Текст книги "Персеиды"

У витрины книжного мы остановились и Зази попросил вглядеться в отражение.

– Не понимаю, – я полез за ключами.

– Карий и голубой, – Зази положил мне руку на плечо. – Ты смотришь с каждого полотна ее глазами.

Я почувствовал, как горлу подступал комок.

Через силу улыбнулся отражению и оно улыбнулось в ответ.

Бабочка на носу лисицы

Ее привезли тайком из Поднебесной, под покровом ночи и сорвали холстину только перед открытием галереи в первый вторник октября, дождливого и промозглого, мерзкого, совсем не золотого, больше похожего на скабрезные байки душного соседа из квартиры напротив, от которого постоянно несло прогорклым маслом, запахом немытого тела и гнилых зубов.

«Бабочка на носу лисицы» выставлялась впервые за всю историю своего существования. Не потому что, что она того не стоила раньше и только теперь в ней разглядели нечто удивительное.

Нет, нет, все не так.

О существовании фотополотна знал ограниченный круг людей и они очень старались сделать так, чтобы оно никогда не увидело свет.

К сожалению, или, к счастью, обстоятельства сложились так, что последний человек, которому принадлежала данная работа, вскрылся в собственной ванной, предусмотрительно заперевшись изнутри, чтобы ни в коем случае ему не оказали помощь и чтобы ни в коем случае не передумать. Так, по крайней мере, звучала официальная версия произошедшего.

К сожалению: оборвалась жизнь.

Не нам судить о поступках того или иного индивида со своей колокольни, замечая или не замечая соринки и бревна в глазах, чужих или собственных. Жизнь ценна как минимум тем, что смерть неотвратима и после нее не пока осуществился ни один из сценариев, обещанных той или иной культурой.

Наверное, ценна.

К счастью: каждый желторотый мальчуган или девочка в длинных полосатых гольфах могли после школы купить по билету, на бегу проглотить жирный хот-дог (ими торговали на углу галереи, не слишком заботясь о соблюдении санитарных норм), и восхищенно выдохнуть, застыв перед фотополотном.

Лисица ласково смотрела из темноты зелени, чуть прищуривая глаза, и расплываясь в блаженной полуулыбке от легкого, почти невесомого прикосновения лапок бабочки, решившей передохнуть на ее носу. И это мгновение застыло вне времени, вне всех забот, забивающих головы, вне рутины повседневности, пожирающей отведенное на бренной земле время.

Застыла лисица, застыла бабочка, застыл тенистый, прохладный лес вокруг них, застыли сварливые смотрители на стульях у входа в зал. Застыла школьная экскурсия, застыл высокий молодящийся гид с проплешинами на макушке. Застыла сопровождающая учительница, девушка с пышной копной волос, точно Венера, рожденная из пены морской и раковины ребристой сердцевидки.

В следующий миг бабочка должна была взмахнуть крыльями и полететь дальше.

Но не полетела.

– Поговаривают, что каждый владелец полотна покончил с собой, – протянула мне брошюру Ула.

Я мельком взглянул на схему всех залов галереи.

– Но обнародовали «Лисицу» только сейчас, – лениво отозвался я, совершенно убитый отвратительным офисным вторником.

Вторники хуже понедельников по моему скромному мнению, ведь в понедельник заказчики только отходят от выходных и толком не понимают как жить неделю, а ко вторнику понимают, что их заказы еще не привезли (и, скорее всего, не привезут) и неделя становилась сразу хуже, моментально рушились планы, они начинали звонить таким, как я, обрушивать гнев и толику личных проблем, немного повизгивая на той стороне трубки. Руководство галереи тоже внесло толику неприятностей, поскольку именно моя компания занималась доставкой полотна.

– Супруга была наслышана о проклятии и решила избавиться от Дамоклова меча до того, как он рухнет на ее голову, – Ула медленно перекатывала во рту жвачку, любуясь крыльями бабочки. – А жители Поднебесной довольно суеверные люди.

– В чем заключается проклятие?

Глаза Улы заблестели и она, поправив длинную юбку, смахнув с нее пару рыже-белых волосков, заговорщицки прошептала:

– На самом деле лисице чертовски больно.

Я воззрился на полотно.

– Она застряла в капкане и фотограф, который сделал снимок, дожидался нужного момента. Он не помог животному, а когда бабочка соизволила приземлиться на нос, то быстро щелкнул затвором и оставил лисицу погибать.

Мне стало не по себе.

– Фотограф мучился угрызениями совести и застрелился аккурат после званого ужина, когда его товарищ, оценщик, сообщил, что за такую красоту можно выручить крупную сумму, – Ула надула пузырь из жвачки и лопнула его.

– Откуда такие познания? – поинтересовался я, стыдливо отведя взгляд от морды лисицы.

– Мама рассказывала, – нараспев произнесла Ула.

– Здорово, – повел плечом я. – Теперь все мы прокляты?

Ула покачала головой.

– О нет, проклятие распространяется лишь на тех, кто скрывает страшные тайны, такие страшные, что из-за них могут пострадать невинные создания. Да и переходила она из рук в руки, по локоть окрашенные кровью.

Я сделал пару шагов назад, украдкой посмотрел на янтарные глаза лисицы, стиснул челюсти.

– Есть хочешь? День выдался просто сумасшедший, а я забыл обед дома.

Ула кивнула, ухватила меня под локоть, защебетала о предстоящей командировке, повела к выходу из галереи, прямо под проливной дождь. Я едва поспевал за ней, слегка прихрамывая на левую ногу.

Мы раскрыли зонтики, перешли дорогу, остерегаясь нерадивых водителей, пересекли несколько кварталов и заняли столик в забегаловке, где пренебрегали предостережениями санэпидемстанции, однако подавали лучшие в городе сэндвичи с тунцом и жареным сыром.

Поверхность столика казалась омерзительно липкой, как стылая кровь, потому я достал влажные салфетки, протер столешницу несколько раз, расставил в стройный ряд перечницу, солонку, контейнер с зубочистками, сахарницу и соусницу.