Текст книги "Забавы негодяев (сборник)"

Глава 10

То, что предстало перед ее глазами, очень ее удивило. Все пространство, находящееся в поле зрения, занимали абсолютно одинаковые многоэтажные дома, словно перенесенные с кинопленки фильма «С легким паром» в нашу реальность. Хотя что там кино? Оно и тогда было реальностью и сейчас давно вошло в нашу жизнь. Полно спальных районов, вмещающих в свои «клетушки» тысячи людей, расползлись по всей окружности города-гиганта. Настя не могла не отметить, что на фоне этих монстров совершенно не наблюдалось никакой растительности, а из украшений и разнообразия восприятия мелькали только рекламные щиты по всем серым дорогам, опоясывающим микрорайон, словно кольца удава свою добычу. И что больше всего поразило Настю, так это деревянная избушка на курьих ножках. Самый настоящий маленький, деревянный домик с окошками, импровизированной трубой, резными наличниками и приветливой табличкой «Добро пожаловать». Поднимались к входу две боковые лестницы, а между ними стояли две деревянные куриные ноги. Но эта избушка вряд ли смогла бы вертеться вокруг своей оси, так как сзади приветливого фасада пристроился длинный вагончик.

– Что это?! – ахнула Настя.

– Кафе «Теремок», – хохотнул Петр, дышащий ей в затылок.

– Какой ужас… ты не шутишь? Опять завез меня куда-то…

– Говорю тебе, это – оно. Согласен, специфическое заведение, нормальный человек туда не пойдет… Интересно, какой экстремал назначил тебе в нем свидание?

– Не иначе, как Кощей Бессмертный, – вздохнула Настя и направилась решительным шагом к входу.

Она открыла деревянную дверь, потянув за массивное чугунное кольцо, и оказалась внутри кафе «Теремок», а по ощущениям, словно на лесопилке. Вся обстановка в теремке, как, впрочем, и сам дом, были деревянными, из светлой, слегка покрытой лаком сосны. А внутренняя обстановка тоже была произведена подразделением папы Карло. Грубо сколоченные лавки, прямоугольные столы, деревянная стойка бара с резными петушками, идущими каемочкой по краю. Из остального поражающего глаза декора в этом пункте общепита были прибитые по стенам засушенные веники трав, балалайки с оторванными струнами, барабаны и вымпела за сомнительные достижения.

Настя потеряла просто дар речи, а Петр, проходящий мимо, незаметно шепнул ей на ухо:

– Я тебя предупреждал.

Настя обвела взглядом полупустое помещение, и это несмотря на близость густо заселенных жилых кварталов. И оно было понятно, в столь странное помещение с таким диким интерьером и, судя по всему, непонятным меню Настя бы тоже в жизни не пошла, если бы не назначенная свахой встреча…

Из-за барной стойки вышел кавказского вида мужчина в русской народной одежде с двумя запылившимися папками меню.

– Присаживайся.

– Мы не вместе, – сразу же отметила Настя.

– Мы совершенно посторонние люди, – подтвердил Петр, улыбаясь, – просто ехали в метро, застряли и проголодались…

Настя метнула в его сторону гневный взгляд, ведь и со стороны можно было понять, что между ними было что-то большее, чем просто поездка в подземке.

– Хорошему гостю всегда рады! – улыбнулся им мужчина с копной кудрявых черных волос, крупным носом и золотыми зубами.

Настя приземлила свою «пятую точку» на твердую скамью, искренне боясь подцепить занозу в любое из своих не защищенных мест, а Петр нашел пристанище за барной стойкой, лукаво посматривая на «случайную попутчицу».

– Еда у вас, я так понимаю, русская? – спросила Настя, косясь на трупики засохших мух, нашедших свое захоронение между двух стекол еще с лета.

– Отчего же, красавица? – поднял кустистые брови бармен, он же официант.

– Действительно! – хмыкнул несносный Петр, находящийся в непосредственной близости от них и весело махая ногой, сидя на высоком табурете.

Настя постаралась не отреагировать на его реплику, коря себя одну за то, что привезла на свое свидание этого хлыща с идеальными чертами лица и такой сногсшибательной улыбкой.

«А я-то предстала в каком свете? – ужаснулась Настя, покраснев до корней слегка осветленных волос. – Типа такая гордая, отстань от меня, я – на свидание! И что?! В итоге я в каком-то тереме на курьих ножках с подозрительным запахом и обслуживанием! Словно Баба-яга в ступе, вот только женишка что-то нет. А если никто не придет? Вот позор будет! Великовозрастная невеста, задержавшаяся в женихах, то есть в девках… А знаешь что, Настя, лучше бы никто и не пришел, уж насмешку в этих красивых глазах я как-нибудь переживу. А вот если сейчас сюда заявится какое-то чудо в перьях и предложит мне эротическую еду пельмешки, я этого позора не переживу. Ведь этот тип у барной стойки упадет со смеху со стула», – размышляла Настя.

– У нас есть лаваш, шашлык и… – задумался официант.

– И машлык, – закончила за него мысль Настя. – Просто подходит по рифме, извините!

– Извиняю, и сациви, – блеснул золотыми зубами официант.

– А что-то из русской кухни? – осторожно поинтересовалась Настя.

– Не советую, – слегка наклонился к ее уху официант и уже более твердым голосом добавил: – Шашлык!

– Давайте, – кивнула Настя.

– И лаваш.

– И его давайте, – в голосе Насти появилась обреченность.

– А пить дама будет красное хорошее вино? – подмигнул он ей, что уж совсем было неуместно.

– Хорошее буду… – оглянулась по сторонам Настя, стараясь не замечать симпатичного парня за стойкой, прожигающего в ее лице дырку.

В этом теремке находились двое парнишек не русской внешности, увлеченно болтающих друг с другом на своем языке и парочка влюбленных, не замечающих никого вокруг, кроме друг друга, как и во многих кафе.

– Извините, любезный… – обратилась Настя к официанту, – мне здесь встречу назначили… Никто никого не спрашивал?

– Не волнуйтесь, красивая женщина, к такой красавице точно придут! Как только спросят, я сразу к вам… Да тут больше и обратиться-то не к кому… – развел он руками.

Настя погрузилась в томительное ожидание неизвестно чего, глядя в грязное окно и прекрасно понимая, что кто бы сейчас сюда бы ни пришел, он заранее проиграет на фоне Петра.

«Нашла с кем приходить на свидание. С самым красивым мужчиной в мире. Это как в Тулу со своим самоваром», – почему-то подумала она, даже затылком чувствуя его взгляд.

На улице под куском фанеры и остатками картонной коробки из-под телевизора лежал одутловатый бомж. Жизнь и время для него остановились давно.

«Все говорят, что счастливые часов не наблюдают…» – снова подумала Настя, уже серьезно боясь заболеть кривошеей.

– Шашлык-машлык! – вывел ее из задумчивости голос официанта, к тому же решившего пошутить.

Настя повернула голову и увидела, даже и услышала дымящийся и шкворчащий шашлык, нанизанный на шампуры и выложенный на большом белом блюде в форме шалаша. Именно в таком скрывался когда-то Владимир Ильич Ленин в Разливе, это она помнила из зарисовок в детской книжке. Мясной шашлык так шипел и издавал такой аромат, что, казалось, жил на шампуре своей жизнью. Внизу на блюде были выложены крупные сочные овощи и зелень. Выглядело все очень аппетитно.

– Ух ты! – невольно воскликнула Настя, не ожидавшая таких яств в таком неубедительном месте.

– Я говорил, что не ошибешься с заказом.

– Спасибо…

– Я могу присоединиться к вам? – раздался голос Петра.

– Нет! – в два голоса ответили они.

– Сейчас и вам принесут, молодой человек, – со страшным акцентом ответил официант.

И действительно работник кухни – молодой парнишка в чистой одежде – принес Петру точно такое же блюдо с отсека, называемого кухней. Из питья он заказал минеральную воду с газом, а за Настиным столиком уже разливалось вино насыщенного красно-бордового цвета. Она почувствовала его терпкий аромат, как только официант откупорил бутылку. Удивило Настю то, что официант с волосатыми руками разливал вино в два бокала.

– Вы собираетесь выпить со мной? – удивилась Настя, озвучив свое недоумение вслух.

– Да, а что ты, красавица, против?

– Я? Как-то это странно… Я хотела бы сразу предупредить, что…

– Дорогая Настя! – торжественно заявил официант, поднимая бокал.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?! – воскликнула она.

– Так это же я и назначил свидание молодой блондинке от тети Розы. Меня зовут Гиви, и я хозяин этого кафе. Привлекаю русским колоритом и приучаю посетителей к кавказской кухне. Здорово я придумал? Заодно и девушку могу рассмотреть, перед тем как признаться в том, что я заказывал свидание. Признаюсь, я очарован тобой, Наташа, то есть Настя.

Настя покраснела до корней волос и могла поклясться, что услышала, как Петр хохотнул или подавился куском мяса.

– Заодно я сразу показываю свой бизнес, свою стряпню и себя лицом во всей красе. Ну как я тебе? – Гиви выглядел напыщенным индюком.

– Я, конечно, очень польщена, но…

– Что? Мне нужна помощница-блондинка в моем бизнесе. Жениться официально не могу, у меня в Тбилиси есть жена и трое детей, но регулярный секс и деньги я обещаю.

Настя хлопала ресницами в совершенно растрепанных чувствах.

– А что, если я сейчас дам тебе по морде за такое предложение девушке? – свесилось над ними рассерженное лицо Петра, и Настя впервые услышала, что он так грубо выражается.

Гиви вскочил с места, брызжа слюной.

– Да кто ты такой, пижон?!

Мужчины сцепились в рукопашную и покатились по деревянному полу теремка, не успела Настя моргнуть и глазом.

– Прекратите! Помогите мне, остановите их! – закричала Настя, вскакивая с места и размахивая шампуром с нанизанным шашлыком, словно шпагой, защищаясь от невидимого противника.

Помощь подоспела, но не совсем та, о которой просила Настя. Двое мужчин, оживленно беседующих до этого момента друг с другом, бросились на помощь к Гиви, что было неудивительно. Возможно, они были его знакомыми, заскочившими на ланч. А вот парень, пришедший с девушкой, повел себя как трус, спрятавшись за свою девушку, несмотря на отчаянные призывы Насти о помощи.

Она мгновенно осознала, что может рассчитывать только на себя, как и всегда в последнее время. Она кинулась с самоотверженностью летчика, идущего на таран, поверх кучи мужиков и принялась раздавать им удары, куда придется и как придется. Ее пару раз сбрасывали с этой «кучи малы», но Настя кидалась на нее снова и снова. Своих она не бросала на переправе, как говорится. Вот только когда ее отшвырнули и она ударилась головой об угол деревянной скамьи, Настя наконец-таки затихла «со спокойной совестью», потеряв сознание.

Глава 11

Настя не знала ни одного человека, который любил бы больницы, кроме соседки тети Зины, потому что она была бедна, больна и одинока, а в больнице ее кормили, лечили и присматривали за ней. Поэтому при любой болячке она привычным движением руки набирала заветные цифры ноль три. Больше таких любителей Настя не знала. А уж когда она сама в больницу за последнее время попадала несколько раз подряд, то это становилось совсем уж навязчивым и неприятным.

Настя с неприязнью посмотрела на тарелку со склизким супом, в котором плавал один соленый огурец, две плохо почищенных картофелины и много перловой крупы, ее было явно не жалко. Две женщины, перебинтованные, словно египетские мумии, сидели напротив Насти и черпали этот супчик алюминиевыми ложками. Женщины были очень немногословны, они вообще все время молчали. Лечащий врач Насти, которого она видела один раз с утра, весело сообщил ей, что был пожар в доме инвалидов по слуху, а следовательно, и речи, и к ним в отделение были доставлены несколько глухонемых женщин.

– Так что вам повезло, у вас в палате пять человек, и разговаривающая вы, Лазарева, одна. Никто вам не будет мешать, никто не будет надоедать разговорами, полная благодать и расслабуха! А если я приду к вам, Лазарева, ночью, мы можем даже не уединяться в ординаторской, а заняться утехами прямо здесь, никто и не проснется. Шутка! – подмигнул Насте лечащий врач.

Она даже икнула от столь «лестного» и неуместного предложения. И вот теперь уже сутки она чувствовала себя «классно». Словно в потустороннем мире, среди мумий, зомби или черт еще знает кого. Причем эти глухонемые дамы умели производить жуткий шум, натыкаясь на стулья, металлические утки, громыхающие по кафелю, и так далее.

Настя же всю ночь просыпалась от этого жуткого грохота, а сестры по глухонемоте продолжали мирно храпеть, они же этого ничего не слышали. При этом днем они разговаривали между собой, отчаянно жестикулируя. Настя же чувствовала себя одиноким зрителем в пустыне некоего цирка абсурда и понимала, что если пробудет в этой больнице еще пару дней, вконец одичает.

Одна из женщин была абсолютно неподвижна, и другая пациентка кормила свою подругу с ложечки, громко стуча ложкой о миску. У Насти уж голова заболела от этого звука, но деться она никуда не могла. Вспоминать вчерашний день, весь тот кошмар совсем не хотелось. Ведь потасовка в теремке на курьих ножках была лишь началом. Хотя на тот момент Настя и представить себе не могла, что может быть и хуже? Как помнится, на какое-то время отважная бывшая балерина потеряла сознание, выброшенная на обочину от общей потасовки. Пришла она в себя от вполне реального ощущения, что ее душат, в медицине бы выразились, от острой кислородной недостаточности. И, надо отметить, было от чего. Вокруг Насти полыхало пламя, то есть весь теремок горел. Ей на секунду показалось, что она очутилась в аду. Тогда становилось непонятно, отчего они оказались в аду все вместе?

Причем мужчины уже не дрались, а действовали как добрые, старые товарищи. Ополоумевшие, они бегали из одного конца кафе в другой и колотились во все двери, ни одна из которых не открывалась, а все окна этого теремка были закрыты решетками.

Настя слезящимися глазами от едкого дыма наблюдала за этой вакханалией, все еще не понимая, в реальном она мире или потустороннем.

Девушка, которая пришла вместе с молодым и трусливым юношей, умудрялась истерически кричать:

– Помогите! Горим! Умираем!

И еще при этом надрывно кашлять от дыма, который она заглатывала при реве. Настя совершенно не понимала, что произошло, пока она была в отключке, но очень хорошо осознавала, что их сейчас поджарят, как те шашлыки, которые она так и не успела по-хорошему попробовать. Огонь полыхал повсюду, дерево весело потрескивало, и становилось очень жарко. К Насте подлетела высокая фигура и недолго думая вылила на ее лицо целый графин красного вина.

– Настя, очнись! Ой, ты уже очнулась? Тогда извини! Я вылил на тебя последнюю воду! – произнес Петр.

– Это вино! Ты испортил мне всю одежду!

– Сейчас здесь будет особо горячо! – скомандовал ей Петр, который больше напоминал черта из преисподней, много он уже приложил сил для тушения огня и спасения их жизней.

Когда надежда на спасение уже угасла, мужчинам удалось с помощью раскаленных от огня шампуров открыть дверь черного хода. Из терема на куриных ногах Петр вынес Настю на руках, а затем помог выбраться женщине с кухни и двум молодым людям – посетителям кафе.

От деревянного домика-кафе осталось одно пепелище, но горел он долго и ярко, напоминая костер в каменных джунглях, вокруг которого и собрались погреться эти большие, монументальные дома. Дальше были и большие, красные машины, заряженные водой и пеногасителем, и белые машины с красным крестом. Все это Настя уже видела сквозь дымку догоревших останков кафе и спутанность собственного сознания. Их всех отвезли в больницу с ожогами разной степени, ушибами, ссадинами и отравлением продуктами горения. Туда же в больницу еще вчера приезжал следователь и разговаривал со всеми участниками инцидента. Дело было в том, что это кафе было подожжено снаружи, а дверь была подперта тоже снаружи. Отсюда следствие сделало правильный вывод, что кафе хотели поджечь вместе со всеми находящимися людьми внутри.

– Меня можете вычеркнуть из списка людей, на которых могло быть совершено преступление, – сразу же заявила Настя. – Кому нужна пенсионерка? Дорогу я уже никому перейти не могу.

– Однако по делу о нападении на клуб-ресторан вы проходили свидетельницей не так давно, – отметил следователь, сверяясь с оперативной информацией.

– Вы еще скажите, что я прихожу в определенные места с моральным отклонением и сама же там все уничтожаю, – надулась Настя.

– Я этого не говорил.

– Да и как бы я это сделала, находясь внутри? – согласилась она.

– Лазарева, а что вы имели в виду, говоря о местах с «моральным отклонением»? – оживился следователь, и Настя с неудовольствием отметила блеск в его глазах, как у зрителей, приходящих к ним в театр. Тогда она должна была захватывать их умы искусством балета, а сейчас поражать ораторскими баталиями.

– Чего тут непонятного? Ресторан, где я успела проработать всего один день, пользовался определенной репутацией у людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Да, по-моему, нападавшие сразу же указали свою точку зрения об артистах – обнаженных мужчинах. Они сразу же дали понять, что залезли сюда «переубивать… геев».

– Я понял, – кивнул следователь. – А чем это маленькое кафе могло показаться тебе аморальным? Тем, что там жарили мясо или обвешивали и обманывали клиентов?

– Да при чем здесь это? Вы бы видели это творение на курьих ножках среди мегаполиса, пока оно не сгорело! Вот уж действительно чудо в перьях! Это заведение из русской сказки могло резать глаз любому близлежащему жителю, и каждый, проходя мимо, только и мог желать ему такой участи.

– Ага! И не состоявшийся архитектор в душе решил покончить с этим злом, поджигая его вместе с людьми? – заинтересовался следователь.

– Слушайте, я этого не говорила и не знаю, сами разбирайтесь! – ответила Анастасия назойливому следователю.

– Да вы не волнуйтесь! Вы не столь уж и далеки от истины. По предварительному следствию, хозяину кафе угрожал один местный бизнесмен и именно из-за того, что кавказец издевается над русскими народными сказками. Что в исконно русском интерьере готовят совсем даже не русскую еду.

– Шутите? – удивилась Настя.

– Этот бизнесмен состоит на учете в психдиспансере, – пояснил следователь, расставляя все на свои места. – К сожалению, у нас многие психи могут спокойно жить среди обычных людей и даже открывать свое дело.

Именно за тарелкой с неаппетитным супом Настя и вспомнила разговор со следователем. Сегодня с утра она уже высказала лечащему врачу, что не собирается оставаться в больнице с легким ожогом руки, шишкой на голове и тошнотой от всего происходящего.

– И не удержите вы меня здесь! – заявила она.

– Тебя, Лазарева, удержишь, – вздохнул лечащий врач. – Тем более что ты знакома с самим Соколовым! Конечно! Зачем мы тебе, обычные врачи!

После этих слов доктора Настя напряглась еще больше, не понимая, чего такого про нее знает этот врач, чего она сама про себя не знает.

«Видимо, сильно я приложилась головой, если не помню никакого Соколова», – с грустью подумала Настя и решила восстановить этот собственный пробел, спросив у врача:

– А кто такой Соколов? И почему я с ним знакома? По всей видимости, это имя производит на вас положительное впечатление?

– Как же?! Вас доставили в больницу, и он сразу же заявил, что вы вместе. Более того, скажу, какой-то доставленный с вами джигит рвался к тебе в отделение, так Соколов устроил драку. Он сцепился с этим джигитом, крича на все отделение, что ты – его девушка и он никому не разрешит приблизиться к тебе. Мы не выгнали его за нарушение дисциплины в больнице только из-за того, что он сам известный врач в прошлом.

– В прошлом? Врач? Вы о Петре, что ли? – обрадовалась своему прозрению Настя. Ее приятно поразило, что за нее уже Петр успел подраться.

– Да, я о Петре Рудольфовиче Соколове, – подтвердил лечащий доктор. – Так вы не знаете про него?

– Ничего! – подтвердила Настя, всем своим видом показывая, что очень хотела бы узнать.

– Соколов был учеником самого Алферова! – с придыханием произнес доктор. – Имя этого ученого тебе тоже ничего не говорит? Хотя если ты не медик, то это возможно, хотя интеллигентный человек должен был хотя бы слышать имя этого гениального ученого.

– Наверное, я не интеллигентный человек, – вздохнула Настя, впервые порадовавшись, что ее соседки по палате глухонемые.

– Алферов был выдающимся нейрохирургом, лауреатом множества премий. Он всю жизнь занимался операциями на головном мозге.

– На мозгах? – уточнила Настя.

– Именно! На самом высокоорганизованном органе человеческого тела, на том, что и делает из человека человека разумного. Но он не просто оперировал. Профессор Алферов делал это виртуозно! Он всю свою жизнь посвятил разработкам операций, при которых он бы нанес мозгу наименьшую травму, и таких методик он разработал массу. А для больных с травмами и другими неприятностями в голове это было архиважно!

– Я понимаю, – кивнула Анастасия, – а приставка «архи» ставит нужный акцент.

– Тысячи людей он не просто поставил на ноги, а вернул к нормальной жизни, в свои семьи и в свои профессии. Достаточно было бы одного случая – чуда, когда безнадежный больной, не говорящий и ничего не помнящий «овощ», начинает понимать, чувствовать, узнавать, вспоминать и радоваться.

– Да, это чудо, – согласилась Анастасия, ничуть не кривя душой.

– И таких чудес в практике Алферова Наума Борисовича было очень много. Очень много! Его руки, ум, колоссальный интеллект производили впечатление на всех людей, без исключения. Уже в сорок пять лет Наум Борисович стал подумывать о продолжении своего дела, так как операции были очень сложные и длительные, и он понимал, что в скором времени он такой физической нагрузки не выдержит. И он, будучи еще и преподавателем в институте, стал подыскивать себе смену. Ваш покорный слуга, то есть я, тоже хотел попасть к этому человеку в ученики, но из всей молодежи он выбрал только Петра. Он несколько лет учился у профессора, перенимал его опыт и стал самым молодым нейрохирургом в военном госпитале. Алферов не мог не нарадоваться на своего ученика и предрекал ему великое будущее. Профессор поговаривал даже о том, что Петр превзойдет его самого, потому что «он в его годы еще такого не делал». Мне казалось, что он даже завидовал по-хорошему молодости Петра и тому, что у него еще все впереди. Петр имел головокружительную карьеру, был награжден орденом за спасение группы офицеров, доставленных из Чечни, подорвавшихся в грузовике на мине. Он тогда провел в операционной рекордно большое число часов и после даже слег с нервным срывом в больницу. Он был успешен и чертовски талантлив!

Настя слушала доктора, буквально открыв рот.

– Почему вы все время говорите о его работе, о его таланте, об этих чудесах в прошедшем времени? – не смогла она не обратить внимания, не совсем понимая, как можно завидовать по-доброму.

– Вот, а это – центральный вопрос! Дело в том, что Петр уже четыре года, как лишен права заниматься медицинской практикой и только год прошел с тех пор, – пояснил лечащий врач.

Настя скосила глаза к носу на его бейджик.

– Дегтярев Дмитрий Игоревич?

– Ага.

– Какие ужасы вы мне рассказываете. Только что же все было хорошо. Хирург, талантливый человек, впереди вся жизнь и сотни спасенных жизней… И вдруг лишение права заниматься лечебной деятельностью, какой-то срок…

– Три года условно, – уточнил Дмитрий Игоревич.

– Вот-вот, – сказала Настя, а про себя подумала: «Так я и знала, что с ним что-то не так! Сама судьба предупреждала меня об этом, как только появляется Петр, так сразу же все и происходит… Теперь все понятно… Я влюбилась в уголовника! Ой, мне почудилось или я произнесла слово “влюбилась”?»

– Профессор Алферов попал в аварию и был доставлен к своему единственному ученику на операционный стол. Все верили, что только Петр мог его спасти… – совсем с другой трагической интонацией продолжил свой рассказ доктор.

– И?

– А он не спас, профессор умер на его столе под его руками… – глубокомысленно вздохнул Дмитрий Игоревич, выдав сразу всю информацию.

– Но это же полный бред! Хирург – еще не бог! Он сделал все, что мог, и не смог… и что? Человека за это судить?

– Вот сразу понятно, что ты – человек эмоциональный, творческий. Просто так не судят и не лишают права заниматься профессиональной деятельностью. Петр долго боролся, ассистенты Петра заподозрили, что хирург сделал многое, очень многое, но не все, на что был способен. В какой-то момент он словно сломался и упустил жизнь профессора, словно сухой песок сквозь пальцы…

– Это кто еще из нас с богатым воображением? – фыркнула Настя, ощущая мороз по коже.

– Короче, все было доказано, и вот эра гениального хирурга была закончена. Но я сразу хочу сказать, что к Петру отношусь очень хорошо, рад был с ним учиться, гордился после и сейчас был рад его увидеть.

– А я ничего и не знала, – задумалась Настя, – хотя мы с ним и не знакомы до такой степени, чтобы Петр посвящал меня в такие подробности своей жизни, а самое главное – своей трагедии.

– Думаю, что о таком и вспоминать-то не хочется, – согласился Дмитрий Игоревич.

– Вполне возможно, – кивнула Настя, несколько удрученная рассказом о Петре.

И вот сейчас Настя снова вспоминала о своем разговоре с лечащим врачом, и тут же, словно по заказу, в палату заглянул Петр собственной персоной. Выглядел он очень чудно в больничной пижаме и халате, запахнутом на торсе. Темные волосы его давно не ходили на свидание с расческой. Рука его была перебинтована, он хромал, а лицом напоминал боксерскую грушу, как если бы на ней происходили интенсивные тренировки, оставляющие следы.

– Ого! – присвистнула Настя. – Вот это сюрприз!

Петр продолжал мяться в дверях, вращая глазами и приглашая Настю выйти к нему в коридор.

– Заходи в палату, не бойся! Все одеты и перебинтованы!

– Я хотел бы поговорить… наедине…

– Почему-то я уже не сомневаюсь, что ты не оставишь меня в покое. Заходи и говори, о чем хочешь, здесь все глухие.

– Что значит глухие? – понизив голос, спросил Петр, воровато озираясь.

– В самом прямом смысле, в интернате для глухонемых случился пожар. И вот все здесь… и я, хромоножка, слегка разбавляю их общество. Так что можешь чувствовать себя вполне раскованно и свободно. Они, кстати, тоже относятся ко мне как к дополнительной тумбочке.

Петр все равно не спешил заходить в женскую палату, чувствовалось, что он стесняется, и Настя смилостивилась, вышла к нему в коридор. Она хмуро осмотрела его, напуская на себя небрежность, чем всегда вуалировала то чувство, липким ядом заползавшим в ее душу при его появлении.

– Выглядим мы с тобой… – протянула Настя, тоже стоявшая в больничном халате, но который сидел на ней совсем по-другому, чем на Петре.

На его торсе этот халат выглядел очень сильно севшим после стирки – короткие рукава, короткий подол и фактически никакого запа́ха. А на ней халат сидел, как средневековое платье с волочащимся подолом сзади, с запа́хом в сто раз вокруг тончайшей талии и закатанными рукавами, чтобы хоть увидеть свои кисти.

– По-моему, нам подобрали одежду не по размеру, – отметил Петр.

– Давай махнемся? Никого нет! Скорее снимай! – подзадорила его Настя, и они быстро поменялись одеждой. Результата это не дало никакого, они снова оказались в своей же форме.

– Разные у нас с тобой, Настя, физические данные, – вздохнул Петр.

– Или у них все халаты одного размера, – согласилась Настя, – так сказать, стандартный вариант.

– Надо было ходить с пакетиком приготовленных вещей с собой в больницу, чтобы сейчас не выглядеть клоунами, – отметил Петр.

– Вот уж неправда! Я никогда не готовилась именно к этому событию в своей жизни! – возразила Настя. – Хотя после знакомства с тобой это предложение выглядит уже не так смешно и дико.

Петя взял ее под руку и потащил в сторону лифта.

– Ты куда?

– На обед принесли какой-то суп, не могу назвать его съестным, а кушать хочется…

– У нас в женском отделении такая же фиг… то есть то же самое…

– Вот я знаю, что здесь в подвале есть буфет, пойдем туда и нормально поедим.

– Согласна! – вздохнула Настя, которую склизкий суп тоже не впечатлил.

Они спустились в подвал больницы и пошли по направлению стрелок с надписью «Буфет». По всему пути их перемещения призывно пахло выпечкой и еще чем-то больничным и менее приятным.

Петр усадил свою даму на металлический стул и направился к буфетной стойке, за которой находилась женщина с тоскующим лицом.

Когда он вернулся, Настя игриво спросила:

– Что принес добытчик домой?

– Не ахти, конечно! – поставил перед ней поднос с едой Петр.

– Но лучше супчика, которым кормят пациентов, – осмотрела «добычу» Настя.

На подносе красовались тарелки с кусочками запеканки со сметаной, котлетками с картофельным пюре и подливкой и печеными яблоками. Из питья ребятам предложили графин с морсом.

– Прекрасно! – потерла руки Настя, посматривая на редких посетителей буфета.

– Время обеда, народ надеется наесться бесплатной едой, сейчас пойдут, – подплыла к ним полная буфетчица с пирожками в пластмассовом поддончике, – разогрела, но они свежие, с утра привезли!

– Спасибо, – взял у нее из рук пирожки Петр, но видная дама уходить не спешила.

Ее полные губы растянулись в улыбке, она засмущалась, стала совершать какие-то покачивающие движения туловищем из стороны в сторону.

– Что? – спросил Петр.

– Люблю, когда люди, мужчины и женщины, приходят вместе… Это так трогательно… познакомиться в больнице, где установлены жесткие границы – мужское и женское отделения, да к тому же все больны. Но жизнь-то идет… Что? Может, вам судьба познакомиться в больнице? Что такого? Правильно, и здесь люди живут! Тем более что это может оказаться сильным чувством, раз перебило хворь. Вот в буфетик привели даму… правильно… Да вы вообще очень красивая пара.

– Спасибо, вы нам наговорили очень много комплиментов и добрых слов, но мы познакомились еще до больницы и сюда попали уже вместе, – ответила Настя.

– О, да вы – страстная парочка, – прокомментировала новость буфетчица, продолжая мяться у их столика.

– Что-то еще? – спросил Петр, тоже почувствовавший неловкую, затянувшуюся паузу.

– Вы выглядите не очень больными, да и глаза у вас горят… – склонилась над ними буфетчица, колыхнув большой грудью. – Может быть, хотите коньячку? – спросила она таким умоляющим голосом, что согласиться должен был бы и язвенник, и трезвенник.

– А в больнице можно? – удивилась Настя, не сдержавшись.

– Нет, конечно… Но вот хорошим и фактически здоровым людям я иногда позволяю расслабиться. Да и если честно, зря коньячок запрещают! В малых-то дозах он очень даже стимулирует здоровье. А как же иначе? Сосуды расширятся, давление снижается, аппетит повышается, иммунитет стимулируется. А что говорить, если у человека поднимается настроение и он начинает активнее бороться со своим недугом. Ведь задерживаются в больнице пессимисты.

Настя переглянулась с Петром. По ним было понятно, что оба они не только не страдают алкоголизмом, но даже в данный момент и выпить-то не хотят. Но Петр, как и Настя, не хотел быть жестоким, и сказал: