Текст книги "Тени утренней росы"

12

Скорее всего, мне так и не удастся постичь всю глубину его чувства к этому вытянувшемуся с запада на восток каменистому острову в Средиземном море. Разделить его любовь. Несмотря на то, что его стараниями мне удалось повидать гораздо больше, чем среднестатистическому туристу, приезжающему на Крит на одну или две недели, и побывать в таких местах, о которых знает далеко не каждый гид, все равно это нельзя назвать полным погружением – таким, какое из года в год совершает сам Нейл.

Коренные жители острова считают его членом своей семьи. Он с ними в будни и в праздники, зимой и летом. Он видел, как пастухи празднуют «кура» своих стад, то есть стрижку овец в конце весны, сопровождающуюся традиционным застольем. Он наблюдал за созреванием винограда и олив, за сбором урожая осенью с непременными плясками возле перегонного куба, за ежегодным паломничеством в село Мириокефала на Рождество Богородицы, за праздником Масленицы в Меронасе и Мелидони. Он знал, что лучшая вишня – в Меронасе, грейпфрут – в Гаразо, изюм – в Пераме. В отличие от меня он уже не был туристом. Он впитал Крит всеми клетками тела и мозга.

– Раз уж мы здесь, ты должна увидеть ее, – говорит Нейл по дороге к старой венецианской крепости Франгокастелло. – Это недалеко, всего двенадцать километров.

Полулежа на пассажирском сиденье, он курит сигарету и поглядывает в окно сквозь стекла солнцезащитных очков. Выглядит он уже почти нормально, что не может не удивлять меня. Смеется, болтает, ни словом не упоминая о ночном кошмаре.

– Венецианцы называли ее Кастель-Франко. Построенная в 1371 году прямо на берегу, она служила для защиты от морских пиратов и критских мятежников.

Слушая его, я вспоминаю, что видела изображение этой хорошо сохранившейся, несмотря на кровавую историю, крепости на глянцевых открытках в сувенирных магазинах Рефимно. Но на открытках, как правило, все гораздо красивее, чем в жизни.

Она и правда стоит прямо на берегу, совсем близко к пляжу. Древние каменные стены, по всему периметру увенчанные зубцами. Затененные прямоугольники бойниц. Статичность. Незыблемость. Скорбное величие, свойственное всем памятникам кровавых эпох… Но при взгляде на всю эту красоту меня охватывает не восторг, а страх. Как будто камни хранят мрачную тайну, к которой мне в скором времени предстоит прикоснуться.

Нейл смотрит на меня, не спуская глаз. Ему интересно, почувствовала я или нет. И значит, что-то есть. Интуиция меня не подводит.

Взявшись за руки, мы медленно обходим вокруг крепости, затем вступаем под своды Восточных ворот. Толщина стен производит впечатление. Я дотрагиваюсь до них рукой, на пальцах остается сухая светлая пыль. Просто пыль…

Прямоугольная в плане, по углам крепость укреплена башнями, которые мы обходим по очереди, ненадолго задерживаясь внутри каждой. Под ногами песок вперемешку с мелкими камешками. Над головой сияющее синее небо. Мы здесь одни в окружении крепостных стен. Те люди, чьи автомобили мы видели на стоянке, давно уже на пляже. Хотя и их немного. Несколько легковушек, скромный ряд зонтиков у воды…

– Сюда нелегко добраться, – поясняет Нейл. – Но тот, кто видел все это хоть раз, обязательно возвращается.

Внутренние стены, разделяющие часть двора на множество небольших помещений, в результате военных действий пострадали гораздо больше наружных, впрочем, и толщина у них явно не та. Кое-где они разрушены до основания, кое-где в них зияют пробоины, через которые запросто может пролезть человек.

– А ты откуда знаешь?

– Просто разговариваю с людьми. Видишь ли, это и есть то место, где я провожу большую часть своего времени… проводил, пока не познакомился с тобой.

Мы выходим к пляжу через Южные ворота, над которыми изображен Лев святого Марка. Фланкирующая башня возле этих ворот превосходит размерами остальные три башни и называется, конечно же, Башней святого Марка.

В бухте царят спокойствие и безмятежность. Даже маленькие дети не орут, по своему обыкновению, а самозабвенно возятся в мягком белом песке. Прямо у моих ног плещутся тихие синие воды Ливийского моря. Я начинаю понимать, что заставило всех этих людей пренебречь комфортом многочисленных отелей на северном побережье Крита и рвануть через горные перевалы и ущелья сюда – в отдаленную провинцию Сфакья. Более прекрасного пляжа мне видеть не приходилось.

Точно мистагог, исполняющий обряд посвящения, Нейл берет меня за плечи и легонько подталкивает вперед.

– Войди в эти воды, Элена, – слышу я его шепот. – Войди, отплыви немного от берега, а потом оглянись.

Даже вода здесь другая. Мягкая, волшебная. Я плыву, блаженно зажмурив глаза, и знаю, что Нейл плывет рядом со мной. Он плывет абсолютно бесшумно, как рыба, но я уже научилась ощущать его присутствие. Ощущать как часть собственного тела – голову, ногу, хвост. Ритка сказала бы, что я ее пугаю. Что она начинает за меня волноваться. А Нейла это, кажется, даже не удивляет. Он и сам тоже с большим приветом, и что ему мои единичные прорывы в подсознание, когда он постоянно наполовину здесь, наполовину там, и его устами говорят существа из мира архетипов.

Качаясь на волнах, как поплавок, я поворачиваю голову и смотрю в сторону берега. Я смотрю на цитадель Кастель-Франко, которую греки называют Франгокастелло.

Это неподражаемо. Золотисто-песчаные стены на фоне синих со стальным отливом горных склонов с седыми вершинами; темная зелень кустарника у основания стен; белый песок на первом плане и переливающаяся в солнечных лучах голубая вода. Всего несколько цветов – синий, желтый, коричневый, зеленый. Но каждый цвет имеет десятки оттенков. Открытки и фотографии не способны передать и малой части этой дикой красоты.

– Во время восстания 828 года сфакиоты отбили крепость у турок, и тем удалось вновь завладеть ею на короткий срок лишь после того, как некому стало защищать ее.

– Ты знаешь, как это было?

Можно не спрашивать. Конечно, он знает. Не случайно меня пробирала дрожь, когда мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, под сводами Башни святого Марка.

– Командующий турецким войском Мустафа-бей осаждал крепость семь дней. Семь дней и семь ночей армия повстанцев под предводительством Хаджимихалиса Дальяниса отражала натиск врага. Это была самая жестокая и кровопролитная битва за всю историю греко-турецкой войны. Дальянис и все его триста пятьдесят воинов пали в бою. За это время местные жители успели подтянуть резервные отряды со всей провинции и окружили обескровленную армию Мустафы-бея. Уцелевшие турки начали в спешном порядке отступать на северо-восток, но их перебили засевшие в горах партизаны. Памятник Дальянису мы с тобой видели на площади перед северной стеной.

Выбравшись на берег, мы долго сидели на теплом песке, в молчании созерцая зубчатые стены Кастель-Франко. Кровавая твердыня. Крепость, полная воспоминаний.

Сейчас Нейл выглядит зрелым мужчиной, а не мальчишкой, каким я привыкла его считать. Ничего от беззаботного хиппи с банданой на голове и пачкой рисунков под мышкой. Свидетелем подобных метаморфоз я становилась и раньше, но всякий раз терялась, когда этот непостижимый парень вдруг начинал казаться то старше, то моложе своих лет.

Своих лет? Позвольте, каких таких СВОИХ лет? Можно подумать, я знаю, сколько ему лет. На все мои вопросы он неизменно отвечал: «Это неважно, Элена».

– Каждый год, в один из последних десяти дней мая, здесь появляется призрачное войско, войско Хаджимихалиса Дальяниса. Они появляются перед самым рассветом – одетые в черное, вооруженные всадники-дросулиты, что означает «тени утренней росы», – и шествуют мимо церкви Агиос-Караламбос прямо к крепости. С первыми лучами солнца войско покидает крепость через Южные ворота и движется в сторону моря, где исчезает, когда день вступает в свои права.

– Призраки?

Я обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Их появление подтверждено многочисленными свидетельствами. Черные всадники с оружием, сверкающим в лучах восходящего солнца, выглядят такими реальными, что в 1890 году временный контингент турецкой армии на Крите принял их за живых людей и предпринял атаку, разумеется безрезультатную. Позже, во время Второй мировой войны, немецкие патрули неоднократно открывали огонь по призрачным всадникам.

Я продолжала смотреть на него, не говоря ни слова. Он подпускал меня к чему-то важному, к какой-то мрачной тайне. Не тайне дросулитов, но тайне своей собственной жизни.

– Уже в наше время этот феномен пытались объяснить, сравнивая его с миражами Северной Африки, но такое предположение не выдерживает критики. Каждый год. В одно и то же время, а именно в канун битвы за Кастель-Франко. Что ты об этом думаешь?

Он спрашивает меня. Что я об этом думаю. Глаза его точно такого же цвета, как морская вода, – синие. Они становятся синими только здесь.

– Они появляются, чтобы напомнить о себе. Напомнить всем, друзьям и врагам. Даже не появляются, им нет нужды появляться, ведь они здесь всегда, но видимыми становятся только один раз в год. Они здесь. – Я посмотрела по сторонам. Слабым движением руки указала на горы, на пляж. – Те, кто поклялся защищать эту землю до конца времен.

– То же самое говорят и сами сфакиоты. – Нейл улыбнулся, но только губами. Глаза его по-прежнему излучали печаль. – Ты поняла, Элена. Ты все поняла.

– Нет, не все, – возразила я.

И тут же замолчала. Последние десять дней мая. Те дни, когда он упорно отказывался ночевать у меня.

– Ты видел их? – спросила я напрямик.

Не отвечая, он проводит рукой по моим мокрым после купания волосам. Выражение лица у него при этом такое, будто он жалеет меня. Жалеет бедную девочку, которой предстоит услышать плохие новости.

И тут я осознаю, что не готова услышать их прямо сейчас. Я говорю себе, как Скарлетт О’Хара: «Потом, потом… я подумаю об этом как-нибудь позже».

Чтобы сказать хоть что-то, я напоминаю:

– Ты обещал, что проведешь эту ночь у меня.

– Конечно. Тем более, что мой мотоцикл остался у тебя в гараже.

– Мы еще вернемся сюда?

– Если ты хочешь.

– Я хочу, да. Хочу, чтобы ты рассказал мне все от начала до конца.

Его улыбка сводит меня с ума.

– Расскажу. Быть может, не все, но… Потому что ты молилась за меня. Всю дорогу. Я слышал.

– Не мог ты слышать! К тому же я молилась по-русски.

– Я все понимал.

Ифигения настояла на том, чтобы мы пообедали в ее доме, и все было так здорово, так замечательно, что я почти поверила в то, что худшее позади. Никто не обращался с Нейлом как с больным. Костас даже налил ему полный стакан сухого красного вина, который он опустошил, не моргнув. Я не стала выяснять, кто поведет машину. Почему-то сейчас меня не слишком страшила мысль, что это могу быть я.

Урания поджидала меня и Нейла с горячим ужином. Кажется, сегодня все сговорились кормить нас до отвала. Мой слабый ропот не произвел на нее ни малейшего впечатления. С непреклонным видом она накрыла на стол и уже собиралась уходить, когда я, скорее от безнадежности, нежели из благородных побуждений, предложила ей присоединиться к нам.

Чудовищная усталость плюс рюмка Метаксы лишили меня обычной осмотрительности, и я даже не заметила, как наша заурядная и в общем-то довольно вялая застольная беседа плавно перетекла в область загадочного и необъяснимого. Поговорили о призраках, обитающих в садах Малого Трианона (говорили в основном мы с Нейлом, а Урания с замиранием сердца слушала), в Виндзорском замке, в Хэмптон-Корт, на старой римской дороге в окрестностях Суиндона, в доме номер пятьдесят на Беркли-сквер в Лондоне, в монастыре Бэтл-Эби, в замке правителя Валахии князя Влада III Цепеша и других уголках Восточной и Западной Европы. О Белой леди, Бан-ши[33]33
  Бан-ши – буквально «женщина из сидов». В ирландской мифологии сверхъестественное существо в облике прекрасной женщины, ее появление предвещает смерть.


[Закрыть], Дикой охоте бога Одина[34]34
  Дикая охота бога Одина – в западноевропейской мифологии название возникающих в небе видений, отождествляемых с призраками, следующими в ад душами и пр. Корни представлений о Дикой охоте уходят в кельтскую и германскую языческие традиции.


[Закрыть], кораблях-призраках, блуждающих огнях, Дьеппском десанте. После чего я сообщила Урании, что видела Франгокастелло.

– Но вы опоздали, мадам, – сразу же сказала она и укоризненно посмотрела на Нейла, поскольку знала, что он проживает в Хора-Сфакион. – Вам нужно было попасть туда в последние дни мая. Если бы вы решились переночевать на берегу, то под утро непременно увидели бы их. Всадников-дросулитов, грозных стражей Сфакья. Глядя в тарелку, Нейл меланхолично пережевывал маслину.

– Они там уже больше ста лет. Да-да, мадам, даже намного больше! – продолжала Урания с жаром. – С тех пор как турки…

И мне пришлось второй раз за сегодняшний день выслушать историю о битве за Кастель-Франко.

Нейл молчал как рыба.

– И что, есть люди, которые действительно видели их? – спросила я, подразумевая легендарных всадников Дальяниса.

– Много людей, мадам, – отозвалась Урания, обиженная моим недоверием. – Все, кто оказывался там в нужное время, видели. Спросите кого хотите.

Я повернулась к Нейлу.

– Так оно и есть. – Он кивнул, ни на кого не глядя. – Настоящее войско, в полном вооружении.

Урания торжествующе посмотрела на меня.

Я услышала телефонный звонок – вот уж вовремя! – и отправилась в комнату. Задорный голос моей сестры заставил меня рухнуть в кресло и обессиленно вытянуть ноги.

– Угадай, кто мне сейчас звонил. Твой Игорек. Помнишь такого? Твой бывший муж. Оказывается, он названивает тебе уже неделю, но механический голос ему говорит: «Набранного вами номера не существует». Он дотумкал, что ты сменила номер, и позвонил нашей мамочке, но она, ты же знаешь мамулю, просто послала его куда подальше. Тогда он позвонил мне.

Неизвестно, чего она от меня ожидала – счастливых слез? криков ужаса? – в любом случае ее надежды не оправдались. Я молча ждала продолжения.

– Короче, он попросил меня дать ему номер твоего телефона, потому что понял, каким был кретином, и готов…

– Ты дала ему номер? – быстро спросила я.

– Нет. Я затем и звоню, чтобы спросить…

– Не вздумай.

– Эй, ты хорошо подумала? – Ритка разочарованно засопела. – По-моему, именно ты залила слезами весь мой диван…

– Если он хоть раз позвонит мне на сотовый, я выброшу трубку в море, и после этого объясняйся с мамой как знаешь. Отвечать на ваши телефонные звонки, сама понимаешь, я уже не смогу.

– Дура, он же хочет с тобой помириться!

– А тебе не интересно, чего хочу я?

– И чего же?

– Чтобы меня оставили в покое! – Почувствовав, что срываюсь в крик, я нервно провела пальцами по лбу и повторила уже спокойнее: – Не вздумай дать ему мой номер. Я не собираюсь тратить на него ни минуты своего времени. Этот мужчина мне неинтересен. Поверить не могу, что прожила с ним почти восемь лет.

Не помню, что еще она говорила. Похоже, мне удалось ее удивить. Бедная, бедная моя, глупая Ритка. А мамуля-то какова! Послала куда подальше… Тогда как на самом деле она, скорее всего, сказала: «Молодой человек, будьте так любезны, не беспокойте нас больше».

Когда я вернулась за стол, речь шла уже о каком-то местном празднике, намечающемся на ближайшее воскресенье. Нейл сидел, откинувшись на спинку стула – слегка опьяневший, смеющийся, красивый до слез. Боже! Как остановить это мгновение?..

Проглотив комок, я плеснула себе еще Метаксы.

Оставшись вдвоем, мы долго сидели на террасе, придвинув плетеные кресла вплотную к перилам, разглядывая звездное небо. В моем холодильнике поселилась коробка из нержавеющей стали, в которой хранились ампулы и медицинский шприц. Названия препаратов мне ни о чем не сказали. Да и нужен ли он мне – точный диагноз? Что мне с ним делать? Бежать консультироваться у лучших европейских специалистов? По пути в Аделе Нейл намекнул, что все это уже позади.

– Я понял одно: никто не поможет мне, пока я сам не решу, что же делать со своей жизнью.

Тогда я промолчала, просто потому, что не хотела слишком много правды за один раз, но теперь это неведение показалось мне невыносимым.

– Нейл, я хочу спросить…

– Да?

– Сколько лет твоему ребенку?

– Три с половиной года.

– Это мальчик?

– Да.

– Как его зовут?

– Нейл Бреннан-младший. – Он тихонько фыркнул. – Так захотела его мать.

– Ты видишься с ними?

– Виделся раньше. Когда приезжал на зиму в Лондон. Мы жили вместе. – Он зашуршал пачкой сигарет. – А теперь с ними будет жить Ронан. – Нейл щелкнул зажигалкой, и маленькое пламя на мгновение осветило его лицо. – Думаю, он справится.

– Почему Ронан, а не ты? – спросила я, уже не видя его лица, но все еще помня, каким оно было, когда огонек выхватил его из тьмы.

– Потому что я здесь, а они – там, – отозвался Нейл с удивительным спокойствием, если не сказать: смирением. – Потому что Этайн нужен мужчина. И пусть лучше это будет Ронан, чем кто-то другой.

– Но ты же всегда уезжаешь в ноябре…

– В этом году я не уеду.

Я не вернусь, Ронан. Мне незачем возвращаться.

Молча я смотрела на тлеющий кончик его сигареты, который начинал слабо потрескивать, когда Нейл делал очередную затяжку.

– Я вообще никогда больше не уеду с Крита. Я останусь здесь навсегда, до скончания времен. До тех пор, пока Господь не превратит нашу Вселенную в Великое Ничто и не сотворит из него Новый Мир, как бывало уже не раз.

Он умолк, а его голос продолжал звучать у меня в ушах.

Еще вопросы, Элена?

Нет-нет, господа присяжные заседатели, все предельно ясно. Все ясно.

…навсегда, до скончания времен.

13

– И тогда Иоанн Отшельник проклял монастырь, в результате чего тот очень скоро опустел. То ли у них случился мор, то ли еще что – об этом история умалчивает. Но есть мнение, что в этом повинны пираты, регулярно совершавшие набеги на мыс Акротири. Их интересовали не сокровища монастыря, которых, собственно говоря, и не было, а сами монахи, которых можно было похитить и продать в рабство. Работорговля в те времена процветала практически повсеместно, не только в Средиземноморском регионе, так что святые отцы, надо думать, очень быстро превращались в сборщиков сахарного тростника, гребцов на галерах и так далее.

Мы едем по Новой национальной дороге на запад, в сторону Ханьи. Наша цель – мыс Акротири и три тамошних монастыря – Кафоликос, Гувернетто и Агиа-Триада. Нейл за рулем, так что я могу расслабиться. Поглазеть по сторонам и послушать сагу о вражде двух монастырей, вражде подлинной или мнимой.

– Вообще на Крите довольно много монастырей. Одно время это было модно, – сообщил мой всезнающий спутник. – Все мужское население острова в едином порыве устремилось в монастыри. Представь: целые деревни, состоящие исключительно из женщин, стариков и детей. Откуда брались дети? Хм-м… думаю, святые отцы все же изредка пошаливали. Во славу Господа нашего Иисуса Христа.

По пути мы заезжаем на заправку. Пока Нейл расплачивается за бензин, я наблюдаю за группой туристов, толпящихся возле туалета. Похоже, из того громадного автобуса с надписью «Kalamaki travel» на борту. Водитель-грек знаком с Нейлом. Жмет ему руку, смеется, стреляет сигарету. Я упираюсь затылком в подголовник и закрываю глаза.

С тех пор как он впервые показал мне Кастель-Франко, я побывала там дважды. Вместе с ним, разумеется. Без него это потеряло бы всякий смысл. Он обладал способностью одушевлять все, к чему прикасался. Из каждого буднего дня он мог сотворить эпическое повествование. И я, глядя на него, видела уже не развязного юнца с патлами до плеч и несомненными признаками истерии, а человека, открывшего способ превзойти собственную природу, не отрекаясь от нее, а преобразуя. Искусство бодхисаттв[35]35
  Бодхисаттва – буквально «существо, стремящееся к просветлению». В буддийской мифологии человек, который принял решение стать буддой.


[Закрыть].

Волшебные воды Ливийского моря, омывающие песчаный берег возле Кастель-Франко, – берег, впитавший столько крови, – вновь сделали глаза Нейла синими, как у черкеса. Лежа на боку, скрестив длинные загорелые ноги, подперев голову согнутой в локте рукой, он долго смотрел на сияющий горизонт, а потом вдруг заговорил:

– Я видел их, Дальяниса и его дросулитов. Они появились незадолго до рассвета и строем двинулись по берегу мимо церкви Агиос-Караламбос. Я воззвал к ним на их родном языке, который несколько отличается от современного греческого, и сам Дальянис услышал меня и пообещал в следующем году забрать меня с собой. Если я окажусь в нужное время в нужном месте. Если я буду готов.

Нейл сделал паузу. Повернулся и устремил на меня пристальный взгляд.

– Я провел здесь три ночи, ожидая их появления. Я был один. – Он помолчал. – В прошлом году я тоже пробовал заговорить с ними, но не был услышан. Я не подготовился должным образом, наивно полагая, что смертный и бессмертный могут вести беседу при помощи слов, как мы с тобой сейчас. Но понадобились не только слова.

– Какой-то ритуал? – спросила я, как будто это было не очевидно.

Нейл кивнул.

– Кто тебя научил?

– Пришлось потрудиться, чтобы найти такого человека, убедить его поделиться со мной своим знанием, а потом… потом найти в себе мужество принять этот дар, что само по себе непросто.

Неподалеку от нас расположилось англоязычное семейство – мужчина, женщина и двое маленьких детей. Они поздоровались с Нейлом как со старым знакомым. Загорелые дочерна, стройные и энергичные. Нейл представил меня, и чуть погодя нас пригласили поиграть в бадминтон. В бадминтон, а? Я с трудом удержалась от смеха.

Медленно мы прошли по берегу путем дросулитов.

– Почему ты хочешь присоединиться к ним? – спросила я, пробуя приучить себя к мысли, что идущий рядом мужчина через год станет частью местной легенды, растворится в ней без следа.

– Это совсем просто, Элена. Потому что я полюбил эту землю.

– Но ты же чужеземец.

– Дальянис тоже был чужеземцем. Он прибыл на Крит из далекой страны Эпир[36]36
  Эпир – историко-географическая область на западе Греции, в горах Пинд, главный город Янина. Первоначальное местопребывание греков. При Пирре в конце четвертого – начале третьего веков до н. э. на территории Эпира образовалось государство, которое в 168 г. до н. э. было завоевано Римом.


[Закрыть].

– Ты человек другой расы. Ты кельт.

– Навряд ли при входе в царство Аида у нас потребуют паспорт.

Я не находила слов. Просто не могла. Он рассказывал мне об этом так, будто посвящал в свою тайну, сокровенную и страшную. Раскрывал мне смысл своей жизни. Он не говорил: «Я безнадежно болен, и доктора обещали мне всего один год». Напротив, слушая его, я все больше убеждалась, в том, что такие слова еще ни разу не прозвучали. Никто не считал его безнадежным. Он сам запрограммировал себя на перевоплощение в черного призрака Кастель-Франко. Это его сознательный выбор. Выбор гения и безумца.

Или я опять ошибаюсь?.. Но если он действительно тяжело болен, как же его родственники позволяют ему торчать месяцами на берегу Ливийского моря у подножия Белых гор и медленно убивать себя, проводя время в беседах с призраками, зарисовках с натуры, гонках на мотоцикле, ухаживаниях за одинокими женщинами… хм, да. Возможно, они правы. А возможно, их никто не спрашивает. Я-то уж точно не узнаю правды, потому что правда, которую преподносит мне Нейл, так искусно раскрашена во все цвета спектра, так щедро усыпана блестками и расцвечена гирляндами огней, что от нее воистину теряешь голову, хотя при этом она не перестает быть правдой.

Он возвращается, беззаботный и улыбающийся. Протягивает мне бутылку минеральной воды.

– Ну что, экипаж к взлету готов? Кстати, о монахах… Я вспомнил чудесную историю, ее любил рассказывать один из наших профессоров в Оксфорде. – Нейл сел за руль и завел машину. – Когда-то в далекой африканской пустыне стоял монастырь, который возглавлял знаменитый аббат. Из-за сильной жары и практически полной изоляции от мира монахи привыкли иметь на себе из одежды только широкополую шляпу. Все было прекрасно до тех пор, пока монахини, желающие превзойти монахов в святости, не приняли решения оставить город и по примеру святых отцов поселиться в пустыне. Однажды утром аббат прогуливался в одиночестве, повторяя про себя строки из Писания, и заметил вдалеке два странных силуэта. Это оказались две молодые монахини, направляющиеся прямиком к нему. В испуге он быстро прикрыл наготу большой соломенной шляпой и замер на месте. Монахини тем временем узнали безгрешного аббата и упали на колени. Одна принялась целовать его правую руку, другая – левую. Но в подтверждение репутации святого отца шляпа оставалась на своем месте. Это было чудо.

Я смеюсь помимо воли, и хорошее настроение возвращается ко мне. Это тоже чудо. Дорога петляет по склону горы, и внезапно перед нами открывается впечатляющий вид на бухту, лежащую далеко внизу, у подножия гор. Мы объезжаем ее по широкой дуге.

– Это бухта Суда, – информирует меня Нейл. – Видишь такие правильные прямоугольники? Там расположена база ВВС США. Отсюда они вылетали бомбить Ирак и Боснию. И пока длилась военная операция, американских солдат и офицеров с базы не обслуживали ни в одной из местных таверн.

– Ах да, ты не любишь американцев, – припоминаю я, возможно, не к месту.

– Нет. Не американцев. Я не люблю захватчиков. В наше время их часто называют миротворцами.

Пятиминутный аттракцион с разворотом на горной дороге, и вот мы движемся к монастырю Агиос-Иоаннис-Гувернетто, основанному в XVI веке при венецианцах. Хотя обитель названа в честь местного святого Иоанна, известного как Иоанн Отшельник, сам святой жил и преставился в пещере возле пустыни Кафоликос, куда Нейл пообещал сводить меня сразу же после осмотра Гувернетто. По его словам, туда ведет пешеходная тропа, по которой монахи, практикующие умерщвление плоти, таскали на себе камни для строительства монастыря Кафоликос в те времена, когда он еще был действующим.

– Но уверяю тебя, для любого городского жителя умерщвлением плоти является сам спуск и подъем по этой тропе.

Я посмотрела на него с любопытством:

– И далеко идти?

– Километра полтора. Преимущественно по вертикали.

Учитывая все обстоятельства, я решила посетить туалет. Отыскать его удается не сразу, к тому же он не идет ни в какое сравнение с туалетом монастыря Превели, так что, выходя оттуда, я чувствую не эмоциональный подъем, а скорее смятение.

По количеству посетителей Гувернетто также не может соперничать ни с Превели, ни с Аркади. В дни экскурсий, когда туроператоры собирают туристов со всего северного побережья и привозят сюда на громадных автобусах в строго определенное время, здесь, наверное, тоже не протолкнуться, но сегодня народу немного. На стоянке перед монастырем припаркованы всего три автомобиля, считая «пиканто», и мотоцикл.

Сидя на камнях, которыми вымощена площадь перед церковью Введения Девы Марии, Нейл зарисовывает карандашом ее фасад с изящной двухъярусной звонницей. Он сидит, скрестив ноги, пристроив блокнот на одном колене. Темные волосы свешиваются до переносицы.

Услышав мои шаги, он поднял голову, но не повернулся в мою сторону, как я ожидала, а замер с раскрытым ртом. Минутная пауза, и затем:

– Ба! Ты только посмотри.

Смотрю – и что же вижу? Я вижу, как из-за угла монастырской церкви появляется тот самый секс-террорист, которого я принимала за итальянца, а он оказался американцем. Заносчивым американцем по имени Том. Тот маленький засранец, который лапал Нейла на тропинке, ведущей от пляжа к автомобильной стоянке, в то время как его дружки… Я стиснула зубы и уставилась на него глазами василиска.

Он не один. С ним девочка лет двадцати двух в джинсовом сарафане и белых спортивных тапочках на резиновой подошве.

– Нашему мальчику надоело играть в гея. Он решил поиграть в натурала. – Нейл чуть заметно усмехнулся. – Похоже, он нас не узнал.

– Или не заметил, – отозвалась я мрачно. – Не вздумай драться с ним.

Парочка исчезает в церкви. Проходит пять минут, и появляется девочка. Одна. Стоя на ступенях, она озирается вокруг с таким сосредоточенным и вместе с тем несчастным видом, что сомневаться не приходится – ей нужно в туалет.

– Поговори с ней, – шепчет Нейл, не поднимая головы.

– Что?

– Поди поговори с ней.

Черт! Кажется, у него есть план. И хотя его план мне не очень-то по душе, я понимаю, что любой другой может быть еще хуже.

Я найду тебя, Том.

– Не слишком близко ты его нашел, – роняю я через плечо, направляясь к церкви.

Подруга Тома тем временем спустилась по ступеням и сделала несколько шагов к цветочной клумбе, огороженной низким крашеным заборчиком.

Я останавливаюсь напротив входа в церковь и, прикрывая глаза от солнца, с восхищением разглядываю портал. Фотографирую его. Рассеянно перевожу взгляд на переминающуюся с ноги на ногу девушку. Душа моя исполнена священного трепета и любви к ближнему, поэтому я приветливо улыбаюсь и, как и следовало ожидать, удостаиваюсь ответной улыбки. Несколько жалобной улыбки, ну да ладно.

– Hallo! – неуверенно произносит девушка.

Я отвечаю на ее приветствие, а затем добавляю с поощрительной улыбкой:

– Чудесно, не правда ли? Середина XVI века, венецианский стиль. А вы уже спускались в грот Аркудия? Он где-то неподалеку, по пути к проклятому монастырю Кафоликос.

От моей осведомленности девчонку бросает в дрожь. А может, ей уже совсем невмоготу. В конце концов, после обмена любезностями и впечатлениями от осмотра памятников архитектуры, она решается задать самый главный вопрос:

– Извините, а вы, случайно, не знаете, где здесь туалет?

Дело кончилось тем, что я отвела страдалицу в туалет, выдала ей бумажную салфетку, проследила, чтобы к ней никто не ворвался (задвижки на дверях отсутствовали как класс), а на обратном пути рассказала историю о проклятии монастыря Кафоликос. Разумеется, мы познакомились. Подругу Тома звали Мэдж.

Нейл уже закончил рисунок и поднялся на ноги. Стройный молодой мужчина в темных очках. Легкие светлые брюки прямого покроя полощутся на ветру. Я видела, как Мэдж окинула его взглядом сверху донизу и оценила. Я едва удержалась, чтобы не подойти и не поцеловать его небрежно прямо у нее на глазах.

– Привет, милая. – Нейл обращается ко мне, но смотрит на Мэдж. – Кого это ты привела?

Его низкий тихий голос и белозубая улыбка действуют на нее гипнотически.

– Это Мэдж, – говорю я, стараясь держаться непринужденно. – Она из Спрингфилда, штат Иллинойс. Представляешь, где это?

– Нет. – Он качает головой. – Не представляю. А вы представляете, где Голлуэй, очаровательная леди?

Мэдж морщит лоб, потом признается:

– Не представляю.

– Нас намело сюда со всего света. Как будто кто-то прошелся по карте метлой. – Некоторое время он молчит, глядя на распахнутые двери церкви, словно ожидая, когда же появится Том. – Это ваш мотоцикл там, на стоянке?

– Нет, – отвечает Мэдж после некоторых колебаний. – Мы приехали на «фольксвагене», я и мой друг. Мотоцикл – это… – она поискала слово, – слишком экстремально.

Нейл кивает. Сейчас он – образец респектабельности, если не заострять внимания на прическе. Дорогие часы, блеск золота… Уж какой тут мотоцикл.

Неожиданно мне приходит в голову, что девочка наверняка считает нас супружеской парой. Мы носим обручальные кольца, которые она уже успела разглядеть. Кольцо для Нейла я купила в Рефимно всего два дня назад. Он несказанно изумился – не столько тем, что я вообще купила это кольцо, сколько тем, что мне удалось не промахнуться с размером. Мне же это отнюдь не казалось подвигом, поскольку я привыкла думать, что дипломированный архитектор, в жизни не построивший ни одного здания, должен по крайней мере уметь точно определить линейный размер.