Текст книги "Пока не остыл кофе"

Услышав историю человека-мумии, Кей еще больше заинтересовалась им. Потом эта заинтересованность переросла в настоящую влюбленность. Большой человек стал первой любовью Кей. На первом свидании, стоя рядом с этим мужчиной, огромным и надежным, как скала, он вдруг поняла и тут же, ни капли не смущаясь, сказала: «Я думаю, что ты тот человек, за которого я хочу выйти замуж».

Человек-мумия несколько минут смотрел на нее с высоты своего роста и молчал, а потом произнес:

– Ты будешь работать в кафе, если мы поженимся.

С тех пор они не разлучались. Когда Кей было двадцать, а Нагаре двадцать три, они поженились.

Кей ушла за барную стойку вытирать и расставлять посуду. С кухни послышалось бульканье кофейного сифона. Котаке продолжала с беспокойством смотреть на Кей, но Казу исчезла на кухне, а Нагаре снова принялся измельчать кофейные зерна на кофемолке. По какой-то никому не известной причине женщина в платье уставилась на Кей.

– Ох! – воскликнула Котаке за миг до того, как все услышали звук разбитого стекла.

Стакан выпал из рук Кей.

– Сестренка! Ты в порядке? – запаниковала Казу.

– Прошу прощения, – смущенно проговорила Кей, наклоняясь, чтобы собрать куски разбитого стакана.

– Оставь это, сестренка, я все сделаю… – воскликнула Казу, останавливая Кей.

– …

Нагаре молча наблюдал за ними.

Котаке впервые увидела Кей в таком тяжелом состоянии. Она была медсестрой и постоянно имела дело с больными людьми, но видеть, как страдает ее подруга, было невыносимо.

– Кей, дорогая… – пробормотала она.

Фумико тоже разволновалась:

– Ты в порядке?

Происходящее привлекло и внимание Фусаги, и он поднял голову.

– Мне очень жаль.

– Я думаю, Кей должна сходить в больницу, – сказала Котаке.

– Нет, со мной все хорошо, правда…

– Но я действительно думаю…

Кей упрямо покачала головой.

Она сделала глубокий вдох и почувствовала, как тяжело стало дышать. Все оказалось хуже, чем она думала.

– …

Нагаре ничего не сказал. Он просто продолжал мрачно смотреть на Кей.

Кей глубоко вздохнула.

– Думаю, мне лучше прилечь, – сказала она и, шатаясь, пошла в подсобку. По выражению лица Нагаре она поняла, что он серьезно обеспокоен ее состоянием…

– Казу, присмотри за кафе, пожалуйста, – сказал Нагаре и последовал за Кей.

– Да, конечно, – ответила Казу, не шелохнувшись, словно ее мысли витали где-то в другом месте.

– Кофе, пожалуйста.

– Ах, да! Извините.

Очевидно, Фусаги угадал ее настроение и покорно ждал заказ. Его напоминание вернуло Казу к реальности. Внезапно она поняла, что настолько была поглощена самочувствием Кей, что до сих пор не подала Фусаги его заказ.

К концу дня гнетущая атмосфера не развеялась.

* * *

С тех пор как Кей забеременела, она каждый день разговаривала со своим ребенком. В четыре недели, возможно, слишком рано называть плод ребенком, но Кей это не смущало. Она считала время, проведенное за этими разговорами, самым счастливым в своей жизни.

– Посмотри! Это твой папа!

– Мой папа?

– Да!

– Он огромный!

– Да, но у него не только огромное тело. Еще у него огромное сердце! Он очень добрый, любящий папа.

– О боже! Не могу дождаться.

– Папа и мама тоже не могут дождаться встречи с тобой, милый!

Таким было содержание этих разговоров, в которых Кей, конечно же, играла обе роли. Но несмотря на счастье, которое она испытывала, ее состояние ухудшалось с развитием беременности. На пятой неделе, когда в матке сформировался эмбрион размером один или два миллиметра и уже можно было слышать сердце малыша, а органы его тела начали быстро формироваться, беременность стала подрывать здоровье Кей.

У нее возникали приступы жара, ее лихорадило. Она ощущала вялость и сонливость. Ей казалось, что привычные продукты изменили свой вкус. Настроение постоянно менялось – тревога, гнев, апатия…

Кей не жаловалась, она с детства привыкла не жаловаться на плохое самочувствие.

Однако в течение нескольких последних дней состояние Кей стремительно ухудшалось. Два дня назад Нагаре проконсультировался с ее лечащим врачом:

«Скажу прямо, сердце вашей жены может не выдержать роды. С шестой недели начнется тошнота по утрам, ей понадобится госпитализация. Если она решит оставить ребенка, то должна осознать, что шансов на то, что они оба выживут, очень мало. Даже если и она, и ребенок выживут после родов, ее организму будет нанесен огромный урон. Это существенно сократит продолжительность ее жизни».

На минуту задумавшись, врач добавил: «Обычно аборты делают на сроке от шести до двенадцати недель. В случае с вашей женой, если она решит прервать беременность, это должно быть сделано как можно раньше…»

Вернувшись домой, Нагаре честно передал Кей слова доктора. Когда он закончил, Кей просто кивнула.

– Я знаю, – это все, что она сказала.

* * *

После закрытия кафе Нагаре сидел один за барной стойкой. Помещение было освещено только настенными светильниками. Перед Нагаре лежали несколько небольших бумажных журавликов. Он сложил их из салфеток. Единственным звуком, который нарушал тишину в маленьком зале, было тиканье настенных часов. Единственным движением – движение рук Нагаре.

Дзинь-дзинь

Прозвенел дверной колокольчик, Нагаре не отреагировал на этот звук, он медленно поставил на барную стойку еще одного журавлика. Котаке вошла в кафе. Она решила зайти сюда по дороге домой, потому что беспокоилась за Кей.

– …

Нагаре кивнул, не отрывая глаз от бумажных птиц на барной стойке. Котаке стояла у входа.

– Как дела у Кей? – спросила она. Котаке узнала о беременности Кей вскоре после того, как об этом стало известно самой Кей. Она никогда не думала, что это так подорвет здоровье молодой женщины. Котаке выглядела такой же обеспокоенной, как и несколькими часами раньше.

Нагаре ответил не сразу. Он взял еще одну салфетку и начал складывать ее.

– Она как-то справляется, – сказал он.

Котаке села за стойку.

– …

Нагаре почесал кончик носа.

– Извините, я так сильно беспокоюсь… – произнес он с виноватым видом.

– О, не переживай… Но разве она не должна быть в больнице?

– Я говорил ей, что должна, но она и слушать не хочет.

– Да, но…

– …

Нагаре закончил складывать бумажного журавлика и посмотрел на Котаке.

– Я был против того, чтобы она оставляла ребенка, – пробормотал Нагаре так тихо, что если бы кафе не было таким маленьким, Котаке не услышала бы его.

– Но повлиять на ее решение невозможно, – сказал Нагаре, глядя на Котаке с легкой улыбкой, а затем опустил голову.

Нагаре сказал, что он «был против», но он не мог настаивать, не мог сказать: «Сделай аборт» или «Я хочу, чтобы ты родила ребенка». Он не мог делать выбор между ними, выбирая Кей, а не ребенка, или, наоборот, выбрав ребенка, а не Кей.

Котаке не знала, что ответить. Она посмотрела на плавно вращавшийся вентилятор под потолком.

– Это тяжело, – согласилась она.

Казу вышла из подсобки.

– Ну как?.. – прошептала Котаке.

Но Казу отвела взгляд от нее и посмотрела на Нагаре. Она не была отстраненной, как обычно; Казу казалась грустной и подавленной.

– Как она? – спросил Нагаре.

Казу молча указала глазами на подсобку. Нагаре посмотрел в ту сторону и увидел медленно приближающуюся Кей. Лицо ее все еще оставалось бледным, походка была неуверенной, но все же казалось, что ей гораздо лучше. Кей прошла за барную стойку и встала перед Нагаре.

– …

Нагаре старался не смотреть на Кей, он внимательно изучал своих бумажных журавликов. Ни Нагаре, ни Кей не произнесли ни слова, молчание между ними с каждой минутой становилось все более напряженным. Котаке замерла.

Казу вернулась на кухню и начала готовить кофе. Она поместила фильтр в воронку и налила горячую воду из котла. Поскольку в кафе стояла полная тишина, было легко понять, что Казу делала, даже если она находилась вне поля зрения. Вскоре горячая вода в колбе закипела. Через несколько минут запах свежего кофе наполнил маленький зал. Как будто разбуженный этим ароматом, Нагаре поднял глаза.

– Прости меня, Нагаре, – пробормотала Кей.

– За что? – спросил он, все еще рассматривая бумажных журавликов.

– Завтра я поеду в больницу.

– …

– Я… меня… госпитализируют, – проговорила Кей каждое слово, как будто пыталась смириться с мыслью, которую по-прежнему не хотела принимать.

– Честно говоря, всякий раз, когда я попадаю в больницу, я представляю, что никогда больше не вернусь домой. Я не смогла принять это решение…

– Понятно, – Нагаре крепко сжал кулаки.

Кей подняла подбородок и уставилась в стену невидящим взглядом.

– Но, похоже, я больше так не выдержу… – сказала она и разрыдалась.

– …

Нагаре молча слушал.

– Это предел для моего тела…

Кей положила руку на живот, который еще не увеличился ни на сантиметр.

– Похоже, что рождение этого ребенка отнимет у меня все… – сказала она с кривой усмешкой. Что касается возможностей ее тела, она знала их лучше, чем кто-либо другой.

– Вот почему…

Кей сказала, что поедет в больницу. Нагаре посмотрел на нее.

– Хорошо… – это все, что он мог ответить.

– Кей, дорогая…

Котаке впервые видела Кей такой расстроенной. Как медсестра она понимала опасность, которая грозит Кей, если она решится родить этого ребенка. Ее тело уже было на пределе, а ведь еще даже не начался токсикоз. Если бы она выбрала прерывание беременности, ни у кого бы язык не повернулся ее осудить, но Кей решила рожать.

– Мне и правда очень страшно… – тихо произнесла Кей. – Интересно, будет ли мой ребенок счастлив… – сказала она, аккуратно положив руку на живот.

– Будет ли тебе одиноко без меня? Ты будешь плакать? – Кей, как обычно, разговаривала с малышом в животе. – Возможно, я смогу только выносить тебя, малыш. Ты простишь меня? – Кей прислушалась, но ответа не последовало.

– …

По ее щеке поползла слеза.

– Мне страшно… Мысль о том, что я не буду рядом со своим ребенком, пугает меня… – сказала Кей, глядя в упор на Нагаре.

– Я не знаю, что мне делать. Я хочу, чтобы мой ребенок был счастлив… Как может такое простое желание быть таким страшным? – плакала она.

– …

Нагаре не ответил. Он просто смотрел на бумажных журавликов на стойке.

Хлоп

Женщина в платье закрыла свой роман. Она еще не закончила его. Белая закладка с привязанной к ней красной лентой лежала между страницами. Услышав, как захлопнулась книга, Кей взглянула на женщину в платье, а женщина в платье пристально посмотрела на Кей.

– …

Не отрывая взгляда от Кей, женщина в платье ласково подмигнула. Затем она плавно встала с места. Как будто она хотела что-то сказать Кей этим подмигиванием. Но женщина просто прошла позади Нагаре и Котаке и исчезла в туалете.

Ее место – то самое место – теперь было свободно.

– …

Кей стала приближаться к стулу, как будто что-то тянуло ее туда. Потом, подойдя к тому самому месту, она остановилась.

– Казу… ты не могла бы приготовить кофе? – позвала она слабым голосом.

Услышав голос Кей, Казу высунула голову с кухни. Когда она увидела, что Кей стоит рядом с тем местом, она не сразу поняла, что творится у нее в голове.

– …

Нагаре повернулся и посмотрел в спину Кей.

– Брось… Ты ведь не серьезно? – спросил он.

Казу заметила, что женщина в платье исчезла, и вспомнила о сегодняшнем разговоре. Фумико Киёкава спросила ее: «Можно ли отправиться в будущее?» Намерения Фумико были ясны. Она хотела знать, вернется ли Горо из Америки через три года и поженятся ли они в будущем. Казу сказала, что это «было возможно», но «никто не решился отправиться в будущее».

Конечно, можно было отправиться в будущее. Но не было никакой гарантии, что вы встретитесь там с человеком, ради которого решились на путешествие во времени. Невозможно гарантировать это, потому что никто не знает, что произойдет в будущем. А учитывая, что время путешествия ограничено, шанс встретиться с нужным человеком близок к нулю.

Никто еще не решился отправиться в будущее, потому что это было бессмысленно. Но Кей решила, что ей необходимо попасть туда.

– Всего один взгляд – это все, чего я хочу.

– Держись…

– Если бы я хоть на секунду увидела, этого было бы достаточно…

– Ты серьезно собираешься отправиться в будущее?

Нагаре спросил это в более грубой манере, чем обычно.

– Это все, что я могу сделать…

– Но ты не знаешь, сможете ли вы встретиться там!

– …

– Какой смысл отправляться туда, если вы не встретитесь?

– Я понимаю это, но…

– …

Кей умоляюще посмотрела в глаза Нагаре. Но он произнес только одно слово.

– Нет, – отрезал Нагаре, повернулся спиной к Кей и замолчал.

Никогда раньше Нагаре не пытался давить на Кей. Он действительно уважал ее настойчивость и несгибаемость. Он не был так категоричен, даже когда Кей решила поставить свою жизнь на карту, чтобы родить ребенка. Но Нагаре запрещал ей отправляться в это путешествие.

Его беспокоило не только то, удастся ли Кей встретить своего ребенка. Он думал, что если она отправится в будущее и обнаружит, что ее ребенка там не существует, это отнимет у нее последние силы. Именно поэтому Нагаре был так непреклонен.

– …

Кей стояла перед тем самым стулом, слабая, но непоколебимая. Она не могла отказаться от своего решения. Она не собиралась отступать.

– Мне нужно, чтобы ты решила, на сколько лет ты переместишься в будущее… – внезапно сказала Казу. Она проскользнула перед Кей и убрала чашку кофе, из которой пила женщина в платье.

– Сколько лет? И какой месяц, день и время? – уточнила она свой вопрос.

Затем Казу посмотрела в глаза Кей и кивнула.

– Казу! – строго крикнул Нагаре. Но та проигнорировала его и произнесла со своим фирменным бесстрастным выражением:

– Я запомню. Я позабочусь о том, чтобы вы могли встретиться…

– Казу, милая…

Казу пообещала Кей, что позаботится о том, чтобы ее ребенок был в кафе, когда Кей переместится в будущее.

– Так что тебе не о чем беспокоиться, – подтвердила Казу.

Кей коротко кивнула, глядя ей в глаза.

Казу считала, что ухудшение состояния Кей в последние дни связано не только с развитием беременности, но и со стрессом, который она переживала. Кей не боялась умереть. Ей было страшно от мысли, что ребенок будет расти без нее. Этот страх разрушал ее здоровье и отнимал ее силы. И чем хуже становилось ее здоровье, тем сильнее был страх не выжить, оставить ребенка без матери. Казу боялась, что если Кэй продолжит двигаться по этому порочному кругу, то она истощит себя, и тогда жизни обоих, матери и ребенка, могут оборваться.

В глазах Кей появился проблеск надежды.

(«Я могу встретиться со своим ребенком».)

Это была маленькая, очень маленькая надежда. Кей повернулась, чтобы посмотреть на Нагаре, сидящего за барной стойкой.

– …

Нагаре мгновение молчал, а затем с коротким вздохом отвернулся.

– Делай что хочешь… – сказал он, разворачивая барный стул так, чтобы быть спиной к Кей.

– Спасибо… – сказала Кей, глядя в спину Нагаре.

– …

Убедившись, что Кей сможет протиснуться между столиком и стулом, Казу взяла чашку, из которой пила женщина в платье, и исчезла на кухне. Кей глубоко вдохнула, медленно опустилась на стул и закрыла глаза. Котаке молитвенно сложила руки, а Нагаре молча смотрел на бумажных журавликов.

Кажется, Кей впервые увидела, как Казу пошла против воли Нагаре. За пределами кафе Казу редко чувствовала себя комфортно, она почти не разговаривала с незнакомыми людьми. Казу ходила в художественную школу, но Кей никогда не видела, чтобы она общалась с другими студентами. Возвращаясь из университета, она помогала в кафе, а когда кафе закрывалось, уходила в свою комнату, где работала над рисунками.

Рисунки Казу были в стиле гиперреализма. Используя только карандаши, она создавала работы, которые казались такими же реалистичными, как фотографии. Она могла изобразить реальность только такой, какой видела ее сама. Другими словами, она не рисовала ни воображаемого, ни вымышленного. Люди не видят и не слышат реальность настолько объективно, как им кажется. Она искажается их собственными переживаниями, мыслями, обстоятельствами, фантазиями, предрассудками, предпочтениями, знаниями. Знаменитый художник Пабло Пикассо в возрасте восьми лет сделал набросок обнаженного мужчины. В 14 лет он написал реалистичную картину католического причастия. Позже, переживая шок от самоубийства лучшего друга, он создал цикл картин в оттенках синего, которые стали известны как «голубой период». Потом встретил большую любовь и создал яркие и красочные произведения «розового периода». Под влиянием африканских скульптур он увлекся кубизмом. Позже обратился к неоклассическому стилю, продолжал творить в стиле сюрреализма, а потом создал свои знаменитые картины «Плачущая женщина» и «Герника».

Эти работы отражали объективный мир глазами Пабло Пикассо. Они стали проекцией мира, проходящего через фильтр, которым и был сам Пикассо. До сих пор Казу никогда не опровергала и не спорила с мнениями и поступками людей. Это потому, что внешние объекты проходили через фильтр, не содержащий ее собственных чувств. Что бы ни случилось, она не принимала происходящее близко к сердцу. Это было кредо Казу и ее мироощущение.

Так она вела себя со всеми. Ее холодность при обращении с клиентами, желающими вернуться в прошлое, была ее способом сказать: «Что бы там ни было, но ваши причины вернуться в прошлое – это не мое дело». Но сейчас все было по-другому. Казу дала обещание. Она подталкивала Кей к путешествию в будущее. Поведение Казу напрямую влияло на будущее Кей. Кей знала, что у Казу должны были быть свои причины вести себя не как обычно. Но она не сразу поняла, что это за причины.

– Сестренка… – Кей открыла глаза на голос Казу. Стоя у стола, Казу держала в руках серебряный поднос с белой чашкой и маленьким серебряным кофейником.

– Ты в порядке?

– Да, я в порядке.

Кей выпрямилась, и Казу молча поставила перед ней кофейную чашку.

(«Сколько лет, отсчитывая с этого момента?»)

Легким наклоном головы она подсказала, что нужно делать.

Кей задумалась на мгновение.

– Хорошо, тогда я хочу, чтобы сейчас было 27 августа, на десять лет вперед… – объявила она. Услышав дату, Казу еле заметно улыбнулась.

– Хорошо, – ответила она. 27 августа было днем рождения Кей. Она подумала, что это была дата, которую ни Казу, ни Нагаре не забудут.

– А время? – спросила Казу.

– 15 часов, – ответила Кей мгновенно.

– Через десять лет, 27 августа, в 15 часов…

– Да, пожалуйста… – сказала Кей, улыбаясь. Казу кивнула и взялась за ручку серебряного кофейника.

– Приступим… – Казу вернулась к обычному хладнокровному поведению.

Кей посмотрела на Нагаре.

– Скоро увидимся… – игриво произнесла она. Нагаре не обернулся.

– Да, ладно, – просто ответил он.

Пока Кей и Нагаре перекидывались словами, Казу подняла кофейник и держала его неподвижно над чашкой.

– Выпей свой кофе до того, как он остынет… – прошептала она.

Кей почувствовала общее напряжение в зале.

Казу начала наливать кофе, узкая черная струйка побежала из носика кофейника, медленно заполняя чашку. Но взгляд Кей был прикован не к чашке, а к Казу. Когда кофе заполнил чашку, Казу заметила взгляд Кей и тепло улыбнулась. Она давала понять: «Я прослежу за тем, чтобы вы встретились».

Из чашки начал подниматься мерцающий пар. Кей почувствовала, как ее тело становится невесомым, прозрачным, растворяется вместе с паром и полутемным залом кафе.

Раньше Кей с восторгом погрузилась бы в этот опыт, стараясь не пропустить ни минуты этого уникального путешествия, но сейчас все, что ее интересовало, это предстоящая встреча со своим ребенком. Она просто ощущала головокружение и вспомнила свое детство.

У отца Кей Митинори Мацузава тоже было слабое сердце. Когда Кей училась в третьем классе начальной школы, он упал в обморок на работе. После этого он часто лежал в больнице, а год спустя умер. Кей было девять лет. Она всегда была общительным, веселым и улыбчивым, но в то же время очень чувствительным и ранимым ребенком. После смерти ее отца Митинори что-то изменилось в девочке, ей казалось, что она почернела изнутри. Впервые столкнувшись со смертью, Кей назвала ее темной коробкой. «Если ты однажды забрался в эту коробку, то уже никогда не выберешься наружу», – думала она. Ее отец был заперт в этой ловушке – в этом ужасном и одиноком месте, где ты не можешь ни с кем встретиться. Каждую ночь Кей думала об этом и не могла уснуть. Постепенно улыбка исчезла с лица девочки.

Реакция ее матери Томако на смерть мужа была совсем другой. Улыбка не сходила с ее лица. Она никогда еще не чувствовала себя такой счастливой. Они с Митинори были обычной скучной семейной парой. Томако плакала на похоронах, но с того дня ее лицо никогда не омрачалось. Она улыбалась намного чаще, чем раньше. Кей никак не могла понять, почему ее мать ведет себя так. Однажды она спросила ее: «Почему ты так счастлива, ведь отец умер? Разве тебе не грустно?» Томако, знавшая, что Кей называла смерть темной коробкой, ответила ей так: «Ну, если твой отец видит нас сейчас из той самой темной коробки, как тебе кажется, о чем он думает?»

Томако, которая испытывала к покойному мужу самые добрые чувства, пыталась исчерпывающе ответить на обвинительный вопрос Кей: «Почему ты так счастлива?»

«Твой отец ушел в эту коробку не потому, что хотел. На то была своя причина. Он должен был уйти в ту коробку. Если бы твой отец мог видеть, как ты плачешь каждый день, что бы он, по-твоему, подумал?

Наверное, это бы его расстроило. Ты знаешь, как сильно твой отец любил тебя.

Не кажется ли тебе, что ему было бы больно видеть несчастное лицо того, кого он любил?.. Так почему бы тебе не улыбаться каждый день, чтобы твой отец мог улыбаться из своей коробки? Наши улыбки позволяют твоему отцу улыбаться. Наше счастье позволяет твоему отцу был счастливым в своей коробке». После такого объяснения глаза Кей наполнились слезами.

Томако крепко прижала Кей к себе и тоже заплакала, позволив себе это впервые со дня похорон.

(«Моя очередь следующая – идти в коробку…»)

Кей наконец поняла, как тяжело было ее отцу. Ее сердце сжалось от мысли о том, что он чувствовал, зная, что его время истекло и он должен покинуть свою семью. Она также впервые поняла всю глубину слов матери и всю глубину ее чувств к мужу.

* * *

Через некоторое время все вокруг начало приобретать знакомые очертания.

…

Кей оказалась в будущем и теперь внимательно осматривала кафе.

Темно-коричневые, блестящие, как оболочка каштанов, толстые опоры и деревянная балка, пересекающая потолок, стены отделаны глиняной штукатуркой со столетней патиной, трое старинных часов… Тусклое освещение окрашивало все кафе в оттенок сепия, и было неясно, день за окном или ночь. Под деревянным потолком медленно и беззвучно вращался вентилятор. Ничто не указывало на то, что Кей прибыла в будущее на десять лет вперед.

Тем не менее отрывной календарь рядом с кассой действительно показывал 27 августа, но ни Казу, ни Нагаре, ни Котаке нигде не было видно.

Вместо них за прилавком стоял мужчина, наблюдавший за Кей.

– Что? – Кей была сбита с толку, увидев человека за стойкой. Она его не знала. Человек был в белой рубашке и черном жилете. Совершенно очевидно, что он работал в кафе. Он не удивился, что Кей внезапно появилась на том самом месте, должно быть, он знал о специальном стуле для путешествий во времени.

Мужчина ничего не говорил, он просто молча смотрел на Кей. Он не обратился к нежданной гостье, и это свидетельствовало о том, что он здесь не посторонний, – сотрудники кафе вели себя именно так. Через некоторое время мужчина начал со скрипом протирать стакан, который держал в руках. Среднего телосложения и среднего роста, лет тридцати, может, сорока… он выглядел как обычный официант. Его манеры были не самые дружелюбные, а от правой брови до правого уха протянулся большой шрам от ожога, из-за которого мужчина явно комплексовал.

– Эм, извините меня…

Обычно Кей не беспокоило, насколько общительный человек ее собеседник. Она могла завести разговор с кем угодно. Но сейчас Кей была выбита из колеи всем происходящим. Она говорила с мужчиной, как будто была иностранкой, плохо владеющей местным языком.

– А где ваш управляющий?

– …управляющий?

– Да, управляющий кафе, он здесь?

Человек за стойкой поставил стакан на полку.

– Наверное, это я… – ответил он.

– Что?

– Простите, а в чем дело?

– Правда? Вы управляющий этого кафе?

– Да.

– …здесь?

– Да.

– …этого кафе?

– Да.

– Правда?

– Ага.

(«Этого не может быть!»)

Кей в изумлении отпрянула.

Человек за прилавком был шокирован реакцией Кей. Он прекратил работу и вышел из-за стойки.

– Что… а что не так? – мужчина как будто испугался. Кей пришла в ужас от его довольно обычного ответа, и драматизм ее реакции заставил мужчину занервничать.

Кей нужно было разобраться в ситуации. Что случилось за эти десять лет? Она даже представить себе не могла. У нее было столько вопросов к мужчине, но мысли путались, а время уходило. Ее кофе скоро остынет, и путешествие в будущее окажется напрасным.

Кей собралась с мыслями. Она посмотрела на мужчину, с беспокойством следившего за ней.

(«Я должна успокоиться…»)

– Эм…

– Да?

– А что насчет предыдущего управляющего…

– Предыдущего управляющего?

– Знаете… очень большой парень, с узкими глазами…

– А, Нагаре…

– Точно!

По крайней мере, он знал Нагаре. Кей наклонилась вперед.

– Ну, Нагаре сейчас на Хоккайдо.

– Хоккайдо?..

– Да.

Кей моргнула в изумлении – ей нужно было еще раз это услышать.

– Что? Хоккайдо?

– Да.

– …

Кей почувствовала головокружение.

(???)

Все вышло не так, как она планировала. С тех пор как она познакомилась с Нагаре, он никогда ничего не упоминал о Хоккайдо.

– Но почему?

– Ну, я не могу ответить… – сказал мужчина, беспокойно потерев лоб над правой бровью.

– …

Кей была очень взволнована. Какая-то бессмыслица!

– О, вы собирались встретиться с Нагаре?

Не догадываясь о цели визита Кей, он сделал ошибочное предположение.

– …

У Кей пропало всякое желание отвечать. Она была раздавлена осознанием того, что ее путешествие оказалось бессмысленным, и не понимала, что теперь делать. Когда Кей совсем пала духом, мужчина внезапно спросил:

– Тогда вы пришли встретиться с Казу?

– Да, точно!

Как она могла забыть! Она сосредоточилась на том, чтобы расспросить мужчину об управляющем кафе, но забыла самое важное. Ведь это Казу подтолкнула ее к тому, чтобы отправиться в будущее; это она дала обещание. Неважно, был ли Нагаре на Хоккайдо. До тех пор пока Казу здесь, ситуация была под контролем. Кей пыталась сдержать бурю эмоций.

– И что же Казу? – быстро переспросила она.

– А?

– Казу! Казу здесь?

Если бы мужчина стоял ближе, Кей, вероятно, схватила бы его за рубашку.

– !

Мужчина отреагировал на ее натиск, отступив на пару шагов назад.

– Она здесь или нет?

– Эм, видите ли… – Мужчина отвел глаза, смущенный напором Кей.

– Дело в том… что Казу…

– …

– …она тоже на Хоккайдо, – осторожно и лаконично ответил он.

(«Вот и все…»)

Ответ мужчины полностью разрушил ее надежды.

– О боже, даже Казу здесь нет?!

Мужчина с тревогой смотрел на Кей. Она выглядела так, будто полностью утратила присутствие духа.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Кей бросила на мужчину взгляд, означающий: «Разве не видно?» – но он, конечно, понятия не имел о ее переживаниях и поэтому ни о чем не догадался.

– Да, я в порядке… – отрезала она.

– …

Мужчина в смятении поклонился и отошел назад за барную стойку.

Кей погладила живот.

(«Я не знаю почему, но если эти двое на Хоккайдо, то мой ребенок, должно быть, вместе с ними на Хоккайдо… Не похоже, что мне удастся с ним встретиться…»)

Кей опустила голову. Жизнь похожа на азартную игру. Если бы удача улыбнулась ей, они бы встретились. Кей знала это. Если бы встречаться с людьми в будущем было так просто, то все бы пытались это сделать.

Например, если бы Фумико Киёкава и Горо пообещали друг другу встретиться в кафе через три года, то, конечно, они могли бы встретиться. Но для этого Горо должен был сдержать обещание и прийти в кафе. Но ведь он мог попытаться приехать на машине и застрять в пробке или решить пойти пешком и не попасть в кафе из-за дорожных работ. Его могли остановить и спросить дорогу, или он мог просто сбиться с пути. Мог внезапно начаться проливной дождь или даже стихийное бедствие. Он мог заснуть или перепутать время встречи. Другими словами, будущее никак нельзя предугадать.

Неважно, по какой причине Нагаре и Казу были на Хоккайдо, так далеко от кафе. Все эти пробки, дорожные работы и еще множество непредвиденных обстоятельств могли коснуться и их, даже если бы они были в одной остановке отсюда.

Предположим, когда Кей вернется в прошлое, она расскажет, что не застала в кафе Нагаре и Казу, но это не изменит того, что Нагаре и Казу были на Хоккайдо. Кей знала правило. Ей просто не повезло. Обдумав все это, Кей медленно выдохнула и собралась. Она взяла чашку и сделала маленький глоток. Кофе все еще был довольно теплый. Кей умела управлять своим настроением. Это был еще один из талантов Кей жить счастливо. Да, жаль, что она не смогла встретиться со своим ребенком, но такова судьба. Кей сделала все от нее зависящее, и ей удалось отправиться в будущее. Она не сердилась на Казу и Нагаре. У них, конечно, была веская причина. Она не допускала и мысли, что они не сделали все возможное, чтобы встретиться. («Данное мне обещание было выполнено несколько минут назад. Я здесь, десять лет спустя. Это мне не помогло, но ничего не поделаешь. Когда я вернусь назад, я могу сказать им, что мы встретились…»)

Кей потянулась за сахарницей.

Дзинь-дзинь

Только она собралась добавить сахар в свой кофе, как на двери зазвенел колокольчик. По инерции она открыла рот, чтобы произнести: «Привет, добро пожаловать!» – но мужчина сказал это раньше нее.

Кей прикусила губу и посмотрела на вход.

– О, это ты, – сказал мужчина.

– Привет, я вернулась, – ответила девочка-школьница.

Девочка выглядела лет на четырнадцать-пятнадцать. Она была одета в летнюю одежду: белую рубашку с короткими рукавами, джинсовые брюки и сандалии на шнурках. Волосы были аккуратно собраны в хвостик, сцепленный красной заколкой.

(«О… это же девушка из того дня…»)

Увидев лицо девочки, Кей сразу узнала ее. Это была девушка, которая прибыла из будущего и попросила сфотографироваться вместе. Тогда она была одета в зимнюю одежду, и ее волосы были коротко стрижены, поэтому она выглядела немного по-другому. Но Кей хорошо запомнила большие красивые глаза девушки.

(«Ну вот мы и встретились вновь…»)

Кей кивнула своим мыслям и сложила руки. Она подумала, что тогда это была странная встреча, но теперь она обрела смысл…

– У нас ведь есть совместная фотография, не так ли? – спросила Кей девочку, стоящую у входа в кафе.

На лице девочки отразилось недоумение.

– Простите, о чем вы говорите?

Кей сразу поняла свою ошибку.

(«О, конечно…»)

Девушка должна прийти после этой встречи. «У нас ведь есть совместная фотография, не так ли?» сейчас звучит абсолютно бессмысленно.