, страдальцев жестоко избили. У Елизаветы Федоровны в головной полости по вскрытии кожных покровов обнаружены кровоподтеки: на лобной части – величиной в детскую ладонь и в области левой теменной кости – величиной в ладонь взрослого человека; кровоподтеки в подкожной клетчатке, в мышцах и на поверхности черепного свода. Кости черепа целы.

После осмотра Алапаевские мученики были обмыты и одеты в убогие белые саваны. 18 (31) октября простые деревянные гробы поставили в кладбищенскую церковь города Алапаевска, где духовенство города постоянно совершало панихиды и читалась Псалтирь. Вечером этого же дня при огромном стечении народа была отслужена всенощная. На следующее утро с пением «Святый Боже» гробы понесли в Свято-Троицкий собор города Алапаевска, где была отслужена заупокойная Литургия, а сразу же вслед за ней совершено отпевание. Под общенародное пение «Святый Боже», печальный перезвон колоколов и звуки духовой военной музыки «Коль славен наш Господь в Сионе» гробы были перенесены в склеп, устроенный в южной стороне алтаря, вход в который тут же замуровали кирпичом. Распоряжение о месте погребения сделал адмирал А. В. Колчак. Но недолго покоились здесь тела страдальцев. Красная армия наступала, и необходимо было перевезти их в более безопасное место. Занялся этим отец Серафим (Кузнецов), игумен Алексеевского скита Пермской епархии, друг и духовник великой княгини. Он обратился к адмиралу Колчаку за разрешением на перевозку тел. Разрешение это было им получено.

Алапаевск (вдали виден Свято-Троицкий собор). 1928 г.

Атаман Семенов, главнокомандующий всеми вооруженными силами Российской Восточной окраины, выделил для этого вагон и дал пропуск, и 1 (14) июля 1919 года началось долгое путешествие останков, закончившееся лишь на Святой Земле. Отец Серафим вместе с двумя послушниками Серафимо-Алексеевского скита погрузил гробы с останками страдальцев в товарный вагон поезда, отправлявшегося в сторону Сибири. Впоследствии со слов игумена Серафима инокиня Серафима (Путятина) так рассказывала об этом страшном путешествии: «Вагон его передвигался вместе с фронтом: проедет вперед верст двадцать пять, а потом откатится верст на пятнадцать, и так далее. Благодаря пропуску… его постоянно отцепляли и прицепляли к разным поездам, в общем, содействуя его продвижению к конечной цели. Путешествие продлилось три недели, и невозможно представить себе, что пережили за это время отец Серафим и его два спутника, провожавшие свой страшный груз. Из щелей пяти гробов постоянно сочилась жидкость, распространявшая ужасный смрад. Поезд часто останавливался среди поля, тогда они собирали траву и вытирали ею гробы. Жидкость же, вытекавшая из гроба великой княгини, благоухала, и они бережно собирали ее, как святыню, в бутылочки». Много позже отец Серафим рассказывал игумении Гефсиманской обители в Иерусалиме матушке Варваре, что во время всего пути великая княгиня Елизавета Федоровна не раз являлась ему и направляла его.

Игумен Серафим (Кузнецов)

Старая Чита

17 (30) августа 1919 года тела мучеников прибыли в Читу и были доставлены в Покровский женский монастырь. «Когда гробы надо было скрыть на несколько месяцев, прежде чем они могли покинуть Сибирь, они были спрятаны в женском монастыре, где их открыли, так как это было необходимо, и тело нашей Эллы не было подвергнуто тлению, только высохло. Монахини обмыли его и переменили погребальные одежды на монашеское одеяние. И, таким образом, она теперь одета так, как она хотела быть, так, как она всегда собиралась, как она мне говорила раньше, совершенно уйти из мира и закончить свои дни как монахиня, – после того как ее Дом был бы окончательно устроен», – писала сестра великой княгини принцесса Виктория брату Эрнсту 27 января 1921 года из Порт-Саида.

Тайно сняв доски пола предоставленной ему кельи, игумен Серафим вместе с послушниками вырыл неглубокую могилу и составил в нее в ряд все гробы, присыпав их сверху небольшим слоем земли. В этой келье он и жил. Капитан Павел Булыгин вспоминал: «Я провел многие часы в его келье и даже спал там несколько раз. Те ночи в монастырских стенах были особенным переживанием для городского жителя. Я никогда не забуду старинных деревянных построек на фоне хвойного леса и тех облитых голубым лунным светом снежных пространств монастырского кладбища с резко очерченными на них тенями хвойных деревьев и могильных крестов… Я находился менее чем на фут от гробов, когда я спал в его келье на раскинутой на полу шинели. Однажды ночью я проснулся и увидел, что монах сидит на краю своей постели. Он выглядел таким худым и изможденным в своей длинной белой рубашке. Он тихо говорил: “Да, да, ваше высочество, совершенно так”… Он определенно разговаривал во сне с великой княгиней Елизаветой».

В Чите гробы страдальцев пробыли шесть месяцев. Но Красная армия снова наступала, и останки убиенных страстотерпцев необходимо было увозить уже за пределы России. Оставлять их было опасно. По распоряжению генерала М. К. Дитерихса, предстояло вывозить тела мучеников в Китай. С соблюдением строжайшей тайны гробы были подняты, погружены и отправлены среди полнейшего расстройства железнодорожного транспорта. Путь этот начался 26 февраля (5 марта) 1920 года. Поезд тащился медленно, передвигаясь вместе с фронтом. По дороге у границы Китая на поезд напала банда красных. Бандиты успели даже сбросить на железнодорожный путь гроб с телом великого князя Иоанна Константиновича. К счастью, подоспевшие китайские солдаты помогли отбить нападавших.

После утомительного и опасного путешествия вагон с гробами пересек границу и достиг Харбина. Императорский посланник в Китае князь Н. А. Кудашев вспоминал: «Как официальному лицу, мне пришлось поехать в Харбин, чтобы их опознать и составить протокол. Трудно себе представить ужас, который мне пришлось испытать: тела убитых пролежали в шахте целый год… По прибытии в Харбин тела были в состоянии полного разложения – все, кроме великой княгини, которая была совершенно нетленна. Гробы открыли и поставили в русской церкви. Когда я вошел в нее, мне чуть не стало дурно, а потом была сильная рвота. Великая княгиня лежала, как живая, и совсем не изменилась с того дня, как я перед отъездом в Пекин прощался с ней в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту. Я заказал для них настоящие гробы и присутствовал на похоронах. Зная, что великая княгиня всегда выражала желание быть погребенной в Гефсимании в Иерусалиме, я решил исполнить ее волю – послал прах ее и ее верной послушницы в Святую Землю, попросив монаха (имеется в виду отец Серафим. – Ред.) проводить их до места последнего упокоения и тем самым закончить начатый подвиг».

Русский Свято-Никольский собор г. Харбина (разрушен в 1966 г.)

3 (16) апреля 1920 года гробы страдальцев прибыли в Пекин, где на вокзале их встретил начальник Русской Духовной Миссии архиепископ Иннокентий. С крестным ходом их перенесли в церковь святого Серафима Саровского, которая находилась на кладбище Духовной Миссии, в двух километрах от города. После заупокойной службы гробы опечатали печатями Русской Духовной Миссии и временно поместили в одном из склепов кладбища. Для постоянного погребения было решено соорудить подобающий склеп под амвоном храма преподобного Серафима Саровского, и сразу же началось его устройство. Средства для этого дал атаман Семенов. Вскоре после прибытия отец Серафим написал ему письмо с уведомлением, что благополучно пересек границу, и с благодарностью за содействие. В ответ Семенов писал: «Уважаемый отец Серафим. Письмо Ваше получил и с великою радостью и душевным облегчением узнал, что наконец Господь Бог помог Вам довести Ваше великое дело если не до конца, то до безопасного пункта… Для содействия по всем нужным вопросам и для присутствования, от моего имени, в дальнейшем сопровождении в Россию останков августейших мучеников я командирую вместе с сим в Пекин генерал-майора князя Тумбаир-Малиновского. Прошу Вас помянуть меня в своих святых молитвах. Уважающий Вас Семенов». Но, к сожалению, этому возвращению не суждено было сбыться. В России утвердилась власть большевиков, и останки Алапаевских страдальцев остались в Пекине. Другая судьба ждала гробы с нетленными мощами двух преподобномучениц – по желанию сестры Елизаветы Федоровны Виктории они были отправлены в Иерусалим.

Храм прп. Серафима Саровского на кладбище Пекинской Духовной Миссии

Благодаря хлопотам принцессы Виктории, 4 (17) ноября 1920 года гробы были отправлены из Пекина в Тяньтзинь, откуда на следующий день пароходом – в Шанхай. В Шанхай прибыли на третий день, а через месяц, 2 (15) декабря их уже отправили морем дальше. Все это время при мощах безотлучно пребывали игумен Серафим и два его послушника – Максим Канунников и Серафим Гневашев, а также член следственной комиссии А. П. Куликов. В январе 1921 года они переплыли Суэцкий канал и прибыли в египетский город Порт-Саид, где к ним присоединились принцесса Виктория с супругом Людвигом и дочерью Луизой.

Подвиг отца Серафима с двумя помощниками стал известен ближайшим родственникам великой княгини Елизаветы Федоровны. Высокая оценка личности русского игумена звучит в письме принцессы Виктории брату, великому герцогу Гессен-Дармштадтскому Эрнсту Людвигу от 31 декабря 1920 года: «Один хороший игумен Серафимо-Алексеевского монастыря Пермской епархии, отец Серафим, сопровождает гробы в Иерусалим. Ему было поручено генералом Дитерихсом руководить их перенесением из собора в Алапаевске, где они находились до тех пор, пока Белая армия не должна была эвакуироваться из этого района. И он уже не оставлял их с тех пор. Они двинулись из Алапаевска в июле 1919 года и после многих препятствий достигли Пекина в апреле 1920 года. Действительно, преданный человек».

«Здесь есть греческая церковь, – сообщала принцесса Виктория брату на следующий день после прибытия в Порт-Саид, – и гробы на ночь были оставлены там. Мы пошли в церковь. Задрапированные в черное, они только что были установлены в маленькой боковой часовне. Там были: отец Серафим, монах, который ни разу не оставил их еще с Алапаевска; греческий священник и несколько русских людей. Было очень тихо и уединенно и спокойно в этой маленькой часовне. Только по одной свече горело у изголовья каждого гроба. Казалось таким странным идти при лунном свете в этом отдаленном городе, через пустые улицы – идти и встретить все, что осталось от нашей дорогой Эллы… Наружные гробы сделаны из дерева – китайского тика, с медной окантовкой, и большой медный православный крест на них, и наверху, в голове Эллы, укреплена в простой тиковой рамке ее хорошая фотография в одеянии сестры, и медная корона над ней. Гроб Вари – без портрета, но такой же, только меньше. Если ты помнишь, она была маленькой… Этим утром гробы будут отправлены опять товарным поездом в специальном вагоне, который будет переправлен паромом через канал… Монах и его два послушника едут в вагоне. По прибытии нас встретят катафалки и духовенство, и после короткой службы мы должны будем поехать через город к русской церкви святой Марии Магдалины, которая расположена возле Гефсиманского сада, около четырех километров от станции. Патриарх и церковные власти предложили, чтобы гробы были поставлены в церковь на несколько дней и что я должна решить на месте, где их потом лучше установить. Будет большое богослужение, когда их будут переносить из храма туда. Я надеюсь, что найду там склеп под церковью, где они могут оставаться до тех пор, пока их можно будет повезти в Москву».

Из Порт-Саида гробы в специальном вагоне отправили в Иерусалим, куда они прибыли 15 (28) января 1921 года. Здесь тела преподобномучениц торжественно встретили русское и греческое духовенство, английские власти, местные жители и многочисленные русские паломники, которых революция застала в Иерусалиме. Гробы на автомобилях повезли в город, по дороге их встретил крестный ход монахинь Горненского и Елеонского монастырей. Тела были привезены в русскую церковь равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании. Два дня при них служились панихиды, а 15 (30) января Иерусалимский патриарх Дамиан совершил заупокойную Литургию и на великом входе прочел разрешительную молитву убиенным. После окончания Литургии он отслужил панихиду, а затем было совершено погребение. Местом упокоения была избрана крипта храма, с тех пор называемого русскими Царским. На освящении этого храма в 1888 году приезжали великий князь Сергий Александрович с супругой, великой княгиней Елизаветой Федоровной. Теперь, спустя 33 года, она нашла здесь упокоение. Описывая крипту, принцесса Виктория сообщала брату: «Помещение под храмом… все белое, сухое и вполне хорошо проветриваемое. Я заказала крепкую дверь в комнату. Она покрыта темной материей, и несколько икон висит на ней снаружи, и лампада перед ними. Отец Серафим живет в своей комнате рядом и имеет ключ, и, таким образом, он может туда входить и держать все там в порядке. Мне он очень нравится. Он такой преданный и верный и энергичный».

Панихида по великой княгине Елизавете Федоровне и инокине Варваре

Так закончилось, наконец, долгое земное странствование великой труженицы, не знавшей покоя и после смерти. Она упокоилась своими мощами там, где и хотела всегда почивать, – на Святой Земле, освященной земной жизнью Господа Иисуса Христа, Которого она так возлюбила и ради Которого предприняла столько трудов и подвигов во благо своих ближних и своей новой родины – России.