Текст книги "Малгобекский бастион. Поворотный момент битвы за Кавказ. Сентябрь–октябрь 1942 г."

Флюгелю и его экипажам помогло то, что незадолго до начала атаки они обратили внимание на торчащие среди перепаханного грунта в долине ряд шестов, которые оказались вешками-отметками прохода в минном поле. Вешки эти забыли или не успели снять перед отходом советские саперы. В итоге участок, считавшийся прикрытым минным полем, был быстро преодолен немецкими танками [164, с. 211].

Имея на борту в качестве танкового десанта роту гренадеров из полка «Вестланд», танки Флюгеля успели значительно углубиться в передовые советские линии до того, как рассеялся туман, и грохот в долине возвестил о начале сражения. Тем не менее избежать столкновения с советскими танками не удалось и им, хотя маршрут их прорыва задел только край боевого построения 52-й танковой бригады. Одновременно с прояснением и немедленным обнаружением противниками друг друга и здесь вспыхнул скоротечный танковый бой – правда, куда менее масштабный, чем происходивший внизу в долине. Первыми обнаружившие противника, эсэсовцы подбили несколько советских танков Т-34 (по немецким сведениям, было поражено 4 машины), но и сами понесли потери – советский противотанковый снаряд угодил в танк под номером 231 – боевую машину командира взвода 2-й роты унтерштурмфюрера Николусси-Лека [372, р. 81].

В это время события в долине продолжали стремительно разворачиваться. Танковый батальон «Викинг», увязший в оборонительных позициях советской пехоты и артиллерии под Сагопшином, в правый фланг продолжали атаковать танки майора Филиппова. Мюленкамп, сумевший выбраться из подбитого сразу несколькими снарядами танка, в котором погиб его наводчик и были тяжело ранены механик и радист, обнаружил, что советские танки уже атакуют встык его батальона и полка «Вестланд» с целью отсечь их друг от друга. Разгоралось ожесточенное танковое сражение. Вместе с танковым батальоном дивизии «Викинг» под встречный удар советских танков угодил и дивизион самоходных орудий, следовавший левее. Немцы полагали, что их наступающие порядки атаковали более 80 танков Т-34 и Мк III [372, р. 77]. На самом деле численность советских танков была значительно меньше[22]22
  Подробнее о соотношении сил в танковом сражении под Сагопшином см. приложение 4.


[Закрыть].

Вильгельм Тике пишет: «Воздух вибрировал от грохота танковых пушек. Особо командовать не приходилось. Каждый выбирал противника себе сам. Вскоре повсюду уже дымили подбитые танки… Танковый батальон «Викинг», начавший наступление 28 сентября, располагая 40 танками (если прибавить к ним самоходные лафеты 3-й роты 5-го противотанкового дивизиона СС, то можно считать 50), вступил в бой с танками противника, превосходящими его по численности почти вдвое. Танковый бой был незапланированным и нежелательным, простым встречным боем, рожденным сложившейся обстановкой» [164, с. 214].

Действительно, встречное танковое сражение – одна из наименее желательных форм боестолкновения, которые могут представить командиры и члены танковых экипажей. Как и всякий поединок, танковая дуэль, в которую неизбежно выливается лобовая танковая схватка, оставляет участникам такого единоборства слишком мало шансов на благополучный исход.

Правда, две танковые группировки столкнулись не совсем лоб в лоб. Немцы, начав наступление в юго-восточном направлении, оказались расположены под углом к бригаде Филиппова, атаковавшей их от Пседаха в направлении на северо-северо-запад. Трудно сказать с уверенностью, было ли это спланированным ударом, или, как часто бывало в эти дни, обе группировки перешли в одновременное наступление, и сражение завязалось спонтанно. Советская сторона, так или иначе, имела некоторое преимущество за счет того, что «поймала» немцев на маневре в сторону советских стрелковых позиций в Сагопшине, когда они подставили свой открытый фланг под разящий удар бригады Филиппова из района Кескем – Пседах. Это сразу предопределило дальнейший ход боя.

Штурмбаннфюрер Мюленкамп, едва успев сменить подбитый танк, в котором он едва не погиб со своим экипажем, уже спустя несколько минут был вынужден вновь покинуть подбитую метким огнем противника машину – уже вторую за день. Тем не менее, несмотря на такие потрясения, командир батальона «Викинга» упрямо пытался наладить управление своими пришедшими в расстройство и уже заметно поредевшими подразделениями.

Визави Мюленкампа – майор Филиппов, столь блестяще проводивший это сражение, также в тот день был на волосок от гибели. Несмотря на потери, отчаянно атаковавшие эсэсовские танки – всего около 12 машин – в какой-то момент прорвались к самому наблюдательному пункту Филиппова. В отражении этой угрозы пришлось принять участие всему личному составу штаба бригады. Атака была отбита, при этом за день сам Филиппов записал на свой личный боевой счет пять подбитых танков противника [133, с. 105].

Несмотря на все разнообразие форм вооруженной борьбы и ожесточенность боев на советско-германском фронте, встречные танковые сражения с участием большого количества танков даже на этом театре военных действий были относительной редкостью. Поэтому одновременно величественное и устрашающее зрелище танкового побоища, развернувшееся перед пораженными пехотинцами и артиллеристами обеих сторон в тот день, не могло не произвести поистине оглушающего эффекта не только на необстрелянных новичков, но и на бывалых ветеранов. Свирепая схватка стальных гигантов, буквально «танковая рукопашная», когда танки расстреливали друг друга с расстояния в несколько сот, а то и десятков метров, бешено маневрировали, стремясь не подставить под убийственный огонь борта и, наоборот, поймать на маневре уязвимое место неприятельской машины, – все это превратило долину северо-западнее Сагопшина в море дыма, огня, поднятой пыли, соединивших блеклое сентябрьское небо и израненную землю в одно полотно сражения на фоне грохота артиллерийских разрывов, воя мин реактивных минометов, лязга и скрежета танковых гусениц и рева моторов.

Нет ничего удивительного, что эта устрашающая картина производила нокаутирующее впечатление на личный состав пехотных подразделений. Хотя с обеих сторон здесь принимали участие обстрелянные солдаты, но, в отличие от танкистов, которые вели этот жестокий поединок в тесноте и грохоте своих машин с ограниченным в силу этого обзором всего поля боя, они могли видеть все происходящее целиком, а эта картина не могла не произвести соответствующее впечатление даже на ветеранов, не говоря уже о многочисленном «зеленом» пополнении. Их реакция была вполне ожидаемой и объяснимой – в массе своей это безотчетное желание спрятаться в складках местности и пересидеть это стальное побоище, в эпицентре которого они внезапно оказались. Хотя обе наступающие танковые группировки – и советская, и немецкая – имели пехоту в качестве поддержки, она фактически самоустранилась в условиях танкового единоборства, развернувшегося у Сагопшина в тот сентябрьский день. Об этом свидетельствуют документы обеих сторон. И лишь спустя какое-то время наиболее опытные и обученные солдаты и офицеры начали пытаться с разной степенью эффективности включиться в происходящее уже не как потрясенные и оглушенные развернувшимся перед ними ужасающим зрелищем наблюдатели, а как активные участники.

Немецкая пехота, оказавшись не только без прикрытия своих танков, но и под убийственным огнем неподавленных в предыдущие дни батарей в Малгобеке и на грядах холмов по обе стороны от Сагопшина, откатилась назад. То, что причиной этого было разыгравшееся в долине танковое сражение, несомненно. Как пишет Тике, «полк «Вестланд», не успев ворваться в Сагопшин, вынужден был отойти из-за атаки советских танков между Сагопшином и Кескемом» [164, с. 214].

Т. Хоффман пишет: «Русские немедленно мобилизовали все свои оставшиеся силы и принудили второй немецкий полк к отступлению и обрушили мощный артиллерийский огонь на первый» [171, с. 14].

Но и советская пехота, шокированная и оглушенная происходящим (приданные 52-й танковой бригаде стрелковые части оказались неожиданно в самой гуще танкового сражения) не выдержала этого психологического прессинга и фактически стала пассивным наблюдателем разыгрывающейся битвы. В документах танковой бригады Филиппова раздраженно констатируется: «В этот день 52-я танковая бригада одна приняла на себя бой с во много раз превосходящим в силе противником, так как части взаимодействующей пехоты 57-й ГСБр от внезапного появления большого количества танков противника в основном разбежалась, не оказав должного сопротивления врагу» [115]. Немцам это дало основание утверждать, что наступление противника силами пехоты от Сагопшина отбито, хотя сводки вермахта фактически признавали и провал собственного наступления [306, f. 660].

Обходящая советские порядки группа Флюгеля между тем попала под плотный огонь противотанковых средств. Это произошло неподалеку от противотанкового рва севернее Сагопшина. Автоматчики полка «Вестланд», спрыгнув с брони танков, мелкими группами продолжили бой в пешем строю. Несмотря на огонь с советских позиций, танки Флюгеля продолжили стремительно продвигаться к цели своего рейда – дороге Сагопшин – Нижние Ачалуки. Однако, вырвавшись к ней во второй половине дня 28 сентября, передовой взвод столкнулся с группой советских танков, двигавшихся по дороге в направлении Сагопшина (очевидно, для оказания поддержки основным силам бригады Филиппова). Советские силы на дороге были застигнуты врасплох и, потеряв несколько танков, отброшены. Немцы блокировали дорогу [164, с. 212].

Для закрепления успеха Флюгель бросил вперед один из своих взводов далее влево от дороги. Однако вскоре взвод, подавив две советские 76-мм противотанковые пушки, вновь напоролся на советские танки, экипажи которых уже оправились от внезапной встречи с немцами в глубине своей обороны. 50-мм пушки немецких танков не могли поразить на дальней дистанции советские танки, в то время как огонь советских машин был для противника губителен. В результате во избежание потерь немцы оттянули все свои силы обратно за полотно и развернулись полукругом, обращенным выпуклой стороной к дороге. Наступило продолжительное затишье, в течение которого танкисты Флюгеля наблюдали за советскими машинами, перемещавшимися в районе Сагопшина [372, р. 82].

Между тем танковое сражение продолжало бушевать внизу в долине. Оно развивалось не как единовременный акт и распалось на ряд ожесточенных схваток, которые там и тут длились на поле боя практически весь день. Первый шок от внезапного парирующего советского контрудара быстро прошел, и танкисты СС с присущими им фанатизмом и упорством в бою, помноженными на профессиональные качества, около 14 часов дня после перегруппировки бросились в новую атаку, хотя ряды их стремительно редели под убийственным огнем советских Т-34, КВ и «Валентайнов» в танковых дуэлях, а также от действий понемногу приходящей в себя советской пехоты и огня неподавленной артиллерии с господствующих высот. Майор Филиппов для отражения новых атак противника бросил в бой свой последний резерв – танковую роту в составе 7 боевых машин, атаковавшую противника во фланг. Умело маневрируя, танкисты резерва расстреляли несколько вражеских танков, в результате чего и этот натиск противника был отражен [154, с. 104].

Всего же, как указывается в сообщениях штаба 52-й танковой бригады, «противник поэшелонно в течение дня 28.9.42 г. до 6 раз переходил в атаку, каждый раз бросая в бой большие группы танков, но, несмотря на массированное применение танков, своей цели не достиг» [115].

Вернемся теперь к танковой группе Флюгеля, которой, пользуясь ситуацией, удалось неожиданно успешно выполнить свою задачу и перезать дорогу Сагопшин – Нижние Ачалуки. Всю вторую половину дня 28 сентября группа терпеливо дожидалась подхода основных сил танкового батальона. Однако командованию «Викинга» в долине было уже не до развития успеха одной из своих рот – оно было больше озабочено спасением своих истекающих кровью войск и выводом их с наименьшими потерями из бушевавшего уже десятый час сражения, приобретавшего все более плачевный для немцев характер. Флюгелю и его танкистам становилось все яснее, что события в долине приняли совсем не тот оборот, на который рассчитывали их командиры.

Ближе к вечеру над занявшей оборону группой Флюгеля появились 18 советских самолетов. К счастью для немцев, незадолго до этого они сняли с танков полотнища со свастикой (которыми накрывались сверху танковые кормы и башни для облегчения опознания своими летчиками) и тщательно замаскировали свои боевые машины. Один из участников рейда Флюгеля, танкист 2-й роты Вернер Нойман так вспоминал этот напряженный момент: «Самолеты заметили нас, но не атаковали. Они, видимо, не могли распознать в нас немецкие танки и ошибочно принимали за своих. В этот момент командир 2-го взвода принял самое верное в этой критической ситуации решение и, встав в полный рост в своем башенном люке, начал подавать летчикам знаки, обеими руками размахивая перед кружащим над ним самолетом. Его примеру последовали командиры других машин. Самолеты, развернувшись, полетели в сторону Сагопшина… Каково же было наше удивление, когда они на наших глазах сбросили бомбы… на Сагопшин, все еще удерживавшийся русскими. Пока мы оживленно обсуждали разворачивающуюся перед нами гротескную ситуацию, нас прервал грохот орудий в отдалении. Это русская артиллерия из Малгобека начала обстреливать Сагопшин! Видимо, сбитые с толку своими самолетами, русские артиллеристы не желали отставать в нанесении возможно большего урона ненавистному врагу, который, как они посчитали, вошел в селение» [372, р. 82].

Однако дальнейшее развитие событий было еще более неожиданным. Над танкистами Флюгеля, завороженно наблюдавшими за тем, как разные роды советских войск из-за низкого уровня согласованности действий и плохой связи ведут между собой огневой бой, пронесся уже немецкий самолет – истребитель «Мессершмитт-109». Сделав разворот и снизившись, самолет открыл огонь по стоящим внизу танкам – на сей раз приняв их за советские машины. Как вспоминал Нойман, «за то время, что мы не могли идентифицировать себя как немецкие танки, такие случаи повторялись неоднократно» [372, р. 83].

Как пишет далее Вернер Нойман, «пока мы продолжали стоять в обороне, надеясь, что пехота и противотанковые средства займут захваченную нами территорию, над нами просвистело несколько противотанковых снарядов, источник которых был неизвестен. К ним присоединились два Т-34 с противоположного склона хребта, продолжавших обстрел немецких танков с безопасной для себя дистанции. Вскоре вокруг нас стали рваться тяжелые снаряды. Нас обстреливали со всех сторон. Мы вынуждены были сменить позиции и несколько отступить. Однако разрывы снарядов следовали вслед за нами. Залпы 182-мм батарей (видимо, имеются в виду 152-мм гаубицы. – Т. М.) ложились все ближе. Огонь по нас велся с открытых позиций. Снаряды ложились все точнее. В зависимости от того, где они рвались, мы перемещались то вперед, то назад. Снаряды рвались прямо возле танков с оглушающим грохотом. Среди орудийных залпов можно было различить выстрелы противотанковых пушек и танковых орудий. Взметенные взрывами пыль и грязь заполнили боевые отделения танков; осколки с лязгом врезались снаружи в броню. Это было огромным испытанием для нервов: сидеть вот так среди артиллерийского обстрела, будучи не в силах что-либо сделать, слушая свист снарядов и дожидаясь разрыва» [372, р. 83].

Нервов у эсэсовцев хватило ненадолго. Около 16 часов Флюгель приказал своим танкистам укрыть машины и спрятаться самим в противотанковом рву, где они были бы вне досягаемости советских снарядов. Командир группы поддерживал постоянную радиосвязь со штабами батальона и дивизии. Поэтому в группе Флюгеля были уже в курсе того, что происходило в долине, и дожидались уже не подхода главных сил, терпящих поражение в развернувшемся танковом сражении, а наступления темноты, чтобы под ее покровом прорваться к своим линиям.

Нойман вспоминал: «Было 16:30. День клонился к закату. Мы заняли круговую оборону и расставили на удобных для ведения огня точках наши ручные пулеметы. Так, без особых происшествий, прошло больше часа. Внезапно я услышал неподалеку от себя какой-то шум. Мы сразу открыли пулеметный огонь в этом направлении. Оттуда донеслись звуки русской речи. Кто-то кричал нам что-то, что мы не могли понять. Мы, использовав свои скудные познания в русском, обратились в ответ с требованием немедленно выйти. Несколько фигур появилось из темноты. Мы тут же втолкнули их в ров. Их оказалось 17 человек. Мы тут же доставили их к командиру роты и допросили с помощью переводчика» [372, р. 84].

Вероятно, захваченные в плен танкистами Флюгеля советские пехотинцы были одним из в беспорядке отступивших с поля боя под Сагопшином подразделений 57-й гвардейской стрелковой бригады. Этот факт указывает на то, что в хаосе сражения того дня обеим сторонам трудно был установить, где находятся свои, где – противник, что и приводило к таким эксцессам, серия которых так живо описана Вернером Нойманом в его воспоминаниях.

Между тем на поле сражения под Сагопшином опустилась ночная темнота. День, которому обе стороны придавали такое значение, завершился. Каковы же были его итоги?

В результате правильной организации обороны и героизма всего личного состава бригады Филиппова решительная атака, в которую утром 28 сентября перешли части «Викинга», завершилась для них безусловным поражением.

Победителем дня определенно стала советская сторона, и штаб 52-й танковой бригады имел все основания не без гордости отметить в отчете о боевых действиях за день: «В результате 10-ти часового дуэльного боя бригадой уничтожено: 54 танка противника, из них 23 танка сожжено, две легковых и три грузовых автомашины противника с пехотой, одна арт-батарея и до батальона пехоты противника. Противник отброшен на прежние позиции. Все населенные пункты: Кескем, Пседах, Сагопшин – нами удержаны» [92].

При этом собственные потери оценивались так: «Выведены из строя 10 машин, 5 из которых сгорело, остальные 5 подбитых танков эвакуированы с поля боя, отремонтированы и поставлены в строй». Если верить данной сводке, то потери немецкой и советской стороны в тот день соотносились как 5:1. И. Мощанский приводит другие цифры потерь бригады Филиппова: 6 подбитых и 9 сожженных танков, 13 убитых и 11 раненых [154, с. 104].

То, что немцы понесли большие потери, которые явно превосходили потери советских войск, не вызывает сомнения. Открытые для удара фланги (в правый оголенный фланг наступающего «Викинга» и был нанесен кинжальный удар бригады Филиппова), неподавленные позиции советской артиллерии на обеих грядах холмов западнее Малгобека и в самом городе, активность советской авиации (командир танкового батальона «Викинга» сообщал, что «авиация противника неоднократно бомбила подготавливаемый рубеж обороны») – все это не могло привести ни к какому иному результату.

Больше вопросов вызывают относительно низкие цифры советских потерь. Не будем забывать, что в составе бригады Филиппова было немало легких танков Т-60, английских танков «Валентайн» и американских М3л (на 1 октября 1942 г. в 52-й танковой бригаде из 35 имевшихся в ней танков насчитывалось 3 КВ, 3 Т-34, 8 Т-60, 10 «Валентайнов», 9 М3л, 2 трофейных Pz III [116]), которые по своим тактико-техническим характеристикам уступали немецким средним танкам. А в составе «Викинга» действовали уже новые, усиленные варианты основного немецкого среднего танка Pz IV с 75-мм длинноствольной пушкой (об этом вспоминают и участники боев с немецкой стороны, например командир 2-й танковой роты танкового батальона «Викинг» оберштурмфюрер Флюгель, обошедший Сагопшин слева и пробившийся к дороге Сагопшин – Нижние Ачалуки, писавший: «Впервые мы шли на танках IV типа с длинной 75-мм пушкой») [164, с. 210]. Правда, таких машин в танковом батальоне эсэсовской дивизии по состоянию на 26 сентября было только шесть, но в любом случае они были грозными соперниками уже и для Т-34.

Таким образом, с учетом всех этих обстоятельств, заявленные в сводке потери при открытом столкновении с немецкими танками могут показаться поистине чудом. В то же время нельзя забывать, что в сентябрьских боях танкисты 52-й танковой бригады приобрели достаточный боевой опыт и отточили свое умение, хотя прежде им приходилось действовать в основном из засад. Немалый процент успешности действий танкистов Филиппова 28 сентября, таким образом, должен быть отнесен и на счет этого обстоятельства.

Тем не менее даже с учетом всех перечисленных факторов в равном противостоянии (а тем более – в столкновении с превосходящими силами, как непрестанно указывается в донесениях бригады) у филипповцев вряд ли были шансы на столь разгромный счет, действуй они в одиночку. Но успешные действия советской артиллерии, в том числе и противотанковой, а также фланговый и заградительный огонь советских орудий в районе Малгобек – Сагопшин наносили немцам не меньший ущерб, чем действия танков 52-й бригады.

Успешно действовала в тот день и советская авиация. Сами сводки «Викинга» признавали, что большая часть потерь в сражении 28 сентября, составивших до 50 процентов танкового парка дивизии, причинена действиями советской авиации и тяжелой артиллерии [306, f. 660]. Наконец, роль противотанковых средств советской пехоты, во второй половине дня пришедшей в себя и активно включившейся в сражение, также нельзя сбрасывать со счета.

В итоге с учетом всех этих факторов цифры, приводимые в сводке, не кажутся сильно завышенными в отношении немецких потерь и слишком заниженными – в отношении советских (хотя тенденция к соответственному завышению и занижению, вероятно, все же была). Вряд ли все 50 с лишним танков противника были действительно «уничтожены», как говорится в донесениях бригады. Гораздо более вероятно, что список уничтоженных (то есть потерянных немцами безвозвратно) танков ограничивался цифрой, которой в сводке обозначены сожженные немецкие танки, – то есть 23 машины (хотя немецкие сводки не подтверждают и такого количества безвозвратных потерь 28 сентября). Остальные машины из 54 (вероятно, к ним приплюсовали и другую бронетехнику: самоходки 3-го дивизиона СС, а возможно – и бронетранспортеры и тягачи мотопехоты) указанных в победной реляции штаба 52-й танковой бригады, скорее всего, были подбиты огнем советских танков и артиллерии и выведены из строя с более или менее серьезными повреждениями. Иными словами, «уничтожены» они были только на некоторое время – до того, как ими занялись ремонтные службы «Викинга». Поскольку эвакуировать подбитые танки удалось не только советской стороне, что с удовлетворением отмечено в сводке 52-й бригады, но (хотя бы частично) и немцам, то, как минимум, часть из поврежденных немецких танков снова вернулась в бой уже в ближайшие дни.

Тем не менее трудно сказать, что победа далась советским частям малой кровью. Важно было не только и не столько количество потерянной техники, сколько потери среди танкистов – опытных, имеющих за плечами не один десяток успешных боев, обстрелянных и способных не только умело и результативно воевать сами, но и обучать новичков. Так, в ходе сражения 28 сентября 52-я танковая бригада потеряла одного из своих лучших танкистов, настоящего танкового аса, командира роты тяжелых танков 256-го отдельного танкового батальона лейтенанта Андрея Болгова, прославившегося на всю 9-ю армию в сентябрьских боях. На его счету было 12 уничтоженных танков, 7 пушек, 3 автомашины противника. Ранее уже представленный к высшей правительственной награде – званию Героя Советского Союза, Болгов в сражении 28 сентября вел вплоть до момента своей гибели неравный бой с 15 танками противника. Также героической смертью погиб командир 3-й роты малых танков лейтенант Н. В. Богомолов, как отмечено в документах бригады, «дравшийся с врагом до последней капли крови» [92].

Немцы оценивали советские потери в 12 уничтоженных и 2 поврежденных танка [307, f. 638]. Характерно, что это один из редких случаев, когда сводки вермахта признавали, что немецкие части понесли в сражении большие потери, чем противник.

Если пехота 57-й гвардейской стрелковой бригады не смогла в тот день должным образом поддержать танкистов Филиппова, то вполне успешно смогли это сделать артиллеристы 863-го ИПАП. Особенно отличился в этом бою командир истребительно-противотанковой батареи старший лейтенант П. Н. Дыма, который своей батареей за день уничтожил 17 танков, легковую автомашину, 2 грузовые автомашины с пехотой противника и артиллерийскую батарею противника. Характерно, что успехи артиллеристов, равно как и ступор, поразивший в тот день советскую пехоту, были особо отражены в отчете бригады Филиппова. Командир артполка майор Ф. М. Долинский, как и его боевой товарищ танкист Филиппов, в тот день лично принял участие в бою, сам став к орудию, расчет которого погиб, и подбив два танка противника [133, с. 105].

Как и в предыдущие дни, на высоте в прямом и переносном смысле оказались советские летчики. Об этом красноречивее всего говорят вражеские сводки, констатирующие «продолжавшиеся весь день мощные воздушные налеты на Нижний Курп и действовавшие на острие атаки части дивизии «Викинг» под Сагопшином, которые привели к большим потерям в людях и материальной части» [237, f. 662].

Уровень немецких потерь в танках лучше всего характеризует тот факт, что в последующие два дня против 52-й танковой бригады не отмечено действий танков противника. Немцы продолжали активнее наступательные действия, но использовали почти исключительно пехоту (отряды автоматчиков).

Танковое сражение под Сагопшином заслонило собой происходившее на других участках, хотя накал боев там в тот день был не меньшим. Так, атаковавшие советские позиции части 111-й пехотной дивизии понесли в тот день ненамного меньшие потери, чем танкисты и гренадеры «Викинга». Особенно чувствительными были потери среди унтер-офицерского и офицерского состава. Из дивизии Рекнагеля доносили, что к полудню в ней погибло уже 4 ротных командира [339, f. 663].

Тем не менее в первой половине дня правая полковая группа 111-й дивизии ворвалась в санаторий Советский, хотя сами немцы признавали, что из-за упорного сопротивления темпы продвижения «измеряются шагами» [339, f. 663]. Вечерние сводки сообщали о том, что части дивизии ведут ожесточенные уличные бои на восточной окраине санаторного комплекса [306, f. 659].

Наконец, ранним утром 29 сентября завершилась эпопея рейдовой группы Флюгеля, начавшаяся накануне. Еще ночью Флюгель вместе с переданной по радио благодарностью командования за успешные действия группы получил приказ повзводно вывести свои танки из противотанкового рва и приготовиться к отражению вражеских атак с любого направления. Под покровом темноты были отведены три поврежденных в бою танка с ранеными. Остальные заняли круговую оборону.

В. Нойман так вспоминал прорыв к своим утром 29 сентября:

«Было около 4 часов утра, когда часовые услышали гул моторов и лязг гусениц. Командир роты был разбужен. Не было сомнения в том, что это шум подходящих советских танков… Спустя какое-то время лязг и гул стихли. Русские блокировали нас, заняв позиции, перерезавшие нам пути отхода к нашим основным силам. Командир нашей роты собрал командиров взводов и приказал каждому быть наготове. Моторы заработали, и мы начали выдвижение.

Контуры танков, перемещавшихся в тумане перед нами, было трудно разобрать. Мы остановились. В этот самый момент раздался звук выстрела танковой пушки. Было неясно, означало ли это, что подбит наш танк или вражеский. Мы продолжили выдвижение. Через некоторое время мы разглядели дымящийся танк. Это был русский КВ-1. В его башне зияло большое отверстие. Это было результатом меткого выстрела одного из наших Pz IV, попавшего в уязвимое место русского танка, который стоял в блокировавшем нас вражеском кольце. Метров через 200 раздался свист, и мимо нас что-то пролетело. С двух сторон мы попали под обстрел противотанковых орудий. Было трудно определить, откуда летят снаряды. Но означало это только одно – нужно прорываться как можно скорее. Противотанковые орудия усилили огонь. Наш механик-водитель старался не упускать из поля зрения идущий впереди танк. Только бы в тумане не потерять его из вида! ‹…›

Вновь остановка. Неужели авангард опять натолкнулся на вражеский заслон? Но оказалось, что мы достигли нашего переднего края… К сожалению, не обошлось без потерь. В танк под номером 212 попал вражеский снаряд, поразивший машину в борт и ранивший заряжающего.

Мы никогда не забудем 28 и утро 29 сентября. В будущем, чтобы все это вновь предстало перед нашим мысленным взором, было достаточно произнести всего одно название: Сагопшин» [372, р. 85].

Итак, сентябрь подходил к концу, а с ним заканчивался и первый месяц Малгобекской оборонительной операции. Итоги его были крайне неутешительны для столь победоносно начавших летнюю кампанию войск вермахта. Бои вокруг мало кому известного прежде нефтяного городка уже четвертую неделю тормозили продвижение ударного клина группы армий «А» на важнейшем стратегическом направлении. Немецкие танки, которые согласно планам, составленным в Растенбурге[23]23
  Растенбург (ныне Кентшин, Республика Польша) – город в Восточной Пруссии, где с июня 1941 по ноябрь 1944 г. размещалась полевая ставка А. Гитлера «Вольфшанце» («Волчье логово»).


[Закрыть] и Цоссене, должны были к этому времени ехать по улицам Баку, не только еще не взяли Грозный, но все еще не взломали малгобекский «засов», запиравший Алханчуртскую долину, превратившуюся в своего рода Фермопилы битвы за Кавказ. В сложившихся условиях, когда быстрый прорыв в направлении главных нефтяных центров СССР, на который делало ставку немецкое руководство в начале кампании и даже в начале Малгобекской операции, стал невозможным, сам Малгобек превратился из промежуточной цели в одну из главных. В последующие дни и недели именно сам полуразрушенный городок станет центром противостояния воюющих армий на этом направлении.