Текст книги "Полнолуние"

– Ты можешь смотреть на солнце, не щурясь, хоть это и не очень приятно. Но при этом твои глаза чернеют и могут тебя выдать, поэтому лучше носи темные очки. Будь осторожнее на открытом солнце, ты не отбрасываешь тени. Я умею наводить тень, а ты пока нет.

Лаура училась левитировать и уже отрывалась от земли на несколько сантиметров. Пытаясь побороть земное притяжение, она спрыгивала с огромных валунов, которых возле замка было в избытке, падала, разбивала коленки и старалась не плакать.

– У меня никогда не получится!

– Непременно получится, – обнадеживал ее Эдгар с неистощимым терпением. – Просто ты еще совсем молода, новообращенный вампир. После второй жертвы все станет проще.

– О Господи, после второй! Опять! – ужаснулась Лаура.

– До полнолуния осталась пара недель, – предупреждал он. – Тебе уже пора начинать присматривать ее – или его. На сей раз я предоставляю тебе возможность выбрать самой.

– Это еще тяжелее! Я не хочу никого выбирать – и убивать.

– Да, я понимаю. Тебе было бы проще убить кого-то из местных крестьян, но это опасно. Они тут осведомлены о том, что мы существуем. Лучше выбирай кого-то из своих. У тебя еще есть время подумать. Пойми, это у тебя в крови, ты втянешься. Надо решить, что страшнее: умереть самой или сознательно лишить жизни другого. Только ты в любом случае не умрешь, поэтому выбора у тебя нет. Ты не сможешь справиться со своей натурой.

– Зачем ты только сотворил это со мной? – страдала Лаура в преддверии полнолуния.

– Это извечный вопрос, на который нет ответа, – с безразличным видом пожимал плечами Эдгар, но лицо его при этом дышало самоупоением. – Я обратил тебя, ибо это в моей власти. Сделал это для себя, потому что так захотел, ты была нужна мне. Я решил разделить с кем-то вечность, и ты не должна роптать, ведь тебе даровано бессмертие, а это дорогого стоит. Что ты знаешь о жизни, дитя? Я старше тебя на целых двести тридцать лет, и когда-нибудь ты меня поймешь. Ты мой каприз, мое создание, моя избранница. Ты принадлежишь мне и будешь принадлежать всегда. Привыкай к этой мысли, моя сладость.

Глава 6

О смерти Мариэдит вскоре забыли, и жизнь вошла в привычную колею, хотя прежняя беззаботность в компанию так и не вернулась. Тем временем в «Магдале» появились новые обитатели: долгожданный помощник Зануды Уолли по имени Мэттью и археолог, профессор Джошуа Филандер.

Между тем Эдгар постепенно готовил Лауру к полнолунию.

– Это начинается как поцелуй, – наставлял он свою подопечную. – Ты должна отпустить себя и возжелать жизнь своей жертвы. И все случится само собой.

По мере приближения полнолуния Эдгар с сожалением ощущал, как родная кровь Лауры покидает его вены. Ему, как и ей, требовалась новая жертва. Между тем красавица Бернадетт жутко страдала от скуки. Она решила развлечь себя посещением замка, и ее ничуть не смущало, что это частная собственность. Если там кто-то есть, подумала Бернадетт, она просто попросит показать ей замок. Такой красотке, как она, вряд ли смогут отказать. Она поднялась на холм и постучала в дверь, которая, к ее изумлению, оказалась незапертой. Бернадетт вошла, с любопытством озираясь вокруг. Она неспешно двигалась по галерее, заглядывая в комнаты, но никого не было видно. Достигнув ее конца, она открыла дверь и вышла на площадку над озером.

Небо вспыхнуло, зарделось и налилось кровью. Луна, по-вечернему бледная, маячила где-то на краю неба, мельком показываясь из-за надвигающихся грозовых облаков, косматых, как волосы ведьмы. Небеса переливались всеми оттенками красного: ярким алым, как розы, царственным пурпуром с неуловимой голубоватой тенью, сочным и пьянящим винно-бордовым, но на первый план выступал кровавый свет, наполняя все небо в предвестии грозы. Бернадетт стояла на площадке и любовалась закатом, когда ощутила чье-то незримое, туманное присутствие. Она хотела обернуться, но не успела – кто-то властно обнял ее сзади, а рот замкнула рука, тяжелая и ледяная, как могильная плита, лишив возможности вскрикнуть. Эдгар откинул ее светлые кудряшки, сделал надрез на шее, задумчиво улыбнулся и припал к ней, наслаждаясь вкусом жизни незнакомой девушки и видом багряного заката. Ад был прямо над ним, и казалось, что с небес сейчас хлынет кровавый дождь, что кровь неизбежно падет на него. Но Эдгару было все равно – он давно привык к этой мысли. Осушив Бернадетт, он не стал ничего выдумывать и просто сбросил тело со скалы в воду. Вечером труп обнаружили в озере, его кожа была перенасыщена влагой, в волосах запутались водоросли, а лицо утопленницы отливало страшным синеватым цветом.

В это время Лаура сидела на балконе первого этажа «Магдалы» и поджидала грозу. Она знала, что сегодня ночью ей необходимо совершить убийство, но мучительно медлила. Ей было жаль отчаянно прекрасного расцвета весны, осыпающегося лепестками яблонь, вместе с которой погибли и ее девятнадцать лет. Перед мысленным взором Лауры изредка всплывали отмершие моменты ее жизни, но она не могла охватить и понять эту потускневшую, уже не свою жизнь, хотя прошел всего месяц.

– Хмурит. Кажется, собирается гроза. Но, быть может, она минует нас, – сказал голос одной из девушек где-то в стороне, вроде бы наверху.

Лаура, находясь в скрытом уединении на балконе, хотела было выглянуть и спросить что-нибудь у них, но не проронила ни слова. Разговор вдалеке не возобновился, и голоса смолкли. Лаура притихла и вся внутренне сжалась – нет, она не пугалась грозы, которая ее всегда завораживала. Лауру обнимало одиночество, и она не знала, что делать, когда вдруг переставала ощущать себя, биение своей жизни. Предгрозовой воздух был тяжелым, стылым и душным от непролитых слез. Бледные яблони, мертвеющие в преждевременных сумерках, стояли как скелеты невест. Безжалостный ветер срывал с них всю красоту, их убор кружил в воздухе бело-розовой дымкой, опадая и обращаясь в сор под ногами.

Неожиданно на террасе появился Ник и присел рядом с Лаурой, вид у него был расстроенный.

– Ты слышала о смерти Бернадетт? – спросил он. – Говорят, она утонула.

Лаура в ужасе помотала головой – Берни ей не нравилась, но они были знакомы, и поэтому эта внезапная смерть произвела на девушку удручающее впечатление.

– Мы встречались, – подавленно продолжал Ник. – Правда, она не всегда мне нравилась. Иногда вела себя как полная дура. И сегодня утром, как назло, мы поссорились.

– Мне очень жаль, – прошептала Лаура, отчего-то ощущая свою вину, которой здесь никак не было.

Неожиданно Ник придвинулся к ней и взял за руку.

– А ты не хочешь меня утешить? Ты такая миленькая. Странно, что я не замечал тебя раньше.

– Как ты можешь? – поразилась Лаура. Ей было не понять такого легкомыслия и безразличия. – Думать о другой и флиртовать сразу после смерти своей девушки!

– А что такого? Жизнь продолжается. Да мы и встречались-то всего месяц. Иди сюда, ты совсем холодная, наверное, замерзла.

Ник привлек Лауру к себе и заключил в объятия.

За пределами балкона зарницами разгоралась гроза, и Лаура, замирая, всматривалась через плечо Ника вдаль, в причудливые переплетения мерцающих молний. От раскатов грома создавалась иллюзия, что мраморные стены «Магдалы» хрупки, как яичная скорлупка, которую сотрясает ветер, что они могут рухнуть в любую минуту, похоронив под своими обломками всех людей, имеющих несчастье оказаться внутри. Гроза резко превратила день в ночь, сплавив яркие всполохи с пятнами темноты в зловещие сумерки. В этой ночи не осталось ничего живого, кроме мерного течения крови в венах Ника, шея которого была в опасной близости от Лауры.

Она отпрянула, и в мертвой, бездонной глубине ее глаз мгновенно растворились все чувства и звуки, остался только мистический грозовой свет. Это было сильнее ее – Лаура не подозревала, что гроза издавна была у нее в крови, запечатлелась в истории ее рода. Как только она приникла к шее Ника с поцелуем, выпивающим жизнь и вынимающим душу, хлынул ливень, прибивая пыль и утоляя ее жажду. Впервые Лаура делала это сама, без принуждения, она просто подчинялась своему кровожадному инстинкту. Это было прекрасное, упоительное чувство, но, когда биение сердце Ника оборвалось, и Лаура осталась наедине с его мертвым телом, она испугалась. Казалось, остановившийся взгляд взирает на нее с укором, ведь она отняла у него жизнь.

Лаура вскочила и без оглядки побежала в свой зачарованный замок по дорожке из лепестков, ноги ее шлепали по мокрой траве, как лягушки, а брызнувшие из глаз слезы мешались с дождем. Призрачная и живительная красота грозы успокаивала Лауру, а небесные слезы переполняли кровоточащую душу вместе с льющимся свыше огнем. Волна шквалистого ветра и ливня поднималась и сама несла Лауру в гору, где на фоне зарниц сверкал мрачный силуэт замка – то был оплот ее тайны. Лаура стремилась к Эдгару и бежала, как сквозь сон, не различая своего скользкого пути и ощущая лишь разреженный воздух, напоенный неземными ароматами. Гроза не стала для нее прозрением и не даровала облегчения, но пробудила Лауру к естественной жизни природы, призвав почувствовать себя не только мертвым прахом.

Она полюбила замок Эдгара, это ветхое замшелое здание так сильно отличалось от благоустроенной, но неуютной «Магдалы», что Лаура предпочла бы жить здесь, вместе с незнакомцем, влекущим ее и пугающим. Только рядом с Эдгаром она могла обрести себя, в то время как ей приходилось постоянно притворяться, проводя дни в «Магдале», в отчуждении от общества этнографической экспедиции. Эдгар стоял у окна, упиваясь одиночеством и любуясь бурей – грозы занимали особое место в его сердце, – но внезапное появление Лауры раньше обычного полночного часа обрадовало его. Они встретились в своем тайном прибежище, посреди вспышек молний и буйства грозы, которая поглотила кровь заката и нагнетала мрак.

– Я сделала это, – выдохнула Лаура и кинулась к Эдгару в объятия. Он один мог оказать столь необходимую ей поддержку, отогнать сомнения и утишить муки совести.

Она не могла знать, что недосягаемый Эдгар любил ее, любил не просто, а вечно, изначально и издалека, когда крошечная Лолли еще не сознавала себя, но сейчас он как-то заново, по-особому влюблялся в нее. Она насквозь промокла, но обрела чужое тепло вместе с выпитой жизнью. Эдгар ободряюще обнял Лауру, не обращая внимания на то, что она вся мокрая, что с ее волос и платья стекает вода. Он страстно поцеловал ее в дрожащие губы, тогда она ощутила его возрожденный жар и все поняла.

– Это ты убил Берни? – с болью спросила Лаура, и глаза у нее стали влажнее и выразительнее дождя за заплаканным окном.

– Да. Она была очень красивая и очень глупая. И пришла ко мне сама. Идеальная жертва. Всегда бы так, – Эдгар вздохнул, увидел тень, промелькнувшую в глазах Лауры, и прибавил: – Не вздумай ревновать, милая, это всего лишь еда. Расскажи лучше, как все прошло у тебя.

– Я и не поняла, как у меня это получилось, – сказала Лаура поникшим голосом, словно оправдываясь. – Все произошло само собой, как ты и говорил. Я только не смогла придумать, что делать с телом, и оставила его на балконе. Я боялась находиться рядом с ним.

– Это плохо, – недовольно нахмурился Эдгар. – Всегда следует убирать за собой. Я надеюсь, в следующий раз ты будешь осмотрительнее. Да и я постараюсь впредь приглядывать за тобой, научить заметать следы.

Он крепче обнял Лауру и усадил рядом с собой на маленький диванчик для двоих в стиле рококо, с изогнутыми ножками, украшенный золоченой резьбой в виде цветов и гроздьев винограда. Она с готовностью прильнула к своему покровителю, утопая во мраке безрадостных мыслей. Между тем новая кровь оживала в Лауре, румянила ей щеки и постепенно примиряла с реальностью готической сказки, в которой она находилась весь последний месяц, из которой не было выхода обратно к свету. В ее глазах вместе с грозой отразилась неведомая темная прозрачность, какой не существовало ранее. В глубине души Лауры зародилось зло, которое не уничтожило ее доброту, но приблизило к земле, опустив с небес и убрав из нее некоторую святую ущербность добра. А Эдгар пристально наблюдал за ней, улавливая эти метаморфозы и едва заметно улыбаясь. Он любовался ею, как незавершенной картиной, глядясь в свое создание, как в зеркало, с таким удивлением и восхищением, словно видел вместо собственного лица иное. Сам Эдгар был как статуя – красив, как обычно, лишь только впадинки на скулах и тени на висках обозначились яснее, и некая тревожная одухотворенность оживляла черты. Лаура пока не могла проникнуть в гармонию отношений созидателя с ней, его творением, и просто жалась к нему, как мокрый котенок.

Грозовая ночь между тем будоражила Эдгара, воскрешала в нем сокровенные чувственные воспоминания о его земной любви, случившейся, когда он еще был смертным. Он взял Лауру на руки и понес наверх, в спальню, по темной неосвещенной лестнице. Там он снял с нее сырую одежду, завернул в полотенце и уложил на кровать. Ее волосы пахли дождем и свежескошенной травой, а кожа источала ванильную сладость, которую оттенял горьковатый аромат ландыша. Эдгар принялся целовать ее, с упоением покрывая поцелуями округлые обнаженные плечи, ощущая их шелковистую прохладу, и прижимаясь губами к шее Лауры – к тому самому месту, где были ранки, нанесенные им, от которых на ее гладкой коже теперь не осталось и следа. Ему было приятно вспоминать о ней как о своей самой желанной жертве. Она признавала его власть и с покорностью позволяла Эдгару делать, что он хочет. Ее тело было расслаблено, но сама Лаура оставалась до странности холодной в его объятиях и не отзывалась на ласки, невзирая на все попытки разжечь в ней страсть. Кожа у Лауры была теплой от свежей крови, но внутри словно стыл ломкий лед. Эдгар уже был готов сдернуть с нее полотенце, но в последний момент отстранился и внимательно посмотрел ей в глаза в мигающем грозовом свете.

– У меня такое чувство, что это делаем не мы, а те двое, которых мы убили, – ответила Лаура на его немой вопрос далеким голосом. – Они встречались и неоднократно занимались сексом.

«Рано», – с сожалением понял Эдгар и немедля отступил. Он не желал соединиться с ней в неподходящий момент, когда ее душа разрывается от сомнений, а сама она столь безучастна и невосприимчива.

Он укрыл Лауру одеялом и отодвинулся, прозревая ее насквозь сумрачными глазами. Она пребывала в неприкосновенном коконе терзаний по своей новой, уже добровольной, жертве, не могла отринуть эту боль и подумать о чем-то другом. Хотя, если бы Лаура приняла его любовь, ей тут же стало бы гораздо легче – он бы поделился с ней своей силой, передал бы уверенность в собственной безнаказанности – по крайней мере, в этом мире. Эдгар знал, что его проклятая душа не избегнет адских мук, но сумел смириться с этой мыслью – он не мог жить иначе. В стародавние времена он не по своей воле сделал этот выбор, а когда опомнился, было уже поздно что-то изменить. Но ему было известно, что плотская близость между вампирами – больше, чем просто секс, это настоящая магия, сакральный обмен силами и эмоциями. И сейчас это было бы по-другому, совсем не похоже на то, что он сотворил с еще живой Лаурой, познав ее человеческую плоть, что даже не запечатлелось в ее отмирающей памяти. Эдгар разочарованно вздохнул и со снисходительной нежностью погладил Лауру по мокрым волосам. Сейчас ему было достаточно, что его воплощенная мечта существует и просто лежит рядом. Он не сомневался, что их время еще придет.

Глава 7

Причина смерти Бернадетт не вызвала сомнений ни у кого, кроме профессора Филандера. Он настоял на вскрытии тела утопленницы и убедился, что в нем почти не осталось крови. Смерть Ника была однозначна – от укуса вампира. Малокровие и две аккуратные ранки на шее подтверждали это. Все продолжилось спустя двадцать лет после смерти Артура, его брата, и теперь профессор намеревался вычислить этого вампира, он был уверен, что чудовище скрывается среди них.

– Скажите, у вас тут уже были странные смерти? – спросил он Уолтера Мэйна.

– Да, месяц назад одна девушка выбросилась из окна и сломала шею.

– Это произошло в полнолуние? – уточнил профессор.

– Не помню. Но мы только приехали, и это случилось буквально на следующий день. Вам следует поговорить с местным старостой, если вас интересует статистика смертей.

Профессор прихватил своего помощника Мэтта и отправился в архив, к старосте.

– Вы живете здесь очень давно и, должно быть, знаете все, – обратился он к деревенскому старожилу. – Вчера почти одновременно двое участников экспедиции погибли при весьма необычных обстоятельствах. Замечали ли вы какие-либо странности в последнее время?

Староста немного помолчал, раздумывая, но все же решился открыть свои подозрения приезжему профессору – тот производил впечатление умного человека.

– Одна девушка, прибывшая вместе с экспедицией, очень напомнила мне молодую англичанку, которая умерла здесь двадцать лет назад и через день таинственным образом воскресла. После этого в округе было еще несколько смертей, в телах оставалось очень мало крови. Мы тут привыкли верить в существование вампиров из-за местных преданий.

– Почему же вы не уничтожили ее?

– Побоялись. Один приезжий американец, этнограф, правда, пытался, но она убила его. Его обескровленное тело нашли наутро в «Магдале», в его собственной комнате.

– Это был мой брат, – печально сообщил профессор. – Все эти годы я не знал обстоятельств его смерти, а сам был еще мальчишкой, когда это случилось. Но оно не давало мне покоя, и я решил приехать в те места, где он погиб, чтобы наконец все выяснить. Помню только, что Артур верил в вампиров.

– Точно, а я-то думал, откуда мне знакома ваша фамилия, – изумился староста. – Я помогу вам, но только советами, самому мне уже возраст не дает вмешиваться, старость. Распознать вампира непросто, но возможно, если быть внимательнее. Они ничего не едят и не пьют, не отбрасывают тени, не отражаются в зеркалах. Спят только во время восхода солнца, в это время они наиболее уязвимы. Чтобы убить вампира, нужно проткнуть ему сердце осиновым колом и отрезать голову. Говорят, и серебряная пуля поможет. Только, пожалуйста, не ошибитесь, ведь человек от всех этих манипуляций тоже умрет.

Староста порылся в ящиках и извлек поблекшую карточку.

– Вот, возьмите. Это фотография той англичанки. Она, к счастью, покинула эти края, но снимок остался, забытый в комнате «Магдалы», где она жила.

– Спасибо, это очень пригодится нам, – поблагодарил профессор.

На расплывчатом черно-белом снимке не отображался цвет глаз и оттенок волос, и Элеонору было не отличить от Лауры. Вот только глаза у дочери были другие, не такие удлиненно-продолговатые. Сидя за столом напротив девушки по имени Лорелия Уэйн, профессор пристально наблюдал за ней. Лаура старательно ковыряла вилкой в тарелке с едой, оставляя ее нетронутой, и подносила к губам чашку с кофе, но уровень жидкости не убывал. Перед ним находился настоящий вампир.

– Подойди к Лорелии и пригласи ее к нам, – велел профессор Филандер своему помощнику на следующий день. – Ты молодой парень, и это будет выглядеть естественно.

– Вы ведь сначала проверите, профессор, не правда ли? – переживал Мэтт. – А вдруг вы ошибаетесь, тогда это будет убийство.

– Я почти убежден в ее природе, но, разумеется, мы сперва должны удостовериться.

Лаура сидела в саду и отвлеченно листала блокнот со своими записями об экспедиции. Мэтт внимательно рассматривал ее – на первый взгляд, это была обычная девушка, симпатичная блондинка с детским выражением лица. Лаура, затаившаяся в кружеве зеленой листвы и светотени, словно срослась с невидимой жизнью здешней природы, и казалось невозможным выманить ее из убежища. Она переняла кошачьи повадки и нелюдимость Эдгара, помня его предостережение относительно их уязвимости на открытом свету и заметного отрыва от окружающего мира.

– Привет, Лорелия, – приветливым тоном обратился к ней Мэттью. – Мы толком не успели познакомиться. Меня зовут Мэтт, я новый помощник мистера Уолтера Мэйна.

– У тебя такая манера – подкрадываться? – нелюбезно спросила Лаура, встряхнув волосами, и на него повеяло слабым ароматом давно отцветших, умерших ландышей.

– Извини, если напугал, но тебя так трудно поймать, – сказал он, словно не замечая ее недовольства. – Я хотел пообщаться с тобой.

– Зачем? – удивилась она, и ее задумчивое личико, скрытное в своей мечтательной красоте, слегка нахмурилось с каким-то малопонятным намеком.

– Мы с тобой земляки, – пояснил Мэтт. – Я слышал, ты из Лос-Анджелеса, так вот, я тоже оттуда.

Лаура пристально разглядывала этого парня – у него были кудрявые рыжевато-каштановые волосы и милые веснушки на щеках, он располагал к себе дружелюбием.

– Здорово, – беззаботно и равнодушно отозвалась она. – Ладно, мне пора идти. Скоро нас позовут на обед.

Лаура поднялась и пошла прочь, скользя, как ландышевый ветер по росистой траве, не забывая придерживаться теневой стороны садовой дорожки. Ее золотистые волосы ловили проблески солнечных лучей, и, когда она вышла на залитую светом поляну, Мэтт не поверил своим глазам. За ней стелилась вытянутая тень с четкими, словно нарисованными контурами, которая повторяла округлые формы тела девушки, отразив даже танец юбки на бедрах. Мэттью, зачарованный ритмом ее походки и этим раздвоением Лауры: ее солнечной фигурой и очертаниями тени под ногами, на что никогда не обращаешь внимания в обычных людях, – не мог видеть, как выстраданный румянец отхлынул с ее щек из-за усилий, прикладываемых для того, чтобы вести за собой обманную тень. Простодушный Мэтт, обольщаясь неверной иллюзией ее бытия и опасаясь, что она уйдет, бросился вслед за Лаурой.

– Ты очень спешишь? – крикнул он, почти догнав ее.

В тот момент он был способен видеть только изящный изгиб ее спины и не заметил, что удаляющаяся фигурка Лауры стала напоминать издерганную куклу – ей еще было трудно наводить тень. Казалось, девушка пребывает в собственном замкнутом пространстве, запуталась в себе. Ее жесты были скованными, как будто она вынуждена двигаться в узких границах своей воли и одержимости, задыхаясь от собственного вездесущего аромата ландыша. Вдруг Лаура обернулась, и все ее очарование возвратилось – она заулыбалась, сладко и лукаво, и приостановилась.

– Я всегда спешу. Такой уж у меня характер.

– Послушай, – поспешно проговорил Мэтт, боясь спугнуть ее. – Профессор Филандер, да и я тоже, приглашаем тебя к нам, посмотреть коллекцию древностей.

Лаура не заподозрила неладного, этот симпатичный парень внушал ей доверие, а она чувствовала себя одиноко и томилась скукой. Однако девушка раздумывала так долго, как если бы Мэттью сделал ей вместо банального приглашения предложение руки и сердца.

– Почему профессор зовет именно меня? – настороженно спросила Лаура.

Ее глаза казались голубыми и яркими, как летнее небо после дождя, лишь в самой глубине тая одну каплю бессмертного холода. И сейчас ее пристальный взгляд, невосприимчивый и такой волнующий, держал Мэтта в напряжении всех его душевных сил, так что он не смог ответить сразу – с Лаурой время бежало незримо.

– Я думал, тебя заинтересуют древности, – наконец сказал Мэтт извиняющимся тоном, но с необычайно глупым видом. – Ты производишь впечатление самой серьезной девушки здесь.

– Я? – изумилась Лаура и рассмеялась серебристым смехом, который еще долго покалывал сердце отзвуками далеких колокольчиков.

Она затихла, ее взгляд испытующе остановился на Мэттью, но испуг, как у притаившегося зверька, если и не покинул ее, то спрятался глубоко внутри. Внешне Лаура стала самой настоящей, живой девушкой – беспечной, кокетливой и непредсказуемой. Она протянула руку, сорвала с куста цветок жасмина и прижала к лицу, вдыхая до боли родной аромат старомодных духов Эдгара. На кончике ее носа осталась желтая пыльца, но мертвый цветок не мог ответить на невысказанный вопрос, и разочарованная Лаура отбросила его в траву.

– Ну что ж, пойдем, – заявила она с внезапной решимостью, встретив покорный взгляд Мэтта.

Лаура повернула в другую сторону и пошла как бы от него, по-прежнему немного впереди, и Мэттью было непросто приноровиться к ее стремительной походке.

Ему даже не приходило в голову предложить ей пойти под руку, хотя это было бы естественно с девушкой немногим младше него. Лаура ему нравилась, но он чувствовал, что не сможет преодолеть ее воздушную неприступность и удержать ее рядом. Если бы Мэтт пригляделся и распознал в безмолвных глазах Лауры отголоски ее мыслей, он сумел бы раскрыть ее душевный голод и возрастающую до бесконечности тоску. Однако он был бессилен прорваться сквозь золотистый ореол ее одиночества – трепетный, как пламя, но нерушимый, – подать локоть Лауре было бы для него все равно что дотронуться до мимолетного ветерка или обнять воздух.

«Да, есть в ней что-то нечеловеческое… даже бесчеловечное, – подумал Мэтт, не желая соглашаться с этим неприятным чувством, пробуждающим в нем сопротивление. – Но это не первобытная жестокость, а нечто другое, более сложное и страстное… Нет, я не могу поверить, что она нежить. Она живет, дышит, чувствует…»

Лаура между тем ускорила шаг, увидев невдалеке в просвете деревьев белые стены «Магдалы». Правое крыло особняка, где проживал профессор, показалось ей бесцветным отражением ее части дома – все так похоже, но отталкивающе чужое. Оно было лишено окружения деревьев и обрамления причудливого узора светотени, который оживлял каждую колонну и завитушку на стене левого крыла. Лауре моментально захотелось вернуться в свою комнату, но подступ к главной части здания и левому крылу был закрыт неуместными кустами, отчего правое крыло «Магдалы» воспринималось как обособленное строение, отдельный мир с другими людьми.

На пороге появился профессор, который увидел в окне ожидаемую картину – Мэттью спокойно вел к дому неуловимую Лорелию Уэйн. Но не требовалось внимательного взгляда, чтобы понять, что это она ведет за собой Мэтта, шедшего за ней как на заклание. Иллюзорная тень все еще тянулась по ее следу, собранная из прозрачных, разбегающихся пятен и бликов листвы, слишком светлая и бесформенная, она растерялась по дороге и почти рассыпалась в прах.

– Мисс Уэйн, какой приятный сюрприз, – ошеломленно проговорил профессор Филандер, не решаясь подступиться к Лауре и издали разглядывая, как мелькают ее легкие ножки, не связанные с обрывками тени.

Лаура подошла ко входу и остановилась перед профессором, который оглядел ее с ног до головы как свой главный экспонат.

– Здравствуйте, профессор, – вежливо произнесла она. – Благодарю за приглашение.

Не успело миновать мгновение, как солнце выглянуло из облаков и охватило фигуру Лауры. Оказавшись на голом, испепеляющем свету, она невольно вздрогнула, боясь вспыхнуть, и окончательно отделилась от своей призрачной тени, сожженной небесным огнем. При этом глаза Лауры не прищурились под резкими, слепящими лучами, а остались большими, круглыми и немигающими. Однако внутренний свет в них померк. Зрачки, которые ранее виделись камушками на дне потока, теперь несоизмеримо расширились, приближаясь мраком бездны и затягивая в свой черный водоворот. Темная пропасть ее души ненадолго выглянула из вечности, поглощая опасное солнечное сияние и ограждая девушку от его пламенной ненависти. Лаура с усилием моргнула и быстро вошла в белый сумрак «Магдалы». Профессор Филандер и Мэттью последовали за ней.

– Не желаете ли чашку чая? – осведомился профессор с гостеприимной учтивостью.

– Спасибо, но нет, ведь скоро обед, – отвечала Лаура с безобидной улыбкой.

Она скользящей походкой направилась дальше, осматривая комнату. «Магдала», знакомая и неисследованная, расколотая надвое, приоткрыла ей свою вторую, отчужденную половину, которую Лаура стремилась увидеть, как оборотную сторону луны. Заброшенная часть строения была заполнена ветхими, неприглядными предметами, которые профессор считал бесценными. Их было бессмысленно возить с собой, ведь все эти бесприютные древности: разбитые чаши, склеенные черепки, тусклые украшения, – грозились в любой момент рассыпаться пылью.

– Взгляните, какое зеркало, мисс Уэйн, – сказал профессор Филандер, указывая на старинную раму в человеческий рост. – Это бронзовая оправа, VI век до нашей эры. В него смотрелись царицы Этрурии.

Вопреки поверьям о вампирах, отношения Лауры с зеркалами были открытыми и отличными. Она без страха глянула в него и, ехидно улыбнувшись, поправила волосы.

– Вам случалось бывать здесь раньше? – неожиданно задал профессор хитроумный, на его взгляд, вопрос.

– Нет, это мое первое путешествие, – не задумываясь, прощебетала Лаура.

Профессор Филандер с глубокомысленным видом поправил очки и посмотрел на Мэтта взглядом, говорящим: «С виду совсем глупышка». Но затем его глаза под очками зловеще блеснули, и он достал из кармана жилета то самое фото.

С черно-белой фотографии на Лауру смотрела Элеонора, еще в бытность свою актрисой, и она тут была примерно одного возраста с дочерью. Обесцвеченное лицо ее матери выглядело слишком натурально в полумраке дома и казалось одушевленным. Оно кивало и волновалось, против воли застыв на бумаге, где седой тенью потерялся непередаваемый яркий цвет ее золотисто-рыжих волос. Элеонора с осуждением смотрела на Лауру, свое бессмертное продолжение, застывшим навеки взглядом. Их сродство, духовное сходство и кровное сближение стало настолько полным, что Лаура, вглядываясь в это лицо, потянулась, чтобы поправить такой же капризный завиток надо лбом, но тут же опомнилась и отвернулась от испытующего взгляда профессора.

Эта другая «Магдала» оказалась слепой ловушкой, стирающей живые воспоминания пыльным дыханием прошлого.

– Вы узнали? – нарочитым шепотом спросил профессор Филандер.

Лаура замерла напротив зеркала, так что даже волосы у нее на голове перестали шевелиться при малейшем движении воздуха. Она явственно ощутила на себе потусторонний холод, чуждый даже ей, что исходил из-за прозрачного стекла, обманчиво плоского и непреодолимого. Лаура желала уйти ото всех в несуществующее Зазеркалье, пересечь скользкую, острую грань, попасть в комнату за стеной из старого матового стекла, в мнимый, перевернутый мир. Но пока она боялась протянуть руку и нарушить соприкосновение измерений.

Тут в поле ее зрения появились Филандер с Мэттью, которые встали у нее за спиной, словно стражи, а в руке у профессора был остро заточенный осиновый кол. Лаура поневоле обернулась и посмотрела на них с поистине человеческим ужасом – страхом скорой смерти.

– Признайся, это ведь ты на той фотографии, верно? – злорадно произнес профессор.