Текст книги "Невозможный"

20

Ты носилась с мальчишкой, как с писаной торбой. Тебя разрывало от желания поделиться этим счастьем со всем миром. Ты стала замечать за собой, что любой разговор со знакомыми ты совершенно непроизвольно сводила к мальчишке.

Мамина подружка, актриса, вытащила тебя на премьеру. Играли весело, задорно. Одним словом – играли! Ты очень любила их – отвязных и бесцеремонных в жизни и ярких дуралеев на сцене. После спектакля ты зашла в гримерку, благодарила за фонтан позитива, и выслушивала жалобы.

– Бурсит проклятый! Косточка… – прима разулась и положила ногу тебе на колени, – массируй, массируй, деточка. Если простоять полжизни у станка, ты просто обречена на эту хрень.

– Маруся, посмотри, пожалуйста, – попросила ты, вытащила свой лэптоп и поставила на ее столик. Ты, конечно, понимала всю степень своей бестактности, но ничего не могла с собой поделать.

Она смотрела видео, а ты вглядывалась в ее лицо и замечала нараставший в ее глазах ужас.

– О боже… Что он делает?! Он с ума сошел? Так нельзя! Табу!

Маруся резко черкнула по лицу знак «Z» и скрестила пальцы.

– Ни-ни! Только не от себя! От персонажа, от маски, от черта лысого, только не от себя! Дули вам! Какого дьявола торговать душой?

– Он не торгует. Он дарит себя, – попыталась внести ясность ты.

– Еще хуже! Не показывай мне больше! Я этого видеть не могу!

Как же так, думала ты, неужели она, творческая личность, не понимает? Или это ты чего-то не понимала? Никогда в жизни никакое другое действо не потрясало тебя так, как этот мальчик-мужчина на сцене.

Однажды на Тверской из магазина белья тебе навстречу выплыла сказочно прекрасная бывшая одноклассница, удачно реализовавшая свою мечту о браке по расчету, чему в немалой степени способствовала ее экзотическая внешность полукровки и весьма известная фамилия родителей.

– Бэлка! – она вцепилась в твой рукав, искренне обрадовавшись встрече. Ты симпатизировала ей именно по причине этой ее всегдашней искренности, за которую окружающие прощали ей удачно сложившуюся, по меркам столицы, судьбу.

– В кафе? – спросила ты.

– Никаких кафе. Обрыдли, – заявила Джоанна. – Поедем ко мне обедать! У меня дивный повар.

Ты даже не позавидовала ей, потому что, глядя на нее, понимала, что у плиты ей не место. Обслуга была самым логичным явлением в ее жизни.

– Чем занимаешься? – спрашивала тебя по пути одноклассница, лихо вписываясь в переулки. Машину она водила мастерски.

– Графическим дизайном. А ты?

– А я – собой. Как говорится: кто не работает, тот удачно вышла замуж.

– Не скучно?

– Знаешь, бывают леди в поисках приключений, а бывают леди-приключение. Так вот, я удачно совмещаю. Так что, скучать некогда. Сплошная веселуха.

– А как же муж?

– Удачная партия – еще не повод отказывать себе и друг другу в приключениях.

Нырнув в одну из арок на Мясницкой улице, вы царственно миновали подобострастно взлетевший шлагбаум и припарковались перед историческим фасадом дома, оказавшегося не только жилым, но и полностью переоборудованным изнутри.

Обед превзошел твои ожидания и оставил ощущение приятной легкости.

– Расскажи, чем живешь, – попросила Джоанна, устроившись на удобном лежбище.

– Компьютер давай, – сказала ты, предвкушая щедрую оплату обеда.

Одноклассница смотрела ролик сосредоточенно, а потом, помолчав немного, произнесла.

– Дорогой мальчонка.

– Ээээ… в каком смысле? – переспросила ты.

– В прямом. То, что он делает, – это очень дорого. Абсолютный эксклюзив. Для тех, кто что-то понимает в этой жизни. Он родился с потребностью отдавать. Этого вообще не купишь. Тем более – по цене входного билета, даже V.I.P. Чувствуется, что он сам этого хочет. И делает. Я, правда, не любитель, чтоб меня без спросу за живое трогали. Просто дорогое от дешевого отличить могу.

– Да, он – такой, – кивнула ты гордо, словно это было твоей личной заслугой.

– Главное, чтоб не зажирел. Они так быстро жиреют и потом просто отрабатывают номер. И получается досадный парадокс: денег у них становится много, а на выходе – дешевка. Или изнашиваются быстро. Я, правда, еще не видела, чтобы так круто начинали. Где он поет-то? Откуда запись?

– Эта – с концерта сборного, а вообще поет по вечерам в клубах.

– В дорогих? Что-то не попадался.

– Да не так чтоб… Наверное, уровень клуба – не твой. И поет там – недавно. Ладно, спасибо за обед, надеюсь, что и я тебя порадовала.

– Я тебя отвезу, – сказала Джоанна, поднимаясь с грацией пумы со своего лежбища.

– Да не парься, я доеду.

– Мне все равно заняться нечем. Муж на каком-то форуме в Женеве. Подожди, оденусь.

Лучше бы ты дошла до дома пешком. Босоногая, по раскаленным углям. Но ты села в ее машину. И оказавшись у своего подъезда, уже выбираясь из Acura цвета «тосканский жемчуг», ты увидела идущего с другой стороны двора мальчишку.

Джоанна выпорхнула из авто:

– Это же – он! Совсем подросток. А на видео – и не скажешь… Он живет где-то здесь?

– Да, у меня он живет, – четко произнесла ты. – Комнату снимает.

Парень поравнялся с вами и кивнул, задержав заинтересованный взгляд на твоей умопомрачительной однокласснице.

– Послушай, Бэлка, – быстро сказала Джоанна, – передай ему мою визитку. Может, смогу помочь чем-нибудь. Корпоративчик, Рублевка, то, сё…

– Джо, только пожалуйста…

– Не бойся, не съем я твоего мальца.

И ты взяла визитку. Ты ведь в тот момент думала о его карьере и его заработках. И дома отдала визитку мальчишке, объяснив, что твоя одноклассница многое может в этой жизни и в этом городе. Но тебе показалось, что его не слишком интересовали ее возможности. Похоже, его заинтересовало что-то совсем другое.

– Красивая у тебя одноклассница. Девушка-экзот, – сказал он.

Ты почувствовала беспокойство. И у тебя заныло внутри.

21

В конце октября ты позвонила приятельнице – профессиональному музыканту – и рассказала ей о парне.

– Ну, кинь мне несколько ссылок на него. Я послушаю, когда будет время, – сказала она.

Ты отправила ей всего одну ссылку – на ту песню, которую он исполнял на концерте и сразил тебя ею.

Через неделю приятельница предложила тебе встретиться в Камергерском. Ты бежала туда в таком нетерпении, словно от ее приговора зависела твоя жизнь.

– Ну, что? – спросила ты в кафе, предвкушая восторги. – Каков? Мне кажется, только дурак не оценит!

– Я – дурак, – сказала приятельница. – Уж извини.

– А что, что не так? – поразилась ты.

– Ну, как тебе сказать? Как есть? Или как ты хочешь услышать? – спросила она, разгребая ложечкой топинг на мороженом.

– Говори, как есть. Как я хочу, я и сама знаю.

– Ну, слушай тогда. Он форсирует звук, беря горлом, он не фокусирует дыхание, нет атаки элементарной. Нота имеет начало, продолжение и конец, и все эти три составляющих нужно долго и скрупулезно отрабатывать, приобретая новые оттенки голоса, тембровые краски. Это актуально не только для вокалистов, но и для любого инструмента. Динамически и фразировочно не выстроена песня – нечем, не научили. Сам он это либо не чувствует, либо не может исправить, да в общем и не должен. Выдыхает ноты. Не всегда интонационно точен, плывет в секундовых соотношениях. В общем, он очень сырой, плохо обученный мальчик. Пахать ему и пахать до того пьедестала, на который ты его вознесла. Голос нужно ставить, над звуком работать. Короче, ему надо идти учиться, забыть обезьянничанье, опустить скромно глазки в пол и пахать. Если надо узнать, кто сейчас самый лучший педагог по вокалу – я узнаю.

Ты была сражена…

– Да он же учится сейчас!!! – закричала ты.

– Это он тебе сказал?

– Ну да…

– Либо он врет, либо учится не там и не тому.

Нет, этого не может быть, думала ты. Ведь Герка тебе говорил о его технике… Только Герка относится к нему по-другому, по-особенному. Но и приятельнице нет смысла тебя обманывать.

Что ему там не додали, в его учебном заведении? Почему то, как он поет, вызывает такую серьезную критику профессионала, а тебя просто валит с ног? И куда смотрят его нынешние педагоги по вокалу? Может, они не хотят ломать его индивидуальную манеру? Ты вспомнила историю с Ефимом Честняковым, рассказанную твоим преподавателем живописи: когда самодеятельный художник добрался до Академии художеств к Репину, тот сказал: езжайте домой, дорогой мой, я вас испорчу.

– Выдыхает ноты?! Да я ловлю каждый его выдох! У меня горло перехватывает от его выдохов… – ты готова была расплакаться.

Вероятно, на твоем лице была написана такая гамма чувств, что приятельница встревожилась.

– Послушай, Бэллочка, я не хотела тебя расстраивать. Он тебя трогает? Может, я что-то неправильно поняла? Ты его любишь, да? А я подумала, что тебе нужна экспертная оценка и рекомендации. Но если парень – попсовик, то, конечно, там все проще. У поп-исполнителей, возможно, другие критерии, и, может, они вообще ничем таким не заморачиваются. Я просто не в курсе. Он, конечно же, явление. Очень яркая индивидуальность, этого не отнять. И, безусловно, очень харизматичен, необыкновенно экспрессивен!

В состоянии шока ты брела домой, собираясь задать мальчишке мучающие тебя вопросы. Ты не спала, обдумывая непростой разговор, выходила курить на балкон. Но он явился только утром, и тебе показалось, что из двора выехала знакомая тебе Acura. Может быть, Джоанна приступила к реализации своего проекта покорения мальчишкой Рублевки и теперь привезла его с выступления в каком-то пафосном, бешено дорогом клубе? Но что-то подсказывало тебе, что проекты Джоанны в отношении твоего квартиранта были несколько иного рода. И твоя решимость растаяла. Ты побоялась задавать вопросы. Ты хотела оставить всё, как есть. Ты ничего не хотела знать. Ведь он наполнял тебя счастьем…

Разговор с приятельницей-консерваторкой и мелькнувший во дворе хвост «Акуры» заставили тебя пересмотреть некоторые стереотипы поведения. Прежде, когда тебе случалось найти что-то прекрасное, будь то музыка, фильм, книга или место на земле, ты спешила поделиться им со всем человечеством – с друзьями, родственниками и даже случайными людьми. Но теперь, когда прекрасное вошло в твою жизнь, подступило так близко, поселилось в твоем сердце, ты интуитивно старалась уберечь его от чужих глаз, чтобы никто не смог навредить ему или посмеяться над тобой. Ты стала очень осторожной. Ты, словно волчица с детенышами, охраняла свое логово.

22

Однажды мальчишка притащил очередной пакет с одеждой. Похоже, какой-то торговый центр подстерегал его на пути от учебного заведения к дому.

– Слушай, куда тебе столько барахла? Ты будто дорвался.

– Положение обязывает.

– Когда ты все это носишь?

– Да я не все ношу. Куплю что-нибудь и забуду. Новые вещи не очень люблю.

– Я читала, что английские аристократы давали разнашивать камердинерам свои новые сюртуки и фраки. Ходить в новых считалось не комильфо. Давай я тебе их разнашивать буду, – засмеялась ты.

– Зря ржешь. Отличная идея, кстати. Пойдем! – воодушевился он, притащил тебя в свою комнату и вывалил ворох неразобранных пакетов известных торговых марок.

– Вот, давай с этих джинсов начнем!

– С мотней?! С мотней не надену… – заупрямилась ты.

– Бэлка, не капризничай! Давай, я тебя экипирую. Тебе понравится.

Ты со стонами и ругательствами влезла в джинсы, пуговица упорно не желала застегиваться. Он убрал твои руки, взялся за расстегнутую ширинку и притянул тебя к себе. Ты заморгала, закосила глазами, затаила дыхание… Наверное, потому что тебе в этот момент хотелось сделать с ним то же самое. Мальчишка засмеялся и чмокнул тебя в нос. Не отводя от тебя глаз, стал медленно застегивать «молнию».

– Живот прищемишь! – пискнула ты.

– Где живот? Живот – где? В упор не вижу. Трусы розовые вижу, живот не вижу, – глумился мальчишка.

Потом он справился и с пуговицей. И отпустил.

– Дыши!

Достав из очередного пакета короткий белый свитер, вязаный косами, надел его на тебя.

– Супер! Где твоя рыжая кожаная косуха? – завелся он. – И кепарик в клеточку сюда бы… И сапожки техасские голубые.

– И платок цветной, – кивнула ты.

– К клетчатому кепарику? – удивился мальчишка. – Хотя…

Кепарика у тебя не водилось. А сапоги и косуху ты носила совсем с другими джинсами и свитерами. И выглядело это вполне консервативно. Ты вообще была консервативна. На ком-то другом – да, полюбовалась бы, а на себе… Но то, что ты увидела в зеркале, тебе неожиданно понравилось. Парень тоже залюбовался плодами своего творчества. Ты почувствовала себя его Галатеей.

– Хочешь, я тебе что-нибудь свое дам поносить? – преисполнившись благодарности, спросила ты.

– Хочу! – обрадовался он. – Шарф давай. Графит с серыми пятнышками. Давай насовсем поменяемся: я тебе – эти штаны, а ты мне – шарф? Шарф-то ты уже разносила, – предложил мальчишка. – И свитер забирай – он тебе очень идет!

– А ничего, что они с шарфом по цене не равнозначны? – заволновалась ты.

– Я котлетами доберу, – засмеялся он. – Или тортом!

Вы пошли к тебе и устроили ревизию твоего гардероба.

Он озадаченно разглядывал твои незамысловатые одежки, а потом спросил:

– Бэлка, вот мне просто интересно: по какому принципу ты подбираешь одежду?

– По расцветке и на ощупь, – честно призналась ты.

– Прикольно, – оценил он. – То есть, линия и пропорции тебя не волнуют? На тебя посмотрят и сразу захотят пощупать…

Конечно же, ты рассердилась и шлепнула его по заднице.

– Всё-всё! Я пошутил! Всё в порядке с твоим гардеробом. В нем есть эээ… индивидуальность, – смеялся он. – Я из этого могу сложить несколько подходящих комплектов. Но эти кремовые розы!…

– Что ты понимаешь? Это я в Париже купила! С Кауровой!

– Как вы умудряетесь даже в Париже покупать свое любимое – тутошнее? У вас только под него глаз заточен.

Ему на самом деле удалось сложить несколько очень интересных комплектов. Ты бы так никогда не скомпоновала. И ты поразилась, откуда в парне из провинции это европейское чувство стиля? И тут же вспомнила, что «провинция – понятие не географическое». «Провинцией» из вас двоих была ты – не нашедшая себя, нереализованная, пугливая, томившаяся собственными комплексами.

23

Вечером мальчишка поинтересовался, есть ли у тебя фотоаппарат.

– Конечно! – закричала ты, – у меня есть даже два фотоаппарата!

И метнулась к рабочему столу.

– Бэлка, мне нужно поснимать влюбленные парочки, – сказал он, и ты с готовностью протянула ему аппаратуру.

– Нет, ты не поняла, у меня нет на это времени. Я хочу, чтобы ты сама поснимала, – пояснил он.

– Ой, – сказала ты, – я, наверное, постесняюсь. И вряд ли им это понравится. Поймают, накостыляют… Я только пейзажи снимать могу. Или натюрморты для работы.

– Бэлка, сурикат ты трусливый, найди себе компанию – например, свою подружку, и пользуйся «зумом» – снимай на расстоянии, приближая картинку.

– Хорошенькое дело… – испугалась ты.

Роль папарацци тебя сильно смущала. Но мальчишке это было до зарезу необходимо. Каурова в качестве компании исключалась в принципе из-за ее загруженности работой и Севой. И тут ты вспомнила про Геру.

Гере затея почему-то ужасно понравилась. И вечерами вы, словно шпионы на задании, бродили по расцвеченной к празднику Москве, ловили хороший содержательный кадр, прикрывая друг друга. Намерзнувшись, вы забегали в случившееся поблизости кафе погреть руки и побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. И там тоже снимали. Тебя только удивляло, что мальчишке было совершенно некогда взглянуть на результат ваших творческих экспедиций. В конце концов, ты поняла, что таким затейливым приемом он вынудил тебя… посмотреть на чужую любовь. Он решил включить кнопку «play» и выдернуть тебя из стоп-кадра. Включить твою женскую программу.

– Давай здесь посидим, – показал Герка на очередное кафе. – Это – его любимое. Я даже знаю, где он обычно садится.

– Нет, ты точно – фетишист!

Он засмеялся.

– Посижу на его любимом стульчике в его любимой кафешке… Подключусь к той же wi-fi сети…

Вы устроились в углу на диванчике.

– А ты сказал – «стульчик»…

– Так он же с компанией сюда ходит. Вот на этот диванчик и заваливаются.

Это была совершенно не знакомая тебе страница жизни мальчишки.

– А что за компания у него?

– Пара ребят, остальные – девчонки. Хочешь, покажу, как о нем иностранцы отзываются?

– А что – отзываются???

– Ну, еще бы! Конечно! Да еще как!

Гера вытащил из сумки нетбук и нашел на ютьюбе видеоролики мальчишки. Под роликами обнаружились комментарии, которые ты даже не удосужилась прочесть.

– Вот этот мне очень нравится: "omg, I think I just died"… Боже мой, мне кажется, я только что умер. И ему кто-то отвечает: "Congratulation, dude, i've died", типа, "Поздравляю, чувак, а я таки умер"…

И ты вдруг поняла, что тебе для того, чтобы жить дальше, надо было умереть. Тогда. На том концерте. И теперь на белом свете живет уже совсем другая Бэлка.

Вы азартно собирали подтверждения успеха мальчишки и радовались. Вы были счастливы.

Гера провожал тебя домой, и ты решила, что появился вполне подходящий случай выяснить кое-что.

– Гера, скажи, зачем ты врал мне про его нереальную технику?

– Ты спросила именно о технике. И я не мог его подвести. Да не так уж я и врал. Он действительно многое умеет. Остальному научится. А почему тебя именно техника тогда волновала?

– Потому что я не понимала, что это. Как он так поет… Чем… А мне сегодня сказали, что его техника… как бы… не совсем… А я же слышу его голос – проникающий до нутра, яркий, сильный, удивительный… А в технике ничего не понимаю. Он что – самоучка?

– Конечно нет! Его учили. И он учился сам. И не только в учебном заведении. Он учился у западных исполнителей. С голоса считывал. На слух. Но привносил себя, свои эмоции. Он исполняет очень сложные в техническом отношении композиции. Бэлла, он же – не «академист»! И техника у него есть. Роскошное амплитудное вибрато. А чего нет, то еще освоит. Ты пойми: важна яркая индивидуальность! Вот возьмем того же любимого итальянца. Там в ноту не попал, там в нос спел, да и вообще, против всех правил. А я не хочу слушать другого исполнителя. Не хочу идеального. Хочу этого. С его «песком» в голосе и чем-то таким, что не отпускает. Наш парень же – перфекционист. Но если он, боже сохрани, начнет на сцене петь НОТЫ, я повешусь. Ремеслу, технике можно обучиться, а тому, что делает он, – нельзя.

24

Дома ты пристала к парню с расспросами.

– Скажи, а что за ребята в твоей компании? Однокурсники?

– Разные. Матвей – однокурсник. Лёша – чей-то приятель, уже не помню, кто из девочек его привел. Программист. Сайт мой делал. Девочки – поклонницы. Ну и просто хорошие девчонки. Только – маленькие. Зато веселые. Админы на моем сайте.

– Ты так близко общаешься с поклонницами?

– Да тут особый случай. Подстерегли меня однажды и пригласили в кафешку. Почти затащили. Но не нагло. Вежливо очень. Ну, я повелся. Посидели, поржали, потом они мне говорят: давай сфотографируемся. Ну, мне что – жалко? Начинающий артист, теплая компания, девчонки симпатичные… Дали официанту фотоаппарат и встали все вокруг меня. Официант прицелился и спрашивает: готовы? Я говорю: да! И тут девочки, ты не поверишь, вдруг становятся на «мостик»! Как будто цветок раскрылся, а я торчу в середине, как пестик!

– Круто! Фигурально выражаясь, «вымостили» дорогу к тебе своими телами… – засмеялась ты.

– Не фигурально, а реально! Я так растерялся, не знал, что делать – плакать или смеяться. Короче, чуть не расплакался… Жаль, что кадр не получился.

– Почему кадр не получился?

– Официант рухнул на задницу. Теперь это кафе – любимое у нас. А девочки – реально тронули. Что-то в этом есть… такое… живое.

– Я бы даже сказала – жертвенное. Но, в любом случае, – круто! Как ни посмотри.

– Они сделали это очень искренне. Я им страшно благодарен.

– И как ты их поблагодарил?

– Да я же говорю: растерялся…

И ты понимала этих девочек: «мостик» – это было единственное качество, в котором они могли предложить ему свои тела. Просто в силу возраста.

25

Днем ты вернулась из химчистки с его одеждой и собиралась повесить ее в шкаф. Ты не знала, что мальчишка дома, и, подойдя к двери его комнаты, услышала текст, который пригвоздил тебя к полу. Ты и представить не могла, что он может быть таким жестким, таким грубым… Да, похоже, сосед в его детстве был непревзойденным мастером разговорного жанра. И самое ужасное, что ты поняла из этого короткого нецензурного монолога – что его собеседником была женщина.

– Знаешь, на чем я таких, как ты, вертел? – спросил мальчишка с плохо сдерживаемой яростью.

Услышав шорох полиэтиленовых чехлов за дверью, он прервал разговор и вышел.

– Ты… я…

– Ты что – подслушивала?

– Я????

Наверное, у тебя был совсем ошарашенный вид.

– Извини. Давай барахло, оно же тяжелое. Надо было мне сказать, я бы сам забрал. Не таскай больше тяжести.

У тебя не укладывалось в голове, как один человек может быть таким разным. И ты решила, что в одном из этих действий он играл. Или в телефонном разговоре, или в заботливом разговоре с тобой.

– Ты оскорблял… женщину?

– Бэлка, забудь… – расстроился парень.

– Нет, ты скажи, ты это сейчас – всерьез?

– Нет, я роль репетировал! – разозлился он.

– Я не понимаю, чем так можно достать, допечь, чтобы так грубо…

И он снизошел до объяснений.

– Бэлка, я не люблю одалживаться. Особенно, когда мне это навязывают или ставят условием. Это очень дорого обходится в конечном счете. Некоторые люди уверены, что артиста можно купить и делать с ним все, что заблагорассудится.

– Например?

– Например, приказать ему стать совсем другим артистом, другим человеком. Если бы она на мне просто деньги хотела заработать, я бы ее понял…

– А чего хотела она?

– Выстругать из меня Буратино она хотела… Бэлка, я похож на полено?

– И это вызвало такую реакцию? По-другому объясниться нельзя было?

– Не только это.

– А что еще?

– Бэлка… ты еще маленькая. И всё. Хватит об этом. Я просто хотел поставить точку.

– Ты уверен, что поступил правильно?

– Никто не знает, как правильно. Я сделал то, что хотел сделать.

Конечно, ты уже поняла, что он всегда поступал так, как хотел. И никто ему не указ. Он руководствовался исключительно своими внутренними ощущениями и мало обращал внимание на внешние обстоятельства. Но ты боялась, что интуиция его когда-нибудь подведет, и он наживет себе кучу неприятностей. Потому что ты точно знала, что нельзя переть поперек обстоятельств.

Вечером тебе позвонила Джоанна. Ты едва понимала, что она хочет тебе сказать.

– Бэлка, он меня бросил… Ты можешь с ним поговорить?

– Кто бросил? Муж? Я с ним даже не знакома… – поразилась ты.

– Да при чем тут муж??!!! Меня мальчишка бросил! Без объяснений…. Я в бешенстве!..

– Совсем без объяснений? А днем он разве не с тобой объяснялся? – спросила ты, сопоставив два события.

Джоанна затихла, а потом выпалила:

– Да как он посмел?! Со мной! Так!…

– Джо, а ты подумала, что он – твой?

– Так он уже был моим!

– Тебе показалось. Он был – с тобой. Он – ничей. Его никто не может присвоить.

– Это он тебе сказал?

– Этого и говорить не нужно. Неужели ты сама этого не поняла? И он – не игрушка.

– Что ты понимаешь?! Они все – игрушки! А он – моя любимая игрушка!

– Тогда считай, что ты забыла своего «зайку» в парке на скамейке. И купи себе для личного пользования кого-нибудь другого.

– Он пожалеет, – сказала твоя одноклассница.

Ты ей не поверила. И совершенно напрасно…