Текст книги "Крестовый поход детей"

Я предложил его Монаху, но тот снова отказался.

Я выпил довольно прилично. Я уже так давно не наслаждался вкусом вина, что его аромат казался мне настоящим чудом.

Я пил и говорил. Монах сидел молча и слушал. Он спросил меня, как так вышло, что я шел совсем один и тащил такие тяжелые сани.

– И что ты ответил ему?

– Вино развязало мне язык. Боюсь, я рассказал ему все. Вероятно, я и сам не подозревал, насколько сильно мне нужно было исповедаться, не держать все внутри себя. В конце Монах кивнул…

– Путь до Рима долог и опасен, – сказал он. – Начиная отсюда – все меньше дорог, по которым можно пройти, и все больше блокпостов.

– У меня нет выбора, – ответил я.

– Выбор есть всегда. Дорога на Милан почти свободна.

– Но я иду не в Милан.

– Никогда нельзя знать наверняка. Если путь короче, это не означает, что он лучше.

Я ухмыльнулся. Я чувствовал себя пьяным. Рыгнул, и отрыжка от чересчур крепкого вина наполнила рот кислым. Монах протянул руку, чтобы палкой расшевелить пламя костра.

И в тот момент я увидел его руку.

– И что ты подумал?

– Я решил, что просто пьян. Что все это просто снится и утром, когда я проснусь, ничего не будет. Но той ночью случилась одна вещь.

Я проснулся, и вдруг хмель совершенно исчез. Я видел все вокруг предельно ясно и четко.

Монах сидел рядом и пристально смотрел на меня. Капюшон уже не закрывал лица, но, поскольку за спиной монаха горел костер, я увидел только черный гладкий овал.

Вспомнилось секундное видение черного когтя, шевелившего пламя. Я спросил себя, как мне удалось заснуть рядом с этим монстром.

– Проснись, Джон, – сказал тот.

– Что такое? – ответил я, протирая слипшиеся ото сна глаза.

– Я должен кое-что сделать для тебя.

– Ты уже сделал для меня очень много. Убежище, вино.

– Подарок, который я хочу сделать, гораздо ценнее.

– Ах, ну ничего себе, – сказал я с издевкой. – Насколько ценнее?

– Суди сам, – произнес он. И поднес правую руку к моим глазам.

Я почувствовал резкую головную боль. Иногда говорят, что сильная боль ослепляет, но это всего лишь образное выражение, лишенное прямого смысла.

Боль, которую испытал я, ослепила меня в самом буквальном смысле. Я провалился в темноту.

– А потом?

– А потом в темноте я услышал звон колокольчика и увидел Монаха, появившегося вдалеке. Сначала он был не больше точки, но постепенно становился все больше, пока не оказался прямо передо мной.

– Ты как? – спросил он меня.

– Что ты сделал с моими глазами?

– Я избавил их от недостатка.

– Какого недостатка?

– Они работали слишком хорошо. Настолько хорошо, что для тебя это было опасно. Тебе нужны особенные глаза. И я дал их тебе. Ты отплатишь мне за них, когда сможешь.

– Ты ослепил меня!

– Но ты же меня видишь.

– Ты всего лишь иллюзия!

– Нет. Ты по-настоящему видишь меня.

– Алессия! Где ты? Помоги мне!

Монах покачал головой.

– Сейчас она не слышит тебя, – грустно вздохнув, произнес он. – Но ты снова обретешь ее, обещаю. Когда эти глаза больше не будут нужны.

Образ Монаха исчез, и я снова оказался в подвале. Мне пришлось сразу же зажмуриться. Свет костра был невыносимо ярким. Но все же немного менее ярким, чем свет, исходивший от сидевшей передо мной фигуры. Теперь я мог разглядеть ее. Я мог разглядеть гладкое лицо Монаха, практически лишенное черт, как фехтовальная маска или незаконченная статуя. Статуя из черного мрамора.

– Но когда мы познакомились, ты уже не был слеп.

– Позволь мне закончить.

Уверенные шаги священника эхом отражались от пола туннеля. Гладкого и пугающе чистого пола, сделанного из того же прочного и гладкого материала.

Джон продолжил свой рассказ.

Тогда я не знал, насколько ужасно выглядит мое лицо.

Как не знал и того, что, когда я думал, что закрываю глаза, на самом деле всего лишь переключал выключатель в своем сознании.

Со временем я овладел этой техникой, как и другими новыми возможностями. Способность видеть в темноте была одной из них. Но не единственной. Теперь я мог воспринимать ауру людей и понимать, здоровы они или больны. Кроме того, среди даров Монаха, по-видимому, была физическая выносливость, увеличившая ту, что мне подарил Патриарх Венеции. Наконец, у меня появилась еще одна способность, контролировать которую было труднее всего, – способность попадать в параллельный мир, в котором по-настоящему жили Монах и подобные ему создания. Мир, который сосуществует с нашим, пересекается с ним, но не является его частью. Алессия принадлежит к тому измерению, но для того, чтобы защищать меня, она была вынуждена перейти в наше. Поэтому я перестал ее видеть, несмотря на то, что она оставалась рядом со мной.

– Теперь тебе пора отправляться, – сказал Монах. – Ты должен продолжить свой путь. Но глаз, которые я тебе дал, недостаточно. Ты должен найти союзников. И ты найдешь их в Милане.

– Но я не иду в Милан, – повторил я упрямо.

– Ты должен пойти туда. Если хочешь, чтобы твой крестовый поход увенчался успехом.

Несмотря на владевшие мной страх и ярость, я расхохотался.

– Крестовый поход?

– Ты что-нибудь слышал о Крестовом походе детей?

– Это средневековая легенда.

– Что-то среднее между легендой и историческим событием, если говорить точнее. Но тот крестовый поход состоялся на самом деле. И организовавший его двенадцатилетний пастушок Стефан из Клуа был реальной фигурой. В 1212 году он убедил тридцать тысяч молодых людей отправиться на освобождение Святой земли.

– Да, а еще этот крестовый поход провалился. И почти все молодые люди умерли. Или стали рабами.

– Но твой крестовый поход не провалится. И никто не умрет рабом. Ты должен отправиться в Милан и созвать войско, при помощи которого победишь зло и заложишь основу для атаки на Рим, где зло еще могущественнее.

Самуэль шагал в темноте, следуя за голосом священника. За голосом, который становился все более твердым и более уверенным.

– Именно тогда у меня было первое видение того, что произошло с Римом под предводительством нового кардинала, имя которого мне неизвестно, – печально заключил Джон.

Самуэль покачал головой.

– Невероятно, что о таких чудовищных вещах нам не известно ровным счетом ничего.

– Мир стал гораздо больше. И гораздо тише.

– Да, – согласился молодой раввин. – Мир стал тихим, как кладбище. Кладбище размером с целую планету.

– Но мы не знаем точно, так ли это, – возразил Дэниэлс. – У нас нет связи с остальным миром.

– То, что мы видим вокруг, не оставляет больших надежд.

– Надежда – это единственный луч света, который у нас остался. Мы не можем от нее отказаться, – настаивал Джон.

– Итак, ты последовал совету Монаха и пришел сюда. Чтобы собрать войско.

– Я пришел сюда, и здесь у меня украли бомбу, и мне пришлось собирать войско для того, чтобы получить ее обратно.

Раввин почесал бороду.

– Но это бессмысленно. Если бы Монах не помешал тебе продолжить свой путь…

– То я смог бы добраться до Рима и не встретил бы этих людей, которые меня чуть не убили, правда? Думаешь, я об этом не думал? Тысячу раз…

Уже несколько недель он тащил свои сани по пустынным заброшенным дорогам, когда на окраине мертвого города, который когда-то назывался Миланом, внезапно оказался в окружении полудюжины вооруженных людей.

Он не заметил их появления. На этот раз его новое восприятие не помогло.

Все чувства, как старые, так и новые, предали его.

Люди кружили вокруг него словно в танце, осыпая проклятиями и оскорблениями.

Они читали древние молитвы на латыни – как заклинания, не понимая их смысла и искажая почти до неузнаваемости.

Это были Сыны Гнева. Они со смехом объявили Джону, что им ничего от него не нужно.

На самом деле им было нужно от него все.

Отняли сани.

Отняли бомбу.

Отняли противогаз и съестные припасы.

Избили, сломав много костей. Издевались над его слепотой. Но именно это Джона и спасло.

Нападавшие решили, что веселее будет не прерывать агонию слепого старика, а бросить его полумертвым на снегу. Близилась ночь. Казалось, он уже слышал Созданий ночи.

Сыны Гнева с хохотом покинули его, оставив на произвол судьбы.

Вскоре опустились сумерки. А вместе с ними пришли создания тьмы.

Они-то и спасли Джона Дэниэлса.

Они подобрали его, окутали теплым коконом своих крыльев и охраняли, пока новые способности в тишине восстанавливали тело священника, залечивали раны и облегчали боль…

– Когда меня нашли разведчики Города, я был уже почти здоров. Я только притворялся, что мне хуже, чем на самом деле, чтобы не напугать их.

– И теперь у тебя есть войско для твоего крестового похода, – заключил Самуэль.

– Еще нет. Начало хорошее, но впереди у нас долгий путь. Но не конкретно этот. Тут, мне кажется, мы уже пришли.

В конце туннеля виднелся – пока еще слабый – свет.

– Думаю, это свет станции Дуомо.

Глава 20. Улей

Они вышли из туннеля и повернули в коридор, покрытый все тем же странным черным лаком. Свет постепенно становился ярче, и теперь они могли рассмотреть его в подробностях. Самуэль подошел вплотную к стене.

– Смотри, – удивленно прошептал он.

Джон подошел к нему.

– Невероятно… – тихо произнес он по слогам.

Вся стена длиннейшего коридора была полностью покрыта барельефом. Фигуры на стене были сделаны из того же лака: играющие в мяч дети, красивые женщины, корабли, дома…

На стене были и надписи, тоже объемные. Прочтя их, Самуэль все понял.

– Это реклама. Они взяли рекламные плакаты и сделали из них рельефы.

Джон отошел на шаг назад, чтобы осмотреть этот абсурдный фриз, длиной превосходивший знаменитый фриз Парфенона. Он узнал рекламу Кока-Колы и афишу фильма с фотографией актрисы, которую, судя по объемным буквам под изображением, звали Дженнифер Лоуренс.

– Зачем им было делать это?

Джон пожал плечами.

– Я вовсе не утверждаю, что понимаю их.

– Знаешь, Джон, я хочу задать тебе один вопрос с тех пор, как увидел тебя. Эти создания… мы называем их Монстрами, демоническими созданиями. А вдруг они, наоборот, тоже часть Божьего замысла?

Джон задумался.

– В Евангелии от Иоанна есть одно место, где Христос говорит: «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора». Я много думал об этих словах с тех пор, как впервые в жизни увидел этих созданий.

Священник провел пальцами по подсолнухам с афиши, рекламировавшей выставку Ван Гога. Цветок был холодным и скользким на ощупь.

– Идем, – сказал он в конце концов, оторвавшись от своих мыслей.

– У тебя не болит голова? – спросил Самуэль, кривясь от боли.

– Это нормально.

– Боль усиливается.

– Это тоже нормально. Мы приближаемся к этим созданиям. Поначалу они всегда так действуют. Стисни зубы и продолжай идти.

За коридором следовал другой, еще длиннее предыдущего, заканчивавшийся длинными эскалаторами. Их ступени тоже покрыты черным лаком. Путники медленно шли через пустое пространство, стараясь не поскользнуться на гладкой, как стекло, поверхности.

– А у тебя тоже есть ощущение, что за нами наблюдают? – спросил Самуэль.

– С того момента, как мы вошли в этот коридор.

– Где они?

– Они могут быть где угодно.

Раввин внимательно, насколько позволяло скудное освещение и сильнейшая головная боль, рассматривал рельефы на стенах. Джон и Самуэль поднялись почти до самого конца эскалатора, когда несколько фигур вдруг отделились от потолка. Как будто капли бензина падали на пол и медленно поднимались, принимая форму крылатого существа. Джон насчитал шестерых. Они стояли неподвижно, пока люди не продолжили подъем, и соблюдали постоянную дистанцию, около сотни метров. Когда люди останавливались, они останавливались тоже.

– Кажется, они не опасны.

– Кажется, нет, – подтвердил священник. – Они настроены не враждебно. Идем.

Поднялись сначала по одной лестнице, затем по другой. Теперь свет стал ярким – по крайней мере, для привыкших к темноте глаз. Путники вышли в просторное помещение. Когда-то здесь, по-видимому, находились кассы. Но теперь все предметы, включая киоски и турникеты, вынесли. Остались только черные стены, украшенные фигурами, которые казались статуями, пока не оживали и не начинали двигаться.

Отделяясь от стен, десятки созданий сходились к ним со всех сторон.

Джон поднял руку ладонью наружу.

Создания остановились. Все, кроме одного. Оно вышло вперед неуверенной, почти младенческой походкой, которую Джону уже приходилось наблюдать у этих созданий, когда они бывали вынуждены ступать по земле. У этого существа были жесткие крылья, сложенные, как мантия. Небо было его царством.

«По идее, их вид должен вызывать ужас. Они похожи на дьяволов со средневековых фресок», – сказал Джон самому себе.

Но они не внушали страха. Священник уверенно смотрел в лицо приближавшегося к нему создания.

– Наконец-то ты пришел, Джон Дэниэлс, – прозвучал голос внутри его черепной коробки.

– Ты знаешь мое имя.

– О твоем приходе было объявлено. Добро пожаловать. Мир тебе.

Это были не слова – вспышки информации, своего рода смысловые молнии, загоравшиеся в сознании.

– Мой друг может остаться?

– Он тоже, как вы говорите, Божий человек?

– Да. А вы знаете Бога?

– Не лично.

Сказав это, существо развернулось и направилось в центр комнаты, где свет был ярче. Джон хотел задать ему и другие вопросы, но почувствовал, что оно не ответит. Так что он просто последовал за ним. То же сделал и Самуэль.

Стоявшие на их пути существа расступались в стороны, как воды Красного моря перед Моисеем. Сердце Джона радостно билось. Несмотря на заверения Монаха, он не полностью доверял этим непредсказуемым созданиям, далеким от человеческой логики.

Свет становился все ярче, и вскоре с неба начало падать что-то холодное и влажное, как слезы. Джон и Самуэль подняли головы. Шел снег. Мелкий и нежный снег, мягко ложившийся на все вокруг.

Они пошли вверх по ступеням, на улицу. Это было как выходить на свет из могилы.

По мере того, как они поднимались, становился все виднее огромный черный холм, усеянный шпилями и высокими арками. Странные украшения заполняли его сверху донизу.

Наконец оба они поняли, что находится перед ними. Это был миланский Дуомо[26]26
  Дуомо (итал. Duomo) – кафедральный собор в Италии. Здесь имеется в виду Duomo di Milano – Миланский собор, посвященный Рождеству Пресвятой Девы Марии (построен 1386–1965) – символ города и пятая по величине церковь в мире.


[Закрыть]. Но переделанный до неузнаваемости. Остальные здания на площади тоже были покрыты черным, как панцирь скарабея, лаком. Белизна мрамора сменилась чернотой, как на негативе фотографии.

Только золотая статуя на макушке самого высокого шпиля все еще продолжала сиять.

– Невероятно, – сказал пораженный Самуэль.

– Да, – ответил Джон с замиранием сердца. Снег, скользивший по их курткам, ложился на кожу и крылья шедшего перед ними существа причудливым узором, складываясь в звезды, в волны…

Создание обернулось. Знаком пригласило их следовать за ним.

Они поднялись по ступеням и вошли в Дуомо.

Если снаружи здание выглядело сильно преобразившимся, то внутри создавалось впечатление, что человек вообще никогда не принимал участия в его возведении и даже не бывал в нем. Пространство громадного центрального нефа пересекало множество своеобразных мостков. Между стен натянуты черные тросы в человеческую руку толщиной, и на каждом головой вниз, как летучие мыши, висели сотни ночных созданий. По-видимому, они спали. Другие передвигались по церкви, занятые какой-то непостижимой деятельностью, – непостижимой для Джона и Самуэля, которые, запрокинув головы, удивленно разглядывали необычное место.

Создание повело их к алтарю.

Невероятно, но гигантские готические витражи практически не пострадали. Разбилось всего несколько секций, и в них утраченное стекло было заменено вездесущим черным лаком. Но большая часть витражей сохранилась и сияла яркими цветами: красным, синим, золотым. Цветами, которые уже давно исчезли с лица Земли.

Свет, хоть и слабый, проникал внутрь через витражи. Наслаждаясь великолепием цветов, Джон задумался, что бы почувствовали художники и ремесленники, на протяжении шести веков трудившиеся над этим великолепием, увидев, во что превратился их мир. Миллиарды людей потеряли жизнь, пламя преисподней уничтожило Землю, и все же древние витражи сохранились и продолжали очаровывать своей красотой.

История Адама и Евы, Исаака, жизнь Христа разворачивались на тысячах квадратных метров цветного стекла и смальты.

Самуэль оторвал Джона от его мыслей.

Раввин молча кивнул в сторону двух существ, работавших со своим вездесущим лаком над участком витража, в котором не хватало стекла. Они лепили этот странный материал руками, как пластилин. Буквально за несколько мгновений из-под длинных пальцев вышла фигура пахаря. Было удивительно наблюдать за тем, как сюжет утраченного витража восстанавливается нечеловеческими руками.

К Джону пришло умиротворение, какого он не испытывал со времени Страдания. Должно быть, то же чувствовал переписчик, в темные века копировавший древний, непонятный для него текст, сохраняя и передавая сокровища знаний. В скромном молчании, как и эти создания, безмолвно воспроизводившие в черном лаке утраченные формы, – то ли по памяти, то ли узнав их каким-то недоступным для людей восприятием.

– Джон… – повторил раввин тихо. На этот раз в его голосе был слышен ужас.

Священник обернулся, оторвавшись от своих мыслей.

С алтаря спускались три фигуры почти трехметровой высоты. Их крылья были сложены. От них исходило ощущение абсолютной силы. Они шествовали медленно и торжественно. Самуэль приблизился к Джону, словно ища у него защиты.

Дэниэлс сделал шаг навстречу. То же пришлось сделать дрожавшему как лист Самуэлю.

Черные непроницаемые лица внимательно рассматривали пришедших.

– Мы слушаем вас, – прозвучало в головах людей.

– Вы знаете, почему мы здесь? – начал Дэниэлс.

– Знаем.

– Сыны Гнева завладели атомной бомбой. Если мы их не остановим, они используют ее против вас.

– Они завладели твоей бомбой. А ты сам что хотел с ней сделать?

Священник сделал глубокий вдох и ответил:

– Отвезти ее в Рим.

– Рим такой же город, как и Милан. Какая разница, здесь она взорвется или там?

– Но вы-то здесь!

– Но вам какая разница?

После некоторого размышления Джон ответил:

– Сынов Гнева необходимо остановить. Как и безумцев, захвативших власть в Новом Ватикане.

– Мы знаем о них.

– Мне нужна бомба. Я должен остановить этого монстра.

– Красного человека.

– Да.

– Почему он ненавидит нас? Тебе это известно?

– Я даже не знаю, кто он такой. Когда я покидал Рим, кардиналом был Фердинандо Альбани. Это он отправил бомбу в Венецию, чтобы уничтожить город и его Патриарха.

– Но ты этому помешал.

– Я не хотел, чтобы погибло столько невинных.

– И все? Только поэтому?

Вздохнув, Джон покачал головой.

– Я не хотел, чтобы это чудо исчезло.

Три создания послали ментальный эквивалент улыбки.

– Ты хорошо сказал. Чудо. Твоя религия допускает существование чудес?

– Мы верим, что святость может дать способность творить чудеса. Но я не знаю, чудеса ли я видел в последнее время или просто недоступные моему пониманию вещи.

– Так ли велика разница?

– Может, и нет.

Все три создания одновременно кивнули головами в одну сторону, указывая на свод нефа.

Только теперь Самуэль и Дэниэлс осознали, что пространство собора наполняет необычная музыка. Приглушенный гул с редкими головокружительными пиками, не похожий на звуки, производимые человеком. Временами он напоминал средневековую полифонию, но только временами. В основном звук был странным, диссонирующим, как животный крик.

– Тебе нравится наш дом?

– Когда-то это был дом Бога.

– Он им и остается. Мы не даем ему разрушиться. Быть может, настанет день, когда вы поблагодарите нас за наши усилия.

– До этого дня еще нужно дойти.

Смех раздался в сознании Джона Дэниэлса.

– Скажи, что тебе нужно.

– Ваша помощь. Даже если нам удастся сделать Альберти своими союзниками, мы не будем достаточно сильны, чтобы бросить вызов Сынам Гнева. Нам нужны вы. Нам нужна ваша сила.

– Мы помогли вам в городе Железных врат. Мы убили ваших врагов. А теперь они стали вашими союзниками. Вы опять хотите от нас того же? Чтобы мы уничтожили вам подобных? Вам не кажется, что ваша ненависть и ваше презрение к нам и без того уже достаточно сильны?

Двое из этих созданий отвернулись от людей, встав лицом к алтарю.

Джон понял, что они были против его идеи.

– Все изменится, – настаивал он. – Помогите нам спасти Милан, и его население вечно будет вам благодарно.

На этот раз в зазвучавшем в сознании смехе не было ничего веселого. Он был горьким, саркастическим.

– Если мы поможем вам, это не изменит ваше к нам отношение. Вы все равно будете ненавидеть нас. Быть может, еще сильнее, чем прежде.

Джон почувствовал, как внутри него поднимается волна разочарования.

– Бесполезно, – огорченно сказал он Самуэлю.

Раввин покачал головой.

– Позволь мне попробовать.

Борясь со страхом перед крылатыми созданиями, он оторвался от Джона и выступил вперед.

– Позвольте сказать вам одну вещь. Это правда, люди вас ненавидят, презирают вас. Мы вас боимся. Посмотрите на меня: даже сейчас, говоря с вами, я испытываю страх. Но, тем не менее, я говорю с вами. Я видел, какие удивительные вещи вы умеете делать. Конечно, эта церковь совсем не такая, какой она была, когда ее использовали люди, но и сейчас она тоже очень красива. И я видел чудеса, которые вы способны творить с человеческим телом. Я видел слепца, который двигается уверенно, как зрячий. Слепца, который читает души, – быть может, даже лечит души. И я видел, как он выживает на открытой поверхности безо всякой защиты. Я видел ваши чудеса, и я знаю, что помимо внешности вы удивительные создания.

– Не льсти нам.

– Я не льщу вам! Я говорю то, что думаю.

– То, что думаешь ты. Но ты – не обычный человек. Как и Джон Дэниэлс. А что думают о нас подобные вам, которые не знают нас?

– Узнав, они изменят свое мнение. Они перестанут бояться.

– Человеку свойственно бояться и ненавидеть то, чего он не знает.

– Именно поэтому мы должны узнать друг друга. Чтобы избавиться от предрассудков и страха.

– Быть может. Но это непросто.

– Пережить конец света тоже было непросто. Но нам это удалось. И нам, и вам. Мы выжили и поэтому просто обязаны сотрудничать – ради продолжения жизни на Земле. Любой формы жизни. Если вы нам поможете, может родиться новый мир. И тогда даже страдания прошлого окажутся не напрасны.

Долгое время создания ничего не говорили.

Потом два из них снова повернулись лицом к людям.

– Доверять вам рискованно.

– Я знаю. Но это единственная оставшаяся у нас надежда. Единственный способ спастись. Вместе.

Воцарившееся в огромном нефе молчание было почти ощутимо.

Единственным звуком, раздававшимся в тишине, было шуршание крыльев о пол. Потом в сознании людей прозвучали слова:

– Нам нужно время на размышление.

– Сколько времени?

– Мы еще не знаем. Быть может, три отрезка времени, которые вы называете днями.

– У нас нет этого времени! – простонал Джон. – Мы не можем потратить впустую целых три дня!

– Не впустую.

Эти слова были произнесены не допускавшим возражений тоном. Джон и Самуэль почувствовали это.

– Прямо сейчас мы можем гарантировать вам только свободное перемещение по нашей территории. Больше нам нечего предложить вам. У нас нет ни еды, ни воды, ни оружия.

Джон кивнул.

– Пока вы не оказываете нам военной поддержки, свободного перемещения будет вполне достаточно. Но для того, чтобы победить, этого недостаточно. Ваше разрешение распространяется и на Альберти?

– Оно распространяется на всякого, кто пойдет с вами.

Три создания уже начали удаляться, но тут Самуэль, преодолев страх, снова заговорил:

– Мои предки были пленниками нацистских лагерей уничтожения. Вы знаете, что это такое?

– Знаем. Мы видим это в твоем сознании.

– Многие представители моего народа погибли в тех лагерях под приближающийся грохот орудий шедших освободить их армий. Один день промедления означал смерть для тысяч мужчин, женщин и детей из моего народа. Поэтому даже один день, даже один час считается. Даже секунда может отделять жизнь от смерти. Запомните это.

Около минуты создания стояли неподвижно. Потом заговорили, причем на этот раз не в сознании, а собственным голосом, пронзительным и похожим на детский.

– Мы этого не забудем.

Не говоря больше ни слова, они поднялись по ведущим на алтарь ступеням и, зайдя за него, исчезли в темноте.