Текст книги "Тени утренней росы"

Наконец из церкви выходит Том. Вот он, собственной персоной – черные джинсы в обтяжку, майка с надписью «Reebok», на шее на шнурке болтается цифровой фотоаппарат в серебристом корпусе. Мальчик-мечта. Смуглый, отлично сложенный, всеми порами кожи излучающий здоровье и уверенность в завтрашнем дне. Он выходит, оглядывается в поисках подруги. Видит ее в компании незнакомых людей и решительно направляется в нашу сторону. По мере приближения шаг его становится менее твердым, на лице появляется выражение типа «ни хрена себе» и «о нет, только не это» в одном флаконе.

– Нейл? – выдавливает он через силу.

И переводит взгляд на меня, чтобы еще раз убедиться в том, что глаза его не подводят. Женщина та же. Вот влип. Ну и что теперь прикажете делать? Он косится на правую руку Нейла, в которой тот держит блокнот и карандаш, – на предплечье еще осталась желтизна, сменившая черные синяки.

– Привет, Том, – вполголоса произносит Нейл, не переставая слегка улыбаться углами рта, что делает его похожим на Хитклифа в исполнении Рэйфа Файнса из фильма «Грозовой перевал». – Приятно, что ты меня узнал.

Воцарившееся вслед за этим молчание чернее грозового неба, тяжелее камня. Бедняжка Мэдж не знает, что и думать. Все так внезапно переменилось. И, недоумевающе глядя на Тома, она пытается выяснить:

– Вы знакомы?

Вместо Тома отвечает Нейл:

– Встречались один раз. И даже, как видишь, запомнили эту встречу.

Чтобы не дать ему сказать лишнего, Том поворачивается к подруге:

– Ты нашла туалет?

– Да. Элен отвела меня. Том, я не понимаю… Ты чем-то недоволен? Что-то не так?

Он примеряет голливудскую улыбку.

– Все о’кей, детка. – Берет ее за руку. – Пошли, ты же хотела посмотреть грот Артемиды. – Прощается с нами кивком и подталкивает ее к воротам. – Увидимся, Нейл.

Мэдж оборачивается на ходу, виновато улыбается:

– Спасибо, Элен… рада была познакомиться… до свидания.

Итак, они спаслись бегством. Нейл провожал их взглядом и, судя по всему, обдумывал дальнейшие шаги. Я сорвала с него очки и заглянула в глаза. Ну, точно. Они горели от предвкушения забавы.

– Курои, – процедила я с угрозой.

Он поцеловал мою руку, отобрал у меня очки, водрузил их себе на нос и весело скомандовал:

– Вперед! Ты же хотела посмотреть грот Артемиды?..

Грот Аркудия в древности служил святилищем богини Артемиды, чьим символом является медведица (по-гречески «аркуда»). При византийцах там была устроена часовня Божьей Матери Аркудиотиссы, и православные сложили легенду о том, как Дева Мария, обосновавшись на Крите, превратила языческую богиню в медведицу. Любопытно, что в гроте действительно находится купель с водой, взявшейся неизвестно откуда, и склонившаяся над купелью фигура большой медведицы, по сути, не что иное, как сталагмит.

До грота приходится топать метров шестьсот по тропе, которую ни один здравомыслящий человек тропой не назовет. Это просто единственный путь вниз по склону горы, и существует только один способ пройти по нему, не свернув себе шею: медленно и осторожно переступать с камня на камень, смотреть исключительно под ноги и ни в коем случае не по сторонам, не думать о крутизне склона и высоте над уровнем моря, непрерывно возносить молитвы Артемиде или Деве Марии, кому как нравится.

Нейл идет впереди, я за ним. Солнце жарит вовсю, абсолютно лишенные растительности камни белеют словно кости, пролежавшие под этим солнцем несколько веков, или, лучше сказать, эонов. О нет, я не права, кое-где встречается тимьян и еще какие-то жалкие колючки серого цвета. Вон торчит одинокий куст, рядом – коза. Это уже из области фантастики. Коза апатично объедает жухлые листья.

– Не отвлекайся, милая, – говорит Нейл, заметив, что я фотографирую козу. – Смотри под ноги. Хочешь, понесу твою сумку?

Он опять без головного убора, но теперь я знаю: он может позволить себе все, что угодно, и даже не поднимаю этот вопрос. Если он утверждает, что чувствует себя хорошо, значит, он чувствует себя хорошо. Если же внутри его головы начинает звенеть звонок, сигнализирующий, что топливо на исходе, то в тот же день, добравшись до дома, он первым делом открывает холодильник, достает свою технику и пускает по венам сложный коктейль, который получается из слияния содержимого трех разноцветных ампул. Проделывает он это с завидным мастерством и хладнокровием. А если я остаюсь посмотреть, то не может удержаться от того, чтобы не разыграть передо мной еще одну сцену из жизни Старого Джанки. Легко и артистично поймать на иглу тонкую голубую вену, удовлетворенно прошептать, увидев в баллоне шприца темное облачко крови: «Есть контроль», откинуться на спинку стула и блаженно прикрыть глаза, имитируя приход. После инъекции четыре или пять дней хорошего самочувствия ему гарантированы. Дальше – как повезет.

На площадке перед гротом стоит толстая немка и фотографирует девочку лет двенадцати. Из часовни, расположенной чуть левее, выходит Мэдж. Видит нас и расплывается в улыбке. Нейл прикладывает палец к губам: тс-с…

Друг за другом мы ныряем в грот. Там темно, но не слишком. С каменного свода свисают сталактиты. Пахнет влажной землей и больше ничем. Никаких следов плесени. Вполголоса Нейл рассказывает нам о рождении Артемиды и Аполлона. Его версия мифа несколько отличается от общепринятой, в ней присутствует местный колорит, поэтому я слушаю с интересом. А Мэдж, судя по всему, ни о чем таком слыхом не слыхивала, на ее гладком личике счастливое изумление паломника, впервые узревшего Иерусалим.

Следуя за Нейлом, мы обходим купель и склонившуюся над ней печальную фигуру медведицы. Купель расположена не на уровне земли, а значительно выше, и, чтобы заглянуть в черное зеркало воды, приходится взобраться на корявый уступ, изображающий ступеньку, а потом на следующий.

Вода черна, как нефть. Но никакого запаха нет. Я протягиваю руку, но что-то останавливает меня. Суеверный страх? Не исключено.

Мэдж забирается наверх после меня. Тоже тянется к воде. И тоже медлит.

– Не дотрагивайся до воды, детка, – слышится негромкий голос Тома.

– Почему?

– Я слышал, какая-то туристка опустила туда свой серебряный крест на цепочке, так серебро моментально почернело. Черт его знает, что там, в этой воде. Она в этой пещере уже несколько тысяч лет. И никто не проводил ее химического анализа.

Держа ладонь над поверхностью воды, Мэдж оборачивается:

– А ты что скажешь, Нейл? Можно трогать эту воду?

– Можно, если ты почитаешь Великую Мать в одной из ее ипостасей.

– А если нет? – подумав, спрашивает Мэдж.

– Тогда лучше воздержаться.

– А что будет?

С прежней улыбкой Хитклифа, от которой даже у меня мороз по коже, Нейл смотрит на Тома.

– Да, это интересно. Что же будет? Не хочешь проверить, Том?

– А ты? – вызывающе говорит тот.

– Я почитаю Богиню.

– Вот и давай, лезь в эту лужу.

Нейл взобрался на уступ по другую сторону купели, напротив Мэдж. Напротив медведицы. Порылся в кармане. Я видела, как тускло блеснула монета, прежде чем без плеска уйти на дно.

Тишина. Нейл стоит, глядя поверх головы Мэдж на опущенную морду медведицы, и вдруг начинает говорить. Несколько фраз на греческом языке, которых не понимает никто, кроме него самого и той, кому они адресованы.

– Это что, заклинание? – спрашивает Том таким голосом, что у меня возникает желание хорошенько пнуть его под зад.

Не отвечая, Нейл опускает в воду сложенные ковшиком ладони, низко наклоняется, чтобы не пролить ни капли, делает глоток, а оставшейся водой умывается. Проводит мокрыми руками по волосам. Выпрямляется во весь рост и смотрит на нас со спокойной улыбкой.

– Богиня страшна, но милостива. Мне жаль тех, кто считает, что она умерла.

Том первым покидает грот и возвращается на тропу. Она ведет дальше вниз, к таинственной пустыни Кафоликос.

– Ну что? – хмуро обращается он к своей подруге. – Наверх, к Гувернетто?

Та с любопытством разглядывает лицо и руки Нейла при дневном свете в надежде увидеть гноящиеся язвы или еще какие-нибудь признаки химического заражения.

– Рядом с проклятым монастырем находится пещера святого Иоанна Отшельника, – говорит Нейл, снова пряча глаза за темными стеклами очков. – В этой пещере он провел последние годы жизни, в этой пещере и умер. Говорят, его подстрелил охотник, по ошибке приняв за медведя, поскольку святой имел обыкновение разгуливать в медвежьей шкуре. Поразительно, правда? Но как бы там ни было, Иоанн Отшельник получил смертельную рану, с трудом дополз до своей пещеры и вскоре преставился, перед смертью успев отпустить грехи тому самому охотнику, который, осознав свою ужасную ошибку, явился к святому умолять о прощении. Рассказывают также, что в момент исхода его души из тела произошло чудо, и это чудо мы можем видеть по сей день. – Он поворачивается к Тому. – Как я понимаю, здесь наши пути расходятся. Вы идете наверх, мы – вниз. Увидимся, Том.

Но Мэдж уже заглотила наживку.

– О, Томми, ну пожалуйста! Почему мы не можем пойти и посмотреть на эту пещеру и на брошенный монастырь? Через неделю я уеду и неизвестно когда еще попаду на Крит.

Оставив их препираться на распутье, Нейл поворачивается и, насвистывая, шагает вниз по склону горы. Я следую за ним. Девочка хочет осмотреть достопримечательности, это ее право, право любознательной иностранной туристки. Но ведь бедолагу Тома тоже можно понять. Оказаться в безлюдном месте один на один с Нейлом – перспектива не из приятных. Ни костолома Дега, ни блондинистого пожирателя хот-догов. Скалы и солнце, больше ничего. И девушка, в чьих глазах только-только начал становиться героем, когда на твоем пути нежданно-негаданно появился дракон.

– Что ты задумал? – спрашиваю я, глядя в спину дракона. – Сбросить его со скалы?

Он медлит.

– Со скалы? Нет, это слишком. Мне будет достаточно увидеть страх в его глазах.

– Ты собираешься драться с ним?

– Еще не знаю. Присмотри за девочкой, ладно? Ее пугать ни к чему.

Отлично, просто класс. Он собирается напугать Тома в присутствии его спутницы, а мне следует проследить за тем, чтобы сама девушка при этом не испугалась.

– Элен! Постойте! Подождите! – доносится до меня голос Мэдж, которой удалось-таки уломать Тома. – Мы идем с вами!

– И Бог создал женщину… – пробормотал Нейл, останавливаясь.

Тон его мне не понравился, но воспоминания о том, как американец процедил ему в лицо «ирландская шлюха», нравились мне еще меньше.

– Ох… спасибо… – проговорила Мэдж с легкой одышкой. – Том сейчас подойдет.

На висках и на кончике носа у нее блестел пот. Русые волосы под козырьком бейсболки тоже стали влажными.

– Мы прошли только треть пути, – предупредил Нейл. – Не передумаете?

– Нет-нет, ни в коем случае, – заверила Мэдж. – Мне страсть как хочется посмотреть пещеру и монастырь. А туда вообще кто-нибудь ходит? Что-то нам пока ни одного человека по дороге не попалось. Ни туда, ни оттуда.

– А ты видела на стоянке автобусы?

– Нет.

– Откуда же взяться людям? Экскурсии водят по четвергам и пятницам, а сегодня среда. Но больше всего народу бывает 7 октября, в день памяти преподобного Иоанна. Тогда не только туристы, но и многие критяне совершают паломничество к пещерам и монастырю Кафоликос.

Мэдж слушает с разинутым ртом. Вряд ли она отдает себе отчет в том, что ее карие глазки с жадностью перебегают с его лица на плечи, с плеч на бедра, оттуда обратно на лицо.

С томной отрешенностью фотомодели Нейл позволяет разглядывать себя, и он-то, в отличие от Мэдж, отлично знает, какое производит впечатление. Его козырь – не классическая правильность черт, каковой, строго говоря, он и не обладает, а темное, демоническое обаяние с долей нарциссизма, присущее натурам творческим, не привыкшим отказывать себе ни в чем.

Нас догоняет Том. Особо радостным он не выглядит, но и отказываться от участия в экспедиции тоже не собирается. Он протягивает Мэдж бутылку минеральной воды и шепотом делает ей внушение. Ладно, черт с ними. Сами разберутся.

Тропа змеится по краю обрыва. Гладкие, отполированные подошвами монахов и паломников камни круглятся под ногами. Само собой напрашивается сравнение с булыжной мостовой. Жарко. Господи, как жарко…

– Ты как, Элена? Идешь? – через плечо окликает Нейл. – Не страшно?

– Страшно.

– Просто смотри себе под ноги.

– Я так и делаю.

Растянувшись цепочкой – Нейл, я, потом Мэдж, потом Том, – мы медленно продвигаемся вперед, то и дело останавливаясь, чтобы унять дрожь в коленях и подбодрить друг друга какой-нибудь дурацкой шуткой вроде: «Скажи спасибо, что в наши дни ни медведи, ни охотники тут больше не водятся, впрочем, как и святые». Мы идем налегке той же дорогой, которую монахи проходили с грузом камней за плечами. И этой дороге нет конца.

– Господи, а обратно-то как? – восклицает Мэдж.

Похоже, об этом она подумала впервые.

– Без паники, – говорит Нейл, вытирая пот со лба. – Мы почти у цели.

О, счастье! Мы ступаем на лестницу, у которой имеется ограждение – настоящая крепкая каменная стена. Не сговариваясь, опускаемся на ступеньки и некоторое время молча переводим дыхание, поглядывая по сторонам с победным видом альпинистов, совершивших восхождение на Чогори[37]37
  Чогори – высочайшая вершина Каракорума (8611 м.), чрезвычайно сложная для восхождения. Один из легендарных «девятитысячников». Другие названия: Годуин-Остен, Дапсанг.


[Закрыть]. Хотя в нашем случае это не восхождение, а нисхождение. Тень от вершины спасает нас от солнечного удара, несколько глотков воды возвращают утраченный оптимизм.

– Уф! – выдохнула Мэдж, массируя усталые икры. – Поверить не могу, что я это сделала.

– Взгляни, – Нейл указал на склон соседней горы. – Видишь в скалах пещеры? Это монашеские кельи. К ним ведет тропа, такая узкая, что монахи, ступив с моста на склон, дальше были вынуждены передвигаться ползком. Да-да, на четвереньках.

– С камнями? – осведомился Том.

– Не думаю. Хотя все может быть.

– Ну ладно. – Том встал. Потянулся, поиграв бицепсами. – Ты привел нас сюда, в это живописное место, где нет ни одной живой души. Что дальше?

Он нервничал. Он находился в таком напряжении, что ему хватило бы одной искры, чтобы взорваться.

– Томми, – начала Мэдж.

Но он молча сжал ей плечо, продолжая в упор смотреть на Нейла.

– А ты чего хочешь, Том? – тихо спросил тот.

– Я тебя сюда не звал.

– И я тебя не звал. Вы сами решили пройтись вместе с нами до пещеры Иоанна Отшельника.

Мэдж посмотрела на меня большими испуганными глазами:

– Элен, что происходит? Я не хочу неприятностей.

Я успокаивающе улыбнулась.

– Ты здесь ни при чем, – сказал Том, по-прежнему крепко сжимая ее плечо. – Это только между нами. Не обращай внимания.

Окончательно напуганная, она вскочила со своего места.

– Том! – В ее голосе зазвенели истерические нотки. – Мы сейчас же идем назад.

– Опомнись, детка. – Он наконец посмотрел ей в лицо. – Никто, кроме тебя, не психует.

Он сказал правду. Мы с Нейлом спокойно сидели на ступенях. Я – потому, что не видела смысла в собственном вмешательстве; он – потому, что считал, что время еще не пришло.

– Тогда объясните мне, что происходит, – потребовала Мэдж. – В конце концов, я пришла сюда вместе с вами и хочу уйти отсюда живой и невредимой.

– Так и будет, – подал голос Нейл.

– Да? А почему же вы… почему…

– Почему мы – что?

– Не знаю. – Она прикусила губу. Опять посмотрела на меня. – Элен, скажи мне, что все в порядке.

– Я тебе говорю: все в порядке, – заверил ее отважный Том. – К тому же ты со мной. Что может случиться, когда ты со мной?

– Действительно, – фыркнул Нейл. – Не думаешь же ты, что такому доходяге, как я, под силу разложить такого молодца, как Том.

– Эй, – окликнул Том, и его пристальный взгляд заставил Нейла медленно подняться на ноги. – Кончай это дерьмо, ясно? Ты сам нарвался в прошлый раз. Ты знаешь, что ты сделал, не заставляй меня тебе напоминать.

– Это была плохая идея, – признал Нейл. – Но я извинился. Сразу же. Ты не расслышал?

Эта ситуация начала нервировать и меня. Ноздри у Тома раздулись, на щеках обозначились желваки. Мне снова вспомнились его слова: «Ты будешь делать то, что я скажу… вот так-то, ирландская шлюха…» Вспомнился тихий стон, который Нейл тотчас же подавил. А ведь Том – серьезный противник. Даже без Дега и без того, третьего. Не напрасно ли Нейл затеял эту игру?

– Ну так мы тебе ничего и не сделали. Хотя могли бы.

– Втроем-то? – усмехнулся Нейл. – Еще бы.

– Зря не сделали. Надо было. Теперь сам вижу, что надо.

– Да. Но как ты справедливо заметил еще при первой нашей встрече, с тех пор обстоятельства изменились. Согласен?

Слушая их диалог, Мэдж встревоженно переводила взгляд с одного на другого, но больше не выступала. Кажется, до нее наконец дошло.

– Хочешь разобраться со мной? – расправил плечи Том. Скептическая улыбка, горячая кровь. – Давай, я не против. Хоть сейчас.

Пуская дым из ноздрей, Нейл рассматривал его с холодным любопытством.

– Разобраться – значит помахаться? А может, сначала посмотрим пещеру и монастырь?

Том, похоже, растерялся. Он уже настроился на драку. Ему не терпелось расставить все по местам, и он не понимал, почему Нейл, который только что открытым текстом заявил, что хочет того же самого, теперь откладывает дело на неопределенный срок. Я же ни минуты не сомневалась в том, что он так поступит. Изощренное устройство его сознания предполагало именно такой подход.

Пещера Иоанна Отшельника, в отличие от грота Аркудия, узкая, сырая и холодная. Темным тоннелем она уходит в недра горы, и весь дневной свет остается за вашей спиной. Хорошо, если не навсегда. Споткнувшись в кромешной тьме, я хватаюсь за влажную скользкую стену и тут же отдергиваю руку.

– А здесь есть кто-нибудь? – слышится голос Мэдж. – Змеи, например.

– Летучие мыши, – отвечает жестокосердный Нейл.

Взвизгнув, Мэдж натыкается на меня в темноте, ощупью отыскивает мою руку и уже не отпускает.

Идти приходится под горочку, очень медленно и осторожно.

Внезапно впереди вспыхивают и гаснут два маленьких тусклых огонька. Как будто луч света отразился от зеркал. На секунду свисающие сверху сталактиты оказываются подсвечены зеленым, а затем все снова погружается в непроглядную тьму.

– Что это было? – спрашивает Мэдж дрожащим голосом.

Я чувствую, как ее ладонь в моей руке становится влажной от страха. Кожа покрывается мурашками.

– Где? – спрашиваю я с притворным удивлением.

– Там, впереди. Ты разве не видела? Только что. Будто чьи-то глаза… А вдруг там хищный зверь – кошка или шакал? Я читала, на Крите водятся дикие кошки.

Но я знаю, что там нет ни кошки, ни шакала.

– Том, а ты видел?

– Я смотрел в другую сторону, – проворчал замыкающий колонну Том.

– Если бы здесь была дикая кошка, я узнал бы об этом первым, – усмехнулся невидимый во мраке Нейл. И предупредил: – Внимание, я включаю фонарик.

– У тебя есть фонарик? Господи! – возмутилась Мэдж. – Почему же ты сразу его не включил?

– Это было бы ошибкой. Каждый маг должен помнить: главное – привести публику в надлежащее состояние сознания.

– Фигляр, – прошипел Том.

Темноту прорезает белый луч карманного фонарика, и становятся видны высокие своды пещеры, гирлянды сталактитов, черные наплывы на стенах, покатый земляной пол.

– Смотрите сюда.

Луч света выхватывает из чернильной тьмы высокий, от пола до потолка, фигурный столб. Или колонну. Какую-то рукотворную вертикаль, подпирающую свод. Медленно скользит сверху вниз, потом снизу вверх, давая нам разглядеть высеченную в камне гигантскую фигуру человека… фигуру монаха. Руки, молитвенно сложенные на груди. Складки рясы. Худое изможденное лицо с плотно сжатым ртом и прикрытыми веками.

– Это не скульптура, – говорит Нейл, стоя у ног монаха и освещая его фонариком. – Согласно преданию, в момент исхода души преподобного Иоанна из тела сталагмит, находившийся в непосредственной близости от его ложа, сросся со сталактитом, и вместе они образовали человеческую фигуру, которую мы с вами сейчас и видим. Запечатленный лик.

В почтительном молчании мы разглядываем фигуру, как выяснилось, отнюдь не рукотворную. Сталактит и сталагмит, сотворившие чудо в стиле Эль Греко.

– Нужно обладать богатым воображением, чтобы увидеть в этом монаха, – заметил Том с сарказмом. – Воображением ирландца.

– Перестань, – одернула его Мэдж. – Конечно, это монах.

– Да ладно тебе, детка. Среди твоих прабабушек, может, тоже были ирландцы, которые видят фею под каждым кустом?

– Фэйри, – поправил Нейл. – Обитатели волшебных холмов называются фэйри или сиды[38]38
  Фэйри и сиды – в ирландской мифологии божественные существа, после захвата Ирландии сыновьями Миля вынужденные переселиться в недра чудесных холмов, которые также носят название «сиды».


[Закрыть].

– А здесь, на Крите, какая нечисть водилась?

– Известно какая. Куреты[39]39
  Куреты – греческой мифологии демонические существа, составляющие вместе с корибантами окружение Великой матери богов Реи-Кибелы и младенца Зевса на Крите. Куреты наделены как культурными функциями (как дети Афины), так и функциями божеств плодородия, будучи хтонического происхождения (как дети Геи).


[Закрыть] и корибанты. Являясь автохтонами[40]40
  Автохтон – местный, коренной (греч.).


[Закрыть], они, полагаю, и поныне тут. Желаешь убедиться?

Нейл выключил фонарик, и Мэдж сейчас же запротестовала:

– Элен, скажи ему! Я и так уже вся в мурашках с головы до ног. Пожалуйста, Нейл, не надо никаких фокусов. Давайте уйдем отсюда. Мы уже все посмотрели. Изумительная фигура святого и все такое. Я хочу наружу.

– Выходите, а мы с Томом задержимся еще на пять минут. – Нейл осветил нам путь, а заодно лицо Тома. – Ты в порядке, старина? Кажется, так вы, американцы, говорите. Голливудские штампы. Я слышал, это заразно. – Он насмешливо повторил: – Хочешь разобраться со мной?.. Кончай это дерьмо… – Безразлично пожал плечами. – Впрочем, это не твоя вина, Том.

Мы с девочкой выходим на поверхность, спускаемся по лестнице на ровную площадку, откуда можно попасть либо на мост (направо), либо к церкви монастыря (прямо вдоль стены), и останавливаемся, чтобы сделать по глотку воды.

Это самая северная точка Акротири. На небе ни облачка. В просвете между склонами гор синеет близкое море.

Пользуясь отсутствием мужчин, Мэдж торопится пояснить:

– Мы познакомились всего три дня назад. Я понятия не имею, что он за человек. Мы просто познакомились и…

Просто познакомились. Просто переспали. Все нормально. Точно так же было и у меня с Нейлом.

Кусая губы, Мэдж нервно комкает пальцами носовой платок.

– Надеюсь, они не поубивают друг друга.

– Ну что ты, – говорю я с улыбкой. – Они же не дикари. Просто у них есть причина… э-э-э… недолюбливать друг друга.

– Это я уже поняла, – вздыхает она.

Других вопросов не последовало. Возможно, Мэдж, как и я в свое время, не хочет знать слишком много. К тому же через неделю она уедет в свой Иллинойс, и все, прости-прощай, красавчик Том.

Том выскакивает из пещеры с такой скоростью, будто за ним гонятся все куреты и корибанты Крита. За ним без всякой спешки выходит Нейл. Я любуюсь им, пока он закуривает, а потом задаю вопрос:

– Ну что? Вы их видели?

– Нет, – отвечает Нейл. – Не видели. Но по моей просьбе они немножко постучали мечами о щиты, и Том это слышал. Ведь ты же слышал, правда, Том?

Стиснув зубы, Том сбежал по ступеням и шагнул на мост.

Минуя портал со стройной, почти готической надстройкой, напоминающей звонницу без колоколов, я бросаю взгляд через плечо и вижу этот залитый ослепительным светом горный массив во всем его великолепии. Кое-где сквозь трещины в камнях пробиваются низкорослые кривые деревца, но в основном скалы стоят абсолютно голые, неприступные, сверкающие, режущие глаз своей бесстрастной, не имеющей никакого отношения к органической жизни, поистине устрашающей красотой. Таким был мир четвертого дня. Мир Бога, пока еще не разделившего свое творение ни с ангелом, ни с человеком.

Тень от склона, из которого вырастает скромный, не перегруженный деталями, приятно соразмерный фасад монастырской церкви, накрыла мост до середины. Сверху (площадка, где мы стоим, значительно выше уровня земли, если считать уровнем земли тот уровень, на котором находится пара квадратных построек по обе стороны моста и собственно сам мост) нам прекрасно видны кроны деревьев, проросших через проломы в крышах братских корпусов, узкая тропа, берущая начало от того самого места, где мост приходит к противоположному склону, практически отвесному, и пещеры, приспособленные под кельи теми из монахов, кому было мало испытаний молитвами, постами, пиратами и медведями. Виден и Том, бесцельно слоняющийся по мосту взад-вперед. Благо там есть где развернуться. Это вам не какой-нибудь мостик через речку Пехорку. Это полноценный добротный каменный мост не менее тридцати метров в длину и десяти в ширину. Не мост, а целая площадь, хоть на велосипеде катайся.

Пока мы с Мэдж прохлаждаемся в тенечке, Нейл подходит к церкви и некоторое время безуспешно рвется в запертую дверь.

– Я не удивлюсь, – рассеянно говорит Мэдж, – если он сейчас сотворит заклинание и войдет.

Я тоже. Однако вместо этого Нейл направляется к расположенному неподалеку колодцу с подвешенным над ним на перекладине колоколом.

– Знаете, я слышал, если позвонить в этот колокол и загадать желание, оно непременно исполнится.

– Правда? – заинтересовалась Мэдж, устремляясь к колоколу. – Вот здорово! Обязательно говорить вслух или можно про себя?

– Можно про себя, – разрешил Нейл. – Ну? Кто первый?

– Ты.

Нейл взглянул на меня, помолчал, словно взвешивая все «за» и «против».

– Ты первый, Нейл, – повторила я, подходя ближе.

– Ладно.

Он взялся за конец веревки, готовый ударить в колокол.

Мы заинтригованно притихли, хотя никто не предупреждал нас, что он собирается произнести свое желание вслух.

– Господи, дай мне силы принимать то, что я не могу изменить, мужество изменять, что могу, и мудрость всегда отличать одно от другого[41]41
  Молитва святого Франциска.


[Закрыть].

Раздался мелодичный звон, долгое колокольное «аминь», и человеческое желание мигом оказалось в почтовом ящике Господа Бога.

– Теперь ты, – сказал Нейл, уступая мне место.

Что загадать?

Без единой мысли в голове я смотрела на его ровные брови, высокие скулы, темные (очень темные) волосы и светлые (очень светлые) глаза.

Прошу Тебя, Господи… Если он выберет жизнь, пусть ему будет дано. Если он выберет смерть, пусть ему будет дано. Но только то, чего он сам для себя пожелает.

Я позвонила в колокол и уступила место Мэдж.

Оставив нас наедине с нашими желаниями, Нейл прошелся вдоль стены, посмотрел вниз. Я уже знала, что он сейчас сделает, потому что незадолго до этого успела заметить, как в арочный проем прямо под нами с нижнего уровня зашел Том. Наверное, в прежние времена какими-нибудь тайными лестницами и коридорами оттуда можно было попасть в расположенную выше церковь. Или в глубокие подземелья монастыря. Теперь же все входы и выходы были крепко-накрепко заколочены во избежание несчастных случаев, поскольку такие древние святыни, как Кафоликос, открывают свои тайны весьма неохотно.

Том вышел из-под арки и остановился, задумчиво глядя в сторону моря. Взобравшись на стену, Нейл примерился и сиганул с четырехметровой высоты, только белая рубашка мелькнула на фоне серых камней. Мы с Мэдж кинулись к парапету. Слава богу, он благополучно приземлился, но не на плечи стоящего внизу Тома, как можно было ожидать, а рядом. Так близко, что вздувшийся в полете подол его расстегнутой рубашки мазнул Тома по лицу. Том непроизвольно отпрянул:

– Черт дурной! Ты что делаешь?

Нейл пятился по мосту, маня его за собой, не спуская с него глаз:

– Иди сюда, Том.

Тот постучал пальцем по виску:

– Чокнутый ирландец. Твое место в психушке.

Ласкающий взгляд зеленых глаз. Слова, слетающие с губ, точно поцелуи.

– Иди ко мне. Я жду тебя, Том.

– Ну, начинается, – прошептала стоящая рядом со мной Мэдж. – Неужели они будут драться?

Я спрашивала себя о том же. Почему в XXI веке нормальные, образованные мужчины продолжают драться, как варвары? И ведь так поступают даже лучшие из них. Вот вроде бы перед тобой приличные люди – беседуют друг с другом, время от времени спорят и рычат, но на определенной стадии конфликта какой-то механизм отбрасывает их в каменный век, и с этим уже ничего не поделаешь.

С тихим отчаянием мы следили за тем, как они вытряхивают все из карманов, раздеваются до пояса, расходятся в разные стороны и начинают медленно сближаться.

– На этот раз ты разозлил меня, ирландец.

Том – рослый и крепкий, как спортсмен-легкоатлет. Пресс, грудные мышцы и все такое. Он произносит «ирландец» таким тоном, что это звучит как ругательство. Irish… Irish crazy…

– Надо же, какой ты нервный.

– Сейчас я и тебя заставлю понервничать, ирландец.

– Да ну? А почему ты не называешь меня по имени, Том?

Нейл – стройный и длинноногий, как танцор. Обманчивая худоба. На это и смотришь, предвкушая легкую победу, вместо того, чтобы обратить внимание на жесткий рельеф мускулов и опасную пластику, какая появляется только в результате длительных тренировок.

– Я называл тебя по имени, когда хотел поиметь. Я пытался быть добрым. Но ты только морду воротил. Теперь я поимею тебя по-другому.

– Вот черт, – прошептала Мэдж, прижимая пальцы к губам. – И как я раньше не догадалась… Я видела этих двоих, Дега и Льюиса. Том просто идиот.

Том кинулся в атаку, но получил мгновенный, жесткий отпор. Не ожидал. Следующая попытка – и опять неудача. Он словно бился о стеклянную стену.

Шаг. Еще шаг. Нейл обходил его по кругу, мягко переступая ногами, обутыми в кожаные мокасины. И вдруг – я даже вздрогнула, выронив носовой платок, – в красивом прыжке, как в кино, нанес противнику сокрушительный удар в диафрагму. Ребром стопы или пяткой, я не разглядела. Приземлился с кошачьей грацией и замер на полусогнутых ногах, не спуская глаз с растянувшегося на земле Тома. Он не сжимал пальцы в кулаки и вообще держался очень раскованно. Казалось, из своей стойки он может с одинаковой легкостью и перевернуться через голову, и взлететь под небеса.

Минута полной неподвижности. Стоп-кадр. Том лежал на земле, хватая ртом воздух. Нейл выжидал.

Слева от себя я услышала тоненькие всхлипывания и, повернув голову, увидела, что ресницы Мэдж намокли от слез.

– Я никогда в жизни не видела настоящей драки, – пробормотала она. – Это ужасно.

Я отыскала в сумке бумажную салфетку и протянула ей, а когда вновь обратила взор на поле боя, Том был уже на ногах. Да, он вскочил, отдышался и перешел в наступление. Ему повезло. Во время короткой, но бешеной схватки он почти не пострадал, зато у Нейла на левой скуле расцвела кровавая ссадина.

– Bravo, american! – рассмеялся он, кончиками пальцев размазывая кровь по щеке. – Once again!

Он просил еще. И он получил еще. Как и Том, разумеется. Постепенно оба входили в раж, и бездействовать, наблюдая за ними, становилось все труднее.

– А он интересный мужчина, твой муж, – ни с того ни с сего брякнула Мэдж, по-прежнему шмыгая носом. – У него очень красивые запястья и лодыжки.

Я прямо рот раскрыла. Наши парни колошматят друг друга, причем не в шутку, а всерьез, а она в это время рассматривает их запястья и лодыжки. Чем вам не идеал современной девушки? Может, тут мне следовало сказать «да и Том, в принципе, тоже ничего», но я промолчала.

Загнанный Томом на другую сторону моста, Нейл ступил на тропу, ведущую к кельям-пещерам. На тропу шириной в полметра над обрывом, которого никто не измерял. И пошел по ней – бочком, бочком, раскинув руки, трогая ладонями шершавые каменные стены.