Текст книги "Пока не остыл кофе"

Это было фиаско, но, возможно, и к лучшему. Вообще-то, в некотором смысле она почувствовала облегчение. Конечно, она хотела прочитать письмо. Но она не могла не чувствовать вину за то, что подглядывала, если можно так выразиться. Фусаги, несомненно, разозлился бы, узнав, что она прибыла из будущего, чтобы прочитать его письмо.

Ее поступок никак не повлияет на настоящее. Ничего страшного, если она никогда не прочитает это письмо. Если состояние Фусаги улучшилось бы от этого, она бы, конечно, его прочитала – она бы отдала жизнь, чтобы его прочитать. Но письмо не имело отношения к состоянию ее мужа. Письмо не могло отменить того, что он забыл ее.

Котаке хладнокровно и рационально размышляла о происходящем с ними. Совсем недавно она была шокирована тем, что Фусаги спросил ее: «Простите… а мы встречались раньше?» Это очень расстроило ее. Она знала, что такой момент настанет, но это выбило ее из равновесия… и привело сюда.

Котаке почувствовала себя спокойнее.

Возвращение в прошлое ничего не дает. Я должна вернуться в настоящее. Даже если сейчас я уже просто незнакомка для Фусаги, я могу быть его медсестрой. В конце концов, это моя профессия. Я должна сделать все, что в моих силах. Котаке вспомнила, что так решило когда-то ее сердце, и утвердилась в этой мысли.

– Сомневаюсь, что это любовное письмо, – пробормотала она себе под нос, протягивая руку к чашке кофе.

Дзинь-дзинь

Кто-то вошел в кафе. Чтобы попасть сюда, нужно было спуститься вниз по лестнице с первого этажа. В конце лестницы находилась массивная деревянная дверь высотой около двух метров. Когда эта дверь открывалась, звонил дверной колокольчик. Но посетитель не сразу появлялся в зале, сначала ему нужно было пересечь площадку с глиняным полом.

Поэтому, когда зазвонил колокольчик, Котаке понятия не имела, кто вошел в кафе. Это был Нагаре?.. или Кей?.. Котаке напряглась. Ее сердце бешено колотилось от волнения. Такое не происходит с вами каждый день – точнее, подобный опыт можно пережить лишь раз в жизни. «Если это Кей, она, вероятно, расспросит меня. Если это Казу, то она, скорее всего, просто обслужит меня, как клиента… зануда».

Котаке проигрывала различные сценарии в голове. Но человек, который появился, не был ни Кей, ни Казу. У входа в кафе стоял Фусаги.

– О боже… – спонтанно воскликнула Котаке. Его внезапное появление застало ее врасплох. Она вернулась ради Фусаги, но она не ожидала увидеть его на пороге кафе.

Фусаги был одет в темно-синюю майку поло и бежевые шорты до колен. Эту одежду он часто носил по выходным. Должно быть, снаружи было жарко, потому что он обмахивался своим черным портфелем на молнии.

Котаке сидела неподвижно. Фусаги несколько мгновений продолжал стоять у входа, ошарашенно уставившись на нее.

– Привет… – начала Котаке.

Она почувствовала замешательство, не зная, как объяснить свое нахождение здесь. Фусаги никогда не смотрел на нее так. Нет, с тех пор, как они встретились, – даже с тех пор, как они поженились. Это было и лестно, и неловко одновременно.

Она сформировала неясный образ одного дня три года назад, но она не знала, как проверить, действительно ли попала именно в него. Возможно, она не смогла сделать все правильно, по ошибке сказала только «три» – и в результате вернулась на три дня назад?

– О, привет… Я не ожидал тебя здесь увидеть, – произнес он, и это была истинная правда.

Фусаги говорил как до начала болезни – он был именно таким, каким она его запомнила. – Я ждал тебя дома, но ты не вернулась домой… – добавил он.

Он отвел глаза и нервно кашлянул, приподняв брови, как будто испытывал дискомфорт.

– Так это действительно ты?

– А?

– Ты знаешь, кто я?

– Что?

Фусаги посмотрел на Котаке с легким недоумением.

Но Котаке, конечно, не шутила. Она должна была убедиться. Было очевидно, что она вернулась в прошлое. Но в какое именно прошлое? До того момента, как у Фусаги началась болезнь Альцгеймера? Или после?

– Просто произнеси мое имя, – потребовала она.

– Ты перестанешь надо мной издеваться? – негодующе спросил он.

Хотя он не ответил на вопрос, Котаке с облегчением улыбнулась.

– Нет… все в порядке… – сказала она, покачав головой.

Этот короткий диалог развеял сомнения Котаке.

Она определенно вернулась в прошлое. Фусаги, стоящий перед ней, был тот Фусаги, который еще не успел потерять память. И если сформированный ею образ сработал, то это был Фусаги именно три года назад. Котаке улыбнулась и без особой нужды помешала свой кофе. Фусаги наблюдал за ней.

– Ты сегодня ведешь себя немного странно, – сказал он, оглядывая кафе, как будто только что понял, что там больше никого нет.

– Нагаре, ты здесь? – крикнул он в сторону кухни.

Не получив никакого ответа, Фусаги обогнул барную стойку, шлепая сандалиями при ходьбе. Заглянул в подсобку, но там никого не было.

– Странно… здесь никого нет, – проворчал он и сел на стул у стойки, максимально далеко от жены.

Котаке нарочно кашлянула, чтобы привлечь внимание Фусаги. Он посмотрел на нее усталым взглядом.

– Что?

– Почему ты сидишь там?

– Почему бы и нет?

– Почему бы тебе не подойти ко мне и не посидеть здесь?

– …

– Здесь…

Котаке постучала по столу, приглашая мужа сесть на свободный стул рядом с ней. Но Фусаги отказался.

– Нет… Мне и здесь хорошо, – ответил он.

– Ой, да ладно тебе… почему? – спросила Котаке с неудовольствием.

– Немолодая супружеская пара, сидящая вместе вот так… Неа, – сказал Фусаги немного раздраженно. Борозды между его бровями углубились. Он всячески демонстрировал, что не в восторге от этой идеи. Но когда Фусаги так хмурил брови, это не говорило о его недовольстве. Напротив, так он делал в хорошем настроении.

Котаке знала его слишком хорошо, она сразу поняла это.

– Да, верно… мы и есть супружеская пара… – согласилась она, улыбаясь. Она была так рада слышать слово «пара» из уст Фусаги.

– Ну!.. Не будь такой занудой!

Теперь от любых слов Фусаги на нее накатывали волны ностальгии и счастья. Котаке рассеянно отхлебнула кофе.

– Ой! – воскликнула она, заметив, как сильно он остыл.

Внезапно Котаке осознала, как мало у нее времени. Она должна была осуществить задуманное до того, как кофе остынет.

– Слушай, я кое о чем хочу тебя спросить.

– О чем же?

– Есть ли что-нибудь… что ты хочешь мне передать?

Сердце Котаке бешено забилось. Если бы это было письмо, написанное до начала болезни, это могло бы быть даже и любовное письмо. «Абсолютно невозможно…» – твердила она себе. Но если это правда… Она испытывала дикое желание прочесть его, оправдывая себя нелепым правилом, что никакие ее действия не изменят настоящее.

– Что?

– Я говорю об этом… – Котаке нарисовала контур конверта в воздухе пальцами, как ей показала Казу.

– …

Лобовая атака привела к тому, что Фусаги насторожился. «Я все испортила», – с ужасом подумала Котаке, увидев его тревожное выражение лица. Она вспомнила похожее событие, которое произошло вскоре после их свадьбы.

Фусаги приготовил подарок на день рождения Котаке. За день до события она случайно заметила его среди вещей Фусаги. Никогда прежде не получая от него подарков, Котаке обрадовалась. В день рождения, когда Фусаги вернулся с работы, Котаке была так взволнована, что спросила: «Разве у тебя нет для меня сегодня чего-нибудь особенного?» Но услышав это, Фусаги замкнулся. «Нет, ничего», – сказал он. На следующий день она нашла свой подарок в мусоре. Это был сиреневый платок.

Котаке почувствовала, что повторила ту же ошибку, что и в прошлый раз. Фусаги ненавидел, когда ему указывали делать то, что он собирался сделать сам. Теперь Котаке боялась, что даже если бы у Фусаги и было письмо, он никогда не отдал бы его, особенно любовное письмо. Она раскаивалась в своей неосторожности, тем более что время поджимало. Фусаги все еще выглядел встревоженным. Котаке улыбнулась ему.

– Извини. Я ничего не имела в виду. Пожалуйста, забудь об этом, – произнесла она легкомысленным тоном. Чтобы подчеркнуть, что для нее это не имело значения, она завела разговор о пустяках:

– Послушай, я просто подумала… почему бы нам не приготовить сукияки сегодня вечером?

Это было любимое блюдо Фусаги. Обычно такая перспектива поднимала ему настроение, но сейчас, похоже, этого было недостаточно.

Котаке медленно дотронулась до чашки и проверила температуру кофе ладонью. Все было в порядке. У нее еще оставалось время. И Котаке решила насладиться драгоценными минутами с мужем. Она хотела на время забыть про любовное письмо. Судя по реакции Фусаги, он действительно написал его. Если бы это было не так, он бы сразу ответил: «О чем ты, черт возьми, говоришь?» Если бы она продолжала упорствовать, он бы в конце концов выбросил письмо. Котаке решила поменять стратегию и попыталась изменить настроение Фусаги.

Котаке посмотрела на Фусаги. Его лицо все еще оставалось серьезным. Но с другой стороны, он всегда был таким. Он не хотел, чтобы она думала, что он мгновенно развеселится, просто услышав слово «сукияки». Таков был Фусаги до болезни Альцгеймера. Но даже его угрюмое лицо было для нее очень дорого.

– О, я понял… Я вижу, что происходит… – сказал Фусаги с мрачным видом. Он встал со стула у барной стойки и подошел к ней.

– Что ты имеешь в виду? – в испуге спросила Котаке у грозно нависшего над ней Фусаги, сверлившего ее глазами. – Что случилось?

Котаке вскрикнула. Она никогда раньше не видела Фусаги таким.

– Ты из будущего… верно?

– Даааа… – было безумием отвечать так, но Котаке растерялась. Он был прав – она пришла из будущего.

– Ээээ… послушай… – Котаке попыталась вспомнить правило, которое гласило бы: «Когда ты возвращаешься в прошлое, ты не можешь раскрывать того, что ты из будущего». Но такого правила не было.

– Слушай, я сейчас объясню…

– Мне сразу показалось странным, что ты сидишь на том стуле.

– Да… но…

– Значит, ты знаешь о моей болезни.

Котаке почувствовала, что ее сердце снова начинает колотиться. Она думала, что перенеслась в прошлое до его болезни, но она ошибалась. Фусаги, стоящий перед ней, знал о своей болезни.

Достаточно было взглянуть на его одежду, чтобы понять, что на дворе лето. Это означало, что все происходило два года назад. Ее перенесли в прошлое на два года назад – в то время, когда Фусаги начал забывать дорогу домой и когда она начала замечать следы его болезни. А если бы это было год назад, то их разговор с Фусаги был бы просто безумием.

Она хотела перенестись на три года назад. Но она вернулась в тот день, который соответствовал сформированному ею образу: «день, когда Фусаги помнил о ней… день, когда он думал передать ей письмо… и день, когда он принес письмо с собой в кафе…» Причина, по которой она не перенеслась в прошлое на три года назад, заключалась в том, что Фусаги тогда еще не написал свое письмо!

Если письмо было написано после наступления болезни, Котаке сразу отметала версию любовного послания. Во всяком случае, Фусаги, стоявший перед ней, знал о своей болезни, поэтому вполне вероятно, что содержание письма касалось болезни. Кроме того, ужасная реакция Фусаги, когда Котаке упомянула о письме, только подтверждала это.

– Ты ведь знаешь, не так ли? – решительно спросил Фусаги, настаивая, чтобы она ответила.

Котаке не видела смысла отпираться.

– …

Она молча кивнула.

– Понимаю… – пробормотал Фусаги.

Спокойствие вернулось к Котаке. «Ладно, что бы я здесь ни сделала, это не изменит настоящего. Но это может расстроить Фусаги… Я бы никогда не стала возвращаться в прошлое, если бы знала, что так случится. Мне так стыдно, что я увлеклась идеей любовного письма». Котаке почувствовала глубокое раскаяние в том, что вернулась в прошлое. Но сейчас не было времени тонуть в сожалениях. Фусаги замолчал.

– Дорогой… – позвала Котаке.

Она никогда не видела, чтобы он выглядел так подавленно. Это разрывало ее сердце. Фусаги внезапно отвернулся от жены и направился к стулу, на котором сидел. Он взял черный портфель, оставленный у барной стойки, вытащил из него коричневый конверт и вернулся к Котаке. На его лице не было никаких признаков горя или отчаяния. Скорее, он выглядел смущенным.

Фусаги начал бормотать низким голосом, который было трудно услышать.

– Ты, живущая в это время, не знаешь о моей болезни…

«У Фусаги могло сложиться такое впечатление. Но "я" уже знаю или очень скоро узнаю об этом».

– Я просто не представляю, как тебе сказать…

Фусаги поднял коричневый конверт, чтобы показать Котаке. Он пытался сообщить жене, что у него болезнь Альцгеймера, с помощью этого письма.

«Но мне не нужно читать его… Я уже знаю. Было бы более логично отдать его мне в прошлом. Той "мне", которой Фусаги не смог передать его… Но если он не может передать его прошлой "мне", то я не против получить письмо в настоящем. Так диктует сложившаяся ситуация».

Котаке хотела скорее вернуться обратно. Она боялась, что муж начнет расспрашивать ее о своем нынешнем состоянии, о том, что сделала с ним болезнь. Она не хотела говорить ему об этом. Пора было возвращаться в настоящее…

Кофе уже почти остыл.

– Кофе не должен остыть… – сказала Котаке и поднесла чашку к губам.

– Так что я многое забываю… Я… забываю тебя? – произнес Фусаги, опустив глаза.

Услышав это, Котаке оцепенела. Она даже не поняла, почему перед ней стоит кофейная чашка.

(Забываешь меня?..)

Котаке с тревогой посмотрела на Фусаги. Когда он задавал этот вопрос, в его голосе звучало такое отчаяние. Она никогда не представляла, что он может выглядеть так потерянно. Она не смогла выдержать его взгляда и опустила глаза.

– …

Уклонившись от ответа, Котаке тем самым ответила «да» на вопрос Фусаги.

Он заметил ее внутреннюю борьбу.

– Я понимаю… Я очень сильно этого боялся… – сокрушенно пробормотал Фусаги. Он так низко склонил голову, что со стороны его шея казалась сломанной.

Глаза Котаке наполнились слезами. Ему поставили диагноз – болезнь Альцгеймера, и каждый день он боролся со страхом потерять память. Но она, его жена, не замечала, и он терзался этими мыслями в одиночестве. Узнав, что она пришла из будущего, первым делом он захотел узнать, забыл ли он ее, свою жену. Это открытие шокировало Котаке, она чувствовала себя несчастной и счастливой одновременно.

Это придало ей силы взглянуть в глаза Фусаги, даже не утирая слез с лица. Она широко улыбнулась ему, пусть он решит, что это слезы радости.

– Вообще-то твоя болезнь проходит…

(«Как медсестра, сейчас я должна действовать силой убеждения».)

– На самом деле, в будущем ты признался мне…

(«Я могу сказать что угодно, не меняя настоящего».)

– …в том, что тебя тревожило…

(«Кому будет хуже, если я солгу? Если я смогу унять его тревогу, пусть даже на мгновение, оно того стоит…»)

Котаке так хотела, чтобы он поверил во всю ее ложь. Она бы сделала что угодно для этого. У нее ком стоял в горле. Слезы текли ручьями по лицу. Но она продолжала с улыбкой:

– Все будет хорошо…

(«Все будет хорошо!»)

– Ты выздоравливаешь…

(«Ты выздоравливаешь!»)

– Не волнуйся…

(«Ты выздоравливаешь… Правда!»)

Каждое слово, которое она говорила Фусаги, она говорила с полной уверенностью. В ее сознании все это не было ложью. Даже если Фусаги забыл, кто она такая… Даже если ничто из того, что она сделала, не изменит настоящего. Фусаги смотрел Котаке прямо в глаза, а Котаке, не отрываясь, смотрела на него, и по ее лицу текли слезы. Фусаги выглядел счастливым.

– Правда? – спросил он мягким шепотом.

– Да, – ответила Котаке и кивнула.

Фусаги нежно смотрел на нее. Опустив взгляд на коричневый конверт в своих руках, он медленно приблизился к Котаке.

Расстояние между ними сократилось настолько, что можно было передать письмо.

– Вот, – сказал Фусаги. Он, как застенчивый ребенок, передал ей конверт двумя руками.

Котаке попыталась отстранить письмо.

– Но тебе становится лучше, – возразила она.

– Тогда ты можешь выбросить его, – сказал Фусаги, еще настойчивее протягивая ей письмо. Его тон отличался от обычного. Он произнес это так мягко, что у Котаке появилось странное ощущение, как будто она упускает что-то из виду.

Фусаги снова протянул коричневый конверт. Дрожащими руками Котаке схватила письмо. Она не была уверена в намерениях мужа.

– Пей. Твой кофе остынет, – сказал Фусаги, демонстрируя то, что он был в курсе всех правил.

Котаке благодарно кивнула. Не произнося ни слова, она потянулась за своим кофе.

– …

Как только Котаке крепко взяла чашку, Фусаги повернулся спиной.

Как будто время для них как супружеской пары закончилось. Слезы ручьем хлынули из глаз Котаке.

– Дорогой! – исступленно закричала Котаке. Фусаги не обернулся. Его плечи сотрясала мелкая дрожь. Котаке одним глотком допила кофе. Она выпила его залпом не из боязни опоздать, а скорее из уважения к Фусаги, повернувшегося спиной, чтобы она могла быстро и безопасно вернуться в будущее. Такова была глубина любви Фусаги.

– Мой дорогой…

Котаке почувствовала, как ее тело начинает мерцать и пульсировать. Она поставила чашку на блюдце. Все, что оставалось теперь сделать, – это вернуться в настоящее. Эти несколько минут, в которые она снова ощутила, что они супруги, что их двое и они вместе, прошли. Внезапно Фусаги обернулся и произнес то, что она уже не могла слышать, но прочитала по губам:

– Спасибо тебе.

Сознание Котаке слилось с паром и устремилось из прошлого в настоящее. Котаке не могла остановить бесконечный поток слез. Она сразу заметила, что Казу и Кэй снова появились в ее поле зрения. Она вернулась в настоящее – день, когда Фусаги уже совершенно забыл ее. Одного взгляда на выражение лица Котаке было достаточно, чтобы Кей забеспокоилась.

– Письмо? – спросила она, произнося просто «письмо», а не «любовное письмо».

Котаке бросила взгляд на коричневый конверт – письмо, которое она получила от Фусаги, и медленно вытащила сложенный лист из конверта.

Оно был написано простым фонетическим шрифтом, волнистым, как ползущие черви. Это определенно был почерк Фусаги. Пробегая глазами письмо, Котаке приложила правую руку к лицу, чтобы остановить рыдания, но слезы текли непрерывным ручьем.

Котаке разрыдалась так внезапно, что Казу забеспокоилась.

– Котаке… вы в порядке? – спросила она.

Плечи Котаке начали дрожать, и она зарыдала еще громче. Казу и Кей стояли и смотрели на нее, не зная, что делать. Через некоторое время Котаке передала письмо Казу.

Та взяла письмо, и, как будто сомневаясь, сможет ли она прочитать его, посмотрела на Кей, стоявшую за барной стойкой. Кей слегка кивнула.

Казу оглянулась на рыдающую Котаке и начала читать письмо.

«…Ты – медсестра, так что я могу предположить, что ты уже заметила. Я болен, я начинаю все забывать.

Я знаю, что ты оставишь все эмоции и будешь заботиться обо мне с хладнокровием медсестры, и будешь делать это независимо от моих странных слов и поступков, даже если я забуду, кто ты такая.

Поэтому я прошу тебя всегда помнить одну вещь. Ты – моя жена, и если такая жизнь станет невыносимой для тебя, то я хочу, чтобы ты оставила меня.

Тебе не обязательно оставаться со мной по долгу медсестры. Если я плохой муж, то я хочу, чтобы ты ушла от меня. Мы супруги. Даже если я потеряю память, я хочу быть вместе с тобой как муж и жена. Я не могу смириться с мыслью, что ты останешься со мной только из сострадания.

Это то, что я не решаюсь сказать тебе, поэтому я написал это письмо».

Когда Казу закончила читать, Котаке и Кей плакали. Котаке поняла, почему Фусаги передал это письмо ей, его жене из будущего. Из письма было ясно, что Фусаги предвидел, что сделает жена, когда узнает о его болезни. И когда Котаке пришла из будущего, ему стало ясно, что все сложилось именно так – она была с ним как медсестра.

Терзаясь беспокойством и страхом потерять память, Фусаги надеялся, что Котаке останется его женой. Сердце Фусаги всегда было с ней.

Так, даже после потери памяти Фусаги просматривал туристические журналы, открывал свой блокнот и делал заметки. Котаке однажды заглянула в его записи. Там были маршруты путешествий по садам. Она предположила, что муж делал их, потому что по-прежнему любил свою работу. Но она ошибалась. Все записанные им маршруты пролегали по местам, которые они посетили вместе. Котаке не заметила этого тогда. Она не могла этого заметить. Эти наброски маршрутов были последней отдушиной для Фусаги, который постепенно забывал свою жену.

Конечно, Котаке не думала, что совершает ошибку, ухаживая за Фусаги как медсестра. Она верила, что поступает правильно. И Фусаги тоже не написал в письме, что осуждает Котаке. Она почувствовала, что муж понял: ее слова об исцелении были ложью, но это была ложь, в которую он сам хотел верить. «Иначе, – подумала она, – он бы не сказал "спасибо тебе"».

Когда Котаке перестала рыдать, женщина в платье вернулась из туалета, встала перед ней и произнесла только одно слово:

– Слезай!

– Да-да, конечно… – ответила Котаке, поспешно уступая ей место.

Женщина в платье безупречно выждала время, чтобы настроение Котаке изменилось. Посмотрев на Казу и Кей глазами, опухшими от слез, она взяла письмо, только что прочитанное Казу, и взмахнула им.

– Ну вот и все, – с улыбкой произнесла она.

Кей ответила кивком, из ее глаз все еще текли слезы.

– Что я наделала… – пробормотала Котаке, глядя на письмо.

– Котаке… – Кей шмыгнула носом, с беспокойством глядя на нее.

Котаке аккуратно сложила письмо и вложила его назад в конверт.

– Я иду домой, – сказала она уверенным голосом.

Казу кивнула. Кей все еще плакала. Котаке посмотрела на плачущую Кей. Кей плакала даже дольше, чем она. Она улыбнулась, машинально подумав, что организм Кей, должно быть, сильно обезвоживается. Котаке сделала глубокий выдох. Она снова была уверена в себе. Котаке вытащила кошелек из сумки, лежащей на барной стойке, и вручила Казу 380 йен монетами.

– Спасибо, – сказала она.

Казу улыбнулась, ее лицо снова стало бесстрастным. Котаке быстро кивнула и направилась к выходу из кафе.

Она торопилась. Она спешила увидеть лицо Фусаги.

Женщина захлопнула входную дверь и скрылась из поля зрения Казу и Кей.

– Ах, да! – воскликнула Котаке и снова вернулась в кафе. Казу и Кей смотрели на нее с любопытством.

– И еще одна вещь, – сказала она. – Начиная с завтрашнего дня больше не называйте меня по девичьей фамилии, ясно?

Она широко улыбалась.

Когда-то Котаке попросила, чтобы ее называли по девичьей фамилии. Фусаги начал называть ее Котаке, и она хотела избежать путаницы. Но сейчас в этом уже не было необходимости. Улыбка озарила лицо Кей, и ее яркие глаза широко распахнулись.

– Хорошо, я вас поняла, – сказала она радостно.

– Скажи всем остальным об этом тоже, – велела Котаке и, не дожидаясь ответа, помахала рукой и ушла.

Дзинь-дзинь

– Хорошо… – сказала Казу, как будто сама себе, и подошла к кассе, чтобы пробить деньги за кофе Котаке.

Кей убрала ее чашку и пошла на кухню, чтобы сварить новый кофе для женщины в платье. Щелк, щелк, щелк – звук клавиш кассы разносился по кафе. Вентилятор продолжал бесшумно вращаться под потолком. Кей вернулась и подала новый кофе женщине в платье. «Мы очень ценим, что вы снова навестили нас этим летом», – прошептала она. Женщина в платье ничего не ответила, продолжая тихо читать свой роман. Кей положила руку на живот и улыбнулась.

Лето только начиналось.