Текст книги "Тимур и его команда и вампиры"

Глава 7

В пыльный дачный поселок Армана привело жизненно важное дело. Он приехал сюда за чистыми душами, за удивительной силой, которой не найти больше нигде в мире. Великая мудрость создала эту силу и заключила до времени в два хрупких девичьих тела, пометив их особой печатью – цветком невинности и королевской славы, лилией, – печатью древнего братства истребителей вампиров.

Он должен был успеть получить их силу первым.

Раньше, чем девушки достигнут возраста посвящения в Орден.

Ради этой силы он готов был идти на риск, на любые жертвы и без раздумий отправился в далекую страну, о которой знал очень мало. И признаться по правде, за триста пятьдесят лет свой проклятой жизни Арман еще нигде не ощущал себя так омерзительно, как в этой стране. Но сегодня ему пришлось особенно тяжело. Вчера он изрядно оголодал и пригласил в кино дебелую сельскую деваху, из тех, о которых здесь принято говорить «кровь с молоком». Кто мог предположить, что его кратковременная пассия додумается съесть перед свиданием пару долек чеснока?

Пришлось поспешно выскользнуть из кинозала в ночную темноту. Он с трудом отдышался и стал присматривать новую жертву, но до конца фильма было еще далеко, и дорога к поселку опустела. Так обстоятельства вынудили его остановить выбор на сомнительном типе в фуфайке, который переваливался на нетвердых ногах в тени дерева. Крепкие, белоснежные зубы Армана впились в смрадную, небритую шею, щетина оцарапала губы и нёбо, а кровь подвыпившего пролетария оказалась безнадежно отравленной. Надо полагать, местный люмпен прямо на месте «трудового подвига» наглотался политуры – раствора спирта и мебельного лака.

Хватило всего нескольких глотков этой порченой крови, чтобы Армана начала бить крупная дрожь. Казалось, все его внутренности стекленеют и превращаются в хитросплетение ледяных трубок, готовых разбиться при любом резком движении. Очень медленно и осторожно он добрался до дома. Обессиленный, свалился в гамак, в слабой надежде, что время – единственный союзник проклятых и бессмертных – постепенно вернет ему прежнее состояние.

Но его покой опять разрушил негодный мальчишка – племянник совспеца Гореева, – за которого приходилось выдавать себя Арману в этой варварской стране. Парень угодил в неприятности. Увы, хотя голубая вена соблазнительно пульсировала на загорелой шее мальчишки, Арман не мог причинить ему вреда. Пионера, которому строго-настрого воспрещалось верить хоть в Бога, хоть в дьявола, – окатили святой водой!

Он даже приструнить гаденыша толком не мог. Боль, как острая стальная игла, впивалась в руку Армана от каждого прикосновения. Значит, у мальчика есть освященный серебряный крестик. Но где?

Арман медленно массировал висок, перебирал варианты – на шее только красный галстук, спортивная одежда сшита по гигиеническому стандарту.

– Чёрт! – выдохнул он.

Это был не призыв о помощи, а всего лишь расхожее ругательство. Адский покровитель не сможет явиться на помощь проклятому, потому что силы серебряному кресту добавляла алая пятиконечная звезда! На всех рубашках, майках и футболках мальчишки была нашита нагрудная пентаграмма – древний знак защиты от силы зла, эмблема тайного ордена истребителей нечисти.

Пару дней назад могущественный пятиконечный символ начал появляться и на поселковых заборах, закрыв вампиру доступ во многие дома. Приискивать себе пропитание стало куда сложнее.

Совсем плохо, что намалеванная свежей алой краской звезда вдруг объявилась на калитке дачи Александровых. Как он сможет добиться от этих милых, наивных девушек приглашения войти в дом, если он даже через их сад пройти не может?

* * *

Женьке не спалось, зато сестра уснула раньше обычного. Дышала ровно и не вертелась под простыней. Но ключ от входной двери Ольга зажала в кулаке. Никак не стащить!

Девчонка тихонько забралась на подоконник: дом номер тринадцать – двухэтажная дача Гореевых – утопал в непроглядном мраке. Даже фонарь на улице погас. Женька перебралась на другой подоконник и попыталась рассмотреть сарай – над крышей трепетал красный флаг, свет пробивался через щели. Туда-сюда шныряли по саду тени. Там кипела самая настоящая, полная тайн и приключений жизнь!

Она зажгла фонарик, вытащила из-под кровати пыльный чемодан – где же он может быть – отцовский полевой бинокль? Но отыскать ей удалось только пыльную буденовку с выцветшей красной звездой. Женька примерила головной убор и вернулась на подоконник. Отсюда ей хорошо была видна утоптанная дорожка, которая вела от центральной широкой улицы к их саду.

По дорожке вышагивал парень в хулиганской кепке, на вид довольно взрослый. Женька знала, что это племянник участкового – Мишка Квакин, которого обе молочницы считают первым уркой на всю округу. Наперерез ему, легко помахивая осиновой веткой, шел Тимур. Они остановились и разговаривали, как добрые знакомые, и Женьке было очень обидно, что слов не слышно!

А разговор был такой.

Квакин остановился. Плоское лицо его не показывало ни удивления, ни испуга:

– Здорово, комиссар! – склонив голову набок, негромко сказал он. – Куда так торопишься?

– Здорово, атаман! – в тон ему ответил Тимур. – К тебе навстречу.

– Рад гостю, да угощать нечем. Разве вот это? – Он сунул руку за пазуху и протянул Тимуру яблоко.

– Ворованные? – спросил Тимур, надкусывая яблоко.

– Они самые, – объяснил Квакин. – Сорт «золотой налив». Да вот беда: нет еще настоящей спелости.

– Кислятина! – бросая яблоко, сказал Тимур. – Послушай: ты на заборе дома номер тридцать четыре вот такой знак видел? – И Тимур показал на звезду, вышитую на своей синей безрукавке.

– Ну, видел, – насторожился Квакин. – Я, брат, ТЕПЕРЬ и днем и ночью все вижу.

– Так вот: если ты днем или ночью еще раз такой знак где-либо увидишь, ты беги прочь от этого места, как будто бы тебя кипятком ошпарили.

– Ой, комиссар! Какой ты горячий! – растягивая слова, сказал Квакин. – Хватит, поговорили!

– Ой, атаман, какой ты упрямый, – не повышая голоса, ответил Тимур. – А теперь запомни сам и передай всей шайке, что этот разговор у нас с вами последний[10]10
  Повесть «Тимур и его команда» цитируется по изданию: А. П. Гайдар. Собрание сочинений, том III, М.: Детгиз, 1956, с. 110–111.


[Закрыть].

* * *

Женька больше не могла усидеть дома! Ей надо быть там, в сарае, вместе с ребятами, – она вытащила чемодан на середину комнаты, взгромоздила на него еще какой-то ящик из-под вещей, ручкой швабры подцепила кольцо от люка, который вел на чердак…

Из крышки люка выдвинулась короткая лестничка. Женька натянула сарафан, запихнула сандалии в карман, ухватилась за нижнюю ступеньку, подтянулась на руках и уже через секунду была на чердаке. С него ловко, как кошка, выбралась на крышу. Отважно побалансировала на карнизе, потом спрыгнула в высокую траву и побежала к сараю. У самого входа она сшибла незнакомого мальчишку – тот стоял, прижавшись ухом к щели в досках, и внимательно слушал:

– Ты что делаешь? Попался! – Женька крепко ухватила мальчишку за шиворот и завопила, задрав голову: – Эй, наверху! Вылезайте! Я шпиона поймала!

* * *

Ее втащили внутрь сарая следом за перепуганным мальчишкой.

Один из ребят – Сима Симаков – оглядел пленного и повернулся к Тимуру:

– Видал? Пока мы тут добро делаем – кому дровишек наколем, кому воды принесем, кому цветочки на клумбе окучим – хулиганье к нам лазутчиков засылает!

– Таково наше предназначение – делать добро! Если мы хотим быть братством, то должны соблюдать устав. Ты же сам читал в старинной книге, – возразил Тимур.

– Вы вспомните, откуда эта книга взялась? Колокольников притащил из дедовой библиотеки! – не унимался с виду волевой паренек. – На его деда еще два раза посмотреть! У них в альбоме фотоснимок есть, где бывший доктор Колокольников стоит рядом с адмиралом Колчаком!

Колокольников-внук примирительно махнул рукой.

– Этот снимок сделали задолго до революции. Дедушка был членом Географического общества, и Колчак тоже. Если хочешь знать, Колчак не всегда был белогвардейцем, он сначала Арктику исследовал, как Папанин!

– За такие сравнения по морде недолго схлопотать, – насупился Сима. – Вообще, я считаю, наше дело – солдатское! Бой, строй, с горном, с барабаном…

– Он хочет сбежать и японцев в Маньчжурии бить, – объявил Гейко.

– С японцами Красная армия без сопливых справится, – фыркнула Женька, – а всем командирам строго-настрого велели гнать таких ретивых малолеток в три шеи!

– Ты-то откуда знаешь?

– Оттуда! Отец сказал, приказ особый есть. Мой папа – командир дивизиона. Понял?

– А мой – комкор! Он старше твоего по званию, ясно? Он закончил Академию при Генштабе и говорит, что делать добро – была ошибочная стратегия.

– Тогда какая безошибочная?

– Бороться со злом!

– Какая разница? – пожал печами Тимур.

– Разница такая, что, если мы их первыми не отлупцуем, они от нас мокрого места не оставят, – посерьезнел Симаков и кивнул на незадачливого лазутчика. – Надо вот этого малого допросить как следует, устроить на них засаду, по одному выловить и взгреть!

– Получится, мы ничем не лучше ихнего брата – урки, – заключил Гейко. – По справедливости, надо сперва им объявить войну – как честные и благородные рыцари!

Дюжина ребят, собравшихся в старом сарае, подняла шум и гам, кое-кто уже готов был подкрепить собственную правоту крепким кулаком. Коля без устали колотил молотком по оторванному велосипедному звонку, призывая к тишине, Тимур едва успевал растаскивать дерущихся, но толку выходило мало. Тогда Женька сорвала со стены арбалет, прицелилась и отправила короткую стрелой со стальным наконечником прямиком в веревку, на которой болтались пустые бутылки. Начитанный Коля Колокольников гордо именовал это нехитрое шумовое приспособление «система звукового оповещения».

Женька сама удивилась, как легко и ловко вышло! Стрела перебила веревку, бутылки упали и разбились, с пронзительным звоном брызнули в разные стороны осколки стекла. Ребята разом примолкли и удивленно смотрели на решительную командирскую дочку.

– Тихо, все! – Женька строго сдвинула брови на манер старшей сестры и для убедительности топнула ногой. – Надо проголосовать и написать этой хулиганской банде ультиматум! Настоящая война всегда начинается с ультиматума.

Желающих поспорить с девочкой в буденовке не нашлось, чердачное «братство» приступило к составлению означенного документа.

* * *

Негодный мальчишка сбежал из дома вместе с приятелями!

Арман не пытался его остановить – приходилось беречь силы.

Ночь поможет ему – тьма за окном была плотной, почти осязаемой. Но вдруг глаза наполнились резкой болью – крыша дома на противоположной стороне улицы озарилась невидимыми смертными лучами. Он напряг зрение – по карнизу крыши скользил девичий силуэт. Наивное, глупое дитя спешило сразиться с тьмой, не сознавая собственной силы!

Арман облизнул губы – если завтра ему удастся заполучить хотя бы одну из двоих, его власть прибудет, и он сможет без страха ждать великого часа, обещанного древними пророчествами.

Сотни лет земного существования дали ему бесценный опыт – он научился без вреда для себя выходить днем. Перемещался по тенистой стороне улиц, покрывал лицо театральным гримом, на руках постоянно носил перчатки, умело пользовался шарфами и шляпами с полями, а уязвимые для света глаза прикрывал темными очками. Но сегодня, сейчас, после неосторожного укуса, тело впервые отказывалось служить своему хозяину и пыталось растаять, как забытое в вазочке мороженое.

Сотни лет он играл с судьбой и всякий раз выходил победителем. Похоже, теперь судьба решила отыграться – в амбулатории скромного дачного поселка, который не найти даже на самой подробной карте страны, он встретил человека, способного с легкостью превратить любого вампира в горстку пела.

На пальце доктора – с виду безобидного пожилого джентльмена – сверкало смертоносными лучами кольцо с древним знаком ордена истребителей вампиров!

Узнал ли он своего извечного врага – вампира? Кто знает…

Их случайная встреча у дверей амбулатории была слишком короткой.

Мир раскачивался под ногами, а в глазах плыли оранжевые солнечные круги – Арман больше не мог доверять даже собственным чувствам, и только спасительные сумерки принесли ему облегчение. Он слегка размялся – пришлось вразумить новообращенных помощников, «бродяг» до того бездарных и бестолковых, что хлопот от них было куда больше, чем пользы.

По счастью, из амбулатории ему удалось прихватить бутылку с кровезаменителем – он сделал несколько глотков. Вкус жидкость имела отвратительный, но дрожь унялась, ему стало легче, мысли приобрели четкость – он медленно восстановил в сознании события последних дней. Ему требовался отдых – впереди его ждала большая битва, возможно главная битва в его жизни.

Арман сложил руки на груди и закрыл глаза.

Глава 8

Кинокартина закончилась около полуночи, коренные обитатели поселка и многочисленные дачники, вывалив из душного клуба, стали растекаться по улочкам и проулкам. Где-то сонно залаяла собака, заскрипели калитки, захлопали двери.

Возле поселкового совета горел единственный на всю округу фонарь. Михаил Квакин и Фигура отделились от людского потока и, нырнув в густую тень, потянулись за куревом. Уселись на невысокой парковой ограде, как пара ворон, и оценивающе разглядывали прохожих.

К ним тут же подбежал Алешка – в сарае его продержали долго, так что на сеанс он безнадежно опоздал, и пытаться проникнуть в клуб не имело никакого смысла, так что он вынужден был полчаса слоняться снаружи, пока кино не закончилось.

– Слышь, Мишка! Тут тебе Тимур натуральную церемонию велел передать… – Он потеребил Квакина за рукав и отдал ему аккуратно склеенный из оберточной бумаги конверт. Поперек конверта шла крупная надпись, сделанная красным карандашом: «УЛЬТИМАТУМ».

– Не взорвется? – насторожился Фигура. – Что значит ульти – матом?

– Пионеры – народец высокой культуры. Наверно, и мат у них какой-то особенный, – повертел конверт Квакин.

– Не. Там внутри только письмо, – объяснил Алешка, вытащил из кармана отцовскую бензиновую зажигалку. – Хочешь, подсвечу читать?

– Это лишнее. Держи! – Квакин отдал недокуренную папиросу мальчишке, разорвал конверт, вытащил разлинованный тетрадный листок и стал читать вслух:

«Атаману шайки по очистке чужих садов Михаилу Квакину…» Это мне, – громко объяснил Квакин. – С полным титулом, по всей форме, «…и его, – продолжал он читать, – гнуснопрославленному помощнику Петру Пятакову, иначе именуемому просто Фигурой…» Это тебе, – с удовлетворением объяснил Квакин Фигуре. – Эк они завернули: «гнуснопрославленный»! Это уж что-то очень по-благородному, могли бы дурака назвать и попроще. «…а также ко всем членам этой позорной компании ультиматум». Это что такое, я не знаю, – насмешливо объявил Квакин. – Вероятно, ругательство или что-нибудь в этом смысле.

– Это такое международное слово. Бить будут, – объяснил стоявший рядом с Фигурой бритоголовый мальчуган Алешка.

– А, так бы и писали! – сказал Квакин. – Читаю дальше. Пункт первый:

«Ввиду того что вы по ночам совершаете налеты на сады мирных жителей, не щадя и тех домов, на которых стоит наш знак – красная звезда…вам, трусливым негодяям, мы приказываем…»

– Ты посмотри, как, собаки, ругаются! – смутившись, но пытаясь улыбнуться, продолжал Квакин. – А какой дальше слог, какие запятые! Да!

«…приказываем: не позже чем завтра утром Михаилу Квакину и гнусноподобной личности Фигуре явиться на место, которое им гонцами будет указано, имея на руках список всех членов вашей позорной шайки. А в случае отказа мы оставляем за собой полную свободу действий».

– То есть в каком смысле свободу? – опять переспросил Квакин. – Мы их, кажется, пока никуда не запирали.

– Это такое международное слово. Бить будут, – опять объяснил бритоголовый Алешка.

– А, тогда так бы и говорили! – с досадой сказал Квакин[11]11
  Повесть «Тимур и его команда» цитируется по изданию: А. П. Гайдар. Собрание сочинений, том III, М.: Детгиз, 1956, с. 125.


[Закрыть].

– У них прямо как у рыцарей круглого стола. Братство! – отчитался о шпионской миссии Алешка. – Устав, арбалеты по стенке развешены, шифры, тайные знаки, сигналы, иерархия…

– Чего?

– Это такое научное слово, оно значит, кто над кем командует…

Квакин похлопал мальчишку по бритой голове и отнял окурок обратно:

– Алешка, ну что ты заладил – то научное, то международное, то честное-благородное? Лучше дуй домой, того и гляди твоя нянька хватится, подумает, что ты утоп, опять весь Союз-Освод[12]12
  Союз Освод – аббревиатура от «Союз обществ содействия развитию водного транспорта и охраны жизни людей на водных путях СССР». Советский аналог «Добровольного общества спасения на водах» под названием Союз Освод просуществовал с 1931 по 1943 год.


[Закрыть] и милицию переполошит!

Он проводил обиженного мальчишку взглядом, повернулся к Фигуре:

– Слыхал? Совсем распоясались. Тимур у них сперва был просто пионер, потом – натурально комиссар, а теперь бери выше – прямо принц крови! Давно они по соплям не получали! – подытожил Квакин. Разорвал и выбросил конверт, а листок сложил и сунул в карман.

– Так дело поправимое, – недобро скривил губы Фигура. – Лупили мы их и дальше лупить будем. Нам-то теперь что? Даже синяков не остается. Меня с утра отчим как треснул! А я ничего – развернулся, ему на ботинки плюнул и пошел, насвистываю. Правильно блатные говорят – лучше пусть трое судят, чем четверо несут!

– Оно, может, и правильно, – с сомнением вздохнул Фигура, – когда живешь себе, живешь и помереть не можешь. Только жрать очень хочется… Голодный много не навоюет. Давай, что ли, поищем и куснем кого-нибудь?

– Только трезвого надо выбрать, чтобы башка с утра не болела!

– Трезвого? Это ты, брат, хватил. Где мы такого найдем среди ночи, который на особицу болтается и трезвый?

– Зря Алешку отпустили…

– Своих пацанов кусать не дело. Гешку куснули, и что? Колхозный сторож в него солью пульнул, теперь полный поселок архангелов – расследуют случай, почему человек от соли помер. Кордонов наставили, везде шныряют, в окна заглядывают…

– Просто дурень попался. Сам же попросился – укусите для общей компании, и сразу в колхозный сад полез, хотел сторожем закусить. Мы его честно предупреждали, чур, сразу на людей не бросаться! Действовать с осторожностью.

– Остальных мы тоже предупредили, только они все равно жрут что зря. Уже всем курам в поселке головы отгрызли, козу задрали – а нас всего-то четверо осталось!

– Может, того-этого, пойдем к сарайчику и пионера куснем?

– Придумал. Еще не легче! Чтобы потом пионер под горн из гроба встал и начал с нашими бродягами наперегонки соседских кур душить? Самим жрать нечего!

– Кулацкий у тебя подход, Мишка, – виновато вздохнул Фигура, – но правильный.

– Я вот что подумал – идем к тропке, по которой пастух стадо погонит, там уже как повезет! – Ребята спрыгнули с забора, поправили кепки.

Два темных силуэта растворились в предутреннем сумраке.

* * *

Болезненно-бледный туман поднимался над оврагом, предвещая скорый рассвет. В сарае погасили лампу, ребята спрыгивали и темными тенями расползались по дворам – каждый хотел вернуться домой раньше, чем проснутся взрослые.

Женя с Тимуром прощались около куста сирени. Вдруг пенистые гроздья цветов встрепенулись, задрожали, из высокой травы выскочила овчарка и подбежала к ним.

Собака, виляя хвостом и повизгивая, бросилась к Тимуру, прыгнула на плечи, лизнула в щеку – девочка испуганно отпрянула в сторону. Но, похоже, сегодня овчарка Берта, ее старая и недобрая знакомка, была настроена благодушно. Поэтому Женя переборола страх, сделала маленький шажок вперед и решилась поговорить с собакой. Для овчарки имелось важное и срочное дело.

– Хорошая собака! – Она потрепала овчарку по загривку. – Ты умеешь брать след? Поможешь мне найти одного человека?

– Какого человека? – удивился Тимур.

– Просто человека. Девочка забралась к нам в сад, а еще раньше гуляла по кладбищу. Странная такая, худенькая… – Женька сунула под мокрый нос овчарки фотографию, которую оставила ей бледная девочка. – Кажется, ей очень нужна помощь! Ищи, ищи, Берта!

Собака потянула ноздрями воздух и уверенно помчалась в сторону кладбища, ребята бросились следом и бежали без остановки до самой часовни. У дверей собака подняла лай и принялась скрести лапами доски.

Кладбищенскую часовню закрыли еще в двадцать четвертом, окна забили досками крест-накрест, а двери заперли чугунным засовом со старорежимным амбарным замком. Но за годы торжества атеизма металл успел проржаветь, а дерево прогнило, и всякий желающий мог без труда проникнуть внутрь бывшего культового сооружения.

– Интересно, что там?

Мальчишка и девочка припали к щелям – внутри, во мраке, шевелилось нечто черное и страшное – сердце у Женьки сперва замерло, а потом забилось – часто-часто. Она облизнула пересохшие губы, прошептала:

– Вдруг там летучие мыши? – схватила Тимура за руку и что есть силы стиснула пальцы. – Или этот… про которого молочница рассказывала… Оборотень?

Сверху раздался смешок:

– Эх, вы, пионеры юные – головы чугунные! Чему вас только в школе учат? Подумайте, откудова в церкви оборотень?

Из окна часовни высунулась черная кудрявая голова. Говорящая голова гостеприимно предложила:

– Отодвигайте доску и полезайте сюда, только пса уймите, а то испугает!

– Кого испугает?

– Известно кого – упыря! Вот-вот появится…

Женька ойкнула и сразу скользнула в просвет между досок, за ней ринулась собака, Тимуру тоже пришлось протискиваться следом.

Оказавшись внутри, он отряхнул штаны и зажег карманный фонарик. Луч света, одного за другим, выхватывал лики суровых волосатых старцев и чисто выбритых ангелов. Лучше всего на подмокшей, облупившейся штукатурке сохранилась картина «страшного суда» с юркими чертями, кипятившими в закопченном котле со смолой грешников. От такого сюжета Тимуру стало не по себе, он перевел фонарик на лицо бойкого молодого человека, обитавшего в часовне, и строго спросил:

– Ты что здесь делаешь?

Цыган, а это был именно он, передернул печами под замусоленной фуфайкой:

– Чего и вы. Упыря посмотреть охота. Сижу – дожидаюсь. – Паренек сплюнул сквозь зубы, вытащил из-за пазухи пару сигарет, прикурил. Вторую сигарету протянул Тимуру, повернулся к Женьке и развел руками:

– Извини, шклявая, больше нету!

– Ты это мне? – обиделась девочка. – Я просто спортивная!

– Куда там спортивная – ноги как карандаши в стакане.

– Зато у меня мускулатура – ножная и ручная!

– У нее такая мускулатура, что любому задаст трепку, – подтвердил Тимур.

Ради примирения он взял у паренька сигарету, повертел в пальцах. Дорогая иностранная сигарета с золотым ободком, точно такая, как курит его дядя.

– Заграничные? Где такие раздобыл?

– Мишка принес.

– Квакин – атаман?

– Другим он, может, – атаман, а я человек вольный. Надо мной из начальства, – паренек кивнул на икону со страдальческим ликом, – один Боженька. Так и будешь на цигарку смотреть или огоньку поднесешь?

Как сигареты могли попасть к Мишке Квакину? Что могло связывать его высокомерного и непредсказуемого дядю с поселковым хулиганом? Крылось за этим что-то скверное, подозрительное, что-то такое, что встревожило Тимура. Обеспокоило куда больше, чем невозможный в живой природе оборотень.

Пока мальчишки курили, Женька выглянула в окно – туман уже расслоился на светлые ватные клочья, близился рассвет – она оглянулась на своих спутников.

– Откуда ты знаешь, что упырь вообще появится?

– Появится! Сегодня точно появится, я здесь уже третий день караулю. Никто не может так долго без пропитания, даже упырь. Жрать-то ему хочется? Хочется кровушки человечьей хлебнуть? – Парнишка сделал страшное лицо, вытянул в сторону Женьки чумазые руки, скрючил пальцы и очень правдоподобно завыл: – Ууууу!

Напуганная девочка отпрянула и спряталась за плечо Тимура, перешла на шепот:

– Вдруг он правда на нас набросится?

Парнишка продемонстрировал гостям заточенную палку:

– Видали – кол осиновый! Все упыри осинового кола страсть как боятся. Если упырю забить такой кол в грудь, он помрет в ужасных мучениях. Даже просто огреть – упырю будет большой урон, вот как старые люди рассказывают, – он старательно поворошил палкой охапку травы, брошенную на полу. – Еще я крапивы нарезал и полыни – от них такой дух, которого любая нечисть боится. Отмашемся! Только соваться сюда упырю нет никакого резона.

– Почему?

– Когда упырь оголодает, он не в столовую общепита побежит, и уж точно не в церковь. Он рванет туда – в орешник. Видишь? Кусты рядом с дорогой, по которой пастух скоро погонит стадо. Хоть одну коровенку до восхода задрать успеет. А если повезет, то и пастуха, – парнишка недвусмысленно чиркнул по горлу большим пальцем.

– А мы что – будем стоять и смотреть??!

– Не. Зачем стоять? Можем ящики из угла к окну переставить да присядем!