Текст книги "Инсайт"

– С днём рождения! – проорал капитан с порога, обнимая девушку.

За ним с коробкой, обвязанной джутом, стоял улыбающийся Раснар.

– Это от твоих: передали праздничный пирог! – пояснил он. – Поздравляю!

Ева обняла друзей, забрала у Раснарии пирог и открыла коробку.

– Мммм, с малиной… мой любимый, – Ева втянула носом аромат, – как пахнет! Домом… ну входите, входите.

– Какие запахи… – принюхался капитан, входя в гостиную.

– Да, – Ева указала на стол, – раскладываю травы на продажу.

Моряк присвистнул и поспешил открыть окно, чтобы впустить свежий воздух.

– Да ты самая настоящая травница, – заметил Стром, – а ты не заболела? У тебя сонный вид.

– Нет, – отмахнулась Ева, – всё хорошо. Как мои родители?

Капитан достал из-за пазухи конверт.

– Передали тебе письмо.

Из прихожей послышались сердитые голоса: Раснария о чём-то спорил с Шутом. Выглядело это так, словно он говорил сам с собой, но разными голосами, яростно при этом жестикулируя и переминаясь с ноги на ногу.

Ева взяла конверт из рук капитана и тут же открыла.

«Любимая наша дочь! Прежде всего: с днём рождения! Мы с отцом желаем тебе отметить день появления на свет радостно и беззаботно! У тебя замечательные друзья. Нам приятно видеть, что ты не одна в незнакомом городе. Капитан и его друг показались нам хорошими людьми.

Ева, мы сильно испугались, когда прочли письмо и узнали о том, что случилось с твоим лекарством. Я ходила к госпоже Мэв, но та сказала, что эти цветы она высаживает летом. И силу свою они набирают к зиме. Когда умирают другие растения, эти – наливаются целебной силой, цветут, а после формируют коробочки с семенами. Я купила у знахарки эти семена, они в конверте вместе с письмом. Цветы называются Нондиверы. Их необходимо высадить на северной стороне, ночью. Зацветут они осенью, до первого снега, а после цветения и появления семян будут готовы к сушке. Мороза они не боятся.

Госпожа Мэв сказала, что отдала тебе все свои запасы в прошлый раз, но она нарвала свежих, пока ещё незрелых растений, их отдаст тебе твой друг. Высуши их сама. Мэв не уверена, что они подействуют, но надеется на это, и, тогда до нового урожая Нондиверов этого скромного запаса тебе хватит.

Пожалуйста, будь аккуратнее с лекарством, больше у нас его нет. И не забудь посадить их как можно быстрее.

Целуем, твои родители».

Ева задумчиво сложила письмо и посмотрела на капитана. Тот понял взгляд без слов и достал из сумки крупный свёрток. В ткань были завёрнуты цветы, точнее, пока только длинные стебли, без бутонов.

– Надо же, – Ева взяла один из мясистых побегов пальцами, – они и в самом деле белые… Я думала, они становятся такими только после сушки.

Растения имели плотный стебель и крупные резные листья, напоминающие оленьи рога. Весь цветок был покрыт белым, едва заметным опушением. Растение имело тонкий, чуть слышимый аромат. Аромат приятный и ни на что не похожий, Ева знала его с детства: он действовал на неё успокаивающе. Девушка вытащила один цветок и положила на стол, а остальные завернула в ткань, обхватив свёрток руками.

– Кто пойдёт со мной на чердак? Темнеет. Нужно, чтобы кто-то мне посветил.

– Я пойду! – в гостиную своей обычной, расслабленно-хулиганской походкой вошёл Шут.

Неожиданно для себя, Ева обрадовалась. Килан редко появлялся и она, несмотря на противоречивые к нему чувства, всё же скучала. Раснар тоже был её другом, но являлся совсем другим человеком: серьёзным, самоуверенным и упрямым. Ева даже допускала, что он мог быть жестоким, если потребуется. Сомбер – романтик до мозга костей, погружённый в мир внутри себя. Но Шут… загадочный, ехидный арлекин, скрывающий за своим ребячеством, вероятно, что-то очень личное. А может, и нет. Однозначно Ева поняла одно – дураком Шут точно не был.

Он зажёг свечи и взял канделябр. Освещая ступеньки, они поднялись наверх.

– Ты давно не заходил, – Ева смущённо пыталась побороть неловкость, раскладывая цветы на сушилке.

– Были дела, – небрежно ответил Шут. Он поставил подсвечник рядом и принялся помогать раскладывать цветы.

Ева вспыхнула, вспомнив про похождения Шута в порту. Это их он называет делами?!

– Это ка… – Ева осеклась на полуслове: Шут опустил руку в свёрток, чтобы взять цветок, но его пальцы вместо цветка ухватили руку девушки.

Сердце Евы отбило барабанную дробь, она задержала дыхание и, ведомая чувством, чуть подалась вперёд. Их взгляды встретились. Шут улыбнулся и легонько сжал её ладонь.

– Окажи мне услугу, – сказал он, поднеся ее руку тыльной стороной к своим губам.

– Какую? – голос Евы предательски дрожал.

– Ты как-то говорила, что увлекалась древними рунами.

Что?! К чему он клонит?

– Разве нет? – Шут склонил голову на бок и прищурился.

– Ээ… да.

– Понимаешь, – Шут отпустил руку девушки и принялся шагать по чердаку лёгкой танцующей походкой, – я, кажется, влюблён. Но та девушка, моя избранница: я не пойму, взаимны ли мои чувства, – он повернулся, – ты ведь можешь спросить это у камней?

«Вот дура!» – подумала Ева, – «Опять размечталась… и с чего вдруг?! Ведь это было очевидно! Дура!».

– Могу. – Мрачно ответила она и, отвернувшись к сушилке, сделала вид, что поправляет цветы, чтобы Шут не увидел, как от стыда пылает её лицо.

Разложив растения сушиться, Ева с Шутом спустились в гостиную, где капитан уже снимал с огня чайник. Он заварил чай для себя и для друга. Ева же срезала несколько листьев с нондивера, оставшегося на столе, положила в свою кружку и залила листья кипятком.

– Раскинешь камушки, именинница? – напомнил Шут.

Радость, охватившая Еву в момент, когда в гостиной появился Шут, теперь сменилась нервозностью и раздражением. Может, он только ради этого и явился, чтобы узнать правду о чувствах другой девушки? Уж лучше бы с ними был сегодня Сомбер! Он, конечно, большую часть времени молчит, зато красиво играет на лютне.

Ева достала из серванта синий мешочек, развязала его и протянула Шуту.

– Подумай о ней, вытяни 3 камня и дай их мне, – сухо скомандовала она.

Солнце уже скрылось за горизонтом и на город опускались сумерки. Ева поглядывала на портрет, ожидая появления Дария, надеясь, что он развеет своим присутствием возникшее в воздухе напряжение. Шут всё ещё ковырялся в мешке, перебирая камни пальцами. Камушки звонко стучали друг о друга. Наконец, он вытащил один, через некоторое время второй и третий камни: гладкие сиреневые аметисты.

Ева взяла первый, оценивая символ, начертанный на нем.

– Первый камень расскажет о твоих чувствах. Этот знак, – Ева показала Шуту символ, – говорит о серьёзных чувствах. Не о влюблённости, не о похоти, а об искренней любви.

Ева сглотнула. Шут действительно кого-то искренне любит. Кого-то другого. Но разве можно было упрекать его в том, что он полюбил не Еву? Грудь сдавило, а на глаза навернулись слёзы. Нет! Она должна взять себя в руки! Слёзы для слабаков!

– Это настоящие чувства, которые… – Ева запнулась, но сделав усилие, продолжила, – … которые нужно беречь. За такую любовь стоит бороться.

Послышался смешок.

– Шут влюбился? – изумился Стром, – ни за что не поверю! Ха-ха-ха!.. Не привирают ли твои камни, девочка?

«Хотелось бы» – вздохнула про себя Ева, ведь камни обычно давали верные ответы.

– Ну что там дальше? – поторопил Шут.

– Второй камень расскажет о её чувствах к тебе.

Ева рассмотрела символ. Сомнений нет: чувства Килана взаимны. Что же делать? Сказать ему правду – значит собственноручно подтолкнуть его в объятия той девицы и потерять возможность получить взаимность от него самой. Соврать? Ревность подсказывала, что этот вариант более разумный с точки зрения её личных интересов. Ева вспомнила недавний разговор с капитаном: «неуёмная жажда власти, денег и любви – это то, что может оправдать любое безумство». Что ж, соврать сейчас – значит совершить безумство. Это претило её собственным убеждениям относительно чести и достоинства. Ложь запятнает её совесть, а Шута, возможно, сделает несчастным. Могла ли она так с ним поступить? Имела ли на это право? Очевидно, что в этой борьбе ей не победить при любом раскладе. Так к чему лгать?

– Она тоже любит тебя, – тихо сказала Ева, и, тысячи кошек заскребли в её душе от этих слов, – твои чувства взаимны, не сомневайся.

Шут задумчиво уставился на огонь в камине. Он хмурился, а вся его поза выражала смятение, доселе ему не свойственное.

– Что-то ещё? – уточнил он.

– Да, – Ева потянулась к последнему камню, – третий символ: он расскажет о возможности вашего союза. Проще говоря, будете ли вы вместе.

Шут резко повернулся и забрал камень у Евы, бросив его туда, откуда вытащил.

– Достаточно того, что мы уже узнали, – улыбнулся он, и тут же ехидно добавил:

– Да и врут они всё, камушки твои. Или же ты не умеешь по ним читать, – он ухмыльнулся и привычно сощурился.

Ева сердито фыркнула. Шут начинал её бесить.

– С чего это такой вывод?!

– Нет у меня никаких серьёзных чувств, ни к кому. И любви никакой нет, – отрезал он.

– Зачем спрашивал тогда?! – прикрикнула Ева.

– Я думал, ты скажешь, как её соблазнить поскорее, – Шут закатил глаза и засмеялся, – а ты про любовь начала!

– Узнаю Шута, – отозвался капитан, закуривая трубку, – не обращай внимания, Ева, он всегда такой дурак. Шут же!

Какой же он мерзкий! И как она раньше его не разглядела?!

«Свинья он, а не Шут» – решила девушка, убрала камни в сервант и взялась резать пирог.

Краем глаза она увидела Дария, спрятавшегося за дверью. Похоже, он незаметно выскользнул из портрета во время перепалки. Ева кивнула ему, и, закончив разрезать пирог, отложила нож и откашлялась:

– Я хочу Вас кое с кем познакомить, – объявила она, – пока вас не было, я познакомилась с одним человеком. Сначала я испугалась его, но потом поняла, что он совсем не опасен, – Ева обернулась и позвала музыканта, – Дарий, выходи.

Дарий бесшумно вошёл в гостиную. Он мог бы просто влететь, но ему нравилось представлять, что его тело такое же осязаемое, каким было раньше, и всё так же подчиняется всемирному тяготению. Ева ободряюще улыбнулась ему и повернулась к друзьям.

– Это Дарий. Он тоже живёт в этом доме. Помните, вы замечали на себе чей-то взгляд раньше? Это Дарий глядел с портрета. Но мы его не видели, зато теперь всё изменилось!

Дарий кивнул и улыбнулся.

– Рад познакомиться с вами!

Капитан нахмурился. В воздухе повисло молчание. Моряк и Шут переглянулись. Тут Шут снял шляпу, которую носил почти всегда, прижал её к груди, второй же рукой яростно затряс в воздухе, словно пожимал ею чью-то невидимую руку.

– Очень рад! О-о-очень рад, господин как-вас-там? Хотя не важно! Присоединяйтесь к столу, будем друзьями! – Шут старательно рассыпался в любезностях перед пустотой. Дарий же обошёл его сзади и наблюдал за его ужимками со стороны, – сыграем в карты?

– Что происходит?! – рассердилась Ева. Шут уже порядком достал её своими выходками.

– Они не видят меня, – ответил Дарий, наблюдая за расшаркиваниями Шута.

Ева растерялась.

– Как это так? Почему?

– Шут, хватит, – одёрнул его Стром, – это не смешно. Ева, с кем ты говоришь? Что случилось? В комнате никого, кроме нас троих нет.

Ева нервно прикусила губу.

– Нет, нас четверо. Дарий с нами, он у камина. Вы что, совсем ничего не видите? – недоверчиво спросила она.

– Может, его видят только чокнутые? – съёрничал Шут.

Ева часто слышала это слово по отношению к себе, но не ожидала услышать его от друзей. Точнее, от того, к кому была не равнодушна. Этот поступок вполне можно было назвать ударом ниже пояса. Стоило ли уезжать из родных мест, чтобы и здесь прослыть сумасшедшей?

Она с укором взглянула на Шута и в глазах её блеснули слёзы.

Моряк, будучи капитаном, хорошо улавливал настроение окружающих, что часто помогало ему вовремя вмешаться в спор между матросами.

– Шут, перестань, – мягко попросил он и повернулся к Еве, – это призрак?

Ева кивнула.

– Какой он?

– Почти такой же, – Ева указала на картину, – он настоящий и живёт в портрете, но может выходить только по ночам. Мы общались с ним две ночи подряд с того вечера, когда вы уехали.

– Это из-за него ты не спала? Потому что вы разговаривали?

– Да. Он музыкант. Он рассказал мне о себе и о том, как здесь оказался. Я так хотела, чтобы вы с ним познакомились!.. – Ева совсем расстроилась, – не понимаю, почему вы не видите его.

– Где он сейчас?

– Рядом с тобой, – Ева сделала жест рукой.

Стром вытянул вперёд руку. Дарий слабо замерцал и протянул руку в ответ: она прошла сквозь пальцы капитана.

– Он дотронулся до меня? – спросил моряк.

– Да! Ты чувствуешь?

– Я чувствую покалывание, – сказал он, сжав ладонь в кулак, – и холод. Не зря об этом доме ходят слухи. Но почему призрак видишь только ты?

Ева пожала плечами. Она и сама хотела бы узнать ответ на этот вопрос.

Остаток вечера они провели за беседой, в которую Шут не вмешивался. Он лишь слушал и наблюдал за происходящим, сидя на подоконнике. Капитан спрашивал о призраке и тот отвечал, а Ева словно переводчик, передавала сказанное моряку. Ближе к часу ночи все устали и капитан с Шутом засобирались.

– Ну, ещё раз с днём рождения! – капитан приобнял девушку и, воспользовавшись моментом, прошептал ей на ухо, – Не знаю, стоит ли оставлять тебя тут одну. Не уверен, что призраку можно доверять.

– Всё хорошо, – шепнула она в ответ.

С Шутом Ева обниматься не хотела, да и он, по-видимому, не горел желанием. Перед уходом он просто хлопнул её по плечу, как старого друга, и удалился за дверь.

***

Шут стоял на палубе, и, оперевшись локтями на бортик, потягивал вино из непрозрачной бутыли. Море в темноте казалось чёрным, вода мерно билась о корпус.

– Что думаешь о случившемся? – спросил его капитан.

– О чём именно? – не поворачиваясь, уточнил Шут.

– Ты действительно считаешь её сумасшедшей?

Шут отрицательно мотнул головой.

– Тогда зачем так сказал?

– Пошутил.

– Килан, вот что ты к ней постоянно цепляешься? Я думаю, ты ей не безразличен. Не замечал?

Шут насмешливо хмыкнул.

– Что смешного?

– Если кто-то из нас ей и нравится, то это точно не я, – ответил Шут, – это может быть Раснар или Сомбер, но не я. Скорее всего Раснар, он же весь из себя рыцарь. И он нравится девушкам.

– Ты тоже, не прибедняйся.

Капитан убрал с лица растрепавшиеся волосы и закурил трубку.

– Ты мог бы быть с ней мягче? Не обижай её.

– Постараюсь.

Какое-то время друзья молчали. Небо было ясным, лёгкий ветер приносил с берега запахи еды: жареного мяса и выпечки.

– Как думаешь, этот призрак опасен? – спросил Стром.

– Не знаю. Но… – Шут задумался, – само по себе общение с мертвецом… Ты слышал, чтобы такие истории хорошо заканчивались?

Капитан вздохнул и нахмурился.

– Вот и я не слышал, – заключил Шут, – попрошу Раснара поискать что-нибудь. Этот книжный червь соберёт досье на кого угодно. Даже на мертвеца.

Капитан одобрительно кивнул.

***

– Пойдёшь сажать цветы со мной? – спросила Ева. – Мама написала, что это нужно сделать ночью.

– Я хочу, но не могу, – вздохнул Дарий, – ты ведь помнишь, что мои перемещения ограничены стенами этого дома.

Огоньки на свечах всколыхнулись, словно от тяжёлого вздоха призрака. Ева задумалась, как вдруг её посетило странное чувство.

– Дай мне руку, – сказала Ева, повинуясь внезапному порыву.

Дарий вытянул руку вперёд. Ева сделала то же самое и почувствовала холодное прикосновение. Она сжала руку Дария в своей. Ладонь призрака оказалась плотной, чем-то напоминающей пудинг: в руке удержать можно, но чуть сожмёшь – продавишь насквозь. Дарий изумленно поднял взгляд на девушку.

– Как ты это сделала?

– Просто отчего-то подумала, что смогу, – взволнованно сказала она, – попробуем выйти?

Они направились к выходу. На пороге Дарий замешкался, но Ева была настроена решительно. Она распахнула дверь и вышла на крыльцо, держа Дария за руку. Призрак последовал за ней. Через секунду он стоял за пределами дома, изумлённо рассматривая ясное небо. Он уже и забыл, что летом оно пестрит не только звёздами, но и кометами с длинными хвостами. Словно огненные птицы они возникали в синеве небес и, очертив дугу, пропадали.

– Как красиво!.. – ахнул музыкант.

Некоторое время они сидели на крыльце, наблюдая за кометами и мотыльками, вьющимися вокруг лампы, которую Ева поставила рядом.

– Некоторые цветы ночью пахнут сильнее, чем днём, – сказала она, втягивая носом воздух, – чувствуешь, какой сильный аромат исходит вон от тех кустов?

Ева указала на кустарники, усыпанные мелкими белоснежными цветами.

– К сожалению, я не могу разделить с тобой эту радость, ведь я больше не чувствую запахов, – грустно улыбнулся Дарий, – смерть лишила меня почти всего, что придавало жизни вкус, оставив мне лишь зрение, слух да горькие воспоминания. Иногда я даже не понимаю, кто я теперь. А самое главное – не понимаю, зачем…

Ева сочувственно покачала головой.

– Зачем же ты это сделал?

– Я видел в смерти избавление, успокоение. Если б я только знал, что физическая смерть – это ещё не конец!

– То что бы ты сделал?

Призрак задумался и почти мечтательно возвёл глаза к небу.

– Я бы уехал оттуда. Оставил бы обоих там. Я бы… я… я не знаю, – сдался музыкант, – я просто надеялся окончить свои мучения, отправиться к отцу и матери, или же просто исчезнуть.

Ева охнула.

– Да! Иногда я думаю, что лучше было бы исчезнуть, чем стать вот таким! – Дарий посмотрел на свои руки, – без тела, без голоса, без бьющегося в груди сердца, но всё с той же болью, с тем же одиночеством и, в конечном итоге, с бессильной яростью!

Раздался щелчок. Ева огляделась и увидела, что пламя в керосиновой лампе до того разгорелось, что стекло, не выдержав жара, с треском лопнуло. Ева взялась за ручку лампы, чтобы поднести ближе и рассмотреть трещину, но тут же, вскрикнув, одёрнула руку – раскалённый металл оставил на ладони красную полосу. Ожог! Ева машинально сжала руку в кулак и прижала к груди здоровой рукой, когда вдруг почувствовала холодное прикосновение. Дарий взял обожжённую руку девушки в свои руки, накрыв ожог ледяной ладонью.

Огонь в лампе, тем временем, вернулся в своё обычное состояние.

– Жжёт, – пожаловалась Ева и, глядя на лампу, заметила – прежде такого не случалось.

– Если чувствуешь физическую боль, значит, ты жива, а это благо, – сказал Дарий, держа её за руку, – жизнь лучше смерти в любом случае.

– Даже если тебя все предали? – спросила Ева.

– Даже так.

– Но ведь и ты чувствуешь боль, только душевную. Разве нет? Получается, даже будучи мёртвым, чувствовать не перестаёшь? Тогда чем жизнь так сильно отличается от смерти?

– Ты права, я продолжаю чувствовать. Но вместе с этим я ощущаю полную безысходность, тогда как ты, имея тело, можешь что-то изменить. Можешь говорить, кричать, можешь уйти, уехать, убежать, или не убежать. Ударить, в конце концов. Я же – безмолвный свидетель, томящийся в ловушке собственной глупости. Пленник портрета, не имеющий права узнать ответы на свои вопросы.

Ева вздохнула. Руку всё ещё жгло, но уже не так сильно: ледяное прикосновение Дария сняло боль.

– Уже совсем поздно, – Дарий ободряюще улыбнулся, – пойдём сажать твои цветы.

Держа Дария за руку, Ева ушла за дом – к северной его стороне. Там она посеяла семена, тщательно полив их водой. Дарий же, глядя на спящий город и бухту, вид на которые хорошо открывался с северной стороны холма, наслаждался каждым мигом своей неожиданной свободы. Он вдруг почувствовал давно забытую эмоцию, чувство, которое он ранее потерял. То была надежда. Что, если Ева согласится поехать в Серпент, взяв его с собой? Дарий решил, что позже, найдя подходящие слова, обязательно спросит её об этом.

С той ночи Ева часто выходила во двор, держа Дария за руку. Они разговаривали и любовались ночным небом. Выйти из дома без её помощи он не мог, но для того, чтобы гулять рядом с ней, Дарию не обязательно было держать Еву за руку всё время. Девушка являлась для него неким проводником, билетом во внешний мир. Со дня его похорон домом Дария стал портрет, но Ева каким-то образом могла разорвать эту связь, становясь для призрака средством передвижения. В её лице он обрёл не только друга, но и возможность узнать ответы на вопросы, которые невыносимо его терзали.

– Знаешь, – однажды сказала Ева, – я когда-то слышала о том, что умершие, имеющие неоконченные при жизни дела, могут оставаться среди живых призраками.

Они лежали на траве, любуясь звёздами и пролетающими в небе кометами. Дарий повернулся к девушке, приподнявшись на локте.

– Думаешь, не все после смерти остаются такими, как я? – спросил он.

– Просто с тех пор как мы познакомились, я не видела других призраков, – задумалась Ева, – и мне кажется это странным. Ведь если я вижу и слышу тебя, то, возможно, могу увидеть и других.

– Может быть, они тоже не могут появляться днём, – предположил Дарий, – а ночами ты здесь: либо со мной, либо спишь.

Вдалеке послышались голоса: пьяные моряки горланили песни в таверне у причала. Оттуда же доносились звуки музыки и смех путан. Уж не Шут ли там весело отплясывает с ними сейчас? Ни его, ни капитана Ева не видела несколько дней: с тех самых пор, как они вернулись из Гланбери. Девушка вздохнула.

– Как думаешь, есть ли у тебя какие-то неоконченные дела? – спросила она.

Дарий почувствовал волнение. Он несколько дней ждал этого момента и тот, наконец, настал!

– Я думаю, что есть, – осторожно начал он, – все эти годы я сожалел о том, что сделал с собой. Но я не могу вернуться в прошлое и поступить иначе. Однако есть кое-что ещё…

Дарий замялся.

– Что же? – мягко подтолкнула его Ева.

– Вопросы, не дающие мне покоя. Почему Электа так поступила со мной? Почему она не пришла на мои похороны? Я был уверен, что она любила меня так же сильно, как любил её я, – голос Дария сорвался, – готов поклясться, что видел это в её глазах! До сих пор не могу поверить в то, что она просто хорошо имитировала чувства!

Ева дотронулась до его запястья.

– Тебе всё ещё больно? – тихо спросила она.

– Да!

Дарий замерцал и сел на траве. Казалось, он даже как-то сжался.

– Эта боль похожа на твой ожог, – призрак развернул ладонь Евы, указав на заживающий рубец, оставленный лампой, – я бы сказал, что такая вот рана находится у меня на сердце. Сказал бы, если бы оно у меня было. Она горит и саднит, не переставая, а с годами всё сильней и сильней.

– Значит, время не лечит?

– Лечит. Но только лишь живых, потому что вы можете его чем-то или кем-то заполнить. Для мертвеца же время – злейший враг, ибо тянется оно бесконечно. И даже смерть не способна окончить эти страдания. Ничто и никогда не заполнит эту пустоту.

Ева сочувственно посмотрела на соседа.

– Что, если неоконченное дело можно завершить? – осторожно спросила она, – вдруг твоё состояние – это не конец? Только представь, если на самом деле ты застрял в нём на пути в другой мир? Вдруг врата, о которых ты слышал, существуют?

Призрак замерцал, как и всегда, когда волновался. И тут Еву осенило.

– А Дож? – встрепенулась она, – ты видел его, когда он умер?

Дарий встал и сделал несколько шагов по траве, глядя себе под ноги. Похоже, что вспоминать о Доже ему было не приятно.

– Я видел, как его дух во время пожара отделился от тела. Но призраком, как я, Дож не остался. Через несколько мгновений он просто пропал, и куда исчез, я не знаю.

Ева выдохнула.

– Похоже, что не все после смерти остаются! Сколько было лет Электе тогда?

– Она была на пару лет тебя старше, – ответил Дарий, не сводя глаз с весёлого скрипача и людей, танцующих на берегу вдалеке.

– Если прошло около 20 лет, – размышляла вслух Ева, – то сейчас ей чуть больше сорока, так?

Дарий занервничал и обернулся.

– Верно, – кивнул он и, набравшись смелости, добавил, – она ещё жива. И я думаю… думаю, что если бы я смог поговорить с ней, посмотреть в её глаза, узнать ответы – это прекратило бы мои терзания. И тогда, возможно, я увижу эти врата.

Дарий повернулся к подруге, крепко сжав её ладони. Ночь была тёмной, но глаза призрака блестели, а сам он слабо фосфорицировал.

– Ева, – взволнованно начал он, – ты мой единственный шанс! Мне просто необходимо попасть в Серпент, найти её там или где-то в другом месте, и поговорить. Это возможно только лишь с твоей помощью. Я прошу тебя, помоги мне!

Дарий встал на одно колено, умоляюще глядя девушке в глаза. Ева растерялась. Никто и никогда не говорил с ней так. Никто, до этого момента, не просил её о помощи. Все в Гланбери (кроме её родителей) либо избегали её, либо над ней смеялись. Глядя на отчаявшегося призрака, она одновременно испытывала сразу несколько чувств: смятение (неужели он всерьёз считает, что она может помочь ему?), сочувствие, жалость, но вместе с тем благодарность – за оказанное доверие. Едва сдерживая слёзы, от нахлынувших чувств, Ева ответила:

– Я отвезу тебя в Серпент! Чтобы добраться до Стеклянных островов, потребуется судно. Как только я увижу Строма, я поговорю с ним об этом и думаю, он мне не откажет.

В ответ Дарий заключил Еву в ледяные объятия.

Глава 4: Некромант

Капитан с Цербером не заходили ещё несколько дней. Такое бывало раньше, когда они отправлялись в долгие путешествия. Дарий терпеливо ожидал их возвращения.

Стояли тёплые дни и нондиверы окончательно высушились, Ева заваривала их как обычно и теперь вздохнула спокойно: проклятие никак себя не проявляло, а значит и она, и окружающие в безопасности до зимы. А там уже подрастут новые цветы. Ева по обыкновению заходила в лавку аптекаря, чтобы отнести травы, заготовленные ранее, а по дороге часто встречала Треора. Он приветственно махал ей рукой издали. Ева привыкла встречать его и даже стала махать в ответ. Его экипаж останавливался на перекрёстке, где его уже ждали какие-то люди. Ева хотела спросить, куда они едут, и какого маршрута придерживается альбинос, но он никогда не останавливался, чтобы поговорить. Было похоже, что он сильно спешил.

Наступил август и туман накрыл Сомнус. Ева возвращалась домой узкими улочками, срезая путь через уютные дворы. Выйдя на мост, пересекающий бурную реку, что брала начало в горах, окаймляющих город с материка, Ева услышала звук шагов за спиной. Она обернулась. Это был Шут.

– Где же Стром? – прохладно спросила она.

– Мы сели на мель на архипелаге, капитан остался чинить пробоину, – ответил Шут, – я прибыл один другим кораблём, – он указал рукой в сторону причала: большое товарное судно виднелось вдалеке за деревьями, – но сегодня же я должен уехать. Отправляюсь через час. Я искал тебя.

– Вы уезжали?

– Да, ездили в одно место, – Шут нервно поправил шляпу и вынул из-за пазухи конверт, – Раснария нашёл кое-что для тебя. Просил тебе передать.

– Что там?

– Кое-что важное. Посмотри это одна. И ещё… – Шут выглядел очень серьёзным, таким Ева раньше его не видела, – может быть… может, ты поедешь со мной?

– Куда? Ты какой-то странный, что происходит? – Ева нахмурилась.

– Ну, куда… Стром сейчас починит корабль и собирается взять курс на Юг. Скоро Большой Эмпорий, а у нас не так много вещиц, способных заинтересовать Вормака. Поехали с нами, Ева. Ты ведь хотела увидеть корабль Соллера.

Ева не узнавала Шута. Таким взволнованным она его раньше не видела. Они стояли на мосту, под которым шумела река. Вода ударялась о камни, взмывая вверх кристальными брызгами, которые тут же поглощал низко стелящийся туман.

– Я собиралась поехать с вами, но не одна, – ответила Ева, – Дарий попросил меня кое-о-чем… и… вообще, мне нужно поговорить об этом со Стромом. Когда он вернётся.

– О чём же тебя просил твой призрак? – настороженно спросил Килан.

Ева замялась. Шуту она говорить не хотела. Не хватало снова терпеть его насмешки!

– Да так, – уклончиво ответила она, – я бы хотела поговорить лично с капитаном.

Шут взял её за плечи, и, глядя в глаза, сказал:

– Ты можешь довериться мне.

У Евы засосало под ложечкой. Перед ней стоял тот Килан, каким она запомнила его в день обучения стрельбе из револьвера. Участливый, добрый, заботливый и сильный. Хотелось зарыться в его объятиях и раствориться в тепле, исходящем от его рук. Он не был похож на того нахала и хама, каким был в последнее время. Можно было подумать, что у Цербера появилась ещё одна личность – ещё один Шут! Сколько же теперь их в этом теле? Четверо?!

Как бы там ни было, этому Шуту сопротивляться Ева не могла.

– У Дария есть незавершённое дело, – сдалась она, – пока вас с капитаном не было, мы много говорили. Я чувствую его прикосновения! Я могу держать его за руки, могу обнять: его руки не проходят сквозь мои, как это случилось тогда, со Стромом!

Ева рассказала Шуту обо всём. О прогулках с призраком в саду и о его просьбе найти бывшую невесту. Килан слушал, не перебивая, и в глазах его появилось нечто, похожее на страх.

– Я боюсь, что он кое-что скрывает от тебя, Ева, – серьёзно сказал Шут, – он опасен.

– О чём ты говоришь?! Не понимаю, чем он может быть опасен?! Это глупости.

– Всё здесь, – он указал на конверт, – открой его одна и тщательно прочти всё, что в нём лежит. Будь осторожна. Я должен ехать сейчас, но мы вернёмся сразу, как сможем. То, что увидишь в конверте, с призраком не обсуждай. Пообещай мне это!

– Мне не нравятся твои загадки, Килан, – помрачнела Ева.

– Лучше ты всё сама увидишь, чем я расскажу. Просто не обсуждай это с ним. Обещаешь?

– Хорошо, обещаю.

– Мы вернёмся за тобой как можно быстрее и вместе отправимся на поиски артефактов.

Килан выпрямился и поправил рыжие пряди, выбившиеся из-под шляпы. Он ободряюще кивнул девушке и зашагал в сторону берега.

Не заходя в дом, Ева села на крыльцо. Открыть конверт сейчас или позже? До заката ещё около часа, время есть. Что же в нём такое, чего нельзя показать Дарию?

Любопытство взяло верх, и Ева распечатала конверт. В нём лежали газетные листы, вырезки из статей, бумаги и документы. Ева развернула первый документ. Это было свидетельство о смерти.

«Дарий Ле Гур, 27 лет, музыкант.

Дата смерти: ** октября ** года

Причина: самоубийство, выстрел в голову.

Кремирован.

Похоронен на городском кладбище, Стеклянный архипелаг, о. Мирах, г. Серпент».

Вторым документом было ещё одно свидетельство.

«Дож Лансени, 32 года, музыкант.

Дата смерти: ** ноября ** года

Причина: самовозгорание.

Останки похоронены на городском кладбище, Стеклянный архипелаг, о. Мирах, г. Серпент».

Ева достала пожелтевшую газету (еженедельник Серпента) с разделом некрологов. Обведён был некролог Дария, с приглашением на похороны всех, кто желает проводить талантливого пианиста в последний путь.

Следующей была газетная вырезка с заголовком «Дож Лансени. Трагическая гибель музыканта»:

«Необъяснимое событие случилось в отеле Нэсси ** ноября. Дож Лансени – талантливый альтист, бывший коллега и близкий друг ныне покойного пианиста Дария Ле Гура, давал интервью в своем номере, исполняя музыку из своего прежнего репертуара. Во время интервью музыкант неожиданно загорелся. При этом никакого источника огня рядом свидетели не увидели. Потушить огонь удалось не сразу, т.к. альтист загорелся буквально полностью в считанные секунды. К прибытию помощи господин Лансени уже был мёртв.