Текст книги "Маленькие принцы идут за весной"

Начало суда

Зал императорского суда освещался будто ранняя осень. По жёлтым прозрачным трубам протекала жидкость, она отсвечивала на лица зрителей. Через круглые дыры в деревянном потолке здоровался космос. Скамьи, полные людей, стремились ввысь обняться с ним. Монло через шум толпы провели к его месту. Усевшись, он разглядывал этот чудной мир, чувствовал себя совсем мелким мальчишкой. Даже страх ситуации не позволил его сердцу перестать восхищаться. Глаза принца искрились от величия местной архитектуры. Его охранники молчали по бокам, и Монло перегнулся через стол. Прямо у ножек заканчивался видимый пол. А там-вокруг помоста судьи – словно океан лежала его родная планета. Он узнал облака, что перекатывались волнами. Внизу представлялся Мобшир, теперь такой неказистый, однако этим и прекрасный. Как он там, бедный, без них? Способен ли существовать дальше? Или развалится как ненужная теперь декорация? Ведь действия трагедии теперь происходят прямо здесь.

Вместе со зрительским вздохом Монло поднял голову. Выводили Рекрору и его богиню. Король шёл к своему месту с высоко поднятой головой и прямой спиной. И как будто для него это было в порядке вещей… Рекрора не смотрел на Монло. Принц, скрывая волнение за раздражением, вернулся на свой стул. Только увидел, что ему улыбалась Мунхуд. Ответил ей тем же. Забавная девчонка. Как жаль, что все идёт к черту…

– Дамы и господа Файдамура, принцы, принцессы императорской династии, сам император, – раздался спокойный приятный голос со всех сторон. Люди притихли. – Начинается императорский суд по делу «Принцесса Мунхуд и мертвые дети»…

Мунхуд вмиг стала серьёзной. Она, не моргая смотрела на большую черную картину, которая выдвигалась из стены. Вскоре, та зажглась ярким синим. Принц вздрогнул. На экране появилось уродливые старческое лицо, в носу которого торчали трубки. Весь зал поднялся и поклонился. Мунхуд и ещё несколько других, видимо её братьев, сестер сделали изящный полупоклон. Монло встретился взглядом с Рекророй. Король смотрел упрямо, высокомерно. Словно на голубые глаза налегли серые тучи. Рекрора произнёс сухими губами, предположительно:

– Вот и сам император, – тоном, которым произносил: «Мобшир сгнил, я победил». Монло улыбнулся, как он оказывается уважает заносчивых принцев. Вместе со злобной бронёй короля, сам Монло тоже с маской нашёлся. Ведь в начале сказки против мрачного зазнайки выступал очаровательный, немного лиричный, самый смелый в мире принц. Подождут пусть суды, танцы, дни рождения, сегодня прозвучит припев песни о его игрушечной революции: «они единственные в зале, кто не поклонился».

Последнее лето астронавтов

Звук от начала суда добежал и до тюремных камер под стражей крылатых андроидов. Аресандра билась о стены в надежде найти выход.

– Почему мы не можем пройти насквозь? – злилась она.

– Наверное, это специальный материал, который не пропускает энергию на примере нас, – пыталась удержать подругу Леперия. – Может, в долине Мунхуд все из него сделано? Даже в пище… И судя по всему… – Леперия смотрела как Аресандра шипя, держится за плечо, -… он способен причинять боль, наносить раны. Удобно.

– Это ведь то, о чем мы должны думать, – Октофей наблюдал за притихшим пауком, почти прилипшим к стеклу, а все его глаза неотрывно следили за дверью, за которой пропали Мунхуд и Рекрора, – несчастное паучье сердце вас разве не трогает? -обратился Октофей к Софе и Пафо, раздражаясь его голос становился выше.

– Это ведь те, с кем мы должны сейчас разговаривать, – упрекнула его Аресандра со слезящимися от бессилья глазами, – они ведь манекены…

– У них есть чувства! Эй, уроды, посмотрите сюда! – Октофей ударил по стеклу рукой. Брат с сестрою не двигались. – Да чтоб вас!

Эдем приблизился к ним насколько это возможно:

– Если вы правда понимаете нас, помогите, пожалуйста. Они ведь там погибнут… навсегда…

В ответ тишина.

– Что вы вообще такое? – присоединилась Аресандра.

Молчание. Призраки, плеваясь проклятиями, разошлись по тёмным углам словно мышки. Андроиды делали вид, будто они– кошки. Половина их мозга– общий компьютер, через него они могут обмениваться мыслями. Но и без них, по бегающим глазам брата, Софа понимала: паука жалко. Она отвела взгляд от него, хоть это и не по правилам. Никто ведь не смотрит…

Пафо нахмурился бы, если бы мог. Софа испугалась, что снова вспоминает запретное. После поняла, это не она. Пафо транслирует свои картинки в их общий мозг.

– Пафо! – подала Софа сигнал, но уже слишком поздно. Перед глазами стоял маленький домик на краюшке леса. Лето сбрасывало ненужные в путешествии листья, её младшая сестра Осень подбирала, чтобы покрасить в цвет теплее зелёного. У старого клёна пухлый мальчишка вёл счёт от десяти. Три, два, один. Он идёт искать! Местами его каштановые волосы серебрились инеем. Мелкий Пафо выглядел слишком счастливым. Мальчик пробежался мимо собранных в кучу листьев, сдувая их создаваемым ветром. Осень рассердилась. Лето незлобно смеялась над ней с ветки берёзы. А потом смеялась ещё ярче от визга найденной в прятках Софы.

Взрослая Софа фыркнула: маленький Пафо все представлял слишком живым. Он верил в богов, когда буквально к ним каждый месяц спускалось опровержение.

Близнецы мчались обратно к старому клену. Кто первее? О, нет…

– Астронавты, мясо готово! – папа позвал обедать.

К трапезе Софа бежала охотнее. Пафо ловил каштановые паутинки в её седых косичках. На днях им исполнится по пять. Мама обещала спуститься на неделю раньше. О чем ещё можно мечтать?

Следующий эпизод лет через десять. Они с отцом – гости на чьей-то свадьбе. Молодые давали обеты в храме богини любви, здесь же стояла её статуя, как она обхватывает мир своими прелестными крыльями. Пафо сейчас хотелось, чтобы эти крылья обнимали только его с сестрой и отцом. Мир теплее не станет, но их домик теплее бы стал.

– Я – эгоист? – спросил он сразу же у Софы. Было не страшно, если ответ «да». У него были все права, чтобы желать подобного. Видимо, сестра считала так же, раз не стала отвечать. «Может девчонкам хуже живётся без мам?» – пожал плечами сам своим мыслям.

В следующем месяце мама тоже не спустилась. Тем самым ознаменовались полгода ожиданий. Софа и Пафо снова в храме у статуи. Было приятно видеть маму хотя бы здесь.

– Хэй, астронавты, так и знал, где вас можно найти, – папа их отыскал.

«Мама нас больше не любит?» – вертелся вопрос на языке. Но Пафо давно подросток, почти взрослый, чтоб спрашивать подобное.

– Пап? – задумчиво позвала Софа.

– Что?

– Раз ты зовёшь нас астронавтами, можно нам уже в космос?

Мужчина рассмеялся:

– Я, наконец, дождался этого вопроса. Вы ещё долго терпели…

– Так можно? Нет? Почему она не приходит?

– Это опасно, дети…

Лето вздыхает свои последние дни в этом году. А от мамы ни слова, ни письма. Для шестнадцатилетние нужно прожить этот август. Это казалось невозможным: стояла жара. Хотелось вырвать солнце с корнем. Останется дырочка в небе. Может через неё они увидят космос, и мама передаст привет. Вспотевшие Софа и Пафо возвращались со сборки урожая. Никогда им в голову не приходило, что полубоги не должны жить таким образом. Возможно, они и не живут. Софа и Пафо ведь настоящие дети лживой богини… Да, в те времена они любили вести такие бессмысленные беседы.

Но конец этого лета, и тот самый день отличались от всей жизни. В нем добавилось больше смысла? Нет, его стало меньше.

Во дворе все лежало вверх дном. Папа сидел связанный и избитый на стуле. Не успели они убежать, как их поймали холодные не человеческие, но человеческие руки. Куклы не живые в чёрных нарядах. Где-то девочка играла в похороны?

Мужчина с трудом поднял голову, глаза слезились, слова шли с трудом.

– Папа, что случилось?

– Маму схватили…

– За что?

– За отношения с простым человеком…

Их связали, как и отца. Как-то он не предупредил, что надо бежать. Да и куда бы они побежали, бросив родителя?

Космос встречал своих астронавтов молчанием. Однако смотря на его виды, самим хотелось кричать. Возможно, в этом и смысл. В голове вертелись одно утверждение: «Богине любви среди людей нельзя было любить человека». От предложений Пафо хотелось биться головой об стену.

После их вели по мрачному железному дворцы, вкусно пахло откуда-то съестным.

– Где Лороул? – спросил отец о любимой у этих холодных существ. -Мы присоединимся к ней?

– Отчасти…

– Что это значит? – забеспокоился мужчина, и в этот момент его детей повели по другому коридору. – Куда вы их? – отец вырывался, дети тоже рвались к нему. Его астронавты плакали в космосе.

– Они – доказательства. А доказательства хранятся в положенном месте, – был ледяной ответ. После до ушей близнецов доносился далёкий голос отца, который звал их по именам.

Достаточно времени они просидели в странной комнате. Однажды им сказали, что состоится императорский суд. Но не сказали когда и зачем. Но что-то подсказывало, они– доказательства вины, не наоборот. От этого становилось не понятно, должны ли они испытывать вину за рождение, или они в этом не виноваты.

К ним заходил высокий старик, за ним за провода тащился целый город.

– Хороши, – разглядывал он брата с сестрой, – недаром Лороул была моим самым красивым ребёнком…

– «Была», потому что она сейчас взрослая? – Софа не смогла удержать рот брата закрытым. Дурацкие вопросы из него всегда так и сыпались.

– Сколько тебе лет? – брезгливо сморщился старик.

– Шестнадцать…

– А мозг младенца.

– Что вы имеете ввиду?

– Лороул была казнена за измену Файдамуру с этим червем…

– Она изменяла с червем?! Папа, наверное, был расстроен…

– Что вы сделали с отцом? – Софа плакала, стараясь гневным взглядом сжечь старика со своего пути.

– Он был уничтожен…

Пафо притих. Софа спрятала его за своей спиной.

– Нет, я недоволен. В них есть красота моей дочери, но до её ума… это просто невозможно, – жаловался старик тем, кто пришёл вместе с ним.

– Что вы прикажете с ними сделать, мой император?

– Ваша мать однажды изобрела чудное средство, если бы она сама им пользовалась, то не была бы сейчас мертва…

– Вы о Градуснике гармонии?

– Да, преврати их в андроидов. И украсть атрибутами богини любви… Будет красиво…

Софа и Пафо ничего не поняли. Они потеряли обоих родителей. Им хотелось просто обняться и застыть в своей боли навечно. Кажется, это было единственное желание, которое исполнилось. Однако из-за сильной крови матери, они не смогли стать андроидами полностью. Но был дан приказ сделать так, как получится. Всем все равно. В последний день живым человеком перед операцией Софе снилось горячее летнее солнце, что упало на землю огромным сгнившим подсолнухом…

Операция и механизмы в теле не смогли стереть их личности, это сделали тренировки. За провинность одного наказывали другую. В целой вселенной они были только вдвоём. Она не хотела рисковать братом, он защищал сестру. Они теперь несли красивую службу империи. Пока их не залили скульптурой в долину Мунхуд. Софа и Пафо провели там много времени, смотря на детишек, которым тоже больше никогда не стать астронавтами…

Софа распахнула полуживые глаза. Воспоминания никогда не делали хорошо. По лицу стекала жидкость, похожая на слезы. Но слез она давно не видела. Коснулась щеки пальцами. Кровь. Когда стали андроидами они научились плакать алым. На против истекал Пафо. В камерах призраки испуганно таращились.

– Они сломались? – предположила Леперия.

– Но взгляд стал осознаннее, – вглядывался Октофей.

Софа снова посмотрела на брата. Нужны ли причины, чтобы сделать добро? Всё, что они могут в качестве детей богини любви – не разрушать любовь.

– Мы вас освободим, но дайте слово, вы нам не сделаете больно, – поставила условие Софа.

– Не сделаем! – подорвалась Аресандра.

– Мы ведь призраки! – улыбался Эдем.

– И вы нам! – возмутился Октофей. Впрочем, близнецы решили проигнорировать этого умалишенного.

Последним они выпустили паука. Он и призраки были твердо настроены вернуть дорогих им людей. Софа и Пафо решили пойти с ними. Что-то подсказывало, что идиоты должны держаться вместе. Ведь никто из них не предположил: «может это уловка?"… А брат с сестрой не предположили:" может это очередная жестокая тренировка?"… Поломанные души любят во мраке видеть надежду.

Дураки

Суд продолжался.

Императорская семья, большая её часть, были представлены в своих ложах. Потом показали доказательства, ребят изобразили на экранах. Тифона смотрела прямо в душу. Некоторые в зале кричали: «уберите девчонку от камеры, других не видно!». И Тифону переместили назад. Малышня хлопала глазами и ничего не понимала. Монло выбрали их представлять, ведь он самый старший и последний. Возможно, в другой ситуации это сошло бы за честь. Но принц бы предпочёл не находится здесь, и отгородить от этого детей.

Все ждали, когда объявят обвиняемых. Старик-император ухмыльнулся в тишину зала. Миллиарды морщинок отправились бороздить моря его лба:

– Моя дочь, Мунхуд, всем понятно – виновна. Здесь не нужен суд. Ее привели сюда, чтобы показать к чему приводят детские игры не в твоей голубой детской комнате. Ты, дорогая, будешь просто смотреть как твои игрушки обвинят одна другую, и кто-то отправят на казнь кого-то. Сегодня они решают.

– Что насчёт детей? – неожиданный бас Рекроры прогремел на все заседание. Вот он какой – настоящий короля голос. Монло аж загордился. А ответа на вопрос они не услышали. Старик лишь посмеялся.

– Принц Рекрора, – вежливо обратился судья, – Вы -обвиняемый в этом деле. Что можете сказать в свое оправдание?

Король лёгким движением встал со своего места. Избегал взгляда принца:

– Ваша честь, в этой ситуации… виновен лишь я…, и я не собираюсь отрицать свое преступление. Я готов принять наказание! – Рекрора говорил каждое слово чётко и гордо.

Зал обрастал шумом как деревья листвой.

Монло вскочил:

– Постойте! Я и дети ведь можем не обвинять Рекрору! На правах потерпевших мы… Не собираемся подавать в суд! – принц слезящимися глазами посмотрел на короля, мол: «Не упрямься, согласись, не надо строить серьезных реалистичных лиц.» Рекрора покачал головой:

– Это не так, Монло. Время вышло. Пора просыпаться…

Монло ощутил, как лёгкий летний бриз перерос в холодный ветер осени. А выражение его лица приобрело вид ломкий…

Звезды и раньше говорили о нас

Аресандра вернулась с разведки:

– Через другие стены мы можем пройти, там лестница, а в коридорах пустота, ни капли охраны.

– Почему? – взглянули на паука.

– Они уже давно на нашей орбите. Давно не было на них нападений. Люди расслабились, а к тому же, народ Файдамура любит развлечения, пощекотать нервы. Суд для них словно концерт. Тем более у каждого императорского отпрыска есть свой фан-клуб, и клуб ненавистников. Это очередная возможность выяснить кто достоин любви, а кто не очень…

– Даже на других планетах люди – вонючки, – прошептала Леперия.

– Это все интересно, но мы должны спасти принцев и детей! – поторопила Аресандра.

– Что с планом? – задумался Эдем.

– Нужно разделиться: кто-то отправится в зал суда и спасёт Рекрору и Монло, кто-то найдёт детей, – предложила Леперия.

– Ещё кто-то должен приготовить корабль для бегства, – Черноок переступал с лапы на лапу.

– Кто куда? – разминался Октофей.

Пафо посмотрел на Софу. Она согласилась:

– Мы приведём детей. Мы знаем, где хранятся доказательства, – и ни капли боли в голосе, лишь дурацкие картинки воспоминаний.

Призраки и паук посмотрели на них внимательно. Подозрительность просыпается с опозданием. Эдем осадил их:

– Эй, мы же обещали, что ничего такого. Давайте доверять. У них есть тела, за нами они не смогут.

– Хорошо, – согласились.

Пафо и Софа синхронно поклонились.

– Тогда встретимся у шаттла Мунхуд, – сказано пауку, как будто только он понимает в чем дело. В принципе, так и было…

Черноок кивнул:

– Я оставлю паутину, чтобы вы знали, как меня найти.

– Ты не можешь идти один, – остановила Аресандра, – Леперия, иди с ним.

– Что? Почему я?

Глаза без красок искрили упрямством и страхом все снова потерять.

– Мы пойдём. Удачи, – Софа и Пафо скрылись в искусственном свете коридора.

– Значит, мы в зал суда. Идём, Октофей, – потянул друга за собой Эдем.

– Леперия, знаю, в прошлый раз я не вернулась. Но сейчас все по-другому, – осторожно начала Аресандра.

Леперия мотала головой, грозя в безумство вернуться.

– Эгоистично, тоже знаю, требовать это. Но в тот год, когда ты меня не дождалась, я не смогла спасти друга…

Леперия шмыгнула носом:

– Снова обещание вернуться, снова обещание станцевать на балу вместе с Рекророй?

– Снова…

Леперия отпустила плечи, через боль смотрела на Аресандру.

– Сейчас мы не люди, а призраки. Призраки означали победу! – твёрдо произнесла Аресандра, сжимая кулаки. И убежала прочь.

– Как думаешь, Черноок, этому есть конец? – спросила тихо Леперия.

Паук скосил на неё глаза. Не мог припомнить говорили ли они друг с другом до этой минуты.

– Шаттл – это космический корабль? – тем временем продолжала расспрос девушка словно ребёнок.

– Верно.

– Когда-то Аресандра говорила, что корабли – это способ начать жизнь с нуля. Но и это же способ дать заразе распространится по вселенной…

– Хвататься за прежние установки – это точно не способ начать жизнь с нуля. И мы ведь не самые плохие в космосе. Пока в нем существуют ублюдки подобные Файдамуру, мы будем практически святые. До идеала не дотянемся, но пока один делает добро, другой тоже может присоединиться. Зло как болезнь распространяется быстро, но нигде не сказано, что добро не может распространится. Просто нужно держаться всем вместе.

– И не отпускать руку подруги и плакать над провалами рядом с нею? – Леперии казалось, что она продолжила мысль Черноока. Но паук молчал: ему нравилось наблюдать как рождаются звезды.

– В прошлый раз ошибкой было то, что я её отпустила… Одну… Хотя она не ехала на войну… Но ситуация стала похожей… И сейчас… ситуация тоже похожа… – Леперия робко сделала шаг вперёд. Колено подкосило, она чуть не упала. Перед глазами стояло прошлое. Девушка от него отмахнулась. По правую руку её – только настоящее, по левую – открытие трех прожитых столетий: «Они-принцессы. А принцессы следуют подруга за подругой!». В ад и рай, в лес и на море, в мирные дни и в дни революции… Второй шаг был сделан более смело. Она рассмеялась как в те времена, когда была маленькой девочкой. Мысли об изменение мира, об измене короне снова щекотали верхнее небо. Она даже почесала его языком…

Черноок как гордый отец провожал её бег. В этот раз это не бегство. В этот раз у неё выросли крылья…

– Аресандра! – догнала подругу Леперия. – Черноок один справится!

Брюнетка разозлилась:

– А я значит – нет?

– Ты справишься. Но ты не должна справляться одна. Если он – твой друг, то и мой тоже. Если ты готова рискнуть ради него, в этот раз и я тоже. В конце концов принцессы уходят вместе…

Не успела Леперия закончить мысль, как Аресандра обняла её нежно:

– Хорошо, сделаем это вместе. Не повторяя ошибок.

– Ты больше не будешь разрываться, между нами. Прости, что не заботилась о твоём сердце…

– Пустое, Леперия. Ты тоже меня прости. Я тоже боялась снова лишится тебя. Сейчас мы вместе, это главное.

Аресандра ощущала облегчение впервые за века. Оказывается, раньше она отправлялась сражаться без одной важной части себя:

– Ты словно сокровище, принцесса драгоценная моя!

– Тогда будь злой ведьмой, что принцессу вовек не покинет, чтоб проклятая башня наша простояла века…

Девушки ещё раз взглянули друг другу в глаза. Смахнули набежавшие невидимые слезы и поспешили следовать плану. Далеко впереди глаза закатывал Октофей…

А суд продолжал свое действо.

Прошлое, о котором не просили

– Я не понимаю, Рекрора, – руки Монло отпускались от вида короля, что сам себя отправил на казнь. Силы куда-то девались. Для призрака он хочет плакать слишком много раз.

– Пора просыпаться, – повторил Рекрора.

– Да скажи ты по-человечески! – взвыл отчаянным волком на весь зал Монло. Слезы бросились к подбородку. Комок в горле танцевал вверх-вниз. – О чем ты вообще? Не время играть в драматичного мученика…

– Лучше играть в пафосного революционера?

Принц растерянно качал головой. Крепла уверенность короля в собственных словах. Судья ради зрелищности не перебивал их диалог.

– Давай откровенно, Монло, – выпрямился Рекрора, – ты должен меня ненавидеть…

– Да что ты мне сделал?

Король хихикнул:

– Ты спрашиваешь что? Видишь, ты словно во сне, в котором я – одурманенный миром принц, невинная душа, что, не понимает она, делает… А ты – смелый спаситель нашей долины, в тебе нет слабостей, ты принимаешь все…

– И что в этом плохого? – Монло был готов броситься к его ногам, и разрыдаться, лицом утыкаясь в колени.

– Что в этом плохого? – спокойный голос Рекроры сорвался. – Всё! Я – не невинный мученик обстоятельств. А ты – не мой спаситель. Здесь скорее наоборот, ты – невинная жертве, обреченная вечно скитаться за масками любимых клише из книжек…

– В каком месте я жертва?!За какими масками я срываюсь? Я знаю себя, знаю, что мёртв… Но разве плохо только сейчас смысл жизни искать? – не унимался Монло.

Рекрора в этот раз не стал сдерживать болезненный смех:

– Говоришь, что знаешь… Но каким Монло был в жизни? О тебе известно лишь три факта: о твоей семье, ты ждал свадьбу сестры, стремился к короне, – Рекрора сгибал пальцы, – и это все? Может наедине с самим собой ты и вспоминаешь, однако я и дети никогда не видели тебя настоящего…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу знать, каким был ты до нашей встречи… Почему вдруг я смог посчитать тебя угрозой своему плану? Как ты оказался на том утесе? Чего ты искал, став призраком? Я хочу это знать… – Рекрора облизал губы, его потряхивало. – Хочу, чтобы ты себя вспомнил, и вспомнил, что потерял. Хочу, чтобы ты снова меня ненавидел. Это была правильная ненависть, справедливая… – хоть король и стоял прямо, но Монло видел, как внутри у него скукоживается душа.

В ушах поднялся странный писк. Мир в очередной раз выходил из-под контроля. Монло не собирался слушать Рекрору, но сердце и разум ухватилась за его вопросы. Он схватился за волосы, сполз под стол. И в лёгкой темноте хотелось вспомнить…

Что с ним случилось, почему король его заметил?

Как оказался над бурной рекой?

Что Я искал в тот день среди деревьев?

Весной за год до моей смерти, как и до, и после неё, мхами украшенный возвышался старинный замок Мобшира. В его стенах тяжело было найти уют. Он кипел никому ненужными страстями. И запахи всех его жителей с начала времен навсегда запечатлились в гобеленах его многочисленных стен. Пауки плели паутины из легенд о прошлых правителях. Но я никогда не искал Черноокого, я слабо верил в Мунхуд. Ибо детство моё не пропитано было радостными событиями. Болезненная мать, выскочка-сестра, строгий отец, смерть матери, одиночество, злобная мачеха, что не могла обзавестись своим ребёнком, поэтому бесилась на единственного принца. В кошмарах приходили её выкидыши и уверяли, что они были бы славными королями.

Новая королева насмехалась над любой ошибкой. Прихода королевского лекаря я боялся больше всего. Но в последние годы он всегда грустно качал головой. А я радовался, после чего чувствовал себя последним чудовищем. У человека быть может горе. Мечты выгорают с каждым нерожденным уродцем (людьми их было трудно назвать).

Так и жили. Отпечалилась слишком холодная зима. Весна припёрлась злющая и колючая, уж лучше бы не приходила. Сестре предложение сделал один иностранец. Отец был против. Целый месяц наблюдал любовную драму. Последовал серьёзный разговор, выяснилось, что у жениха умер богатый дядя, а он единственный наследник. Свадьбу назначили на следующий год, чтобы подготовится к пышности. Так быстро даже на рынке вещи не отдавались. С какой стати вообще сопротивлялись?

Жених местами был парень весёлый, забавный. Местами меня ненавидел. Конечно, если бы у принцессы не было брата. Танцевал бы он на свадьбе королём.

А я днями торчал в библиотеке. Но место это было не тихое, каждый должностью выше кухарки считал своим долгом преподать мне пару уроков. По-моему, комнату мою специально растапливали лишь перед сном, чтобы я не прятал свое серое лицо от их смердящих умов.

Иногда разговаривал со старой бродячей кошкой, потом меня покусывали её блохи. Она ютилась на кухне, мне хотелось иногда к ней. Я спрашивал у нее:

– Хочешь быть принцем?

Она ласково мурлыкала ответ: искать дур в другом месте.

Я смеялся. А что мне ещё оставалось. Эта жизнь не собиралась дарить подарки. Учитывая, что младенцев называли божьим даром, то ответ тем более: «спасибо, не надо».

Потом весна сжалилась, количество снега все-таки начало уменьшаться. Весело было с ребятней прислуги снежками кидаться.

Скучная жизнь скучного принца. Но как бывает в книжках все меняется в одно мгновение. Меняется не во внешности, и не в поведении, а где-то внутри, где мне захотелось стать лучшим королём загнивающего Мобшира.

У отца завязалась переписка с королём из-за границы. Уже пару месяцев. Нам объявили только весной. Скоро прибудут к нам в гости, начались приготовления. Тут же пожалели, что нет у них сына поскладнее. Пришлось обходится тем, что имеется.

Отец с мачехой любезничали перед иностранной супружеской четой. А бесполезный принц Монло встретился глазами с ней. Мышонком, что вылезла из кареты. Руку подать не додумался. Да и вряд ли бы её взяли. Вон сколько пружинистых лакеев парят вокруг неё. А она все на меня пялиться. Я знал по рассказам, что будет принцесса в гостях. Но почему не сказали, что такая, я бы не вылезал из своей спальни.

– Здравствуйте, принц, – сказано мило с акцентом.

– Добро пожаловать, принцесса, – вежливый поклон. Она тихо хихикнула, и тут же прикрыла рот рукой в белой перчатке. Мне хотелось в этот хихик переименоваться.

Мне позволили провести экскурсию для неё. Застряли в зале портретов. Принцесса интересовалась живописью. Она ходила от картины к картине, что-то шепча про себя на своём языке. Из всех языковых занятий я прогуливал лишь её родной. Я очень жалел.

А к вечеру во главе целой конницы прибыл их заграничный принц. Он с обожанием кинулся к сестрёнке. Как будто ехали не из одного места.

– Ваш принц любит закатывать глаза? – спросил у отца.

Отец строго на меня посмотрел. Я прикинулся мёртвым и сбежал ещё до ужина. Влюбляться в прекрасных мышат было уже неохота. Судьба мне злобно усмехнулась: «никто и не просит».

Её брата я встретил утром. Стоял почти без одежды в такой холодище на моем любимом верхнем балконе. Я хотел сбежать, он меня заметил:

– Доброе утро!

– Доброе, – по правилам сбегать уже бы невежливо. И я встал рядом с ним.

Внизу оттаивал лес Мобшира. Грязный и страшный.

– Красиво у вас, и воздух хороший, – внезапно произнёс другой принц.

– Красиво? – удивился я. – Вы что слепы?

Он засмеялся.

– А ваша сестра? – начал было я.

– После совершеннолетия ей назначена свадьба. Жених – тоже ещё слишком молод, – прибили меня головой вниз.

– Что ж, – не расстроился я.

– А ваша невеста?

– У меня её нет.

– Что? Вам столько лет!

Прозвучало, как будто я уже дед.

– Просто мои родители продолжают надеяться, что скоро богиня Тита приберет меня к себе…

– Вот удача! – прокричал принц в весеннее небо. Я вытянулся в лице.

– Нет, я не о вашей смерти, я о том, что судьба к вам благосклонна. Как бы вы не шутили, а папа с мамой вас, видимо, очень любят. Раз разрешают настолько свободно жить. Они верят вам.

Я ручки на балконе сложил. И на горизонт уставился. В первый раз чужой человек дал оценку моей жизни, и она сразу же не сложилась с картинкой моего мира.

– А у вас невеста есть, получается?

Он кивнул:

– Да. Но может она мне и не понадобиться. Я сразу отсюда на войну. Слышали ведь?

– Про войну слышал. Но зачем туда вам, разве ваша сторона не побеждает. Вы же можете пострадать, почему они так с наследником?

Он выпучил на меня глаза, а потом рассмеялся:

– Нас ведь толком и не представили друг другу. Я не наследник. Я лишь второй сын…

Осознание ошибки меня настигло медленно. Я в шоке и ужасе прикрыл рот рукой.

– Война заканчивается, меня отправили проконтролировать, – пояснял он дальше.

– Значит, все хорошо. Мой отец рад, что война не коснулась Мобшира.

Однако мой собеседник не спешил улыбаться, а серьёзно спросил:

– Каково это чувствовать, что трон будет твоим?

– Что?

– С детства интересно, старший брат у меня был всегда, поэтому я даже не представлял. Мечтать мечтал. Но каково это… У него спросить, насмешки собирать устанешь.

– Каково это? – повторил я. А я ведь не думал. – А ты как думаешь?

Он старше меня лет на пять, но сейчас плечи его дрогнули как у ребёнка, чуть шепча с самой смущённой улыбкой в мире поведал этот громила мне то, чего я никогда не чувствовал:

– Наверное, ты перед сном представляешь каким королём будешь, с утра просыпаясь, записываешь в тетрадь какие законы нужно издать, какие убрать, какие подправить. Весь день усердно учишься, представляя улыбки крестьян, когда ты улучшишь их жизни. Перед сном выходишь на этот балкон и снова мечтаешь каким будешь королём. А однажды наступит твоя коронация. У меня бы в такой день тряслись коленки, – и он глупо засмеялся.

А я жил вообще не так.

– У тебя такое лицо сейчас. Я угадал, верно!

Я потерялся с ответом.

– Если это так, то я уеду воевать спокойно…

– Но я ведь буду королем Мобшира… А не…

– Не важно, на самом деле, – быстро отмахнулся он, – где живёт такой принц и король, каким бы был я. Мне просто приятно, что кто-то думает о людях, а не только о себе. Буду следить за тобой и представлять, что это я, – он снова рассмеялся, затем громко прямо в небо закричал, – такой позор, говорить это.

– Не позор вовсе, нормальное человеческое желание: мечтать о конфете, которая тебе никогда не светит, но постоянно находится перед носом. Никто бы не удержался…

– О, – протянул он, – ты такой мудрый…

Я фыркнул. На него не смотрел. Когда посмотрел, встретился с его глазами. Ещё раз фыркнул. Он засмеялся.

Вечером был бал. Я смотрел как он трогательно танцует с принцессами. Я хотел быть как он…

На следующий день принц уезжал на войну.

– Думаю стоит начать переписку, – предложил я, в попытке впервые завести друга.

– Думаю, не надо. Ты ведь станешь королём. Мой старший брат тоже. Если он узнает, подумает, что мы оба против него. Он у нас нервный.

– А если я захочу вдруг поговорить с тобой, что мне делать? – попытался упрямится.

– Сорви лист из того чудного леса и отправь ко мне по ветру.

Я фыркнул:

– Я подружиться пытаюсь.

– Не нужно, я ведь сказал. Просто стань королём, каким бы стал я.

И он уехал.

Вопреки ожиданиям, война продлилась ещё год. Она не коснулась Мобшира. Папа умел продаваться, и людьми торговать. Так его королевство как будто находилось в другом мире. Весь этот год я усердно учился, жил так, как описывал он. Мне правда захотелось стать достойным его мечты королём. Готовился к дню коронации, не помня себя.