Текст книги "Персеиды"

Доброй ночи!

Девчонка болтала ногами, пока возилась с восковыми мелками. Выбирала какие получше подойдут по цвету для разворота в раскраске.

– А ты правда дракон? – пробубнила она, не отрываясь от увлекательного занятия.

Я подался вперед, положил локти на столешницу, подпер ладонью подбородок, лениво вздохнул. В бочке с тухлой водой плескались куски почти сгнившего трупа, а плескались они потому, что девчонка не оставляла труп даже после весьма неприглядной кончины. Веки на обглоданном лице закрывались и открывались, рот расклячился в немом крике, пожелтевшие зубы клацали, а отрубленные кисти рук жестами хотели сообщить о чем-то важном.

– С чего ты взяла? – спросил я.

За грязным стеклом вспыхивали и гасли прямоугольники окон дома напротив, а здесь, в захламленной квартирке, единственным источником света служили огарки восковых свечей. И огоньки едва трепыхались, сообщая, что скоро все комнаты погрузятся в непроглядный мрак.

– Я видела хвост, – произнесла девчонка, высунув от усердия раздвоенный язык.

– У тебя тоже есть хвост, но ты же не дракон, – я улыбнулся.

На узкой улице внизу бурлила ночная жизнь, расцветающая с каждым заходом солнца среди нагромождения скворечников и птичьих клетушек, где ютились замученные бешеным рабочим ритмом офисные служащие. Они умирали прямо перед мерцающими мониторами, и их вещи безжалостно выбрасывались на помойки, как и сами служащие в пекло печей крематория. Иногда скворечники перемешивались с громоздкими зданиями со странными архитектурными решениями, например, чертова колеса вмонтированного в черепичную крышу, или перемежались с самодельными садами на незастекленных балконах, где выращивали крохотную, хрусткую капусту, больше похожую на соцветия хризантем с кружевными белыми или фиолетовыми оборочками. Желтыми пятнами в серые застройки вклинивались мимозы, похожие на нахохлившихся цыплят, заблудившихся среди капканов из толстых проводов, натянутых между зданиями. В ночи слышался посвист лезвий, но нет, то колыхались провода на ветру.

Город звенел бубенчиками на повозках торговцев, хрипел голосами старух с высокими прическами. Старухи зазывали туристов поглядеть на упругие тела молодых девушек, чьи силуэты проглядывали сквозь подсвеченные кабинки рядом с публичными домами. Тела извивались, подобно змеям, а в карманах старух оседала приличная прибыль, ведь туристы не только смотрели, но и трогали, раздевали, укладывали на холодные простыни, впивались пальцами в тугие волосы, наматывали их на кулаки, пока стоны забирались под кожу и оставались там очень долгое время, как самое яркое приключение за всю поездку. Никакой сезон дождей не мог сравниться с подобными впечатлениями, а именно на него приходился основной наплыв туристов, поскольку статьи в интернете пестрили призывами полюбоваться городом именно в это время. Сезон называли «сливовым дождем», поскольку именно в это время поспевала слива. Не очень сладкая и в сыром виде несъедобная, ее использовали для солений. А вот цвела слива пышно, красиво и очень душисто. Впрочем, наверное, туристов понять тоже можно, на дождь купились, приехали и прозябали в гостиницах и маленьких капсульных отелях. Храмы закрывались на реставрацию и не слишком масштабные ремонты, обрастая лестницами, лесами и гомоном рабочих, ползающих туда-сюда в защитных касках, словно муравьи, трудящихся на благо всей колонии. Ремонты заканчивались к храмовым фестивалям, которые устраивались, чтобы задобрить божеств. Они спускались на землю, поесть, выпить и поразвлечься. И развлекать их, конечно же, должны люди. И есть, и пить, и делить ложе, если божество пожелает, устраивать представления, шествия и танцы. Туристы, пресытившись, потратив все деньги до последней купюры и увешавшись с ног до головы сувенирами, покидали город, дожди уходили, уступая место теплым вечерам и голосам цикад, гудящими циркулярными пилами. Каменные статуи украшались венками, на деревянные дощечки у храмов клеились короткие письма с желаниями, дырявые монетки бросались в колодцы, колодцы ухали эхом и отголосками плеска воды, лодочки плыли по рекам, а узкие традиционные одежды расшивались лотосами и многохвостыми зверьми. Зонтики украшались цветами, но до цикад, шествий и прочего еще долго, целый месяц.

– Зачем ты его растерзала? – спросил я, копаясь в кармане легкого плаща с пропиткой, призванной оберегать от намокания.

– Скучно было, – девчонка повела плечиком и подняла на меня глаза.

– Никакого мотива?

– Никакого, – просто молвила собеседница. – Так ты дракон?

Я рассмеялся.

– А в бочку зачем засунула? И даже не дала умереть полностью.

– Пока у него не расползлись связки, он рассказывал мне разные истории.

– Например?

Девчонка наморщила лоб, пытаясь припомнить. Одета она была вроде и просто, а вроде и довольно изящно. Длинное шелковое платьице украшали чернильные разводы, складывавшиеся в затейливые узоры. На правом плече мне привиделась диковинная рыба с плавниками из клякс, а на широком правом рукаве притаился оскалившийся тигр. Никаких украшений, кроме заколки с самоцветами и тоненькой цепочкой, поблескивавшей в свете останков свечей. Сандалики из мягкой кожи черного цвета на миниатюрных ступнях да крохотные серьги с бирюзовыми камушками.

– Например, он убил и разделал свою жену, части тела сложил в холодильник и время от времени кормился. Жарил, варил, обрезки кидал собаке, а самые сладкие части тела подавал на стол гостям, и потчевал маленькую дочь.

– О, – только и сказал я, склонив голову набок.

Из-под платья снова показался хвост.

Длинный, похожий на хлыст. С него сочилась какая-то липкая дрянь, марала и так не слишком чистый пол.

– Ты помнишь как вообще очутилась в этой квартире? – снова подал голос я, внимательно наблюдая за движением мелка внутри контуров раскраски.

– Не помню, – девчонка почесала кончик носа.

Судя по тону, она начинала раздражаться. Линии на страницах задвигались. Крупный мужчина хватал за шею женщину, женщина плакала и на ее щеках расцветали порезы. Собака давилась слишком крупными кусками человечины, однако не оставляла попыток запихать их в глотку. Девочка сидела за столом и перед ней громоздились кулинарные шедевры. В супе плавал глаз, из отбивной торчали пальцы, в гуляше угадывались очертания женской груди.

– Что стало с дочерью? – я перегнулся через стол и перелистнул страницу.

Уже знакомый мужчина засовывал ребенка головой в кастрюлю с кипятком.

– Не знаю, – равнодушно отозвалась девчонка.

Я цокнул языком.

– Знаешь.

Девчонка сердито поглядела на меня исподлобья. А в следующий миг лицо ее оплавилось и сползло на стол, прямо поверх раскраски.

– Людям не нравится соседствовать с тобой и твоим отцом, – я вытащил из кармана чистую бумажную полоску.

Девчонка широко открыла рот, из него посыпались ногти, пережеванные части жареного мяса.

Колтуны волос, глаза.

– ОН УБИЛ МЕНЯ! ОН УБИЛ МЕНЯ! ОН УБИЛ МЕНЯ!

Голос превратился в воющую сирену, а части тела продолжали выходить наружу. Я щелкнул пальцами, бумажка с чавкающим звуком приклеилась ко лбу девчонки. Платье расползлось на части, обнажив обгоревшую плоть, местами проглядывали кости.

– Убил, – подтвердил я.

Щелкнул пальцами еще раз.

Вой тотчас заглох, застряв в горле несчастного создания. Бумажка заскрипела, брызнув кровью. Проступали столбцы письмен, из открытого рта теперь доносился едва слышный хрип.

– И ты вернулась, чтобы отомстить за себя и мать.

Письмена вспыхнули оранжевым светом.

– Прости меня.

Существо оторопело, застыло, начало бешено вращать обугленными шариками в глазницах. Я бросил взгляд на бочку. Никакого трупа там больше не было. А затем испарилась и сама бочка.

– Уходи и больше не возвращайся, – тихо сказал я.

Послышался треск.

Включился верхний свет.

Я сидел один за столом, передо мной лежала детская раскраска с зайцами и лисами, поломанные восковые мелки. Мрак, шевелившийся в углах пыльной кухни, рассеялся, темное пятно на потолке рассосалось, осталась только потрескавшаяся краска и покачивающаяся лампочка на коротком проводе.

В коридоре, куда выходили обшарпанные двери других квартир, меня дожидался плюгавенький дедуля. Клянусь, в сверкающей лысине, обрамленной клочками седых волос, я на мгновение увидел свое отражение.

– Получилось? – с надеждой спросил он, таращась на меня сквозь толстые линзы очков. Из-за них глаза выглядели карикатурно огромными.

Я кивнул и протянул руку. На ладонь приземлился увесистый конверт красного цвета, перетянутый бечевкой. Жильцы наскребли и вышло достойное вознаграждение.

– Ох, наконец-то, – с облегчением вздохнул дедуля.

Он являлся владельцем здания и у него арендовали квартиры.

– Теперь уж заживем! – он как-то всхрюкнул и из его носа вылетела желтоватая сопля, повисла на усах.

Дедуля засмущался, вытер ее тыльной стороной ладони. И ею же захотел попрощаться через рукопожатие. Я брезгливо сморщился, покачал головой.

– Житья не давала, гадина такая, – домовладелец пригладил усы и бороду. – Каждую ночь измывалась!

– Доброй ночи, – я вежливо поклонился и двинулся к лифтам вдоль стен с ободранными обоями и непристойными надписями.

– Могу я ваш номер передать одной знакомой даме? Она жалуется на топот в спальне и голоса в шкафу.

– Можете, – ответил я, не оборачиваясь.

Лифт раззявил свои двери, с трудом раздвинув их в стороны. Пахло мочой и немытой псиной, маркером на стенах местные художники нарисовали всевозможные варианты мужского полового органа, дополнили табло с кнопками жвачками и плевками. Двери, к моему удивлению, бодро съехались и лифт покатил вниз, грозно протарахтев сквозь десять этажей.

У почтовых ящиков крутилась стайка подростков. Гикая, гогоча, они орудовали баллончиком, передавая из рук в руки, и новое произведение искусства появлялось в режиме реального времени. Вместо мужского полового органа появился бы женский, правда, завидев меня, подростки как-то растеряли запал и стыдливо выстроились вдоль ящиков, спрятав баллончик за спину.

– Доброй ночи, – буркнул один из ребят, за что получил тычок под ребра от товарища.

– Не разговаривай с ним, – прошипел тот.

– Это простая вежливость!

– Не разговаривай!

Я прошел мимо них, остановился возле шедевра.

– Надо бы смыть, – тихо сказал я, указав пальцев на фиолетовый набросок.

Подростки тут же закивали, побежали кто в сторону лестницы, кто к лифту. Баллончик со стуком упал на кафельный пол, рядом с кучей рваных газет. Я понадеялся, что ребята побежали за тряпками и водой.

На улице меня приветливо встречали огни круглосуточного магазинчика, из динамиков которого по сотому кругу лилась навязчивая мелодия. Бодрый молодой голос вещал о новинках ассортимента и призывал попробовать сладости из клейкой рисовой муки с начинкой из манго и персика. Ноги сами понесли к стеклянным дверям, и они тотчас распахнулись, предупредив персонал магазина о покупателе звяканьем колокольчика над входом. В нос ударил едкий запах чистящего средства, с которым не так давно любовно надраили полы и отполировали витрины.

– Доброй ночи! – прыщавый студентик тут же вскочил со стула позади кассового аппарата, поправил ворот несвежей рубашки и бейдж на груди.

Я проплыл мимо, кивнув продавцу, махнул рукой, мол, не переживайте, занимайтесь своими делами. Парнишка недоверчиво осмотрел меня с ног до головы и только спустя несколько минут вернулся к чтению, правда, то и дело поглядывал в мою сторону поверх сборника рассказов. По яркому постеру с перечнем новинок я нашел рисовые пирожки с минтаевой икрой и копченым сыром, с тунцом и сыром, сыром и сыром, руки подхватили сразу несколько целлофановых упаковок, а глаза уже устремились дальше, к полкам с напитками. Пожалел, что не взял корзинку. Поджал губы, разложил пирожки обратно, вернулся за корзинкой. Студентик продолжал вести наблюдение, вероятно, не обращая внимания на сюжетную составляющую чтива.

Пирожки улеглись на дно корзинки, к ним присоединились несколько упаковок лапши быстрого приготовления. Завезли сырную, надо же, находка века!

Зрачки расширились, а сердце забилось быстро-быстро. Яичный сэндвич манил из холодильника. Рот наполнился слюной, хвост, кое-как запиханный в просторные джинсы, задергался. Не спустить бы весь гонорар на еду. Я быстро расправлюсь со всем, что имелось, даже не получится растянуть на неделю. Вздохнул.

Но кто я такой, чтобы отказываться от яичного сэндвича? Рецепт предельно прост, правда, воспроизвести тот самый вкус в домашних условиях не получалось. Яйца отвариваются до пограничного состояния, когда вроде и желток не совсем вкрутую, но и не слишком жидкий. До хруста обжаривается бекон, крошится, яйца разминаются вилкой в глубокой миске, натирается сыр, три ингредиента смешиваются между собой и к ним добавляется звезда программы – соус из майонеза и шрирачи.

Густая смесь намазывается на свежий хлеб, сметается за пять минут, готово, вы восхитительны.

Желудок предательски заурчал и несколько сэндвичей таки составили компанию прочей снеди в корзине. В последнюю очередь я побрел к стендам с напитками, уже заранее разозлившись. Обилие выбора усложняло выбор, как бы парадоксально это не прозвучало, потому я схватил пару банок с холодным кофе, не присматриваясь к остальным, и двинулся к студентику.

Тот с готовностью отложил книгу, нацепил дежурную улыбку, словно это не он сверлил напряженным взглядом мой затылок. Продавец быстро пробил покупки, аккуратно сложил в пакет, озвучил сумму. Я указал пальцем на прилавок за его спиной под пластиковым забралом и надписью «табак».

– Две пачки мальборо, пожалуйста, – попросил я, прикидывая в уме сколько всего придется отдать за маленький ночной пир.

– Удостоверение личности, пожалуйста, – в свою очередь попросил парнишка.

– Вы мне льстите, – едва слышно проворчал я, похлопывая по нагрудным карманам плаща.

Продавец развел руками.

Оно и понятно, будь я даже дряхлым старикашкой на вид, с меня бы потребовали что угодно для подтверждения возраста, ничего не поделать. Никто не хочет неприятностей с законом.

Увидев дату рождения в поддельном документе, парнишка снова улыбнулся, на сей раз удовлетворенно. Извлек две пачки сигарет, пробил и их. Я протянул деньги. Студентик тщательно пересчитал купюры, выдал сдачу, вручил пакет.

– Благодарю за покупку! Приходите к нам еще! – отчеканил продавец.

– Угу, спасибо, – ухнул я совой, направился к выходу.

Снова звякнуло над головой, и душная, влажная ночь впилась в лицо моросью дождя.

Хорошо, что до моей квартирки недалеко. Можно пройтись пешком, а не куковать на остановке, дожидаясь автобуса. В лужах отражались фонари, напоминая маленькие луны, дрожащие от поветрий. Вдоль улицы стройными рядами выстроились крохотные едальни и от каждой валил пряный пар, гомонили голоса припозднившихся клиентов. Шуршали редкие автомобили, у столбов, щедро уклеенных объявлениями, переговаривались курильщики. Они высунулись подышать воздухом и скоро должны были вернуться в душные залы забегаловок, чтобы прикончить очередную порцию мясного бульона с лапшой, посплетничать о новых начальниках, посетовать на отсутствие личной жизни или обилие беспорядочных связей, опрокинуть в себя пару бокалов горького пива или нализаться до беспамятства с помощью лимонных настоек. В переулках тенями сновали кошки, и не слишком соображающие господа пристраивались отлить у кирпичных стен.

У высотки, увешанной указателями, вывесками, где находилась моя квартирка, я притормозил, достал из пакета рисовый пирожок, пристроился на скромную лавчонку перед подъездом. Вскрыл упаковку, принялся неторопливо жевать, глазея на билборд с рекламой услуг стоматологической клиники, открывшейся в соседнем квартале. Врач в белом халате демонстрировал идеально ровные зубы и хитро поглядывал на меня сверху вниз. Наверное, если я пришел бы к нему на прием, то он знатно удивился содержимому ротовой полости.

Не уверен вообще, что такие, как я, вообще посещали стоматологов. Больные зубы выпадали, а на их местах вырастали новехонькие, блестящие и крепкие.

– Чего тут сидишь? – щелкнула зажигалка над головой.

Я перевел взгляд на соседа, здоровенного детину в легкой майке, поверх которой он накинул ветровку для защиты от дождя. Я поднял руку, повертел пирожком, мол, поздний ужин на свежем воздухе.

– Снова звонили?

– Угу.

Сосед затянулся, выдохнул дым, мечтательно посмотрел на затянутое тучами небо.

– Не надоело?

Я пожал плечами.

Сосед вздохнул, почесал оба подбородка: один врожденный, второй появился после проблем с гормонами.

– Почему ты всегда такой молчаливый? – прокряхтел мужчина, усаживаясь рядом.

Я доел пирожок, торопливо пожал руку соседу, выкинул упаковку в урну, пошел в сторону подъезда.

Люди часто интересовались почему я не слишком активно участвовал в беседах. По моему скромному мнению, с ними разговаривать довольно тяжело, если это не вынужденное общение. Ну, из вежливости, например. Или общение в деловых рамках. Нет, причина вовсе не в языковом барьере, человеческие языки выучить довольно просто, причина в самих людях.

Они странные.

Странные настолько, что готовы положить свою жизнь на алтарь чужого человека, а затем сокрушаться об упущенных возможностях. Странные настолько, что готовы пытать и убивать друг друга из-за сомнительных выгод. Наверное, можно их понять, но каждый раз, когда я встречался с разъяренным духом, со страшным чудовищем, которое возвращалось в мир живых для совершения мести и торжества справедливости, лишний раз убеждался: род человеческий день за днем воздвигал рукотворный ад. Замученные до смерти женщины, расчлененные дети, молодые парни и девушки с проломленными головами, старики, заморенные голодом из-за перспектив расширения жилплощади. Растерзанные и изорванные, эти создания приходили обратно, собирали себя по кускам, чтобы заглянуть в глаза убийцам и насильникам, задать единственный вопрос.

За что?

И не получить ответа.

Но тогда убийцы и насильники менялись местами со своими жертвами, им воздавалось сполна.

И я не всегда хотел изгонять чудовищ. Мне было точно так же больно смотреть на то, что творилось в некогда чудесном месте, как им было больно от распирающего гнева и непонимания.

Жестокость, несомненно, всегда являлась неотъемлемой частью существования человека. Так они развивались, становились умнее, хитрее, придумывали новые способы взаимодействия не только друг с другом, но и с окружающим миром. Жаль только, что эти способы делали из них монстров пострашнее, чем те, которые хотели возмездия.

Мне бы уползти обратно в свою пучину и больше никогда из нее не показываться, забыться долгим сном, или сновать в водной толще, иногда подставляя чешуйчатое брюхо солнцу, барахтаясь среди волн. Но я не мог.

Люди звонили мне, чтобы я избавился от чудовищ, беснующихся по соседству. В особенно тяжелых случаях я слышал рыдания и мольбы о помощи на той стороне трубки, ведь одна квартира, где обосновалось существо, могла нарушить спокойную и размеренную жизнь всей многоэтажки. С частными домами тут немного проще, конечно.

Звонки обычно раздавались среди ночи, когда чаша терпения переполнялась из-за постоянного шума и душераздирающих криков, когда недосып наваливался тяжким грузом на плечи непричастных к возмездию.

Всегда один и тот же короткий диалог:

– Доброй ночи. У нас очень неприятная ситуация складывается…

– Доброй ночи. Адрес и контекст в текстовом сообщении, пожалуйста.

Они всегда знали кому звонили, ведь если раздобыли номер, значит, пришлось потрудиться и раскопать информацию, знали, что жалобы под прицелом эмоционального накала я пресекал еще до их начала. Их предупреждали заранее и говорили сколько денег нужно подготовить.

Мой сосед, однако, был не в курсе, считал меня каким-то узким специалистом в непостижимой области знаний. Я мысленно благодарил его за то, что не задавал лишних вопросов. Иногда он интересовался почему живу один, почему не заведу собаку или кошку. Почему у меня нет семьи, почему среди ночи я выходил из дома, уткнувшись в карту на экране смартфона.

– Руки никак не дойдут, – уклончиво отвечал я и предлагал угоститься лишним рисовым пирожком.

Многие животные меня боялись, они хорошо чувствовали кто представал перед ними в довольно заурядном облике. Сквозь слои плоти без ошибки угадывались настоящие очертания. Животные пугались, шипели, лаяли, вставали на дыбы, старались забиться в дальний угол, лишь бы никогда больше меня не видеть. И, пожалуй, наилучшей компанией для меня являлись как раз те чудовища, коих приходилось изгонять.

Чайник закипел и щелкнул, упаковка с лапшой вскрыта.

Кипяток превратил сыпучую приправу в жирный бульон, сухие комочки соевого мяса набухли. Я положил на упаковку блюдце, чтобы заварилось как следует, включил на фоне старый телевизор, пристроенный рядом с микроволновкой на шкафу с посудой. Оттянул ключ на алюминиевой банке с холодным кофе, уселся над лапшой сторожить. Когда лапша проводила слишком много времени в кипятке, она разваривалась и становилась похожей на сопли.

Еще немного и над горизонтом заалеет полоска рассвета. Я откинулся на спинку стула и он жалобно заскрипел.

Зазвонил телефон.

Я с удивлением уставился на экран с трещиной, на котором высветился незнакомый номер. Обычно звонки поступали куда раньше. Под окнами дома дребезжали пустые трамвайные вагончики, где-то орала музыка, выясняли отношения бродячие коты.

– Доброй ночи! – торопливо выкрикнул голос и, не дождавшись моего ответа затараторил:

– Вы можете приехать прямо сейчас? Сегодня просто кошмар какой-то творится!

– Доброй ночи, адрес и контекст в текстовом сообщении, пожалуйста, – тихо молвил я.

– Нет времени! Записывайте и приезжайте!

Я опешил.

– Ночь на исходе, – почему-то вырвалось у меня.

– И что?! – взвыл динамик. – Мне очень нужна помощь!

На фоне что-то громко треснуло и голос заверещал от ужаса. Затем выкрикнул адрес и звонок сорвался.

Я недоуменно смотрел на телефон. Почесал в затылке. Ехать недалеко, в принципе. Однако я старался не выходить из дома днем без необходимости.

Я вздохнул, переоделся, погасил свет в комнатах, вышел в подъезд, запер дверь. Может, повезет и небо будет в тучах.

Отказать нельзя.

Иначе тогда все пойдет прахом.

∞

Меня подбросил до пункта назначения сердобольный водитель автобуса, который припозднился, мягко говоря. Он рассказывал мне о злоключениях выпавших на его долю, но я не слишком вдумчиво слушал, воспринимая голос пожилого мужчины как фоновый шум. Вынырнул из своих мыслей только тогда, когда водитель поинтересовался почему из-под толстовки торчал длинный хвост. Я похолодел, отшутился, мол, костюмированная вечеринка, маску посеял, а вот хвост остался со мной, добротно приклеили. Я не знал поверил он мне или нет, узловатые пальцы только сильнее вцепились в руль и усталые глаза угрюмо смотрели на дорогу остаток пути.

Когда я выходил на нужной остановке в районе с частной застройкой, водитель буркнул:

– Мне знаком ваш хвост.

Это то, что я меньше всего ожидал услышать от человека.

– О, – выдохнул я.

– Спасибо, – проникновенно произнес он, шмыгнул носом.

Я склонил голову набок, замерев на ступенях.

– Пожалуйста. Наверное, – недоуменно протянул я, особо не понимая за что именно принимал благодарность, а хвост мой нервно дернулся.

Покрытый лазурной чешуей, длинный и упругий.

Водитель вымученно улыбнулся, дождался, пока я выйду. Я махнул ему рукой, он махнул в ответ и автобус умчался дальше, в моросящую дождем полутемноту. Вдалеке забрезжил рассвет. Я вздохнул, поджал губы, двинулся к нужному дому, закурив на ходу. Наверное, один из тех, кому я так или иначе помог в прошлом. Память дурная, совсем в последнее время плоха стала.

На крыльце меня встречала насмерть перепуганная женщина, закутавшаяся в плед. Я разглядел пижамные штаны, промокшие тапочки. Наверное, позвонила мне и в спешке выскочила на улицу.

– Это ведь вы? – спросила она высоким от волнения голосом.

Обтерла ладонью лицо, убрала со лба прилипшие волосы.

– Смотря кого ждете.

– Там! Тварь! – она ткнула пальцем в сторону одного из окон.

Волосы растрепаны, дрожали руки.

Она торопливо ухватила меня за локоть, подвела ко входной двери и практически силком затолкала внутрь. От прикосновения я непроизвольно поморщился, раздражительно попросил больше так не делать, однако ошалевшая от ужаса клиентка пропустила слова мимо ушей. Дверь с треском захлопнулась за моей спиной. В крохотное круглое окошко возле вешалки я увидел, как несчастная хлопала по карманам пижамных штанов. Наверное, хотела закурить, только сигареты остались в доме. Я достал свои, вышел на улицу, протянул клиентке и зажигалку, и помятую пачку.

– Простите, – стыдливо произнесла она, втянув голову в плечи, явно почувствовав себя виноватой.

Я повел плечом, мол, ничего страшного.

Женщина сделала глубокую затяжку, присела на корточки и расплакалась. Утешитель из меня так себе, потому я неловко похлопал ее по спине и вернулся в прихожую.

Разулся, неторопливо прошелся по коридору, поочередно заглядывая в каждую комнату. Чисто, опрятно, но не слишком богато.

Тварь буянила в маленькой спаленке, где из мебели обнаружились только продавленное кресло да старый комод, на котором возвели что-то вроде домашнего алтаря. Свечи, несколько игрушек, урна с прахом, две фотографии мальчишки лет двенадцати. Он улыбался, демонстрируя брекеты. Несколько свечей валялись на полу, содержимое ящиков комода бесцеремонно вытряхнули на потертый ковролин.

Я сел в кресло, удобно откинулся на спинку, закинул ногу на ногу, подпер подбородок ладонью. Тварь ползала по потолку, не сразу заметив, что в комнате находился кто-то еще.

– Поздновато уже, не находишь? – спросил я.

Тварь с хрустом повернула уродливую голову на неестественно длинной шее.

– Поздновато-о-о-о? – удивленно прогудело существо, моментально сползло с потолка по стене и плюхнулось возле кресла на пол.

– Скоро светать начнет, а несчастная хозяйка из-за твоего визита не выспалась. Не слишком-то вежливо, на мой взгляд.

Создание таращило скопища огромных желтых глаз, виляя головой из стороны в сторону, подобно змее, готовящейся к атаке.

– Давно сюда приходишь? – поинтересовался я.

Тварь призадумалась.

– Куда-а-а-а?

– В этот дом.

– Не этот, а мо-о-ой, – мычало существо.

Я снова посмотрел на мальчика с фотографий.

– Что-то ищешь? – кивнул на вывернутые ящики комода.

Существо зашевелило когтистыми пальцами, словно перелистывая страницы невидимой книги.

– Моя голова-а-а-а, – пролепетало оно.

– Болит?

Тварь указала на кошмарное лицо.

– Это не моя голова-а-а-а!

Я нахмурился.

Совершенно точно, что дом навещал покойный сын клиентки, только из-за неимения внятного описания ситуации было сложновато понять зачем он устраивал кавардак.

– А где твоя голова?

Существо как-то всхлипнуло и протянуло ко мне руки.

– Ты ее ищешь? – уточнил я.

Тварь согласно закивала. Нет, искала не голову.

– Почему здесь?

Создание ощерилось, затем стушевалось, снова поползло по стене, принялось корябать когтями потолок.

За ним чердак.

Мой взгляд вернулся к урне. Нет, точно не из-за нее приходит.

Я пообещал твари вернуться к разговору, оставил чудовище ковырять жилище, поспешил вернуться к клиентке.

– Ваш сын, – сердито пробормотал я, присев рядом с женщиной на бордюр.

Она как-то странно икнула, изумленно вытаращилась на меня.

– Не смотрите так, вы знали, – я жестом попросил вернуть зажигалку и сигареты.

Женщина повиновалась, опустив глаза, чтобы лишний раз не встречаться взглядом.

– Поэтому я всегда настаиваю на контексте вызова в сообщении вместе с адресом.

Я ненавидел прибывать на место неподготовленным.

– Что произошло? – зажал зубами сигаретный фильтр, чиркнул колесиком зажигалки.

Губы хозяйки дрогнули, некрасиво искривились, и на долю секунды почудилось, что она вот-вот расплачется. Однако у клиентки получилось совладать с эмоциями, лишь дернула головой, будто решаясь на отчаянный шаг и советуясь с самой собой в мыслях.

– Разве вы не слышали, не читали? – одними губами пролепетала она.

– Мне почти нет дела до того, что происходит в мире людей, до тех пор, пока в него не приходят чудовища.

Наверное, прозвучало чересчур резко, однако я сказал правду.

– Что сотворилось в доме, раз ваш сын переродился в это?

Женщина вытерла выступившие слезы рукавом, издала странный звук, похожий на всхлип.

– Его отчим, мой второй муж… – слова застряли в горле, она запнулась. – Злоупотреблял. Под раздачу попадали мы с сыном, но сыну доставалось всегда больше. Однажды я не выдержала, дала отпор, заступившись за нас обоих. Выгнала мужа из дома.

Клиентка спрятала лицо в ладонях.

– Я не думала, что все так обернется. Пока я была на работе, сын вернулся со школы. А муж поджидал…

– Он отсек ему голову, – процедил я сквозь зубы.

Не от раздражения, скорее, от досады.

Клиентка дрогнула всем телом и заплакала. Очень тихо и жалобно, как плачут новорожденные щенки в коробке, выставленной за порог.

– Голову нашли и кремировали вместе с телом, но существо продолжает возвращаться, пытаясь добраться до чердака, где вы и обнаружили место расправы.

– Почему он приходит? Почему он пугает меня?!

– Он приходит не за вами, – вздохнул я, достал новую сигарету. – Поджидает вашего мужа.

Клиентка обомлела.

– И как…

– Либо вы заманиваете на чердак бывшего супруга, ваш сын разделается с убийцей и уйдет. Возможно. Если здесь он только за местью. Но ведь ублюдок отбывает наказание, вытащить его из тюрьмы для такого аттракциона сложно, да и несколько, скажем, неправильно. Потому данный вариант не слишком рабочий.

– Либо?..

– Я прогоню существо и оно больше вас не побеспокоит. Вы же этого и хотели, если позвонили мне среди ночи. И вы знали изначально кто именно вас навещает.

Женщина удрученно кивнула.

– Он больше не мой ребенок. В нем вряд ли осталось что-то от него прежнего.

– Ошибаетесь, – я потер подбородок. – Это существо все еще ваш сын.

Достал из кармана толстовки чистую бумажную полоску.

– Ему будет больно? – спохватилась женщина.

– Не так больно, как было при жизни. И не так больно, как было вам.

Я встал с бордюра, шагнул в сторону входной двери.

Снова коридор, снова дверь в комнатенку.

Тварь дожидалась меня возле кресла. Она тоскливо повернула голову в мою сторону, захлопала глазами. Я застыл на пороге, затем вздохнул и сел в кресло. Существо распахнуло огромную пасть с частоколом острых зубов.

– Моя голова-а-а-а… – грустно провыло создание.

– Ты устал, да?

Тварь непонимающе уставилась на меня, а затем из множества ее глаз потекли слезы при виде бумажки.

– Хочешь, поболтаем немного?

Существо зашевелило шеей.

– Ты кто-о-о-о? – прогнусавило оно.