Текст книги "Тени утренней росы"

15

Он выходит из душа и снова забирается ко мне в постель.

– Ох, да хватит же… прекрати… – Я слабо отбиваюсь, памятуя о том, что вскоре должна появиться Урания. – Уже одиннадцатый час. Пора вставать.

– Пора вставать! – передразнивает Нейл, выпуская мою шею и укладываясь ничком, как самый послушный мальчик на свете. – Как будто тебе еще предстоит перебрать целый мешок крупы, отделяя гречку от пшенки… или пшенку от риса… или что там перебирала эта глупая девчонка, за которую в конце концов всю работу сделали мыши?

– Ты говоришь о Золушке?

– Золушка, – повторяет он, хмуря брови. – Золушка?..

– Синдерелла.

– О! I get you[46]46
  Я понял (англ.)


[Закрыть]. Золушка – это русская Синдерелла. – Он смеется. Протягивает руку и начинает тихонько щекотать мой правый бок. – А как у вас называется Микки-Маус?

– Никак. У нас нет никакого Микки-Мауса. У нас есть только Змей Горыныч, Кощей Бессмертный, Баба-яга… – Извиваясь, я отталкиваю его руку. – Конек-Горбунок, Соловей-разбойник… Бармалей, дядя Степа, Хрюша и Степашка.

– А у нас есть Шалтай-Болтай, Хнакра, Снарк, Снусмумрик… Синяя Борода…

Короткая схватка, как обычно, закончилась его победой с последующей добровольной капитуляцией. Да, именно это он и любит. Дать противнику почувствовать свою силу, а затем сдаться, играя.

– Когда ты видишь интересного мужчину, на что ты обращаешь внимание прежде всего?

– На задницу, – ответила я, не раздумывая.

Он усмехнулся:

– Как всегда! Мою задницу ты тоже разглядывала?

– А как же. У тебя потрясающая задница, Нейл. – Я положила ладонь на его ягодицы и ласково сжала. – Фантастическая задница. – Продолжая смотреть в затуманенные желанием зеленоватые глаза, вонзила ногти в упругую плоть. – Признайся, ты слышал это уже сотни раз.

– Тысячи, тысячи раз, – отозвался он с лицемерным вздохом.

Я наградила его увесистым шлепком, после чего опять вцепилась ногтями.

– Ты решила порвать мою задницу в клочья?

– Боже! Каким бы это было наслаждением!

– Так не стесняйся.

– Да? А что скажет Ронан? – Я наклонилась к его лицу, но он уткнулся лбом в согнутую правую руку, отдав мне на расправу левую, не обремененную украшениями, кроме обручального кольца. – Ты говорил, он прилетает послезавтра.

– Думаешь, мы с ним будем спать в одной постели?

– Не сомневаюсь.

– Ну, разве что разок-другой… А вообще-то я уже подыскал ему жилье в самом центре Хора-Сфакион.

Я не могу понять, говорит ли он с целью меня подразнить или по правде не придает этому никакого значения. На его предплечье – засохшие ссадины. Кожа была содрана о камни, когда Том, добиваясь неизвестно чего, неизвестно зачем, а скорее всего, просто от избытка чувств, гнул его руку через парапет моста.

Я поглаживаю их мягкими пальчиками, заставляя Нейла напрягаться в ожидании худшего, а потом задаю нескромный вопрос:

– Тебе приходилось лишать кого-нибудь девственности?

– Джентльмен на такие вопросы не отвечает.

Я вонзаю ногти в его запястье. В круглую косточку и ложбинку у основания большого пальца.

– Ты любишь меня, злодейка. Ладно, ладно. Была одна девушка. Она меня не предупредила. Хотела, чтобы все вышло само собой.

Этот низкий приглушенный голос… эта дымка в его глазах…

– Ну и как?

– Поначалу совсем никак. Я думал, она просто не хочет, и тут она призналась. Пришлось сменить тактику.

– Ей понравилось?

– А тебе понравилось в первый раз?

– Нет.

Нейл шевельнул рукой, но я его не отпустила.

– Еще вопросы?

– Да. Твоей первой любовницей была, вероятно, Этайн?

– Да.

– А разве она не была девственницей?

Ответ предваряет долгое молчание.

– Да, конечно. Да. Но это совсем другая история.

– Ты не хочешь мне рассказать?

Еще одна пауза. Улыбка сатира.

– Может, и расскажу. Попробуй меня заставить.

Заставить его. Какая глупость. Я устраиваюсь с ним рядом, прижимаю его руку к губам.

– Я не хочу заставлять тебя рассказывать о матери твоего ребенка. Расскажи просто так.

– Ты хочешь знать, с чего все началось? – Нейл улыбнулся с закрытыми глазами. – Мне было шестнадцать лет. Я сцепился с Джеффри, был крепко побит и лежал поздно вечером в своей комнате, изнывая от стыда и злобы. Он был не прав, строго говоря. Но оказался сильнее. Этайн знала о нашей драке и, когда все в доме улеглись, пришла и забралась ко мне под одеяло.

– Девочка и мальчик. Брат и сестра. – Я попробовала представить себе эту картину, и меня бросило в жар. – Все получилось?

– Да. Правда, мы загубили полотенце, которое тетушка разыскивала потом в течение двух недель. Мы оба точно знали, что в первый раз бывает кровь, поэтому подстелили полотенце, а на следующий день сожгли его на пустыре за гаражами.

– Сожгли? – поразилась я. – Это еще зачем? Можно же было отстирать.

– Да брось ты. Шестнадцатилетняя девочка не может незаметно постирать заляпанное кровью полотенце в доме своей матери, одержимой страстью к порядку. К тому же кровь девственницы… словом, это полотенце не должно было попасть в чужие руки. Это я знал точно.

– Так это была твоя идея? Сожжение полотенца.

– Да, – скромно подтвердил он.

Мне хочется спросить, что же было дальше. Как скоро о любовной связи между братом и сестрой стало известно дядюшке и тетушке и как они к этому отнеслись? Продолжались ли ночные свидания после неминуемого разоблачения, или их пришлось прекратить? Виделся ли Нейл со своей сестрой во время обучения в университете, когда у него уже была Мэри, а чуть погодя еще и Чарлин? Как приняла его Этайн после разлуки?.. Он жил с ней. Она родила ему сына. Что стоит за этой скупой констатацией? Какие радости и сердечные муки?

Но вместо этого я спрашиваю:

– Джеффри следил за вами?

– Следил. И выследил. Но никому не сказал ни словечка. Никому, кроме меня. – Нейл тянется за сигаретой, потом вспоминает, что я просила его не курить в постели, и виновато моргает. – Он преследовал меня с яростью отвергнутого любовника. Дня не проходило без того, чтобы мы не наставили друг другу синяков. Райен, его отец, пробовал выяснить, в чем причина нашей вражды, но мы молчали. И продолжали биться насмерть.

– А Этайн не пробовала поговорить со своим старшим братом?

– Пробовала, невзирая на мои протесты. Джеффри выслушал ее и спросил: «А кто тебе сказал, что мы бьемся из-за тебя?» В тот же день мы сшиблись у нее на глазах, и Джеффри назвал меня ирландским псом. Это прозвучало так… символично, что я не обиделся. Что-то в этом было, только я не сразу понял, что именно. Какой-то сакральный смысл. Тогда Этайн отыскала в отцовской библиотеке книгу ирландских сказаний и несколько дней подряд, прежде чем заняться любовью, зачитывала мне отрывки и целые главы. В основном из сказаний Уладского цикла. Понимаешь, о чем речь?

– Думаю, да. Король Конхобар из Эмайн-Махи[47]47
  Эмайн-Маха – древняя столица северного ирландского королевства Улада (современный Ульстер). На этом месте сейчас находится Невен-форт.
  Конхобар – прославленный король Улада. Вокруг него разворачивается действие большинства сказаний, входящий в героический цикл, названный также циклом Красной Ветви, по названию двора Конхобара в Эмайн-Махе, выстроенного из красного тиса.


[Закрыть], воины Красной Ветви… и непобедимый юноша Кухулин[48]48
  Кухулин – главный герой Уладского цикла ирландских сказаний, самое драматическое из которых – «Похищение быка из Куальнге».


[Закрыть], сын Дехтире и Суалтайма. Вернее, сын Дехтире и бога Луга, который похитил ее прямо со свадьбы и вернул законному мужу только через год, уже с младенцем.

…и друид Моранн изрек: все уста восхвалят его, возницы и воины, короли и мудрецы сочтут его подвиги, это дитя отомстит за все ваши обиды и завоюет любовь многих…[49]49
  Ирландские сказания. Кухулин из Муиртемне.


[Закрыть]

Раскинувшись на постели, Нейл улыбается уголками рта. Его глаза заволакивает пелена наслаждения, порочного наслаждения, которое доставляет ему воспоминание о нарушенных запретах. Конечно, инцестом в настоящем смысле слова эту связь назвать нельзя. Все же она кузина, а не родная сестра. Однако братца Джеффри это покоробило.

– В следующий раз, когда он заорал на меня: «Вставай и защищайся, ирландский пес!» – я попросил: «Назови меня так еще раз, Джефф». Он не понял. «Назови меня еще раз ирландским псом». Он назвал. Тогда я встал на ноги, вытер кровь с подбородка и накинулся на него, как зверь. И одолел его. Да-да, я одолел своего старшего брата Джеффри.

– Впервые?

– Можно сказать, что да. Джеффри был старше и тяжелее, к тому же занимался в какой-то спортивной секции. Но неожиданно расклад изменился. Неожиданно для него.

– Ты еще дрался с ним?

– Господи, сколько раз.

– И как?

– С переменным успехом. Иногда ему удавалось меня завалить, иной раз мне его. Но я знал, что теперь у меня есть шанс, и это было приятно.

Я не открываю глаз, но точно знаю: вот сейчас он повернулся и посмотрел на меня… сейчас привстал… сейчас навис надо мной, опираясь на руки, склонился низко-низко, так что его длинные волосы упали мне на лицо. Мой сказочный любовник. Мой ирландский пес.

Его ресницы щекочут мне щеки. Золотой крестик прыгает по груди. Подумать только, ведь я не приехала в Превели в тот день, когда он ждал меня там, я приехала спустя четыре дня. Он мог не дождаться. Мог плюнуть и забыть. Или не мог? Кровавые зарубки у него на руке… А я? Что бы стала делать я? Боже…

Во время прогулки по Рефимно он спросил:

– Ты больше не стесняешься появляться со мной на людях?

Я стесняюсь, что могла стесняться этого раньше.

Стук входной двери возвещает о приходе Урании. К этому времени я уже тщательно одета и причесана, осталось только покидать в сумку кое-какие вещички, потому что ночевать я собираюсь в Хора-Сфакион.

Нейл сидит на кухне в джинсах и рубашке нараспашку, курит сигарету и слушает радио. Он выглядит так, как и должен выглядеть человек, несколько минут назад покинувший любовное ложе, и Урания цепенеет в дверях, не умея скрыть смущения. Чисто внешне парень вроде бы в порядке, спокойный и трезвый, но воздух вокруг него дрожит, насыщенный животным электричеством. Сексуальные испарения, поднимающиеся с поверхности его кожи, одурманивают, как пары эфира.

– Йя су, ти канис?[50]50
  Привет, как дела? (греч.)


[Закрыть] – слышу я его низкий голос.

И робкое бормотание Урании:

– Кала, эфхаристо[51]51
  Хорошо, спасибо (греч.)


[Закрыть].

Солнечный, ослепительный день. Знакомым маршрутом мы едем по Новой национальной дороге строго на юг. Жара уже нешуточная, в машине работает кондиционер.

Конец июня. Народу на пляжах прибавилось, по вечерам на набережной не протолкнуться. С ужасом думаю о том, что будет, когда приедет Ритка. Сколько нам осталось: неделя? две недели? Об этом мы не говорим.

Нейл курит за рулем и рассказывает о любви Кухулина к Фанд, покинутой жене Мананнана Мак Лира. Я бы с большим удовольствием послушала о его любви к девочке Этайн, но у меня нет выбора.

– …но Мананнан, сын Моря, узнав о том, что Кухулин не может выбрать из двух прекрасных жен одну, явился с восточного края земли и, невидимый, встал между ними. Одна только Фанд могла видеть его. «Скажи мне, жена моя, – спросил Мананнан, – ты покидаешь это место, потому что тебя обидел Кухулин, или потому что хочешь пойти со мной?» – «Вот мое слово, – ответила Фанд, – ни один из вас не превосходит другого, но я пойду с тобой, Мананнан, потому что у тебя нет подруги, достойной тебя, у Кухулина же есть Эмер». И она ушла, а Кухулин, не видевший бога, спросил у Лаэга, что случилось. «Фанд ушла с сыном Моря, – ответил возница, – потому что ты не смог сделать выбор между нею и Эмер». Ярость охватила Кухулина, и он удалился в одиночестве в Луахайр. Долго скитался он по горам, пока друиды не поднесли ему напиток забвения, и он позабыл и о прекрасной дочери Аэда Абрата, и о своих приключениях в Маг Мелл[52]52
  Маг Мелл (Равнина Блаженства или Страна Живых) – одно из названий чудесного кельтского Иного Мира. Среди других его названий – Страна Юности, Земля Обетованная, Страна Женщин, Земля Под Волнами, Остров Яблок и др.


[Закрыть]. Говорят еще, что Мананнан потряс на всякий случай своим плащом между Кухулином и Фанд, чтобы им больше не встретиться во веки веков…

Хитрец, он рассказывает мне эту историю чуть ли не с середины, вероятно, с целью проверить, знаю ли я, с чего она началась.

– А почему ты не говоришь о том, как Кухулин заснул на берегу озера накануне Самайна под пение двух прекрасных птиц и как в его сне вместо этих птиц внезапно появились две прекрасные сиды с гибкими прутьями в руках…

– …и одна из них, улыбнувшись, ударила его изо всей силы, – тут же подхватил Нейл. – И другая тоже, улыбнувшись, ударила его изо всей силы. И так, с улыбками, они хлестали его своими прутьями, пока он не потерял счет ударам и не стал ближе к смерти, чем к жизни. Тогда они ушли и ни разу не оглянулись. После этого Кухулина одолел тяжкий недуг и не отпускал традиционные год и один день. По прошествии же этого времени у ложа его появился незнакомец и посоветовал ему вернуться на то же самое место и попытаться узнать, чего хотят от него жены из Маг Мелл[53]53
  Энгус Мак Ок (Сын Юности) – в ирландской мифологии один из могущественных членов клана Туата Де Даннан, славится как великий маг и великий любовник. Как покровитель «незаконной» любви, Энгус участвовал во многих драматических историях (вроде любовного треугольника, состоящего из Финна, его невесты Грайне и его племянника Диармайда). Сам он также считается незаконным сыном Дагды от Боанн, жены Элкмара.


[Закрыть]. Этим незнакомцем, как выяснилось позже, был сам Энгус Мак Ок. Кухулин отправился на берег озера и увидел, как к нему приближается одна из чудесных жен, что связали его чарами на целый год. Она предложила ему следовать за ней, а потом назвала свое имя и имя своей сестры…

– Мэри и Чарлин, – сказала я.

Нейл взглянул на меня и расхохотался.

– А вот и нет! Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что это были Фанд и Либан, дочери Аэда Абрата.

– А я говорю, Мэри и Чарлин.

Обеими руками я схватила его за горло и слегка придушила.

– Советую тебе сидеть смирно, дорогая, иначе мы очень быстро окажемся на дне ущелья.

Я разжала пальцы.

– Если бы ты сравнила их с Фанд и Эмер, – ворчливо продолжал Нейл, одной рукой ощупывая шею, – я бы еще, пожалуй, согласился. Хотя и в этом случае не было бы полной аналогии. Эмер не била Кухулина прутьями на берегу озера, а Либан, которая делала это, не была его возлюбленной.

– Зато Эмер угрожала ему ножом.

– Она была его законной женой. Имела право!

– Однако до этого ее не очень-то беспокоили измены драгоценного Кухулина.

– Правильно, потому что все прежние его возлюбленные были обычными женщинами, а Фанд принадлежала к дивному народу. Любовь сиды могла убить великого воина.

– Но, как мы знаем, роковую роль в его судьбе сыграла не любовь сиды, а меч Лугайда, сына Курои.

Болтовня отвлекает меня, и я почти не паникую даже на самом кошмарном отрезке пути между Селией и Аргулесом. Я счастлива.

Ближе к вечеру, сидя на мелком теплом песке и глядя на темнеющий горизонт, он вспоминает осень, время сбора урожая, когда на Крит приходят холодные ветры и шторм на море длится иной раз по нескольку дней. Ночи становятся длиннее, и приходится закрывать окно, иначе гул и рев волны не дают сомкнуть глаз до рассвета. Свинцово-серое небо, затянутые тучами вершины Лефка-Ори… Сейчас все это трудно даже вообразить.

Это благословенная земля. Я научу тебя любить ее, и однажды ты обнаружишь, что больше не можешь без нее обходиться.

И я уже люблю. Я люблю. Крутые каменистые склоны Белых гор; четко прорисованную на фоне синего неба снежную шапку Псилорита; щедрую долину Мессара с ее виноградниками и оливковыми рощами; погруженные в глубокую тень ущелья, внезапно переходящие в залитые солнцем, благоуханные долины, где, позабыв об ужасах горных дорог, просто едешь и едешь среди нескончаемого зеленого леса, вдыхаешь запах трав, листвы и хвои, а если притормозишь на минутку, то услышишь далекий перезвон колокольчиков, журчанье ручья и неумолчный звон цикад. Пещеры Маталы, руины Феста и Гортиса…

И Кастель-Франко, темной громадой возвышающаяся за нашими спинами. Скорбь и гордость провинции Сфакья.

Он сказал: «Я хочу познать эту землю в духе».

Познать в духе. Познать. Адам познал Еву, жену свою; и она зачала…[54]54
  Книга Бытия 4:1.


[Закрыть] Помню, я читала, что библейское «познать» означает не «овладеть», а «проникнуть в самую суть» и одновременно «взять под защиту».

Он сказал: «Пойми раз и навсегда, я не исчезну. Ничто не исчезает».

Карусель мыслей кружится и кружится, лоб наливается свинцом, веки тяжелеют – все, приплыли, это мигрень. На сей раз не у Нейла, а у меня. Я тоже человек, к тому же с неустойчивым гормональным фоном. Сразу же учащается пульс. Ладони холодеют.

– Кажется, теперь я попала впросак, – шепчу я, борясь с дурнотой. – Таблетки остались дома.

– Попробуем без таблеток, – отвечает Нейл, пристраивая мою голову к себе на колени. – Думай только о воде. О приливах и отливах. О подводных течениях, теплых и холодных. О медлительных, безымянных обитателях глубин.

Его ладони у меня на лбу. Тихий плеск волн. Средневековые алхимики называли воду святой стихией, aqua permanens. Вода – первичная арканная субстанция, фактор трансформации и одновременно ее объект. Вода – место, откуда вышло все живое.

Я думаю о воде. Думаю. Вода во мне, вода вне меня. Ее применяют для крещения и очищения. И Нееману было сказано: «Иди и омойся семь раз в Иордане, и станешь чистым. Ибо лишь там найдешь ты крещение для отпущения грехов»[55]55
  «Aurora Consurgens» («Восходящая заря») – алхимический трактат, приписываемый св. Фоме Аквинскому (XIII век).


[Закрыть]. Нильская вода считалась утешением Египта. В египетском сказании Анубис находит сердце своего умершего брата Бата, которое тот положил в «цветок» кедра, превратившийся в кедровую шишку. Анубис помещает его в сосуд с холодной водой, сердце всасывает ее, и Бата возвращается к жизни. Здесь вода оживляет. Но именно aqua permanens есть вода, которая убивает и оживляет. Не бойся и не сопротивляйся. Позволь воде наполнить тебя до краев…

Пальцы Нейла забираются под мои волосы, массируют мне затылок. Очень мягко. Как будто кошка трется теплым мохнатым боком.

– Уже лучше? – спрашивает он вполголоса.

– Да. – Я улыбаюсь, не открывая глаз. – Как ты это делаешь?

– Это делаю не я, а ты сама.

– Неправда. – Я пытаюсь припомнить, как об этом у Толкиена. – Когда-то в Гондоре были короли, о которых сказано: «Руки Короля – руки целителя». По тому и узнавали, кто истинный Король…

Нейл отказывается от титула, хотя в целом признает мою правоту. Ведь и Финн Мак Кумал[56]56
  Финн Мак Кумал – главный герой одноименного цикла Ирландских и Шотландских сказаний, легендарный вождь дружинников-фениев, мудрец, обладавший многими сверхъестественными качествами.


[Закрыть] мог исцелить любого, кто принял у него из рук чашу с водой. Чашу с водой…

– Но только, я думаю, дело не в том, как тебя называют, вождем или королем, а в том, что ты из себя представляешь. Королей не так много, Элена. И многих истинных королей таковыми не считают. Ты можешь быть королем, а люди будут видеть монаха-аскета, или пасечника, или винодела, или воина, или странствующего проповедника, или скромного сельского учителя, или музыканта…

– …или художника, который точно знает, что ему делать со своей жизнью.

Мы плывем, обнаженные, вдоль темного берега и смотрим на Кастель-Франко, освещенную изнутри прожекторами. Оранжевое зарево над зубчатыми стенами производит еще более зловещее впечатление, чем мысль о том, что, не будь там этих прожекторов, мы могли бы увидеть картину сражения. Вода совсем теплая. Погрузившись с головой, я чувствую на губах вкус крови и с испуганным возгласом выныриваю на поверхность. Нейл прикасается к моему плечу.

– Что такое?

– Не знаю. Когда я рядом с тобой… не знаю. Со мной происходят очень странные вещи. Может, это начало какого-то психического заболевания? То я вижу зеленое пламя в твоих глазах, как будто ты джинн. Правда, у джиннов оно красное. То чувствую кровь на губах, как, например, сейчас. Думаю о битве за Кастель-Франко и чувствую кровь. Это что, паранойя? – Он молчит, и я продолжаю: – Все это ненормально. Ненормально для меня. Я оказалась на другой планете. Как же я буду жить дальше, Нейл?

Он отзывается не сразу:

– Не думай, что я не понимаю, о чем ты говоришь. Я понимаю. Но не считаю это ненормальным. Лучше спроси себя, что тебе больше нравится: жить как сейчас или жить как раньше.

– В том-то и беда, Нейл, что, вернувшись домой, я не смогу жить ни так, как сейчас, ни так, как раньше.

Вот я и озвучила мой самый главный страх.

– Это не беда, Элена. Не называй это бедой. Это будет просто другая жизнь. Все изменяется. Не бойся.

– А ты не боишься перемен? Он засмеялся:

– В моей жизни перемены происходят так быстро, что я не успеваю. Не успеваю испугаться.

Вечером я засыпаю в его постели, уткнувшись головой ему на плечо. Окно распахнуто настежь, и до нас доносятся шелест листвы в саду, звуки кошачьей охоты, слабый стрекот цикад и размеренное дыхание моря. Никаких самолетов, набирающих высоту, ведь все аэропорты расположены на северном побережье Крита. Голова у меня больше не болит.

16

Мы расположились напротив выхода из здания аэропорта. Я в машине с опущенными стеклами – просто женщина, поджидающая кого-то из родственников. Нейл на мотоцикле справа от меня – ну и что, надо же где-то встать, здесь полно машин, все кого-то встречают. Мы не переговариваемся, даже не смотрим друг на друга. Жара за тридцать. Колонна автобусов – туроператоры встречают и провожают своих клиентов. Горластые таксисты, шустрые носильщики, обалдевшие после перелета туристы…

Это просто ад кромешный. Я делаю глоток воды и снова перевожу взгляд на изливающийся из дверей на улицу поток пассажиров с рейса Лондон – Ираклион. Чемоданы на тележках, чемоданы в руках, сумки, баулы, пакеты… Стоящие шеренгой гиды тасуют прибывающих пассажиров, отделяя своих от чужих, рисуя в тетрадках галочки напротив фамилий.

Нейл выпрямился, бросил окурок. Сердце у меня сильно забилось. Хотя, спрашивается, отчего?

К нам направлялся слегка замученный, но улыбающийся светловолосый парень лет тридцати с сумкой через плечо. Подвижное лицо, сощуренные от солнца глаза. Он подошел ближе, и я увидела, что глаза у него разного цвета – правый карий, левый голубой.

Нейл слез с мотоцикла, сделал шаг навстречу, и они обнялись. Внезапно почувствовав себя брошенной и одинокой, я подняла стекла, чтобы не слышать, о чем они говорят.

Блондин прижимал Нейла к груди, со счастливой улыбкой заглядывал ему в лицо. Я готова была расплакаться. И какой черт принес его на Крит? Сидел бы у себя в Лондоне со своей ненаглядной Этайн.

Нам остались считаные дни. Скоро я буду вынуждена уехать. Или не уезжать? Снять комнату где-нибудь на южном побережье… К Ритке время от времени заглядывать на чашечку чая. Только нужно ли это Нейлу, вот в чем вопрос. Быть может, скоро для него наступят времена, когда он будет нуждаться не в женских ласках, а в присутствии старого доброго друга.

Так этот Ронан – его друг? Или жених сестры? Самые элементарные вещи ускользали от моего понимания, оставляя только растерянность и смутное чувство утраты.

Продолжая что-то говорить, блондин привязал свою сумку к багажнику, уселся позади Нейла, обхватил его обеими руками. Всего на мгновение взгляд его разных глаз задержался на незнакомке в темных очках, сидящей с бутылкой минеральной воды за рулем серебристой «киа-пиканто», но в этом взгляде не промелькнуло ни догадки, ни подозрения. Значит, ему неизвестно о моем существовании.

Положив голову на скрещенные руки, я представляла себе их путь – на запад до Рефимно, оттуда на юг до поворота на Агиос-Василиос, через прекраснейшую зеленую долину с селениями Палиолутра и Агиос-Иоаннис, через ущелье Коцифи…

В сумке у меня зазвонил телефон.

– Ты там еще не охренела от жары? – спросила Ритка с завистью. Голос у нее был какой-то невеселый. Наверное, достали дети. – Ладно, бедная моя принцесса, поскучай еще пару недель, раньше мы не появимся.

Я изобразила разочарование.

– Вообще-то я собиралась заказывать билеты на ближайшие выходные, но у Алекса начался конъюнктивит, так что сама понимаешь.

Алекс ее младшенький.

– Руки не моют, черти, – добавила Ритка раздраженно, – на улице хватаются за все подряд.

Я услышала, как она зевает.

– Гос-споди, когда ж я сдохну…

– Не говори так. – Я даже передернулась, услышав ее опрометчивые слова. – Никогда не говори, поняла?

– Ой, да ладно. Какая ты впечатлительная, ей-богу. Я ведь пошутила.

– А как Лиза? Не заразилась? Последовал подробный отчет о состоянии здоровья моей пятилетней племянницы.

– Ладно, поцелуй их за меня. – Я намекнула на то, что пора, закругляться. – Приезжайте поскорее. Жду с нетерпением.

…а может быть, Нейл повезет его не через Агиос-Василиос, а через Георгиуполис, а уж оттуда на юг, мимо горного селения Имброс – в Хора-Сфакион. Они оставят вещи в комнате, где Ронану придется проводить часть того времени, которое он не будет проводить с Нейлом, и отправятся к Костасу и Ифигении. Они будут ужинать в саду под навесом, с крыши которого спускаются вьющиеся стебли дикого винограда. Одетая в длинное черное сатиновое платье и накрахмаленный передник, Ифигения поставит на стол чугунок с пловом, блюдо с улитками, нарезанный кубиками козий сыр, пироги с травами, мясом и творогом, крольчатину и маслины. И вино, много критского красного вина. Худощавый бледный англичанин обалдеет от резкого чистого запаха морской воды, от насыщенности красок, свойственной Средиземноморью, от испепеляющего зноя июльских дней и бархатистой нежности ночей.

Я все еще здесь. Я здесь. Через месяц, через два, через шесть месяцев я уже наверняка буду в Москве, этого не миновать, но пока… Высокое небо, мягкие волны, сине-стальные склоны крутых каменистых гор, источенные временем стены Кастель-Франко, улыбки и поцелуи зеленоглазого демиурга – все это принадлежит мне. Волшебство еще не рассеялось. Все, что он наколдовал для меня, по-прежнему здесь, передо мной. Я поеду домой, в Аделе, сяду с книгой на террасе и буду ждать звонка.

Он позвонил через два с половиной часа.

– Ну вот, мы уже на месте. – Голос довольно бодрый. – А ты? Как добралась? Устала?

– Нормально добралась. Где твой демонический любовник?

Я слышу хриплый смех, переходящий в кашель.

– Два вопроса, леди. Почему любовник? И почему демонический?

– У него разные глаза. И он красив, как женщина.

– Значит, он тебе понравился? Да?

– Какая разница. Главное, чтобы он нравился тебе.

Долгий стон.

– Перестань, Элена. Это смешно.

– Так он с тобой или нет?

– Сейчас нет. Я познакомил его с хозяевами и оставил разбирать вещички.

– А потом?

– Потом мы искупаемся и пойдем ужинать. Ифигения с утра не отходит от плиты. Придется созывать всех родственников и всех соседей, чтобы все это съесть. Ронан признался, что ему уже страшно.

Я улыбнулась. От сердца отлегло.

– Кстати, я сказал ему о тебе.

– Нейл! – воскликнула я с упреком. – Зачем?

– Не зачем, а почему. Потому что я собираюсь встречаться с тобой и дальше. Как, по-твоему, я должен объяснять свои исчезновения на сутки, на двое, на трое?

– И как он к этому отнесся?

– Обыкновенно.

– Что значит «обыкновенно»?

– Это значит, – объявил он тоном профессионального диск-жокея, – что праздник продолжается!

Весь следующий день, как я и предполагала, он был вынужден посвятить своему гостю, мне же только звонил по телефону. Отчитаться: здоров, не пьян. Когда же мы, наконец, заключили друг друга в объятия на террасе моего дома, это было похоже на встречу после многолетней разлуки. Запах его кожи и вкус поцелуя, как всегда, на короткое время лишили меня сил, но, отдышавшись, я немедленно приперла его к стенке.

– И как это было?

– О чем ты?

– Он остался доволен? Твой любовник.

Сверкающие глаза Нейла оказались прямо напротив моих.

– Прекрати называть его моим любовником, – произнес он сквозь зубы.

– А ты скажи мне, что это не так!

Он фыркнул, потом расхохотался. От смеха в углах его глаз показались слезинки. Блуждающая улыбка, прерывистое дыхание. Парень был явно не в себе.

– Знаешь, вообще-то нам случалось изображать любовников. Из чистого хулиганства. Мы даже ходили вместе в гей-клуб, и все на полном серьезе считали, что мы – парочка. Но чтобы ты…

И снова этот хрипловатый смех, и дрожание рук, и нетерпеливые прикосновения…

– Ладно. Допустим, поверила. – Я запустила пальцы в его растрепанные волосы. – Откуда же тогда это счастливое лицо?

– Вчера вечером, перед сном, я попробовал убедить себя в том, что ты уже уехала. Чтобы посмотреть, как это подействует на меня. – Он робко улыбнулся, заметив, что я задрожала всем телом. – Я спал без сновидений, но проснулся с окровавленным сердцем. И тут же вспомнил, что ты еще здесь.

– Что же мы будем делать, когда я действительно уеду? – спросила я шепотом.

– Придется это пережить, Элена, – ответил он, помедлив. – Понемногу: час, день, неделя… Не бойся. Это в человеческих силах.

Пальцы Нейла уже тянут с меня одежду. Он соскучился по моему телу, по моей постели. Глядя на него, потрясающе красивого в этом состоянии, я чувствую, что рассудок мне больше не повинуется. По бедрам и животу раз за разом проходят волны медленного огня. Это откровенная, ничем не замаскированная похоть, и мы оба в ее власти.

Я хочу быть сметенной грубой первобытной силой, я хочу быть порабощенной. Чтобы сообщить ему о своем желании, я хватаю его за горло. Немного придушить… почувствовать его возмущение, его гнев, его азарт… а потом его силу, силу вожака стаи, с которой он сломит мое сопротивление и подарит мне возможность всецело отдаться ему. Слушайся или умри.

Мои ноги дрожат. Зубы кромсают нижнюю губу. Распятая поперек кровати, я захлебываюсь воплями ужаса и одновременно восторга, мольбами о пощаде, импровизированными признаниями в любви. Еще, еще… Он никогда не остановится. Он вскрывает меня, как морскую раковину, раздирает, как дичь на пиру. Я снова девственница, и чужеземный варвар с жестоким сладострастием насаживает меня на член и извергает в мое саднящее лоно потоки горячей лавы. О, мой бог… Я убита.

Пока я пытаюсь вновь обрести дыхание, Нейл успевает принять душ, выкурить сигарету и принести из холодильника бутылку минеральной воды. Эту бутылку он для начала прикладывает к моей заднице, исторгая у меня пронзительный вопль, и только потом использует по назначению, то есть попросту пьет из нее. Глаза у него поблескивают от удовольствия.

Когда я возвращаюсь из душа, он лежит на кровати в своих застиранных синих джинсах, скрестив длинные ноги, и курит сигарету. Он лежит на спине, без подушки. Табачный дымок тонкими колечками уплывает к потолку. Тщательно я обследую его торс, не оставил ли неосторожный блондин каких-нибудь следов своей преступной страсти. Нейл беззвучно смеется. Я отбираю у него сигарету и нетерпеливым жестом приказываю ему перевернуться на живот.

– Глупая женщина. Я же сказал тебе: ничего не было.

Но над локтями обеих рук я обнаруживаю синяки, как будто кто-то силой удерживал его на месте или, наоборот, тащил куда-то… к примеру, на кровать.

– А это что такое?

Нейл посмотрел на синяки.

– А… – Отрывисто усмехнулся. – Это наша традиция. Бой без оружия и без правил. Просто стряхнуть с себя всю фальшь. Побыть таким, какой ты есть на самом деле. Не так часто это удается, знаешь ли.

– С Томом тебе это удалось?

– Не вполне. Я все время помнил о том, что мы не одни.

– А с Ронаном, значит, удалось?

– Да. Как обычно. Он хороший боец, выносливый и хладнокровный.

– Кто же победил?

– На этот раз я. Иначе и быть не могло. Хотя раньше бывало по-всякому.

– Где вы бились?

– В крепости. Да, прямо внутри. В семь утра там не было ни одного человека.

Два гибких, стройных силуэта на фоне полуразрушенных стен оружейных складов. Прозрачный утренний свет. Бой без оружия и без правил.

На спине под лопаткой цветет пышным цветом еще один синяк. И на боку.

– Схватка доставляет вам удовольствие – и тебе, и ему. Значит ли это, что вы любите друг друга?

– А как же.

– Ни с кем, кроме него, тебе не хотелось биться снова и снова.

Он лежит, уткнувшись лбом в подушку, не отвечая.

– А Джеффри? С ним было иначе? Неужели безо всякого удовольствия?