Текст книги "Маленькие принцы идут за весной"

Октофей закатил глаза:

– Ну так, как?

И Монло поведал. Приятно было выговориться людям, что тебе не родня и не королевской крови. В конце рассказа он посмотрел на новых знакомых. Эдем думал о чем-то своём, полулежа на земле, Октофей обиженно плакал, обняв самого себя.

– Что это с тобой? – Монло аккуратно его коснулся.

Карие глаза окинули его быстро:

– Какого черта ты так красиво умер?

Сбоку нервно вздохнули.

– Так романтично… – шмыгал блондин.

– В смерти нет ничего романтичного, – заметил Монло, – это было жалко…

– Когда ты умер? – поднялся внезапно Эдем.

– Четыре года назад…

– Слышишь, Октофей. А мы– три… Сначала умерла романтика, а следом погибли и мы. Все просто…

Блондин его ударил.

За разговорами кончилась ночь. Рассвет пробирался между деревьев. Монло под розовым небом, мрачно-зелёными елями делился планами об обещанной его королю революции.

– Ого! – восторгался Октофей.

– Ты видел в нем ребёнка, хотел помогать ему, а теперь решил забрать у него корону? – Эдем уточнил.

– Мой принц, ведь твой король прав, – качал головою блондин.

– Почему? – разволновался Монло. В каком месте Рекрора, обвиняя себя, прав?

– Ты хочешь его освободить. Видишь ведь как мучается он. Сам ты тоже мучаешься без смысла существования. Этой революцией ты хочешь помочь вам обоим, -Эдем объяснял.

– И почему это плохо?

– Освобождать короля нельзя, он столько натворил, ему положено мучатся. Рекрора твой не прожил в сожалении даже одного века. А преступления творил целых три столетия! – Октофей важно кивал собственным мыслям.

Монло вздохнул:

– И понесло же меня в этот лес…

– Сам пришёл!

– Раз выгнали, мог бы вернуться в город, там призраков больше будет, – зевал Эдем.

Принц почесал кончик носа, хотя у призраков здесь он не может чесаться:

– Просто я услышал страшилку о вас. Захотелось найти пару друзей. Чтоб в этом Рекроре не уступать… А городские…

– Нашёл? Друзей – то? – ухмыльнулся, переживая, Октофей.

Монло ответил таким же кривлянием губ:

– Не в моём положении жаловаться… А что насчёт вас, умников? Собираетесь вечность проторчать в лесу, пугая заблудших?

– Мы их не пугаем, а помогаем найти верный путь, – Октофей возмутился.

– Есть альтернативы? – прервал друга Эдем.

– Есть, – Монло поднялся с травы, – пойдёмте со мной. Станете свитой для моей для революции!

Октофей фыркнул:

– Я больше никому не хочу прислуживаться…

– Но мы ведь мертвы. Это будет отчасти игра! Зато вкус от победы будет ярким, как при жизни. Если жить вечность, можно неделю потратить на безумства!

Октофей вытянул лицо, как можно лучше отсутствие энтузиазма проявляя. Эдем издал смешок:

– Как вообще будет проходить твоя революция? Ты просто придёшь к нему в гости, дашь в морду и схватишь корону? И все? Мир чествует нового короля?

– Думаю, ещё можно устроить выборы, пусть детишки выбирают нового повелителя, а вы мне поможете в предвыборной компании. Малышня любит веселье. Уверен, вы придетесь им по вкусу, – делился мыслями принц, улыбка не сходила с лица. Однако он опять напоролся на ледяные полные скепсиса глаза, и закричал Монло внезапно. – Я знаю, что это глупо! Но что ещё вы мне предлагаете? Я не такой, как вы! Я не способен амбиции жизни забыть! Я хочу, чтоб кровь бурлила во мне, а толпа выкрикивала имя моё! – лицо принца было красно, вены вздулись на белой шее.

– Спокойно, спокойно, мой принц, – следом поднялся Октофей, – все в порядке. Мало кто способен, как мы…

– Признать себя проигравшим? – яростно перебил Монло ленивое слово блондина.

Октофей губы поджал. Смешок. Прошёл на пару шагов назад. Вернулся. В глаза Монло посмотрел. Языком цокнул. Снова прошёлся. Встал к ним спиной. Достал сигарету. Закурил. Через плечо обернулся на принца. Карие глаза холодом жгли.

– Эдем, побей его, – приказал он другу.

Эдем, что наблюдал за его действиями, по-прежнему сидя на траве, глаза закатил.

– Что? Я угадал? Струсил после первого провала. Как там…«Мальчик хотел богатства, мальчик хотел внимания», жаль, мир не был на стороне мальчика, – язвил Монло, от гнева выпучив глазища, держась из последних сил, чтобы не перейти в ещё больший крик.

Октофей стоял неподвижно, Эдем смотрел на его напряженную спину.

– Потому что мальчик был идиот, – спокойно начал Октофей, – если бы он знал, что одного только желания сердца недостаточно… Разве он пошёл бы на это…

– Верно. Он бы тогда прожил жизнь трусливой собакой, – Монло пытался ядовитое улыбаться, как умел делать Рекрора, но его губы ходили зигзагами.

– Пойми, в том, что принц мечтал стать королём, нет ничего особенного. Это обычный процесс, как взросление бабочки, – кажется они услышали сопли, Эдем быстро поднялся, – принц может метить в короли, но нищим в королях делать нечего…

Лицо Монло из красного стало розовым, начало возвращаться к обычной белизне. Он переглянулся с Эдемом:

– Да, так было в реальности. Однако теперь мы далеки от этого понятия. Мы большем не можем делать революции среди живых, но мы может попробовать здесь. В этом мире, возможно, практически все. Мертвый принц все-таки станет королём, мальчики из деревни станцуют аристократами. Потом кто-то может избраться новым королем, уже после меня. Пока все не устанут от этой игры.

– Разве иметь игрушечный титул не более захватывает дух, чем иметь настоящий? – поддержал принца Эдем.

Октофей мял сигарету в руках. Они что? Как мальчишку пытаются отвлечь его игрушками. В принципе, в отсутствии других вариантов… Блондин снова хихикнул… О, боги… Усмешка Эдема за спиной заставила вздрогнуть:

– Делаешь вид, что взрослый. Испортил жизнь человека, теперь хочешь испортить призрака жизнь. Октофей, тебе ведь нравится эта идея… Будешь себя вечность корить за ошибку?

Октофей выдохнул серый дым, голос дрожал, чтобы не уйти в плач, произнёс чётко, по словам:

– Сердце. Уже. Не. Волнуют. Подобные. Глупости.

– Поэтому ты так сжимаешь кулаки? И зубами стучишь? Как смеешь ты говорить за свое сердце? – Эдем вздохнул, посмотрел на Монло, – ты многого просишь от этого грустного ребёнка…

– А сам-то?

– Я согласен с Монло. Уйду с ним, проведу время с другими привидениями. Я не хочу вечность быть в этом лесу, – он заботливым взглядом пробежал по спине друга, остановился на цыплячьей макушке, – и тебе не позволю…

Октофей облизал солёные от слез губы. Хотя быть может у них не было вкуса, а это просто память души. И прозрачная сигарета отдаёт табаком. Может в один момент забудутся эти вкусы, запахи, чувства? И сейчас нужно жить пока умеешь имитировать жизнь? Сойти с ума в чаще всегда успеется. А сейчас нужно расслабиться и дать обделенному вниманием ребёнку то, что он всегда так просил? Октофей ухмыльнулся. Как иронично, тая обиду на родителей, он сейчас поступает так же, как они… Кто же кроме него позаботится о сердце его ребёнка? Кому ещё нужен этот мальчишка? Октофей хочет слышать его смех. Чувствовать, как он щекочет лёгкие, приятнее сигареты… Парень улыбнулся. Вытер слезы рукавом. Убрал чёлку со лба, в себя приходя. Упер руки в бока. Не стал оборачиваться:

– Всегда хотел посмотреть на королевский замок…

Монло задорно улыбнулся. Эдем облегченно выдохнул.

Аристократ и бандит

Замок Мобшира при виде крестьянских детей всегда старался выглядеть более грозным. Будто он получает удовольствие стоять века под летним солнцем, осенними дождями, зимними бурями, гнездами, что полны весенних птенцов. Вот такой он могущественный! Внушал он это детям простого народа, а иногда и бедным аристократикам. И дети внушались. Эдем с Октофеем не смели глаза отвести от истинного короля этого мира. Самое великое создание! Его сделали боги? Люди не способны выстроить подобную махину. И замок, и Монло краснели под их комплиментами и горящими мальчишескими взорами.

Принц с трепетом проводил двух призраков по пустующим холодным коридорам. Хоть и был в них холод, но в каждой трещинке чувствовалась жизнь. Каждый камешек вещал историю, одна интереснее другой. Выяснилось бы, у каждого уголка замка был свой любимый принц, любимая принцесса, обожаемый король, великая королева. Ночами они спорили, кто же все– таки был лучшим или была лучшей? Такой захватывающий мир, что Октофей даже загрустил, что родился не пойми где. Почему провидение отправила его туда, когда сердце кричало: «В монументальных стенах твоё место»! Вот бы упокоиться в великой тишине и исторической роскоши. Эдем словно читал его мысли. Он тоже загрустил, но от горького чувства, что его друг был не самым счастливым в их богами забытой зелёной чаще. Это для Октофея тоже был маленький мир, его душа требовала большого.

Монло проводил экскурсию, Октофей слушай с интересом, Эдем хотел сбежать отсюда. Но это он сам уговорил друга явится в центр монархии. Поздно было жалеть. Фигурки расставлены: аристократы бегут от бандитов к принцам. Королевские отпрыски и разбойники могли одинаково подарить все. Но проблема была в том, что для принца все – это любые богатства, для бандита же – свобода, вкус ветра в желудке… А аристократы предпочитали иметь сытые животы. Бандит всегда будет позади на игровой доске.

Монло привёл их в древнее помещение, которое за тысячи лет не знало ни одной уборки. Тут среди хлама и плесени, среди пыли, целующей робкий солнечный свет, на стене красовалась гигантская паутина.

– Ого! – вскричал Октофей восторгом ребёнка. – Какой должен быть паук для такого дома?!

– Скоро увидишь, – интриговал Монло.

Глаза блондина горели всеми звездами мира. Эдем в чаще не видел и половину из них.

– Я хочу, чтобы этот паук меня скушал!

– Он отравится, – после долгого молчания голос Эдема скрипел.

Принц посмеялся над надутым видом Октофея, лишь после рассказал:

– Это паутина Черноока. Она– портал, ведёт в долину, но не в всех, – Монло расправил руки, повернулся спиной к белым нитям, лицом к друзьям, вид у него был самодовольный, – а только для призраков! – сказал, сделал шаг назад и исчез, словно не было тут принца.

Октофей радостно последовал за ним. Эдем остался один в куче хлама. Посетовал на судьбу и свой свет. Решился войти в паутину…

А там вместо зелени, тепла вечных улыбок – морозный сумрак безлунной ночи. Эдем поначалу испугался, потом услышал вздохи друга у статуи в центре площади. Окинул ее не заинтересованным взглядом, а зря, она действительно была прекрасной.

На большом постаменте без надписей во весь рост стояли, спина к спине, парень и девушка, были у обоих два прекрасных ангельские крыла, но за трогательным переплетением их между друг другом, было не разобрать, где чьё. Кудрявые головы, целеустремленные взгляды смотрят в одном направлении. Оба вытянули руки, он – левую, она – правую, переплели их так же, как крылья. А ладони и пальцы образуют бабочку.

– Монло? Это правда ты? – из какого-то заведения выскочила темноволосая девушка.

– Аресандра! – Монло побежал ей навстречу. – Я вернулся! Хочу поговорить с Рекророй.

Лицо девушки омрачилось, потом стало гневно раздосованным:

– Этот Рекрора… Я разучилась понимать его. Пыталась составить картинку как раньше, но детали… Идиотские детали пропали под диванами, а служанки их вымели вместе с мусором, – странно рассуждала Аресандра. Монло не прерывал. За триста лет одиночества как бы заговорил он.

– Не волнуйтесь, просто он не имеет права, – ясно улыбнулся ей принц, – так иногда бывает. Сегодня я это исправлю, – Монло разминал кулаки, – ведь я, а я уверен, имею право!

Аресандра рассмеялась:

– Ну что за дети пошли. Ты говоришь загадками!

Принц пожал плечами:

– Кстати, это мои друзья. Вы не могли бы позаботиться о них, пока я на аудиенции у короля?

– Конечно, в чем проблема!

Монло галантный сделал поклон, и синим хищником двинулся к домику Рекроры через потускневшие виды долины.

Аресандра посмотрела на этих двоих:

– Хотите чаю, мы пьём тут в таверне?

– С радостью, сто лет ничего не пробовал! – счастливо лыбился ей Октофей.

– Всего-то три года, – прошептал ему Эдем.

Однако его друга он никак не волновал, и они отправились отогреваться в милейшею таверну на свете.

Рекрора и Монло

Монло вплыл в королевскую гостиную, как вплывает в окна новое утро. Рекрора растерялся и отступил назад, как тот, кто всю ночь не спал, занимаясь любимым делом. В случае с Рекророй, это было самоедством. Но Монло не двигался более. Король то хмурил лицо, то расслаблял брови, но никакого эффекта. Его Величество не выдержало:

– Ну вернулся ты, и что? Что это меняет?

Монло дернулся кончиками губ. Делал вид, более устрашающий:

– Твой титул, – произнесено просто, но кожа Рекроры пошла мурашками.

– Что ты хочешь?

– Для начала, можем просто поговорить…

– Нет-нет, – мотал головой король туда – сюда, – мы уже все сказали…

– Но я не сказал! – рык Монло заставил Рекрору замереть на месте и вытянуться по струнке. Возможно, в ту ночь что-нибудь поменялось бы в испуганных сердцах, но в тут же секунду несколько детишек с криками забежали к Рекроре:

– Рекрора!

– Там беда!

– Просто ужас!

– О! Монло, ты вернулся!

– Черноок в замке, сказал, что поищет тебя!

– Хорошо, что ты здесь!

– Там беда!

Король насупился, ему не хотелось оставлять вопрос с принцем не решенным, однако с происшествием нужно разобраться прямо сейчас. Он разрешил маленький конфликт у себя в груди, толкнул плечом Монло, и побежал за детьми.

Принц кусал губы. Снова он проигнорирован. И он ничего сказать не успел. Что за революция!

В таверне

Эдем, Октофей, Аресандра, Леперия прибывали на дружеском вечернем чаепитии. Говорили о своих монархах, их спорах, какой в итоге был прав. В конце решили, что они оба идиоты. Никто из них не видит полной картины. Хорошо, что они четверо такие умные.

Постепенно беседа превратилась в приятный теплый напиток, что тает на языке. Так таяли слова между ними, никто уже не искал смысл разговоров. Каждый невзначай выкидывал факты из своей биографии. Где-то потерялась серьёзность.

Эдем утомился таким количеством общения. Аресандру с Октофеем было не переговорить. Леперия светилась глазами, и как-то умудрялась слова вставлять. Эдем проиграл в этой гонке. Поэтому он смотрел в маленькое окошко таверны, думал и наблюдал.

В долине Мунхуд стояла полярная ночь.

Но дети прятались в домиках не от мрака, а от странных персонажей, что шумели у них в известном заведении. Малышня, та, что не струсила, следила за ними. И незнакомцы чувствствовались для них ни как привычные короли-принцы. Не было в этих движениях лёгкости, при смехе их щеки не покрывал румянец. Выходцы из другого измерения, в котором не выжить без надменного взгляда, крепкого пузыря панциря. Местами они пугали, местами было их жалко. Но всех ребятишек, не смотря на сопротивления разума, тянуло к их ароматам. Такой странный выдался у них вечер. В мире, составленным благодаря мести, они совсем недавно решили, что на воле жизни было бы только два варианта какими им вырасти: быть Рекророй или быть Монло. И сейчас, наблюдая за четверкой королевских друзей, в окна таверны они впервые грезили какими бы разными могли быть. Могли бы громко смеяться над шутками, и не видеть границ своего влияния, как Аресандра. Могли бы хитрыми фразами сердца заставлять биться, словно Леперия. Могли бы пафосно отпускать улыбки, шепча в чашку с чаем очередное проклятие, подобно Октофею. Могли бы быть молчунами, которые все обо всех знают, как это делал Эдем.

– Это… так нечестно, – сдерживали комки боли в себе ребята постарше, между собой говоря. Волна «неправильных» мыслей захватила и младших. В сердцах детей завелось вредное насекомое, маленький тролль, он не давал дышать и быть счастливыми как раньше. Быстро в их душах поднималась это смутное чувство. Как его победить было неизвестно.

– Разве эти детишки не странные? – как только Октофей вышел из таверны, он затянулся новой сигаретой. Курил. Смотрел вдаль, где детки королей убегали от них похлеще зайцев. – Слишком шуганные… Что делал с ними Рекрора?

– Ничего он с ними не делал! – защищала друга Аресандра. – И вообще, выплюнь эту гадость изо рта! В наше время молодые люди затягивались колыбельными!

– Времена уже другие, матушка. И думаю, колыбельные плохо помогали, раз после смерти тянуло на убийства. А после одной сигареты, просто тянет на вторую, – Октофей с ознобом на душе оглядывал это тёмное место. – Монло говорил, что в долине уютно? Но разве можно назвать домом это, где все кажется, что кто-то за тобой наблюдает, а, Эдем?

– Тебе не кажется, – отмахнулся его друг, – дети по-прежнему следят за нами…

Все четверо опять смотрели, как рассекреченные наблюдатели бегством спасались.

– Атмосфера, – выдохнула Леперия.

– Что с ней?

– Она изменилась, дети на нас смотрят, как голодные на пироги, – голос Леперии был словно шелест ветра в эту жуткую ночь. – У волков зимой такой же взгляд. Кажется, ещё немного и они переступят грань…

Октофей то ли рассмеялся, то ли фыркнул:

– И где наш принц? Ему стоит поторопиться, разум его избирателей грозит скатиться в безумство.

Эдем, хмуро слушая, скрещивал руки на груди, пытаясь создать лёгкие объятия самому себе. Эта долина, прав Октофей, ни разу не уютная, ни разу ни дом. Может им вернуться обратно в чащу?

– Когда там уже революция?

– По-моему, не будет ее, – поделилась прогнозом Леперия.

– Хэх, так и знал, зря приперлись – ухмыльнулся Октофей, глядя на сигарету, не на призраков. Иначе они заметели бы его промокшие глаза.

– Почему, Леперия, её не будет? – встревожилась Аресандра.

– Предчувствие, – пожала плечами Леперия, – оно часто помагало мне в той самой академии…

– Это все воображение, оно же чуть не свело тебя с ума, – Эдем весь сжимался, чтобы это мерзкая темнота не смела его касаться.

– Если бы не оно, я бы могла сойти с ума ещё в академии, – огрызнулась Леперия, -просто я не умею скучно сидеть в лесу.

Эдем хмурился ей в лицо. Она понимает, что он не дотягивает до уровня Октофея? Парень захотел стать ещё меньше.

– Постойте, драться будем, когда наши короли объявят о начале боевых действий, – потянулся Октофей, разминая кости, – верно, бабуля? – обратился он к Аресандре, что злобно пыхтела на Эдема, ведь он собирался грубить её Леперии.

– Верно, цыпленочек мой, – она накинулась тискать Октофея.

Блондин корчил ей гримасы, убегая, она отвечала тем же. Оба смеялись. Эдем и Леперия переглянулись, покачали головами, отвернулись каждый в свой угол. Создался среди этой четвёрки почти что уют, чувство сонливости у тёплого камина.

Как детские визги впереди рассыпали их карточный домик. Эдем побежал первым, растоптав апельсиновый десерт, что ему дали в подарок, ведь он выглядел грустным.

Кричали дети у статуи в центре долины. Сейчас дети дрожали, глядя на нее. Эдем поднял голову вверх. На постаменте пусто. Ребятня убежала. Эдем нашёл в снегу лицо парня, что пошло трещинами. Оно было словно лёгкая маска, тогда внутри статуи должна быть пустота– она состоит из одного слоя. Парень приложил почти что прозрачный каменный остаток к лицу. Село идеально. Даже есть две дырки вместо глаз. Отсюда и убеждения Октофея, что за ними следят. Обогнув постамент, разминая ноги, вышли и сами пропавшие. Парень и девушка. Почти идентичны. Только у неё белые крылья, его крылья состоят из розовых перьев.

– Что это? – выругался сзади Октофей.

Эдем бросил маску, попятился, когда эти двое стали надвигаться на него.

Но они остановились быстро, поклонились:

– Здравствуйте, я Софа, – представилась девушка.

– Здравствуйте, я Пафо, – представился парень, а потом они продолжили хором:

– Мы – брат и сестра. Мы -андроиды. Принадлежим императорской семье Файдамура.

– Файдамур? Это же? – вспомнил Октофей.

– Страна богов, – кивнула Аресандра.

Испуганные дети привели Монло и Рекрору. Но король и принц тоже удивлённо замерли рядом с друзьями:

– Кто это?

– Они – андроиды.

– Что это?

– Произошло нарушение условия. Мы вынуждены вас арестовать, – объясняла Софа, будто кто-то здесь что-то понимает…

Мир богов

Коридоры, коридоры, коридоры. Мир богов представлял из себя сплошной холодный металл, где-то корчились от боли яркие волшебные вывески. Местами встречался прозрачный потолок, за которым мерцало далёкими звездами бездушное небо. Почему же здесь только мрак ночи, и ни капли тепла, когда мир богов должен быть ближе к солнцу?

Вперед их вела Софа, затем призраки в лёгких, но крепких кандалах, цепочку замыкал Пафо.

– Куда вы отправили детей? – рыкнул Рекрора.

– Они – доказательства. А доказательства хранятся в положенном месте, – хором отвечали брат с сестрою.

– А мы? Мы такие же!

– Нет. Вы отправитесь в камеры ожидания.

– Ожидания чего? – крикнул Октофей вперёд Софе, игнорируя Пафо, хотя тот шёл прямо позади, стоит только голову повернуть. Кажется, андроид был недоволен этой игрой: он передергивал пальцами. Бесился. Чувства, значит, имеются. – Мы в этой долине недавно совсем!

– Следствие выявит, не сомневайтесь, – это был Пафо. Сестра его нарочно молчала. Стоят друг за друга горой. К чему притворяться бездушными куклами?

У камер их встретили люди, одетое в чёрное. Разделили по двое и отправили в клетки. Эдем подрался с одним за право сидеть с Октофеем. Аресандра сразу схватила Леперию. Люди ушли. Софа и ее брат встали на караул.

Рекрора в бешенстве шагами камеру отмерял. Монло раздосадовано за ним наблюдал, а в синих глаз отражался мыслительный процесс. Где они снова обложались? Сколько ещё провидение будет нарушать его планы?

Аресандра билась об прозрачный материал, что был здесь вместо прутьев. Куда делись призрачные свойства? Они как будто снова живые…

Крикнула в несколько дырочек над головой:

– Нам кто-нибудь нормально объяснит, что происходит?!

– Ну я могу оказать подобную услугу, – развязный голос из тёмной камеры напротив камеры мертвых принцев. Потом раздался хлопок, включился свет, к стеклу подошла девушка. Голубоватое каре с несколькими украшениями в волосах, весело обрамляло скучающее лицо с размазанной синей краской вокруг глаз. Рекрора сделал глубокий вдох и два шага назад. Девушка улыбнулась. Облизнула тонкие губы. На языке блестели три полумесяца. Она наклонила голову вбок: – Давно не виделись, принц Рекрора.

– Мунхуд, – наконец-то выдохнул король её долины.

Монло уставился на неё во все глаза. Где же величие? Она точно такой же неуклюжий подросток, как и они. Разве от неё не должен литься свет лунный?

Аресандра с Леперией прилипли к стеклу на своих клетках. Эдем пытался тоже её разглядеть, но было трудно, ведь их с Мунхуд камеры были на одной стороне. Октофей хлопал в ладоши включая-выключая свет.

– Славных ребят ты собрал рядом, – продолжала богиня, – только у меня один вопрос, принц: где мой паук?

– Черноок? – удивилась Аресандра, как будто пауков было несколько.

– Его не было в долине, когда это случилось. Наверное, по замку гулял, – ответил Рекрора.

Мунхуд покивала своим мыслям:

– Значит скоро они и его приведут…

– Вы обещали рассказать, что тут происходит, – напомнила Леперия.

– Давайте. Убьём время, пока оно не убило нас… Потом мне будет не до вас, – богиня не изящно села на пол, – слушайте, дети, сказку… Знаете, что ваша планета летает во вселенной, и таких планет в ней повсюду. На некоторых есть разумные люди. А у них есть технологии будущего, это сродни чуду, магии, волшебству. Даже ваше существование в призрачной сущности – это благодаря определённым приборам. На цветных уходит больше редкой краски. Поэтому Тита – богиня смерти, пользуется черно-белой. Она очень жадная до денег.

– Ничего не понятно, – перебил Октофей.

Мунхуд вздохнула:

– Вы считаете нас вашими богами. Но за блестящими технологиями в основе нас хранятся такие же вы, какие вы есть. Наше общество искало гармонии, так и появилась империя Файдамур. Но цель эта была трудно достижима, мы ломали планеты и их строй, когда этого было уже не исправить мы покидали её, отправляюсь в путь до другой. В конце концов даже один процент отклонения от идеала побуждал нас улететь. Для определения уровня гармонии мы создали андроидов, таких, как Софа и Пафо. Обычно они находятся в режиме сна, но как только появляется волнение «неправильных мыслей» в головах большинства жителей, не такой ритм сердца – они просыпаются. Мы понимали: этот мир испортился.

– Так вот что случилось, – прервал её Рекрора.

– Да, их специально оставили там, это не лучшая модель, но неплохо работает…

– Получается в долине что-то отклонилось от нормы? – встревожился Монло. – Я? Моя революция?

– Нет, ты – не большинство…

– Значит, дело в детях? – хмуро произнесла Леперия.

– Думаю – да, – согласилась Мунхуд.

Рекрора и Монло виновато переглянулись между собой. И тут же отвернулись.

– Я продолжу, – покашляла богиня, – однажды космическое течение вынесло нас на вашу планету. Она нам приглянулась. Ваша цивилизация снова приходила в норму после очередной техногенной катастрофы. У богов шёл 5673 год Новой Лазурной Эры. Мы раздосадовано наблюдали за младшей формой жизни на нижних палубах любимой планеты. Люди из ничего снова мир собрали, и пошли по второму кругу, совсем ничего не усвоив из уроков первой попытки. Мы чувствовали отсутствие нужного идеала. Однако наш метод столько не работал, что мы решили найти другой подход. Попытаться исправить вас. Империя Файдамур отстроила себе города на верхних слоях атмосферы, мы спускались людям с неба. Вам-суеверным много не надо. Император-мой отец – раздал жене, детям и другой родне функции, «силу его бога», ответственную зону. Мне как младшей достались дети, – Мунхуд сплюнула в мусорную урну с большего расстояние, – но люди меня мало слушали, какие права ребёнка, когда детям можно платить меньше, со мной была солидарна лишь богиня женщин…

Моя раса живёт значительно дольше людей. Мы на своих постах уже много веков. Эти образы уже неотделимы от наших личностей. Если в начале планом стояли гармония, мир во всем мире, то теперь власть вскружила нам голову. За плату, жертвоприношения, поклонение моя семья могла делать гадости… На это было больно смотреть. К сожалению, правила запрещают нам долго находится среди людей. Поэтому я создала Черноока, чтобы следил за ними, я вскормила паучонка зельем роста, встроила в него цветной механизм для создания призраков… Любила его, если это тоже важная часть истории…

– Важная, – серьёзным тоном подтвердила Аресандра.

Мунхуд кивнула:

– Через века он привязался к тебе, принц Рекрора. Кажется, тебя он полюбил больше, чем меня. Поэтому я не могла позволить Тите и её жнецам забрать тебя к отцу.

– Зачем Рекрора твоему отцу? – всполошился Монло.

– Призраки – это энергия, а мой отец уже очень стар. Его жизнь зависит от кучи приборов. Энергия привидений заставляет их работать лучше. В призраках, проживших множество столетий энергии больше. Тита и её подчинённые всегда доставляют ему призраков постарше. Тебя видела другая моя сестра, и ещё кто-то. Отец потребовал тебя к себе, думая, что в цвете энергии больше. Я отказала. Пообещала ему, что ты спокойно будешь жить на искусственном спутнике, что принадлежит мне. Но это касалось только призраков Рекроры, детей из-под моих амулетов находили и забирали. Тем двоим повезло… – она указала на камеру, где прибывали друзья из чащи. – Таким образом, из-за Рекроры я нарушила правила. Меня приговорили к домашнему аресту на длительный срок. Перед заключением под стражу я сделала призраком Аресандру. Оставила записку тебе. Но ты не послушал. Черноокий под твоим руководством плодил новых призраков. Тогда и отдали приказ разместить Софу и Пафо среди вас. Условием было, что, если они проснуться всем цветным призракам, моему пауку и мне грозит великий императорский суд. И никто кроме сумасшедшего старика не знаем, чем кончится этот цирк…

Закончив, Мунхуд голову отпустила. Стала ковыряться в полу:

– Поэтому меня из-под домашнего ареста отправили сюда, не дав даже переодеть пижаму… Вопиющее безобразие… – сказано тихим бормотанием.

– Это все – моя вина. Прости, мне так жаль, – уселся на пол Рекрора.

Монло не понимал, что ему делать.

– Тут такая драма, а мы собирались в игрушечную революции, – смеялся Октофей, – ауч, – это Эдем его стукнул.

– Значит, дети могут отправится в пасть императора? – сочувственно смотрела на богиню Аресандра.

– Может мы ещё выиграем дело, – пыталась излучать оптимизм Мунхуд, – в конце концов, я с Рекророй обвиняемые, но и обвинитель среди нас. И вроде как друг…

– Кто? – бросился вперёд Октофей и ударился лбом о стекло.

– Принц Монло, – посмотрела она прямо ему в глаза.

– Я?

– Он? – возмущение Октофея.

Монло радостно посмотрел на Рекрору:

– Ну тогда дело за нами! Я не стану обвинять вас!

Но король все ещё выглядел мрачным.

– Рекрора? В чем дело? – принц сел напротив.

– Не думаю, что все будет так просто…

– Почему?

– Мы уже говорили об этом, – Рекрора посмотрел принцу в глаза. Взгляд короля был полон ядовитой горечи. Так он смотрел на Монло в первую встречу. Сердце принца покрылось мурашками. Испарина засветилась на лбу. В какой момент он свернул не туда? Когда это все кончится?

Мир снова замедлил свой ход. К чему он готовит бедного принца. Подтверждая его плохие мысли, он встретился взглядом с новоприбывшим Чернооком.

– Он ведь не сопротивляется! Зачем ему такая ужасная цепь! – возмутилась его хозяйка.

– Мы делаем все по правилам, принцесса Мунхуд, – стражники поклонились и вышли.

– Рекрора – преступник. Монло-жертва. Но кто же мы в этой истории? – раздумывала Леперия.

Аресандра пожала плечами:

– Мой мозг устал от всей новой информации. Боги, не боги, люди, не люди… Нужно выпить.

– Мы – грустные, уродливые привидения, для создания ещё большей драмы, – ответил Октофей.

– Мне нравится, – кивнула Леперия.

Монло облокотился спиной об стену и устало глаза прикрыл… Может все окажется сном? И он проснётся и будет весело играться в подготовке к свадьбе сестры? Самому стало смешно. Были же времена логичные…