Электронная библиотека » Тимоти Колтон » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Ельцин"


  • Текст добавлен: 16 апреля 2014, 15:06


Автор книги: Тимоти Колтон


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 3
Только вперед

В сентябре 1949 года Борис Николаевич поступил в Уральский политехнический институт (УПИ) в Свердловске, путь до которого составлял 16 часов езды на поезде, идущем через Молотов (прошлую и будущую Пермь) и Уральские горы дальше в Сибирь. Свердловск он выбрал потому, что в Молотовской области не было технических институтов, а на Москву и Ленинград, главные центры высшего образования, он замахнуться не решился1. В отличие от своих родителей и деда с бабкой по материнской линии, которые в более позднем возрасте вернулись из Березников в Бутку, Борис сразу принял городскую жизнь. Тридцать шесть лет он пробыл свердловчанином – в три раза дольше его жизни в Березниках – и 22 года прожил в Москве.

Ранее Свердловск именовался Екатеринбургом и в настоящее время опять носит свое историческое название. Город находится в восточных предгорьях Среднего Урала на берегах реки Исеть, перегороженной множеством плотин, которые образуют водохранилища и пруды. Екатеринбург был основан в 1723 году историком-«солдатом» Василием Татищевым, присланным на Урал кумиром Ельцина, Петром I, для разведки месторождений руды, строительства шахт и металлургических заводов. Татищев назвал новый город в честь Екатерины I, второй жены царя. До революции 1917 года Екатеринбург играл значительную роль в горнодобывающей (железо, золото и драгоценные камни) и тяжелой (металлургия и машиностроение) промышленности, был важным транспортным (Транссибирская магистраль), образовательным (Уральский горный институт) и административным центром, но его затмевали уральские губернские центры Пермь, Оренбург и Уфа. В 1918 году именно в Екатеринбурге расстреляли последнего русского царя Николая II, его жену Александру и их пятерых детей. В 1923 году новая власть сделала Екатеринбург «столицей» Урала вместо Перми, которую сочли городом более буржуазным и отсталым2. В 1924 году Екатеринбург был переименован в Свердловск в честь большевика Якова Свердлова, жившего здесь до революции и известного тем, что он отдал приказ о расстреле Романовых. Более компактная Свердловская область была образована в январе 1934 года. Окончательные границы ее определились в 1938 году после отделения Пермской области. За исключением небольшого «выступа» на юго-западе, вся она располагается восточнее Уральского хребта.

Местные коммунисты активно добивались государственных вложений в металлургическую промышленность и в 1930 году предложили план «Большой Урал», по которому Уральская земля (и, естественно, Свердловск) должна была стать мотором советской тяжелой промышленности вместо юго-востока Украины3. План так и не осуществился, но основная задумка, заключавшаяся в том, чтобы обрабатывать уральские металлы с использованием коксующегося угля, доставляемого из Западной Сибири и Казахстана, была реализована. Сталинские пятилетки стимулировали развитие региона. «Куда ни поедешь, – вспоминал Леонид Брежнев, который в те годы работал в Свердловске и поблизости от него, – везде встают перед глазами фабричные трубы и дымки над ними»4. Современные доменные печи изменили облик построенного в XVIII веке Верхне-Исетского завода в Свердловске и Демидовского завода в Нижнем Тагиле, втором по значению городе области, превратив их в современные предприятия, бесперебойно вырабатывающие чугун и сталь. Новые заводы давали стране медь, никель, алюминий и титан. В 1933 году в Свердловске открылся Уралмаш – Уральский машиностроительный завод, крупнейшее машиностроительное предприятие в СССР, поистине «завод заводов», производивший оборудование для горной, нефтедобывающей, обрабатывающей и строительной промышленности. В 1936 году в Нижнем Тагиле начал работать Уралвагонзавод – Уральский вагоностроительный завод, позволивший Советскому Союзу наладить собственное производство железнодорожных вагонов. К концу 1930-х годов Уралмаш и многие другие заводы были переориентированы на производство военной продукции. В 1941–1942 годах эвакуация сюда заводов из прифронтовых городов еще больше повысила значимость Свердловска, а городская промышленность стала еще более милитаризованной5. Уралвагонзавод, объединенный с эвакуированным харьковским предприятием, стал лидером по производству танков на советской территории, Уралмаш был также конвертирован для производства танков, гаубиц и самоходных артиллерийских установок. Два вышеперечисленных завода и челябинский «Танкоград» в 1942–1945 годах собирали все тяжелые, а также 60 % средних танков для Красной армии. Конверсия военного производства в гражданское после 1945 года происходила с перебоями. Во время холодной войны, надежно скрытые от глаз иностранцев, на Урале укоренились отрасли военно-промышленного комплекса, основанные на высоких технологиях, такие как атомная энергетика и ракетостроение.

Население областного центра стремительно росло в соответствии с ростом потребности в продукции тяжелой и военной промышленности. В 1929 году в Свердловске жило 150 тысяч человек, в 1939-м – 426 тысяч, а к середине века уже 600 тысяч. Безземельные крестьяне, составлявшие большинство свердловчан, жили в заводских домах на окраинах города столь же неустроенно, как это было в Березниках. Центр Свердловска представлял собой совершенно иной срез советской действительности. Американский историк австралийского происхождения, которая побывала там в 1990 году, когда это позволили иностранцам, сказала, что, несмотря на промышленный пейзаж и разруху на окраинах, деловая часть Свердловска напомнила ей викторианский Мельбурн – «солидный, почтенный, уважающий себя город»6. Когда в 1949 году здесь сошел с поезда прибывший из Березников Ельцин, в Свердловске еще сохранились дома XVIII–XIX веков и постройки конструктивистов-авангардистов 1920-х годов, соседствовавшие с помпезными официальными зданиями и элементами утонченной городской жизни – оперным театром, концертным залом, киностудией, университетом и филиалом Академии наук СССР. Во время войны сюда перевели множество культурных и научных учреждений из Европейской России. Многочисленные художники, актеры, музыканты и ученые остались в Свердловске, и отчасти поэтому еврейская община этого города оказалась одной из самых больших в России7. Для деревенского парня, только что выбравшегося из бараков на Ждановских Полях, эта среда была совершенно невиданной и вдохновляющей.

УПИ, созданный в 1920 году, был по репутации лучшим институтом подобного рода на Урале и одним из лучших в стране. В 1949 году здесь обучалось 5 тысяч студентов. На факультетах готовили специалистов как для гражданских профессий, так и для работы в секретной сфере обороны8. Строительный факультет располагался в главном здании института на проспекте Ленина, выполненном в стиле сталинской готики, а студенческий жилой район («Втузгородок») – в восточной части Свердловска. На факультете готовили инженеров-строителей, архитекторов и градостроителей. В 1930-х годах сюда направляли рабочих, отобранных партячейками и профсоюзами без учета образовательного уровня; некоторые студенты не знали даже арифметики. Во время войны они, не окончив курса, сотнями отправлялись на фронт или на военные заводы, а в главном общежитии разместили госпиталь. После войны в институт стали принимать по результатам экзаменов; абитуриенты обязательно должны были пройти школьный курс по математике и физике. Теперь уже студенты без всяких перерывов учились вплоть до диплома. Среди профессоров поощрялась научная деятельность и работа с аспирантами. В каждом выпуске УПИ было несколько сотен студентов из восточноевропейских стран, входящих в новый советский блок, а также из стран Восточной Азии9.

Вступительные экзамены, сданные Ельциным в августе 1949 года, считались относительно легкими, поскольку на стройфакультете не сдавали химию – не все студенты проходили этот предмет в средней школе, хотя в Пушкинской школе химию преподавали. Борис был обязан продемонстрировать умение плавать на дистанцию 25 м и пробежать стометровку на время; ни то ни другое не представляло для него сложности.

Ельцин окончил институт в июне 1955 года по специальности «промышленное и гражданское строительство» вместе с еще 48 выпускниками (всего 33 мужчины, 16 женщин) этой кафедры. Первоначально планировалось, что он получит диплом в 1953 году, но в 1951 году приказом Министерства образования курс обучения во всех советских технических институтах продлили с четырех до пяти лет с целью повышения квалификации инженерных кадров. Весной 1952 года Ельцину пришлось взять академический отпуск по болезни (ангина и ревматическая лихорадка) и прервать обучение на третьем курсе. Он восстановился в институте осенью и окончил третий курс в 1952–1953 годах. В программе обучения особое внимание уделялось математике, физике, материаловедению, почвоведению и черчению. Обязательные для посещения лекции и семинары продолжались семь-восемь часов в день. По окончании курса студенты готовили дипломный проект.

Студенты дневного отделения УПИ получали мизерную стипендию в размере 280 рублей в месяц – столько стоила пара ботинок, зато им не приходилось платить за обучение и общежитие, и Ельцин впервые поселился в доме, оборудованном водопроводом и канализацией. В институтской столовой вполне прилично готовили, а если были деньги, то можно было пообедать в фешенебельном кафе, где посетителей обслуживали официантки в накрахмаленных белых фартуках и наколках. Отмена продовольственных карточек и эйфория «духа победы», которую подкрепляли военнопленные, работавшие в Свердловске, вселяли в студентов оптимизм. «Была какая-то уверенность в будущем, в том, что все будет нормально, – вспоминал однокашник Ельцина. – Трудные условия… выработали какое-то определенное отношение к жизни, не слишком высокую требовательность, может быть. То есть мы довольствовались малым»10. 15 % учебного времени отводилось на занятия на военной кафедре (Ельцин был танкистом), а 20 % – на изучение марксистско-ленинской идеологии. Ельцин продолжил заниматься немецким языком. Толку от этих занятий было мало – в партийной анкете в 1960-х годах Борис указал, что может читать и переводить со словарем, но на слух не мог отличить немецкий от английского11.

Хотя сталинская политика мало затрагивала студенческую жизнь в УПИ, так было не всегда. В 1949–1950 годах развернулась ксенофобская кампания против «безродных космополитов» – читай, евреев, и в результате несколько студентов-евреев были исключены из института, кое-кого выгнали из общежития12. В 1953 году за неуважительные высказывания о Сталине был арестован 20-летний студент-комсомолец В.Л. Окулов. В апреле 1953 года его признали виновным в антисоветской агитации и пропаганде и приговорили к году тюремного заключения13. 9 марта 1953 года, в день похорон Сталина, в УПИ был объявлен траур: занятия отменили, и студенты и преподаватели собрались перед главным зданием, где слушали восхваления в адрес диктатора14. Немало присутствующих плакали. Впрочем, у студентов УПИ существовала одна возможность позволить себе довольно рискованные шуточки. Для этого в институте была стенгазета «БОКС» («Боевой орган комсомольской сатиры»), печатавшая без цензуры карикатуры и эпиграммы.

Первые несколько лет в институте Ельцин проходил в одном наряде, который лучше всяких слов выдавал его происхождение: кирзовые сапоги, грубые шерстяные брюки и вельветовая куртка. Родители помогали ему деньгами и присылали картошку и другие овощи со своего огорода. Позволить себе пообедать в кафе Борис мог лишь раз в месяц. Чтобы иметь хоть какие-то карманные деньги, он разгружал вагоны и брался за любую работу, а летом отправлялся на оплачиваемую практику. Пуританство, усвоенное им в Березниках, постепенно ослабевало. Ельцин держал пари, что целый год не будет ругаться, и всегда выигрывал, однако пиво и водку в умеренных количествах он начал пить. Общительный, он любил делать широкие жесты и подарки (насколько позволял его бюджет). Он был душой любой компании, весельчаком, организатором всех «комсомольских свадеб» – многие советские студенты, которым едва ли исполнилось двадцать лет, вступали в брак за год-два до окончания института. Чтобы произвести впечатление на знакомых, Борис как-то раз одетым нырнул в плавательный бассейн. Во время студенческого путешествия на пароходе по Каме он подбил троих приятелей выступить вместе с ним с танцем маленьких лебедей из «Лебединого озера». Студенты блистали в белых трико, пачках из полотенец и марлевых головных уборах15.

Младшекурсники жили по восемь человек в комнате, старшекурсники – по пять. Совместное образование способствовало близкому общению с противоположным полом. Ельцин был влюблен в Маргариту Ерину, студентку из Березников, которая занималась фигурным катанием. Он попросил своего друга Михаила Устинова помочь Ериной на производственной практике. «Миша так старательно выполнял просьбу друга, что… сам влюбился в Риту и опередил Бориса». Роман между Устиновым и Ериной привел к тому, что они поженились в начале 1952/53 учебного года. «Бориса пригласили на свадьбу. Поздравляя молодых, он то ли в шутку, то ли всерьез сказал Устинову: «Эх ты, друг! Я тебе поручил Риту стеречь, а ты что?!»16

В ноябре 1952 года Ельцин и пять его однокашников (трое студенток и двое студентов) объединили средства и создали коллектив взаимопомощи, который ради смеха окрестили колхозом «Шкодник». Борис, которому принадлежала эта идея, возглавил организацию; все члены несли определенную ответственность. Они подписали «устав», согласно которому обязывались подменять друг друга на лекциях, совместно покупать продукты и готовить еду, каждую неделю ходить в кино или на спортивные мероприятия, раз в неделю посещать баню (мальчики пьют пиво, девочки – советское шампанское) и вместе отмечать праздники и дни рождения. Не считая некоторых изменений в составе, шестерка не расставалась до окончания института. Все они приехали издалека и не могли рассчитывать на родительские огороды, поэтому основная деятельность «Шкодника» была связана с питанием. Чтобы сэкономить, студенты не завтракали, использовали студенческие талоны, которые позволяли не тратить много денег на обеды, а ужин готовили на кухне в общежитии из продуктов, купленных в складчину17.

За «сангигиену» в «Шкоднике» отвечала Наина Иосифовна Гирина, родившаяся 14 марта 1932 года и в 1950 году поступившая на стройфакультет УПИ (ее специализацией было водоснабжение и технология воды). При крещении Наина получила имя Анастасия, родные и знакомые звали ее Наей. Наина была старшей из шести детей в казацкой семье, жившей в Оренбурге, на Южном Урале (отец работал в службе охраны на железной дороге). Гирины соблюдали некоторые православные традиции. Мать Наины хранила небольшие иконы, зажигала перед ними свечи, а на Пасху красила яйца, пекла куличи и готовила творожную пасху; бабушка научила девушку двум молитвам, которые она читала в тяжелые моменты. Поначалу Наина хотела выбрать профессию врача, в СССР считавшуюся скорее женской и не приносившую особых доходов, но решила учиться на инженера, что сулило более высокий статус и сферу деятельности, где преобладали мужчины. На занятия она приходила одетой не лучше Ельцина: у нее было всего два платья и фланелевый тренировочный костюм, сшитый матерью18. В 1951–1952 годах Ельцин и Гирина вместе посещали кружок бальных танцев, где учились танцевать вальс, танго и фокстрот. Их роман начался в 1953 году. Наина «отличалась дружелюбием, приветливостью, чистоплотностью, всегда аккуратно одета и причесана. Ее нельзя было вывести из себя, и все конфликты в женском коллективе… она могла погасить. Могла «пожертвовать» часом лекции в институте, чтоб прийти на занятия привлекательной»19.

Ельцин сохранил идиллические воспоминания о духе товарищества и «кружащем голову романтизме», царившем в политехническом институте. «Такой фантастической энергии – на фоне полуголодного, аскетичного, почти казарменного существования – я потом не припомню»20. В УПИ Ельцин нашел не только будущую жену, но и друзей на всю жизнь. В 1960 году однокашники с семьями вместе провели летний отпуск и повторяли такую поездку каждые пять лет.

Ощущаемый Ельциным прилив энергии отражался на его учебе: он получал почти одни только четверки и пятерки. В студенческом сообществе он славился способностью вовремя подготовиться к экзаменам и контрольным работам. «Он учился… несколько странно – урывками, запоями, что ли. За считаные дни интенсивных занятий ему удавалось освоить огромный объем информации, а затем наступал длительный перерыв, что совсем не нравилось преподавателям»21. Этот подход был прообразом его стиля работы на посту Президента России сорок лет спустя.

Проделки и битвы с учителями, свойственные Ельцину в Березниках, остались в прошлом. Стычка Ельцина с преподавательницей политэкономии, коммунисткой Савельевой (студенты прозвали ее Совой), казалась пустяком по сравнению с его прошлыми поступками. Борису скорее не нравилась ее манера преподавания, чем консерватизм лекций. Тройка по ее предмету не позволяла ему окончить курс с отличием, но Борис отказался пересдавать экзамен, чтобы получить более высокую оценку22. Ельцин часто пропускал занятия из-за спорта и других увлечений, но его друг, староста группы Юрий Полузадов, который отчитывался перед деканатом за посещаемость, прикрывал его. Однажды в сентябре их обоих лишили стипендии за то, что они не сдали вовремя отчет с летней практики23. В «Исповеди на заданную тему» Ельцин допускает, что некоторые преподаватели относились к нему придирчиво, не одобряя чрезмерного увлечения спортом. Вспоминает он не Савельеву, а Станислава Рогицкого, заведующего кафедрой строительной механики. На экзамене по теории пластичности Рогицкий предложил Борису отвечать без подготовки, потому что такому великому спортсмену незачем готовиться, и не позволил ему пользоваться конспектами. Ельцину пришлось непросто, и они «долго сражались». Однажды Ельцин решил сложную математическую задачу, которую, по словам Рогицкого, студенты не могли решить десять лет. Профессор «воспылал любовью» к одаренному студенту, о чем тот тепло написал в воспоминаниях, но на экзамене все же поставил Борису четверку, а не ожидаемую пятерку. Как и в случае с Савельевой, Ельцин отказался пересдавать экзамен24.

На кампусе Ельцин воздерживался от любых политических разговоров, не проявлял политической активности и никогда не говорил о преследованиях своей семьи режимом. Его поведение разительно контрастирует с поведением его будущего соперника, Михаила Горбачева, который был комсоргом в своей сельской школе, на юридическом факультете МГУ стал секретарем комсомольской организации, а в 1952 году, учась на втором курсе, вступил в коммунистическую партию. Ельцин всячески уклонялся от работы в комитете комсомола УПИ, хотя участие в ней было обязательно для каждого, кто собирался работать в аппарате коммунистической партии или системе госбезопасности. В документах комитета его имя упоминается, но всего два или три раза – в связи с его любимым занятием: спортом, в частности с волейболом25.

В игре Ельцин мог самоутвердиться в том возрасте, когда мальчишеские проделки были уже не к лицу. В березниковской Пушкинской школе он накачал мышцы и укрепил нервы, чтобы компенсировать отсутствие пальцев на левой руке и научиться лучше контролировать кожаный белый мяч. Его страсть к волейболу имела что-то от политики: «Мне нравилось, что мяч слушается меня, что я могу взять в неимоверном прыжке самый безнадежный мяч»26. Борису помогал высокий рост и физическая сила. Ему также нравился командный дух, царивший на площадке. В других видах спорта, которыми он занимался (лыжи, десятиборье, гимнастика, бокс и борьба), соревновались отдельные люди, и только в волейболе существовала команда и необходимость координировать действия на компактной игровой площадке. Нужно было проявлять гибкость, дожидаться своей очереди – ведь волейболисты меняют позицию на площадке. Больше всего Ельцину нравилось брать высокие мячи и «гасить» их. Ожидание было ему не по душе, и он так планировал игру команды, чтобы иметь возможность атаковать не только у сетки, но и находясь позади27. Еще на младших курсах он участвовал в волейбольных командах стройфакультета и института, был капитаном обеих и тренировал несколько других команд ради дополнительного заработка. В мемуарах он беспечно сообщает, что ежедневно посвящал спорту не менее шести часов, так что на сон, за вычетом времени на учебу, оставалось не более четырех часов за ночь, и это подтверждают его однокашники.

Но изнуряющий режим не проходил даром. В 1952 году из-за перенапряжения Ельцин заболел. «Любимый волейбол чуть не свел меня в могилу в возрасте 21 года», – пишет он в воспоминаниях. Болезнь стоила ему учебного года. Недолеченная стрептококковая ангина привела к воспалению миндалин, суставов и тебезиевых клапанов. Все это лечится пенициллином, но в мемуарах Ельцина мы не находим упоминания ни об антибиотиках, ни о других лекарствах. В больницу он был помещен, только когда температура поднялась до 40 градусов, а пульс участился до 150 ударов в минуту. Врач предписал ему четыре месяца постельного режима для восстановления сердца. Борис сбежал из больницы через несколько дней – спустился из окна по связанным простыням – и уехал к родителям в Березники. Однокашники вспоминали, что еще раньше Ельцин сбежал из больницы, чтобы принять участие в ответственном матче, а потом вернулся с тем, чтобы ускользнуть уже окончательно. После побега из больницы товарищи по команде устроили ему проводы. «Наша команда успокаивала его, обещая писать письма. И мы сдержали свое слово. Каждый день по очереди мы писали ему, все восемь человек»28.

Скоро Ельцин в свободное от чтения корреспонденции время начал заниматься волейболом в спортивном зале Березников:

«Меня ребята оттащат к скамейке, и я лежу. Это была тупиковая ситуация, думал, не вырвусь уже, так сердце и останется больным и спорта мне больше не видать. Но все равно стремился только в бой и только вперед. Сначала на площадку на одну минуту выходил, потом на две, на пять и через месяц мог проводить всю игру. Когда вернулся в Свердловск, пришел к врачу, она говорит: ну вот, хотя вы и сбежали, но чувствуется, что вы все время лежали не вставая, сердце у вас сейчас в полном порядке. Надо честно признать: риск, конечно, был колоссальный, потому что мог сердце погубить навсегда. Но я считал, что надо его не жалеть, а, напротив, нагружать как следует и клин клином вышибать»29.

Хотя Ельцину не следует доверять безоговорочно, его болезнь и академический отпуск были вполне реальны, о чем свидетельствуют студенческие документы30. Эпизод с врачом говорит о готовности рисковать и пренебрежении собственным здоровьем, что было весьма характерно для него и в дальнейшем.

Давний друг Бориса Яков Ольков вспоминает, что спорт пробудил в Ельцине и другой талант:

«[Роль капитана команды [УПИ] – это первое, так сказать, проявление лидерских качеств. Небольшая команда, но это уже команда… Хороший организатор, он мог зажечь. Как теперь часто используют термин, у него была харизма… Борис был достаточно импульсивный организатор. Мог увлечь и добиться результата… Большая скорость реакции – иногда он быстро принимал там какое-то решение, которое позволяло дело сдвинуть. И если что-то там идет к проигрышу, он мог что-то такое придумать, чтобы все загорелись»31.

В качестве побочного проекта Ельцин организовал участие своей учебной группы в эстафете УПИ, ежегодно проводившейся в мае. Чтобы весенними утрами поднимать студентов с постели на тренировки, он упросил профессора геологии Николая Мазурова приходить в общежитие со своей трубой и трубить побудку. Борис Фурманов, который поступил на стройфакультет весной 1955 года, а впоследствии работал министром в российском правительстве, вспоминал, как Ельцин рассказывал его группе о прежних победах в эстафете и о «необходимости поддержать честь факультета». «Далеко не всякому человеку, которого слушают и видят впервые, удается произвести впечатление на «массы» (а нас было человек сто), заставить поверить себе, а затем подействовать на нас по своему желанию»32.

Как и в Березниках, где он выступал в роли мальчишки-проказника, в УПИ спортсмен и командный заводила Ельцин продолжал развивать качества, которыми он потом воспользуется в политических баталиях. Но пока его поведение было исключительно аполитичным – это отмечают все, кто знал его в то время. Вот что рассказал мне Ольков: «Сказать, что он станет… каким-то политическим вождем или кем-то там, – мне кажется, не было вероятным. Совершенно не виделось этого»33.

Самое значительное приключение ожидало Бориса во время летних каникул 1953 года. Два с половиной месяца он самостоятельно путешествовал по Волге и Центральной России (тогда он впервые с 1937 года побывал в Казани), Белоруссии, Украине и Грузии. Приятель по институту, который решил его сопровождать, бросил эту затею уже через день. Ельцин (по его собственным словам) ехал на крышах вагонов, выпрашивал еду и играл в «буру» с недавно освободившимися заключенными. Несколько раз его снимала с поездов милиция, спрашивали, куда он едет. «Я говорю, допустим, в Симферополь, к бабушке. На какой улице проживает? Я всегда знал, что в любом городе есть улица Ленина, поэтому называл безошибочно. И отпускали меня…»34 Уголовники, с которыми он играл в карты, были выпущены из тюрем и лагерей по амнистии после смерти Сталина. Им было запрещено появляться в Москве, так что путь в столицу Ельцин продолжил в одиночку. Он посетил Красную площадь, посмотрел на башни и стены Кремля, Мавзолей с телом Ленина (в то время там лежало и тело Сталина – его вынесли из Мавзолея в 1961 году и похоронили у Кремлевской стены). Войти в Кремль он не мог: крепость была закрыта для посещения до 1955 года. В «Исповеди» Ельцин пишет, что в Запорожье, крупном металлургическом центре на берегу Днепра, он неделю готовил армейского полковника к поступлению в местный политехнический институт, занимаясь с ним математикой по двадцать часов в день. Потом Борис узнал, что его ученик действительно поступил35.

Осенью 1954 года с Ельциным случилось еще одно мини-приключение во время поездки с волейбольной командой УПИ. Чтобы достать продуктов для недоедающих товарищей, он сошел на станции Лозовая (близ Харькова). На поезд он опоздал, тренер счел его сбежавшим и телеграфировал об этом в Свердловск. Следующая остановка была в Тбилиси. Через два дня после того, как уральская команда приехала в Грузию, в дверь гостиничного номера тренера постучался Ельцин. Выглядел он неважно, но зато привез с собой две здоровенные сумки с продуктами. Опасаясь, чтобы ценный груз не разграбили по дороге, он два дня ехал от Лозовой до Тбилиси на крыше пассажирского вагона36.

Читая воспоминания Ельцина о коллизиях, которые были у него в УПИ, невозможно не заметить прогрессивное развитие его эго и позитивные изменения отношения к авторитетам. Быстро расправляясь с учебой и пикируясь с Рогицким, он практически не бунтует, сдерживаемый уважением к профессору. Нотка гордости проскальзывает в рассказе о болезни и о побеге из больницы, однако Ельцин не солгал врачу, а просто не стал исправлять ее заблуждение, перехитрив представителей власти без борьбы с ними. Летом 1953 года он путешествует на поезде с освобожденными заключенными и из студента превращается в преподавателя, обучая математике офицера вдвое себя старше. «Полковник засомневался: выдержим ли? Я говорю: иначе за неделю не подготовиться для поступления… А полковник оказался человеком настойчивым, с характером, выдержал тот темп уроков, который я ему задал»37. Чтобы проучить других и добиться успеха в мире, где нужно было конкурировать, Ельцин рано научился самоограничению и психологической прочности. «Борис Николаевич много работал над своим характером. Сознательно. В нем поначалу была сильна человеческая чувствительность, и он многое делал себе наперекор, говоря, что надо выдавливать из себя мягкотелость. Если ему хотелось кого-то пожалеть, он делал это наоборот: поддерживал его, но нарочито жестковато…»38

На написание диплома у Ельцина остался всего один месяц вместо положенных пяти, потому что семестр прошел в путешествиях с волейбольной командой. «До сих пор не представляю, как мне это удалось, – поражается он в «Исповеди». – Столько умственных, физических сил я потратил, это было невероятно». Дипломный проект Ельцина был посвящен строительству ковшовой цепи для выгрузки отработанных материалов из угольных шахт и не представлял собой ничего выдающегося. В мемуарах, однако, он пишет, что ему нужно было рассчитать телевизионную башню – проект настолько новаторский, что рассчитывать на помощь преподавателей и студентов не приходилось. Только уральская самостоятельность помогла справиться с задачей. «Тогда их [телевизионных башен] почти не было, поэтому до всего нужно доходить самому. …Тема новая, никому не известная – чертишь сам, расчеты делаешь сам, все от начала до конца – сам»39. Была ли эта ошибка умышленной или неосознанной40, но Ельцина всегда привлекали футуристические проекты, и в особенности зарождавшееся телевидение, которому в будущем было суждено сыграть важную роль в его политической жизни. Когда в 1980-х годах он возглавлял областную партийную организацию, то добился строительства в Свердловске телевизионной башни, неподалеку от городского цирка. В 1990 году работы прекратили, возведя только коническую бетонную колонну высотой 220 м. Запланированный ресторан и металлический шпиль построить так и не удалось. По плану высота свердловской башни должна была достигать почти 400 м, что сделало бы ее шестой или седьмой по высоте в мире41.

Выпускников советских университетов и институтов распределяли на работу прямо в учебных заведениях, и сменить место работы по собственной воле они могли только через два-три года. Год выпуска Ельцина стал последним, когда многих молодых инженеров, в том числе и студентов УПИ, распределяли на стройки ГУЛАГа, который был распущен к 1956 году. Ельцину повезло – эта чаша его миновала. Перед тем как приступить к работе, он десять недель провел, играя за волейбольную команду УПИ в Тбилиси, Ленинграде и Риге. В сентябре Ельцин вышел на работу в Нижне-Исетское строительное управление в Свердловске. Назначение служило хорошим предзнаменованием. Новое руководство страны было преисполнено решимости изменить ситуацию в строительной отрасли, где на протяжении десятилетий царил застой, применялись устаревшие методы и работали неквалифицированные кадры и заключенные. После смерти Сталина был взят курс на то, чтобы подбирать подготовленную рабочую силу, обеспечить эффективное управление и капитальные вложения и таким образом стимулировать строительство заводов и городов. При Хрущеве и Брежневе строительная промышленность расцвела.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации