Текст книги "Седьмое Правило Волшебника, или Столпы творения"

Глава 34

Дженнсен сидела на полу перед очагом, который развел Себастьян, и смотрела на пламя. Ее взгляд рассеянно скользил по мерцающим желто-оранжевым углям, которые время от времени отваливались от сложенных колодцем поленьев. Девушка смутно помнила прощание с целителем и матерью больного мальчика и едва осознавала, как тащилась по снегу в пустую хижину.

Она не знала, как долго сидела перед огнем, глядя в никуда. Дремотные неясные мысли без остановки скользили в мозгу. В своем безжалостном стремлении добраться до Дженнсен нынешний лорд Рал отнял у нее мать, лишив семьи и дома. Дженнсен скучала по матери каждой клеточкой тела, скучала так, что боль казалась невыносимой, и не было другого выхода, кроме терпения. Даже слез не осталось…

С тех пор как Алтея рассказала ей о Дрефане, Дженнсен мечтала найти этого сына Даркена Рала, своего сводного брата, дыру в мире. Она надеялась, что они смогут почувствовать кровную связь и, сражаясь вместе, сумеют найти решение своих проблем.

Теперь ей никогда не узнать, суждено ли было сбыться хоть одной их этих надежд. Все планы рухнули. Ричард Рал убил Дрефана. Ричард Рал, без сомнения, убьет и ее, Дженнсен, когда найдет. А он ее найдет. Теперь она в этом не сомневалась. Теперь она знала это наверняка. Он ее найдет.

Дженнсен.

Неуправляемая буря чувств бушевала в ее сердце – от надежды до отчаяния, от ужаса до ярости.

Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht.

Она слышала голос сквозь поток мыслей, сквозь хаос эмоций, он шептал ей странные, знакомые и незнакомые, слова.

В конце концов все остальные чувства поглотил разгорающийся гнев.

Дженнсен. Сдавайся.

Она уже попробовала сделать все, что могла. Другого выхода нет. Лорд Рал лишил ее всякой надежды.

Теперь она знала, что надо делать.

Дженнсен встала, чувствуя странное умиротворение от принятого решения. Она набросила на плечи плащ и вышла навстречу ледяной бездушной ночи. Воздух был настолько холодным, что было больно дышать. Под ногами скрипел нетронутый снег, на котором оставались за спиной свежие следы.

Дрожа то ли от холода, то ли от чудовищности принятого решения, она постучала в дверь соседней хижины. Себастьян чуть приоткрыл дверь и, поняв, кто пришел, впустил ее. Дженнсен поспешила внутрь, к огню и теплу, которое окутало ее восхитительной волной и приняло в свои объятия.

Себастьян был без рубашки. По запаху мыла и перекинутому через плечо полотенцу она поняла, что он только что вымылся.

Вероятно, он оставил таз с горячей водой и в ее хижине, но она не обратила на это внимания.

Себастьян, застыв в напряженной позе, хмуро ждал объяснений того, что привело ее сюда; морщинки исчертили его лоб. Дженнсен подошла к нему так близко, что почувствовала тепло его тела, и, сжав кулаки, решительно посмотрела в его глаза.

– Я намерена убить Ричарда Рала.

Он спокойно принял ее решительный тон. Как будто все это время знал, что однажды она придет к нему с тем, чего не избежать. И молчал, ожидая продолжения.

– Теперь я знаю, что ты был прав, – сказала она. – Я должна уничтожить его, иначе никогда не буду в безопасности. Иначе никогда не смогу быть свободной и жить так, как хочу. Я – единственная, кто может это сделать, и должна это сделать.

Она не стала объяснять, почему должна убить лорда Рала именно она.

Себастьян схватил ее за плечо, пристально посмотрел в глаза:

– Будет трудно подобраться к такому человеку с намерением сделать то, что ты решила. Я уже говорил, у императора есть колдуньи. Они сражаются с целью положить конец правлению лорда Рала. Позволь, я сведу тебя с ними.

Дженнсен сосредоточилась скорее на самом решении, чем на его деталях. Она и не думала о том, как справиться со всеми теми, кто защищает лорда Рала. Она пока знала одно: ей нужно оказаться достаточно близко, чтобы совершить убийство. Тогда она ударит Ричарда кинжалом и скажет, как сильно его ненавидит, как хочет заставить его страдать за все, что он сделал. Она думала пока только о самом убийстве, а не о том, как подобраться к жертве. Но чтобы добраться до цели, нужно учесть все детали.

– Ты думаешь, эти женщины способны помочь мне?

Себастьян кивнул:

– Я бы не предложил их помощь, если бы так не думал. Я знаю разрушительную силу магии лорда Рала, я видел ее действие собственными глазами. Именно колдуньи помогли нам дать отпор. Конечно, магия не сможет сделать за тебя все, но, полагаю, они способны оказать неоценимую помощь.

Дженнсен выпрямилась и вздернула подбородок:

– Я с радостью приму любую поддержку, которую они смогут предложить.

Легкая улыбка тронула губы Себастьяна.

– Я знаю одно, – добавила Дженнсен, – с чьей-либо помощью или без нее, но я убью Ричарда Рала. Я убью его, даже если буду одна, с голыми руками. Я не успокоюсь, пока не убью его, потому что не могу жить, пока жив он. Это его решение, не мое. Я больше не стану бегать.

– Я понимаю. Я сведу тебя с колдуньями.

– Далеко ли до Древнего мира? Когда мы доберемся до них?

– Мы не пойдем в Древний мир. Утром мы начнем искать тропу на запад, через горы. Нам нужно найти дорогу в Срединные Земли.

Дженнсен откинула с лица локон:

– Но я думала, император и сестры Света находятся в Древнем мире.

Себастьян хитро улыбнулся:

– Нет. Мы не позволим лорду Ралу ввергнуть мир в войну и не ответить за это. Мы намерены сражаться и победить – как только что решила ты. Император Джегань с нашими войсками намерен осадить столицу Срединных Земель – город Эйдиндрил. Там находится дворец Исповедниц – дворец жены лорда Рала. Мы пробиваемся через Новый мир. Когда наступит весна, мы захватим Эйдиндрил и разобьем тылы армии Нового мира.

– Я ничего не знала об этом. И ты все это время знал, что император Джегань намерен предпринять такой смелый шаг?

Себастьян усмехнулся:

– Я – его стратег.

Дженнсен от удивления открыла рот:

– Ты? Ты придумал все это?

Он не обратил внимания на ее восторженное удивление.

– Император Джегань пришел к власти в Древнем мире, потому что он гениален. У него был выбор – атаковать сперва Срединные Земли или сначала напасть на Д’Хару. Брат Нарев сказал, что поскольку справедливость на нашей стороне, то Создатель дарует нам победу в любом случае, а потому он, брат Нарев, не отдает предпочтения ни одному варианту. Император же давно считал, что целью должен стать Эйдиндрил, но хотел сначала выслушать наши рекомендации. Мой совет стал решающим. Император Джегань не всегда следует моим советам, но на этот раз наши мнения совпали. Захват города и дворца жены лорда Рала станет не только важной военной победой, но и сильным ударом в самое сердце врага.

Дженнсен смотрела на Себастьяна новыми глазами, благоговея перед тем, каким значительным человеком он оказался. Этот человек менял ход истории. Судьбы наций и жизни миллионов людей зависели от его решения.

– Император может захватить дворец Исповедниц прямо сейчас?

– Нет, – убежденно ответил Себастьян. – Пока погода против нас, мы не будем рисковать жизнями наших людей, пытаясь достичь такой значительной цели. Мы захватим Эйдиндрил весной, когда закончится эта проклятая зима. Я думаю, мы с тобой сумеем добраться туда вовремя, чтобы стать свидетелями великих свершений.

Дженнсен была захвачена самой мыслью, что увидит такое грандиозное событие. Силы свободных людей нанесут сокрушительный удар лорду Ралу. Да, это будет началом конца Д’Хары. Но и концом зла.

Потрескивал огонь. Эта ночь была необыкновенной во многих смыслах. Мир изменился, и она, Дженнсен, должна была стать его частью. Она тоже изменилась этой ночью.

Дженнсен чувствовала тепло пламени на щеке и вдруг поняла, что никогда раньше не видела Себастьяна без рубашки. И ей понравилось, как он выглядит.

Себастьян мягко взял ее за руки:

– Император Джегань будет рад встретиться с тобой.

– Со мной? Но я – никто!

– Нет, Дженнсен. Джегань Справедливый будет рад встретиться с тобой, я тебя уверяю. Он будет рад встретиться с храброй женщиной, которая, ради свободного будущего человечества, хочет помочь нашим храбрым людям, которая хочет положить конец насилию Дома Рала. Чтобы увидеть такое историческое событие, как взятие Эйдиндрила и дворца Исповедниц, сюда из Древнего мира собирается приехать сам брат Нарев. Я уверен, он тоже будет очень рад увидеться с тобой.

– Брат Нарев…

Дженнсен размышляла о водовороте событий, о которых она до сегодняшнего дня и не подозревала. Теперь она стала частью этих грандиозных перемен. Она чувствовала глубокое волнение, даже трепет. Она увидит Джеганя Справедливого, настоящего императора, и брата Нарева, самого выдающегося духовного лидера из всех, которые когда-либо жили.

Без Себастьяна это было бы невозможно. В нем все было необычным: от замечательных голубых глаз и прядей седых волос до обаятельной улыбки и восхитительно острого ума.

– Поскольку спланировал эту кампанию ты, Себастьян, то я рада, что ты окажешься там и увидишь триумф своей стратегии. И это большая честь для меня – находиться рядом с таким благородным и умным человеком.

Хотя ее спутник был как всегда скромен, Дженнсен заметила искорки гордости в его глазах. Впрочем, искорки тут же исчезли.

– Когда мы встретимся с императором, не бойся того, что увидишь.

– В каком смысле?

– Император Джегань отмечен Создателем. Он даровал императору глаза, которые видят гораздо больше, чем глаза обыкновенных людей. Глупые часто пугаются. Я хочу предупредить тебя заранее. Ты не должна бояться великого человека только потому, что он выглядит не так, как все.

– Я не испугаюсь.

– Что ж, значит, все решено.

Дженнсен улыбнулась:

– Я согласна с твоими планами. Утром мы отправимся в Срединные Земли, к императору и сестрам Света.

Себастьян, казалось, не слышал ее. Его взгляд блуждал по лицу Дженнсен, ее волосам, снова и снова возвращаясь к глазам.

– Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал.

Дженнсен почувствовала, как его руки сжимают ее все крепче и крепче.

– Ты льстишь мне, – услышала она собственный голос.

Иначе и быть не могло. Ее спутник был доверенным советником императора, а она – простой девчонкой, которая выросла в лесах. Он управлял историей, она от нее убегала. До сегодняшнего дня…

Но сейчас он был просто Себастьян. Мужчина, с которым она разговаривала, путешествовала, ела. Она тысячу раз видела, как он устает, зевает, засыпает…

В нем самым неожиданным притягивающим образом смешивались благородство и простота. Его раздражало, когда перед ним преклонялись, но самой манерой поведения он, казалось, едва ли не требовал этого.

– Прости за то, что мои слова звучат недостаточно верно, – робко прошептал он. – Я хотел сказать гораздо больше, чем сказал.

– Да? – В этом коротком слове был не вопрос. Это было удивленное ожидание.

Губы Себастьяна торопливо коснулись ее губ. Его руки крепко обняли Дженнсен. Она стояла недвижно, боясь обнять его, потому что тогда бы ей пришлось коснуться его тела. Она замерла в его объятиях, с безвольно повисшими руками, выгнувшись назад под тяжестью его тела.

О-о, его губы были восхитительны. А руки не просто касались ее, они защищали. Дженнсен закрыла глаза, отдаваясь поцелую. Его тело казалось таким напряженным, таким крепким… Он провел руками по ее волосам, а потом его язык неожиданно проник в ее рот. И голова Дженнсен закружилась от восхитительных ощущений.

Весь мир, казалось, потерял точку опоры, все перевернулось. Дженнсен почувствовала, что оказалась на руках Себастьяна, а затем, неожиданно, под ее спиной возникла кровать. Дженнсен смутилась, осознав, что они с Себастьяном лежат на кровати, и не известно, что делать и как реагировать.

Она хотела остановить его, пока он не зашел слишком далеко. И в то же время она боялась сделать что-нибудь, что заставило бы его решить, что она отвергает его.

Она осознала, насколько они одиноки сейчас. Такая изоляция и беспокоила ее, и одновременно возбуждала. Только они двое в мире, и только она может остановить его. Ее выбор решал не только ее судьбу, она могла управлять Себастьяном. Это мысль дала Дженнсен успокаивающее чувство власти.

Это ведь всего лишь поцелуй. Больше, чем тот поцелуй, во дворце, но все равно лишь поцелуй. Головокружительный, волнующий…

Она подалась к нему, отвечая на поцелуй, и была взволнована его пылкой реакцией. Она почувствовала себя женщиной, желанной женщиной. Ее пальцы пробежали по его гладкой коже, чувствуя рельеф мышц, не скрытых теперь тканью рубашки, чувствуя, как его гибкое тело все больше и больше прижимается к ее телу. Ошеломленная всеми этими новыми чувствами, Дженнсен едва могла дышать.

– Джен, – прошептал Себастьян, – я люблю тебя.

Дженнсен замерла. Все казалось нереальным. Как будто она спала или находилась в чужом теле. Она понимала, что Себастьян произнес услышанные ею слова, но это казалось неправдоподобным.

Ее сердце билось так быстро, что стало страшно, как бы оно не разорвалось. Себастьян дышал порывисто, резко вдыхая и выдыхая, словно желание сводило его с ума. Дженнсен вцепилась в него, стремясь снова услышать эти три слова.

Она боялась поверить ему, она боялась позволить себе поверить ему. Она боялась поверить, что это произошло с ней наяву, что она ничего не придумала.

– Но… ты ведь не можешь. – Эти слова были защитной стеной.

– Могу, – выдохнул он. – Очень даже могу. Я люблю тебя, Дженнсен.

Его теплое дыхание щекотало щеку, посылая по телу волны дрожи.

Почему-то в этот момент она вспомнила о Томе. Она представила, как он, в обычной для него манере, улыбается. Он бы повел себя сейчас совсем по-другому. Дженнсен не знала, почему так уверена в этом, она просто знала. Том бы никогда не заговорил о любви такими словами.

Почему-то она почувствовала внезапную боль за Тома.

– Себастьян…

– Завтра мы пойдем навстречу нашей судьбе…

Дженнсен кивнула, удивляясь, как страстно прозвучали эти слова. Их общая судьба, их общий путь…

Она крепко прижалась к Себастьяну, чувствуя приятное тепло его руки, коснувшейся ее живота, талии, бедра… Она готовилась к тому, что он сейчас скажет что-то пугающее, и в то же время молила, чтобы этого не случилось.

– Но ночь наша, Джен, если только ты воспользуешься случаем.

Дженнсен.

– Себастьян…

– Я люблю тебя, Дженнсен. Я люблю тебя.

Дженнсен.

Она хотела, чтобы образ Тома исчез.

– Себастьян, я не знаю…

– Я никогда не думал о таком. В мои намерения не входили такие чувства, но я люблю тебя, Джен. Я не ожидал этого… О Создатель, я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя.

Он начал целовать ее шею, и она закрыла глаза. Как было здорово слышать его шепот, слова признания, смешанные с сожалением и гневом на себя самого и наполненные отчаянной надеждой.

– Я люблю тебя, – снова прошептал Себастьян.

Дженнсен.

Дженнсен вздрогнула от удовольствия – от наслаждения ощущать себя женщиной, от сознания, что мужчину волнует само ее существование. Никогда раньше она не чувствовала, что привлекательна. Сейчас же она ощущала себя не просто красивой, а соблазнительно красивой.

Сдавайся…

Она поцеловала шею Себастьяна, и он сжал ее еще крепче. Она поцеловала его ухо и провела языком вокруг, как только что проделал с нею он. И его тело просто воспламенилось.

Рука его нырнула под платье, пальцы скользнули по колену к обнаженному бедру…

«Выбор за тобой, – сказала себе Дженнсен. – За тобой».

Она судорожно вдохнула, широко открыв глаза и уставившись на темные балки под потолком. Рот Себастьяна накрыл ее губы прежде, чем она смогла произнести хоть слово, чтобы остановить его. Она уперлась кулаком в его плечо, в тщетной попытке дать себе возможность сказать это короткое важное слово, в тщетной попытке оттолкнуть его.

Но этот человек спас ей жизнь!.. Если бы не он, ее бы убили вместе с матерью той дождливой ночью. Она была обязана ему жизнью. И позволить ему прикасаться сейчас к ней было пустяком по сравнению с тем, что он для нее сделал. Что в этом плохого? Это было мелочью по сравнению с тем, что он открыл ей свое сердце.

А кроме того, он нравился ей. Такого мужчину пожелала бы любая женщина. Он был красив, умен и значителен. Больше того, он любит ее. Что еще можно было пожелать?

И она заставила себя выбросить из головы образ Тома, сфокусировав все свое внимание на Себастьяне и его прикосновениях. Они делали ее слабой, это было почти болезненное ощущение.

Его пальцы были такими нежными, что из ее глаз покатились слезы. Она забыла слово, которое хотела сказать, удивляясь, зачем она вообще хотела его произнести.

Ее пальцы обняли затылок Себастьяна, цепляясь за него, как за жизнь. Ее ладони обхватили его спину, и она вскрикнула от того, что он с нею делал. И больше не могла ничего – только беспомощно дышать, наслаждаясь восхитительной непристойностью происходящего.

– Себастьян! – вскрикнула она. – О-о, Себастьян…

– Я так тебя люблю, Джен. – Он раздвинул ее колени и скользнул между ног. – Ты так мне нужна, Дженнсен. Я не могу без тебя жить. Клянусь, не могу.

Предполагалось, что это ее выбор. Во всяком случае, так она сказала себе.

– Себастьян…

Сдавайся…

– Да, – выдохнула она. – О добрые духи, простите меня… Да.

Глава 35

Оба оперся плечом о стенку фургона, стоявшего чуть в стороне от торговых рядов. Держа руки в карманах, он неторопливо изучал беззаботную толпу. Люди, снующие между лотков, пребывали в праздничном настроении – возможно, потому что весна была уже рядом, хотя зима еще и не ослабила своей суровой хватки. Несмотря на пронизывающий холод, все болтали и смеялись, торговались и присматривались, спорили и покупали.

И никто из этой толпы, бросающей вызов холоду, не знал, что среди них находится очень важный человек. Оба усмехнулся. Среди них находится Рал. Член правящей семьи…

С тех пор как Оба понял, что неуязвим, и во время долгого пути на север он стал новым человеком, умудренным немалым опытом. Вначале, после смерти мерзкой колдуньи и его сумасшедшей матери, он был захвачен полученной свободой и даже не помышлял о том, чтобы посетить Народный Дворец. Но чем больше он размышлял над произошедшими событиями, над их поразительностью, над тем новым, что узнавал, тем яснее ему становилось, что это путешествие жизненно необходимо. Все еще не хватало каких-то кусочков, и это вполне могло привести к неприятностям.

Та женщина, Дженнсен, сказала, что за ней охотятся кводы. Кводы охотятся только за важными людьми. Оба тревожился, что они могут начать преследовать его, так как он тоже был важным человеком. Как и Дженнсен, он был одной из дыр в мире. Латея не объяснила, что это значит, но дырость делала Дженнсен и Обу особенными. И как-то связывала их.

Возможно, что лорд Рал узнал от вероломной Латеи о существовании Обы и теперь боялся, что у него появится законный соперник, способный бросить ему, лорду Ралу, вызов. В конце концов, Оба тоже был сыном Даркена Рала. Нынешний лорд Рал владел магией, зато Оба был неуязвим.

В общем, неприятности назрели, и в этих условиях Оба решил, что лучше всего следовать собственным интересам и отправиться ко дворцу предков, где и выяснить все, что только возможно.

Правда, в начале странствия у него были некоторые сомнения. Тем не менее он наслаждался путешествием и узнал много нового. Он держал в голове целый список поразительностей: места, люди, знаки. Все что-то означало. В свободные минуты он просматривал этот мысленный список, сравнивая, что подходило друг другу, какие открытия он мог предвидеть. Он всегда считал, как важно тренировать ум. Он был сам по себе, сам принимал решения, сам выбирал дорогу, но ему надо и дальше расти и учиться.

Теперь Оба не должен больше кормить животных, ухаживать за садом, чинить заборы, сараи и дома. Он больше не должен таскать тяжести, бегать с лопатой и выполнять каждый каприз своей сумасшедшей матери. Он больше не должен терпеть отвратительные лекарства надоедливой колдуньи, снова ловить ее хитрые взгляды. Он больше не должен выслушивать тирады и насмешки матери или подвергаться унижениям.

Однажды у нее хватило наглости приказать ему убрать кучу замерзшего навоза – ему, сыну самого Даркена Рала. Оба не знал, как можно было мириться с этим. Наверное, он – человек необыкновенного терпения, которое было одним из выдающихся черт его натуры.

Сумасшедшая мать всегда запрещала ему тратить деньги на женщин. Оба отпраздновал свое освобождение от тирании тем, что, добравшись до большого города, нанес визит самой дорогой шлюхе, которую только смог найти. И понял, почему мать всегда была против его общения с женщинами, – это было приятно.

Однако он выяснил, что эти женщины тоже могут быть жестоки по отношению к чуткому мужчине. Они тоже пытались порой заставить его почувствовать себя маленьким и ничтожным. Они тоже пристально рассматривали его расчетливыми, бесстыдными, оценивающими взглядами, которые он так ненавидел.

Оба подозревал, что и в этом вина его матери. Он подозревал, что она даже могла проникнуть из мира мертвых в этот мир, через холодное сердце шлюхи, чтобы отравить ему самые сладкие мгновения. Он подозревал, что ее голос нашептывал злобные слова в уши женщин. Это было очень похоже на нее – даже успокоившись навечно, она не могла позволить ему наслаждаться жизнью.

Оба не был транжирой, ни в коем случае. Но деньги, которые принадлежали ему по праву, обеспечивали кое-какие вполне заслуженные удовольствия: чистое белье, неплохую еду и питье, компанию хорошеньких женщин. Однако распоряжался он деньгами осторожно, чтобы не остаться, в конце концов, совсем без гроша. И еще он знал, что люди завидуют его богатству.

Он узнал, что простое обладание деньгами привлекает людей, особенно женщин. Если он покупал им напитки и маленькие подарки – вроде куска ткани на платок, браслетов, чтобы украсить запястья, блестящих заколок для волос, – они охотно соглашались приласкать его. Они часто отводили его в какое-нибудь тихое место, где можно было остаться вдвоем. Иногда это была улица, иногда пустынный лес, иногда комната.

Он подозревал, что некоторые из них просто хотят добраться до его денег. Но он не переставал удивляться, сколько удовольствия и приятных ощущений можно получить от женщины. В том числе и с помощью острого ножа…

Став человеком, умудренным опытом, Оба теперь знал о женщинах все. У него было много женщин. Теперь он знал, как надо разговаривать с женщинами, как с ними обращаться, как удовлетворить их.

Многие женщины продолжали ждать его, надеялись и молились, чтобы однажды он к ним вернулся. Некоторые даже оставили мужей, надеясь завоевать его сердце.

Женщины не могли устоять перед ним. Они ласкались к нему, восхищенные его внешностью, восторженные его силой, стонали, когда он доставлял удовольствие. Особенно им нравилось, когда он причинял им боль. Кто-нибудь другой, менее чуткий, чем он, никогда бы не распознал, что скрывается за их слезами.

Наслаждаясь обществом одной женщины, Оба знал, что всегда может заполучить другую, поэтому он никогда не был вовлечен в длительные связи. Большинство его связей были короткими. Некоторые – очень короткими. Но сейчас у него на уме были дела поважнее женщин. Потом у него будут все женщины, которых он только захочет. Как у его отца…

Наконец-то он смог взглянуть на парящее великолепие его настоящего дома – Народного Дворца. Когда-нибудь дворец будет принадлежать ему. Голос подсказывал Обе именно это.

Рядом, прервав приятные размышления Обы, появился уличный торговец:

– Амулеты не нужны, господин? Магические. Удача – наверняка.

Оба посмотрел вниз, нахмурившись:

– Что?

– Специальные магические амулеты. Не подведут. Всего один серебряный пенни.

– Что они делают?

– Господин, все амулеты волшебные, точно. Разве вам не нужно немножко магии, чтобы облегчить столь невыносимую борьбу с жизнью? Чтобы для разнообразия все шло так, как вы хотите? Всего лишь один серебряный пенни.

Все и без того шло так, как хотел Оба, – с тех самых пор, как умерла его безумная мать. Но Оба всегда любил узнавать новое.

– На что способна эта магия? Что именно она делает?

– Замечательные вещи, господин! Просто замечательные. Даст вам силу. Силу и мудрость. Силу и мудрость, какой нет ни у одного простого смертного.

Оба усмехнулся:

– У меня уже есть все это.

Торговец лишился дара речи, но только лишь на мгновение.

Он оглянулся через плечо, чтобы удостовериться, что никто их не подслушивает, потом придвинулся, ткнувшись в бок Обы, и, задрав голову, подмигнул:

– Эти магические амулеты помогут вам с девушками, господин.

– Женщины и так бегают за мной. – Оба начал терять интерес.

Магия обещала то, что у него и так есть. Торговец мог с таким же успехом сказать, что амулеты дадут Обе две руки и две ноги.

Грязный маленький торговец прочистил горло:

– Но, господин, ни один человек не может иметь достаточно богатства или самых красивых…

– Я дам тебе медный пенни, если скажешь, где я смогу найти колдунью Алтею.

Дыхание человечка было несвежим, и Оба оттолкнул его. Торговец вытянул вверх скрюченный палец и приподнял похожие на тонкую проволоку брови:

– Господин, вы действительно мудрый человек. Я знаю. Я увидел в вас ум. Господин, вы нашли единственного человека на этом рынке, который может рассказать вам то, что нужно. – Он ударил себя в грудь. – Это я. Я могу рассказать вам все, что вы хотите знать. Но человек вашего ума без сомнения понимает, что такая важная и секретная информация будет стоить гораздо больше, чем медный пенни. Да, господин, гораздо больше, и информация стоит того.

Оба нахмурился:

– На сколько больше?

– Серебряная марка.

Оба хрипло усмехнулся и отвернулся. У него были деньги, но ему не нравилось, когда из него пытаются сделать дурака.

– Я поспрашиваю других. Честные люди могут предложить мне помощь и указать путь к колдунье, не ожидая за это ничего, кроме поклона.

Торговец суетливо побежал за Обой. Полы его ветхого плаща хлопали, как флаги на ветру, когда он уклонялся от людей, уступающих дорогу Обе.

– Да, я вижу, вы – очень мудрый человек. Боюсь, я вам и в подметки не гожусь, господин. Вы переиграли меня, это правда. Но есть некоторые сложности, о которых вы не знаете, сложности, о которых человек вашей чувствительности должен знать. Кое-что, способное обеспечить вашу безопасность в том рискованном предприятии, которое, как я думаю, вы задумали. И лишь немногие могут вам об этих сложностях поведать.

Оба действительно был очень восприимчивым. Он уставился на человечка, тащившегося за ним, словно собака, выпрашивавшая объедки.

– Тогда серебряный пенни, – со вздохом уступил тот, – за ценную информацию, которая вам нужна, господин, и которую, я ручаюсь, вы не узнаете больше ни от кого.

Оба остановился, довольный тем, что человечек признал превосходство его интеллекта. Уперев руки в боки, он взглянул на торговца, облизывающего потрескавшиеся от мороза губы.

Так легко с деньгами Оба обычно не расставался, но у него было много денег, и, кроме того, присутствовало в этом деле нечто, заинтриговавшее его. Он нашарил в кармане кожаный кошелек, запустил в него два пальца, вытащил серебряный пенни и кинул монету жалкому торговцу.

– Хорошо. – Когда человечек поймал монету, Оба крепко схватил его за костлявое запястье. – Я дал цену, которую ты просишь. Но если я решу, что ты говоришь неправду или что-то утаиваешь, я отниму монету, и мне придется вымыть ее в твоей крови, прежде чем я верну ее в кошелек.

Человечек глотнул, глядя в лицо Обы.

– Господин, я не обману вас. Особенно, если я дал слово.

– Да, лучше меня не обманывать… Итак, где она? Как я могу найти Алтею?

– Она живет на болоте. Я могу рассказать, как добраться до нее, всего лишь…

– Ты что, принимаешь меня за дурака? – Оба вывернул запястье торговца. – Мне известно, что люди ходят к этой колдунье и что она принимает их на болоте, так что лучше, чтобы информация составляла нечто большее, чем путь к ее жилищу.

– Да! – Торговец скорчился от боли. – Конечно.

Оба ослабил хватку. Кривясь и вздрагивая, человечек торопливо продолжил:

– За ту щедрую сумму, которую вы заплатили, я расскажу вам о тайном пути на болото. Не о том, который знает всякий, а о секретном. Немногие знают его, если знают вообще. Все входит в эту сумму. Я бы не стал ничего скрывать от такого благородного человека, как вы, господин.

– Какой еще секретный путь? – рассвирепел Оба. – Если существует обычный путь, которым пользуются все люди, желающие увидеть Алтею, зачем мне нужен секретный?

– Люди ходят к Алтее за предсказаниями. Она могущественная колдунья. – Торговец придвинулся. – Но чтобы вы могли получить предсказание, вас должны пригласить. Никто не смеет прийти без приглашения. Люди ходят одним и тем же путем, чтобы она могла видеть тех, кого пригласила, и убрать свирепых чудовищ, охраняющих дорогу. – На искаженном от боли лице торговца расплылась улыбка. – Мне кажется, будь вы приглашены, вы бы не стали расспрашивать, как туда пробраться. У вас есть приглашение, господин?

Оба несильно толкнул торговца в плечо:

– Значит, есть и другой путь?

– Да, есть. Обходной. Путь, по которому можно пройти к ней, пока чудовища охраняют главную дорогу. Умный человек не станет добираться до колдуньи на ее условиях.

Оба оглянулся по сторонам, проверяя, не слышат ли их посторонние уши.

– Мне не нужно идти к ней по секретной дороге. Я не боюсь колдуньи. Но раз уж я заплатил, то дослушаю все до конца. И про две дороги, и про саму колдунью.

Человечек пожал плечами:

– Если вы в своем уме, просто скачите на запад, как делают все, кого пригласила Алтея. Вы проедете равнины и достигнете покрытой снегом горы. Обойдя ее, поворачивайте на север и спускайтесь в каньон. Идите по нему, пока не доберетесь до болота. А там следуйте протоптанной тропой. Оставайтесь на тропе, никуда не сворачивая. Она приведет к дому колдуньи Алтеи.

– Но в это время года болото замерзает.

– Нет, господин. Место, где живет колдунья и ее грозная магия, нечистое. Болото Алтеи зимой не замерзает.

Оба стиснул запястье торговца так, что тот едва не закричал.

– Ты думаешь, я дурак? Зимой все болота замерзают.

– Спросите любого! – запищал человечек. – Спросите любого, и вам скажут, что место, где живет Алтея, не подвластно зиме Создателя. Оно горячее и бурлит круглый год.

Оба отпустил запястье торговца:

– Ты сказал, имеется обходной путь. Где он?

Тот заколебался и снова облизнул потрескавшиеся губы:

– Его нелегко найти. Там есть несколько знаков, однако их трудно обнаружить. Я могу рассказать, как найти их, но вы можете что-то пропустить и подумаете, что я солгал вам. Эти знаки трудно отыскать, если вы не знакомы со здешними местами.

– Я подумываю о том, чтобы вернуть свою монету.

– Я забочусь о вашей же безопасности, господин. – Торговец выдавил извиняющуюся улыбку. – Я не хочу, чтобы такой человек получил только часть необходимого и не желаю сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я выполняю свои обещания сполна.