Текст книги "Полнолуние"

Глава 3

Когда Эдгар внес Лауру на руках в замок, он был близок к отчаянию. Она еще дышала, но он видел, что сам не справится – его силы оказалось недостаточно для того, чтобы вдохнуть в нее новую жизнь. Он изначально сделал все неверно – слишком быстро, не за три раза, как положено, а за один, понадеявшись на ее врожденный дар – вампирскую кровь. Не рассчитал свои силы, увлекся и переборщил, был непростительно самоуверен. Поглотил слишком много крови, и вот теперь она умирала в его объятиях. Было крайне досадно выжидать девятнадцать лет, чтобы все потерять за одну ночь. Эдгар положил Лауру на кровать и осторожно разрезал ей второе запястье, снова попытавшись передать свою кровь. Она впитывалась, но очень медленно, и по каплям вытекала обратно. Эдгар обреченно вздохнул – у него имелся запасной план, в котором, однако, не было ничего привлекательного. Элеонора.

Он знал, что все эти девятнадцать лет Элеонора не убивала. Раз в месяц, в полнолуние, ее муж Филипп, пользуясь служебными связями, переливал ей донорскую кровь, и Элеонора держалась. Она была слаба и не развивалась, как вампир, но эта стерильная выхолощенная кровь сохраняла в ней видимость жизни. Эдгар искренне недоумевал, зачем Филипп тратит столько усилий, чтобы оберегать пустую оболочку Элеоноры, да и вообще, зачем ему такая жена, красивая и нестареющая, но лишенная человечности. Сам Эдгар не представлял себя рядом со смертной женщиной – слишком велика была бы пропасть между ними. Поэтому он не медлил и сразу обратил Лауру, забрав на свою сторону реальности. Однако Филипп Уэйн двадцать лет провел рядом с нежитью, в одной постели с ней, и, по всей видимости, ему это нравилось. Воистину, то была любовь, причины которой не требуют объяснений.

Эдгар подошел к большому старому зеркалу, отражающему комнату с легким искажением. Окровавленной рукой он тронул амальгаму, поверхность зеркала затуманилась, и в глубине его возникла Элеонора. В это время она находилась в лондонской квартире, которую они с мужем снимали, чтобы выяснить кое-что насчет акций и ценных бумаг, оставленных Элеоноре ее отцом-англичанином. Оторванная от взрослых дочерей, она наслаждалась уединением с предметом своего обожания и обладания. Сейчас Филиппа не было дома, и она отдыхала на кровати с книгой. Увидев, как поплыла поверхность большого зеркала, Элеонора в изумлении поднялась с кровати и подошла к нему.

Она близоруко прищурилась – без притока живой крови зрение у нее снова стало неважным – и рассмотрела знакомую комнату, в которой неоднократно бывала. Ее нелюбимая дочь лежала на кровати, бледная, как мертвец, а Эдгар сидел рядом, прижимая свое запястье к ее, а другую руку держа на пульсе у горла Лауры. Элеонора заметила ранки на шее дочери, оценила обстановку и удовлетворенно улыбнулась.

– Какая прелесть! – воскликнула она, привычно заломив руки в манере бывшей актрисы. – Значит, ты добился, чего хотел! Что ж, поздравляю! Будьте счастливы вместе!

Эдгар оглядел эту женщину, которая была ему омерзительна, невзирая на их общую кровь, ее красоту и ухоженность. Сейчас, когда в Лондоне почти наступила полночь, Элеонора была облачена в шелковую пижаму цвета лаванды, который ей удивительно шел. Волосы были тщательно завиты, глаза и губы подкрашены. Эдгар даже почти ощущал густой аромат сирени, исходящий от нее.

– Послушай, дорогая, – вкрадчиво начал он, – мне требуется твоя помощь. Видишь, твоя дочь умирает. Прошу тебя, отвори свои вены и дай ей немного крови.

Алый рот Элеоноры в негодовании округлился буквой О, она подняла свои аккуратно выщипанные брови и торжествующе рассмеялась.

– Ах, значит, дорогая? Ну уж нет. Ты когда-то сказал мне, что придет время платить по счетам. Так вот, я думаю, что давно уже с тобой рассчиталась!

Эдгару потребовалось все его силы, чтобы удерживать перед ней бесстрастное выражение лица.

– Каким образом? Ты дала мне обещание, что будешь заботиться о ней. Вместо этого ты была самой отвратительной матерью, которая встретилась мне за двести лет!

– И ты еще смеешь в чем-то попрекать меня?! – возмутилась Элеонора. – Я родила ее для тебя! Не бросила в Румынии, не выкинула на улицу. Я вырастила ее! Воспитала! Она жила на всем готовом, ни в чем не зная отказа. Ты ее хотел – ты ее заполучил! Теперь она всецело твоя забота. А меня оставь в покое!

– Ты лишила ее самого главного, материнской любви! Сделай для нее хоть что-то! Дай ей немного своей крови, просто порежь запястье. И все.

– Нет, я этого не сделаю, – злорадствовала Элеонора. – Я не хочу.

– Как ты можешь быть такой бесчувственной? – не понимал Эдгар. – Она ведь твоя дочь!

– Она мне не дочь! – истерично закричала Элеонора, и ее красивое лицо безобразно исказилось. – Она чудовище! Ты навязал мне ее, и я жила рядом с ней как в аду. Я ненавижу ее! Даже не представляю, откуда она взялась. Я толком не помню, что тогда произошло в этой комнате. Кто ее отец, Низамеддин или, может быть, ты?

От этих слов Эдгара передернуло.

– Не говори глупостей. Отец у нее может быть только один, и тебе это прекрасно известно.

Однако в пышной груди Элеоноры клокотала негасимая злость, и ничто не могло утолить ее жажду отмщения.

– Вы двое лишили меня всего! – кричала Элеонора, дыша яростью. – Из-за вас я вынуждена влачить это жалкое существование, без еды и сна! А она была живым напоминанием об этом кошмаре!

– В том, кем ты стала, моей вины нет, ты знаешь, – мягко возразил Эдгар. – Не я обратил тебя. Я только помог, когда ты гибла и нуждалась в помощи.

– Ты сделал это не ради меня, а ради нее! – руки Элеоноры взметнулись к вискам, а в желтых глазах заплясало безумие. – Ты получил свою плату. Вот и забирай ее со всеми потрохами, живую или мертвую!

Уговаривать Элеонору было бесполезно, даже если бы он стал умолять, она бы только еще больше позлорадствовала. Это была ее месть. А между тем кровь из запястий Лауры перестала сочиться, и пульс на шее уже не прощупывался. В распоряжении Эдгара было всего несколько минут, пока ее мозг не умер, в противном случае он получил бы вурдалака безумнее Элеоноры. Он все же предпринял последнюю попытку.

– Тебе совсем не жаль ее?

– А тебе? Что-то я не вижу в тебе жалости к ней.

Ее бездушная сущность отталкивала его, но Эдгар сознавал, что Элеонора права, и это бесило его еще больше. Он отпустил руку Лауры, подошел вплотную к зеркалу, столкнувшись с Элеонорой взглядами, и произнес:

– Возможно. Но я люблю ее.

Элеонора поздно сообразила, что не следовало подпускать его близко – она полагала, что через тысячу километров он не сумеет достать ее. Она отступила на шаг, схватила стул и замахнулась в яростном порыве разбить проклятое стекло, но опоздала. Пальцы у нее разжались, стул с грохотом упал на пол, а сама она рухнула на колени.

Эдгар стоял за границей миров, и сила вскипала в нем – свежая кровь Лауры придавала ему сверхъестественную мощь. Глаза потемнели, в них загорелся мрачный огонь, а над головой медленно закручивался черный вихрь. Он поднял руку, и пальцы его виделись сплетением тьмы и пламени. Острый нож прилетел из кухни и упал перед Элеонорой. Она тихо вскрикнула, но уже не могла бороться с его волей – в его венах текла кровь Элеоноры, и во власти Эдгара было ее притянуть. Пытаясь сопротивляться, она схватила нож, и ее рука дрожала, когда она подносила острие к левому запястью. Через силу она сделала рваный надрез, а затем полоснула и по правой руке. Алые слезы хлынули у нее из глаз одновременно с кровью из вен. Крови было много – как раз днем, перед полнолунием, ей сделали донорское вливание. Элеонора обессиленно сползла на пол, кровь клубилась вокруг нее, как дым, испаряясь и преломляясь сквозь пространство. Не прошло и нескольких минут, как от моря крови не осталась и следа, кроме багровых пятен на ее дорогой пижаме. Зеркальный портал растаял, насытившись жизненной силой Элеоноры и вычерпав ее до дна.

Женщина лежала в изломанной позе, ее белая плоть высохла, в лице не осталось ни кровинки, в глазах потух свет. Нет, она не превратилась в старуху, но когда все же нашла в себе силы повернуться к зеркалу, увидела, что наконец выглядит на свой возраст. Такой ее обнаружил Филипп – распростертой на липком полу, сломленной и постаревшей. Он в ужасе опустился на колени и склонился над женой:

– Что случилось, Элси?

– Вот и все, дорогой, – выдохнула Элеонора и дотронулась до его лица обескровленной рукой. – Все кончено.

А тем временем в далекой Румынии Эдгар так же стоял на коленях перед кроватью, где лежала Лаура в светлом ореоле окровавленной невинности. Раны на ее запястьях затянулись, и шрамы стали как будто отполированными. Эдгар с облегчением прижал ее руки к губам и произнес, как заклинание:

– Во имя нашей общей крови, скрепленной веками, что связала и разъединила нас во времени. Во имя всей пролитой крови, что теперь иссушена и забыта, которой ты питалась в материнской утробе. Во имя твоей собственной крови, которая сейчас поддерживает мою жизнь. Воскреси в себе жажду жизни, чтобы восполнить ее свежей кровью. Живи, Лорелия-Вирджиния.

Дальнейшая судьба Элеоноры его не заботила – он не был уверен, что та умрет, но видел, что жертва была принесена не напрасно. Эдгар, пожалуй, с радостью избавился бы от нее, уж слишком утомительна она была. Он брезгливо поморщился, отгоняя воспоминание об Элеоноре, и обратил все свое внимание на ее дочь.

Он раздел Лауру, приготовил ванну и погрузил туда обнаженное тело. Она была мертвая, бледная и окаменелая, как мрамор. Он аккуратно смыл запах костра с ее волос и следы крови с бедер. Обрядил Лауру в белое атласное платье, как покойницу, расчесал ее длинные волосы и уложил на кровать ожидать воскрешения. До рассвета он сидел в кресле, не сводя с нее взора из опасения пропустить малейшее изменение в чертах. Когда небо за окном начало светлеть, Эдгар осторожно прилег рядом, оберегая ее покой. Последующий день промелькнул в наблюдении за состоянием Лауры, пока она неподвижно лежала в саване сна.

Стемнело, и в комнату через готическое окно вошла луна. Она залила комнату рассеянным серебристым светом, добралась до кровати, где покоилась Лаура, и тронула ее сомкнутые бескровные веки. Девушка шевельнулась и села резким деревянным движением, как манекен. Она ощущала странную скованность во всем теле, невесомую слабость и какую-то затуманенность сознания, как во сне.

Эдгар сидел на краю постели и смотрел на Лауру томным взглядом, мерцающим в полумраке, но в нем сейчас не отражалось никаких чувств к ней – они были утолены. Затем он подался вперед, очутившись в полосе лунного света, и медленно повернул к Лауре свое красивое лицо, сначала в профиль, потом вполоборота и наконец в анфас, давая возможность рассмотреть его. При этом Эдгар должен был проверить, что осталось от ее личности после долгих минут пребывания в смерти.

– Попробуй встать, – без предисловий велел он.

Лаура попыталась, но поначалу ей это не удалось – она только свесила ноги с кровати и выжидающе смотрела на Эдгара пустыми глазами.

– Хорошо, – печально вздохнул он. – А теперь постарайся дотронуться до кончика носа. Одной рукой и другой.

Она выполнила его приказание, а затем рывком встала на ноги. Голова закружилась, живот скрутило болезненным спазмом, и она зажала руками рот, беспомощно глядя на Эдгара. Он все понял и показал:

– Ванная там.

Лаура вбежала туда на негнущихся ногах, захлопнула за собой дверь, и ее вырвало всем съеденным и выпитым накануне. Какое-то время она стояла на коленях, опустошенная, прижавшись лбом к холодному краю ванны, и постепенно к ней возвратилась ясность разума. К ее удивлению, в замке, помимо ванны, оказался водопровод и даже раковина с краном. Лаура умыла лицо, прополоскала рот и вернулась в спальню со словами:

– Какой явственный сон.

– Возможно, потому что это и не сон вовсе? – ответил ей Эдгар и с облегчением улыбнулся. – С пробуждением, Белоснежка.

Лаура медленно оглядела темную замковую комнату с камином, большую кровать с резными столбиками, стрельчатое окно и самого Эдгара в призрачном свете луны. Сегодня он был весь в черном: шелковый костюм из эпохи рококо, и даже рубашка с пышным жабо была черная.

– Я бывала здесь раньше, – задумчиво проронила Лаура.

– Да. Только во сне. Теперь ты вступила в вечность, прелесть моя. Ты больше не человек.

– Как это? – глупо спросила она.

– Ты мертвая, разве не чувствуешь?

Эдгар сел рядом, взял ее руку и повернул ладонью вверх. Рука Лауры казалась прозрачной, словно хрустальной, вены не отливали оттенками синего и зеленого, а были полыми. Запястье пересекала аккуратная ниточка шрама.

– Отныне все жизненные силы у тебя – заемные. Ты не будешь стареть и никогда не умрешь. Точнее, убить тебя можно, но очень непросто. Ты вампир, душа моя.

Она поверила ему сразу и безоговорочно – возможно, потому что он исподволь готовил к этому Лауру всю ее короткую жизнь.

– Что же мне теперь делать? – пробормотала она в растерянности, чувствуя свое бессилие и абсолютную безысходность ситуации, в которой оказалась.

Эдгар пожал ее холодные пальцы, в глазах его призывно засиял свет луны, а по губам скользнула улыбка падшего ангела, манящего в бездны запретных наслаждений.

– Следуй за мной и слушайся во всем, Лаура, – изрек он повелительным и в то же время завораживающим тоном. – Я позабочусь о тебе и подарю целый мир. Ты станешь сильной, неуязвимой и никогда больше не почувствуешь боли. Никто на этом свете не сравнится с тобой. Тебе понравится, обещаю. Я научу тебя жить, покажу настоящую жизнь.

В тот момент Лаура не могла и не хотела противиться многообещающему очарованию Эдгара. Она находилась полностью под его влиянием, словно пребывая в дурманном сне, и ни намека на протест не шевельнулись в ее душе. Непривычное европейское звучание ее имени, с ударением на первый слог, отозвалось в памяти Лауры отголосками узнавания. Она помнила, что он звал ее так, но не могла припомнить, когда это было.

– Мне нравится, как ты меня называешь, – сказала она Эдгару, когда он вел ее за руку по коридору, и сумрачно улыбнулась. – По-моему, это красиво.

Они вышли из замка на край скалы, где была выложена камнями смотровая площадка, которая наверняка бы понравилась туристам. Внизу простиралось озеро, над ним клубился туман, похожий на молоко в лунном свете, а чуть в стороне белел силуэт «Магдалы».

Лаура, осознав его намерения, пугливо попятилась от края.

– Подожди, я боюсь высоты.

– Отныне и вовек ты не должна ничего бояться, – ласково возразил ей Эдгар. – Со временем ты сможешь сама левитировать и даже летать, когда захочешь. Если боишься, закрой глаза. У нас слишком мало времени, чтобы ходить пешком.

Лаура зажмурилась и приняла его надежные объятия, цепляясь за ускользающую высь.

Чувство полета даже показалось ей захватывающим, стоило лишь забыть, что под ногами пустота. Наконец он опустил ее на траву во дворе «Магдалы», где, казалось, ничего не изменилось: так же цвела черемуха, трепетали занавески, и дверь в комнату Лауры была по-прежнему заперта изнутри. За минувший день девушки даже не хватились.

– Мне снова придется лезть через подоконник? – наивно спросила она, покосившись на спящие окна.

– Не сейчас, – ответил Эдгар. – Нам наверх.

В комнату Лауры был отдельный вход, а в две верхние вела темная лестница. Они бесшумно поднялись на третий этаж и вошли в комнату Мариэдит. Та спала на боку, повернувшись лицом к двери, темные волосы рассыпались по белой подушке. Эдгар неслышным шагом приблизился к ней, нажал на сонную артерию на шее и обернулся к Лауре.

– А вот теперь мы подошли к главному, моя дорогая. Тебе придется умертвить ее, вобрать в себя ее жизнь. Не волнуйся, она не проснется.

Мысль о том, что ей придется подойти к Мариэдит и выпить кровь девушки, не сделавшей ей ничего плохого, такой же, как она сама, казалась невыносимой.

– Нет, я не смогу, – прошептала Лаура, вжавшись в стену и в ужасе переводя взгляд с Мариэдит на Эдгара. – Я никогда не смогу этого сделать.

Она слышала ритмичное биение живой крови в теле Мариэдит, и это разжигало в ней жгучую, нестерпимую жажду. Грудь судорожно вздымалась, сердце билось болезненными толчками и чуть не выпрыгивало в горло. Видя ее колебания, Эдгар подошел к Лауре и с силой убеждения сжал ее бескровные руки.

– Послушай меня. Если ты не сделаешь этого, наутро умрешь. Сейчас ты чиста как пустой сосуд, это наполнит тебя новой жизнью. К утру силы иссякнут, и ты станешь холодным трупом. Ты можешь точно так же умереть и не проснуться.

Лаура попыталась заплакать, но слез у нее не было ни капли, вместо этого пришлось отчаянно замотать головой.

– Нет, ни за что! Я не могу! Пожалуйста, не заставляй меня!

– Хорошо, – зловеще проговорил Эдгар.

Он отвернулся и снова подошел к кровати, извлек нож и молниеносно сделал надрез на шее Мариэдит. Лаура тихо вскрикнула, но не смогла отвести взгляда. А Эдгар припал к ране, затем развернулся и резко схватил Лауру, впечатав в стену. Она не сразу разгадала его замысел, когда он прижался к ней всем телом и впился в уста. Его губы были бархатисто мягкими, но неумолимыми. Эдгар насильно раскрыл ей рот и передал свежую кровь с этим поцелуем, обволакивающим, как густой и тягучий мед, он обжигал, лишая возможности дышать. Лаура почувствовала себя беспомощной, связанной темнотой его близости, и принялась вырываться изо всех своих слабых сил, но было поздно. Теплая кровь хлынула из его уст в горло Лауры, пьяняще сладкая и живительная. Эдгар продолжал целовать ее властно и безжалостно, упиваясь вкусом дрожащих губ девушки и подчиняя своей воле. Дыхание прервалось, и Лауре показалось, что она умирает, неуклонно соскальзывает в кровавую бездну, а ее душу засасывает непроглядный мрак. Не таким она представляла свой первый поцелуй, однако он оказал магическое действие, на что и рассчитывал Эдгар. Осуществив задуманное, он отпустил Лауру и безучастно опустился в кресло, сливаясь с тьмой. Он наблюдал за ее терзаниями с отстраненным любопытством, как будто смотрел интересный фильм, финал которого предсказуем.

Лаура бессильно сползла вдоль стены и скорчилась на полу, закрыв рот ладошкой, а ее взгляд не отрывался от шеи Мариэдит, на которой ширилась и манила алая улыбка. Бесплодная борьба с новообретенной сущностью продолжалась всего несколько минут. Лаура почувствовала, как кровь проникла в нее, захватила все существо, и ей не хотелось терять это сладостное ощущение. Вкусив эликсира жизни, остановиться было уже невозможно, и Лаура, изнывая от жажды, бросилась к кровати. Тела двух девушек переплелись, их волосы, темные и светлые, спутались, и это было волнующее зрелище. Лаура с наслаждением потягивала кровь из раны, словно коктейль через трубочку, ощущая, как наполняются ее собственные вены, будто полноводные реки, как все быстрее бежит по ним животворящая влага. Почувствовав, как оборвалось биение сердца жертвы, Лаура тут же отпрянула к противоположной стене, глядя на остывающее тело расширенными зрачками.

Безмолвный зритель с явным облегчением улыбнулся, подошел к Лауре и порывисто обнял.

– Вот и все, – прошептал он, успокаивающе гладя ее по спине. – Это ведь просто, не правда ли? Теперь у нас все будет хорошо, моя храбрая девочка. Ты не виновата. Не пытайся сейчас что-то решить и предугадать. Бесполезно стремиться к раскаянию. Твоей вины, Лаура, нет даже в том, что ты появилась на свет.

Она на миг затихла в его убаюкивающих объятиях и обреченно спросила:

– И что теперь?

– Нужно избавиться от тела. Проще всего – изобразить самоубийство. Скажем, она выпала из окна. Тут невысоко, но можно упасть неудачно. А потом ты должна спуститься к людям – да, тебе снова придется сосуществовать с ними. Я не прошу, чтобы ты вызывала их любовь. Ты просто появишься внизу и смешаешься с толпой. Необходимо, чтобы тебя видели.

Эдгар приблизился к телу Мариэдит и точным движением свернул ей шею набок. Потом открыл окно, подхватил бездыханное ватное тело и перекинул через подоконник. Раздался глухой звук удара о камни, которыми был вымощен двор, а затем женский вскрик.

Лаура застыла у стены и взирала на происходящее в неизъяснимом ужасе. А Эдгар обернулся к ней и спокойно сказал:

– Подожди, у тебя на платье кровь. Черт меня надоумил надеть на тебя белое. Не стоило так точно следовать романтическим канонам. Вот, возьми.

Он снял черный камзол и накинул на ее обледеневшие плечи, мимоходом обняв Лауру, но та отшатнулась.

– Не подходи ко мне! – воскликнула она свистящим шепотом.

Девушка вырвалась из шелкового обруча его рук и бросилась вниз по лестнице. Пролитая кровь мертвящей тяжестью тянула вниз, пока она преодолевала ступеньку за ступенькой, наступая на свое длинное платье. Ей казалось, что она спускается слишком медленно и не успеет. Груз вины давил ей на плечи и сжимал виски железным обручем, Лаура даже думать не могла связно.

Она оказалась во дворе одной из первых. Тело Мариэдит лежало в лунном луче, как под светом прожектора. Кудрявые черные волосы закрывали ей лицо и рану на шее, что делало мертвую безликой, хотя Мариэдит с ужасом узнали все. Здание «Магдалы» содрогнулось, из дома начали выбегать испуганные девушки. Вокруг Лауры смыкался лес живых тел, их лица неузнаваемо перетекали одно в другое, слышались голоса, всхлипы, чей-то надрывный плач. На Лауру никто не обращал внимания. Она в отчуждении стояла за спинами других, глядя на убитую, которая вдруг вступила с ней в тайный, безмолвный диалог.

– Ты мертвее меня, – передалась Лауре через чуждую кровь чужая мысль. – Ты сама губишь себя. Сознательно становишься жертвой, и твоя жертва будет нескончаема. Ты безнадежна в своем стремлении обрести тепло и любовь. Ты умерла, но не можешь уйти за пределы этого мира. И да, это сделала ты, а не он.

Наконец все закончилось, служащие унесли тело, и шокированных участников экспедиции разогнали по комнатам. Лаура побрела к себе, и мерцающий лунный свет замедлял ее движения, как вода. Забыв о том, что дверь в комнату заперта изнутри, она машинально дернула за ручку. Дверь распахнулась, Лаура вошла и с недоумением уставилась на вырванную щеколду. Тут она поняла, насколько устала от непрекращающегося кошмара этой бесконечной ночи. Кожа зудела, как будто под ней ползали пауки, а скользкое атласное платье путалось в ногах. Лауре хотелось содрать с себя эту одежду с пятнами чужой крови, снять вместе с кожей и воспоминаниями. Она сбросила камзол Эдгара на стул, сорвала платье и забралась под душ, закрыв глаза и свернувшись калачиком. Горячая вода обжигала, но Лаура не чувствовала этого, ее тело содрогалось от могильного холода. Казалось, что она не отмоется никогда. Просидев так не менее часа, она наконец нашла в себе силы подняться на ноги и выключить воду. Наступал рассвет. Еле успев добраться до кровати, Лаура упала на нее – больно кольнуло в шею, и свет в глазах потух, как будто щелкнули выключателем.