Текст книги "Океан теософии (сборник)"

МИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ УИЛЬЯМА К. ДЖАДЖА

У.К. Джадж

Предисловие

Мистер Джадж всегда находил много способов, когда надо было обратить внимание разных людей на древние истины. Для этого он подписывал свои произведения в журнале «Путь» несколькими псевдонимами: Наджи-Иринн, Мурдха Джоти, Уильям Бренон («Бренон» означает судья на гальском языке), Юсибио Урбан, Родригес Ундиано и дюжиной других, которые он придумал и применял не однажды. Он также использовал древнее изобретение – историческую аллегорию. В период с 1885 по 1893 годы он опубликовал в журнале «Путь» десять мистических рассказов (за исключением первого, «Странного рассказа», опубликованного в «Теософе»), используя для всех авторское имя Брайан Киннаван.

В этих рассказах читатель найдёт философию и историю, учение об элементалах, о символах, о «взятых взаймы телах», о графических картинах отсроченной кармы, сомнениях, суевериях и отрешении от истинной религии и практики. В них также есть историческое обоснование окончательного погружения Атлантиды, рассказ об учреждении Ложи в Ирландии и о том, как Учителя Мудрости оставили остров при приближении определённого цикла.

Более того, эти любопытные рассказы указывают теософам направление, дают руководство, предупреждение и предсказание.

Месяц за месяцем, год за годом в журнале «Путь» мистер Джадж стремился обратить внимание своих читателей к смыслу работы, в которой они принимали участие, говорил о том, что каждый может выбирать свои методы действия, но необходимо совместно держаться теософских принципов. Он указывал на препятствия, описывал возможные опасности и давал формулу для преодоления трудностей: преданность, знание, работа. Потом он выбирал материал из древней истории, чтобы, сделав из него рассказ, повторить всё сначала.

Странная история

I

Читатели журнала (этот рассказ был впервые напечатан в журнале «Теософ», июль и декабрь 1885 г. – Ред.) находили на его страницах истории, в которые трудно поверить и ещё более любопытные, чем фрагменты того, о чём я готов рассказать. Нельзя забыть необыкновенный рассказ одного русского об Адепте в замке богача, когда младенец принял образ старика. Этот рассказ, который, по мнению автора, не содержит ничего особенно нового, отличается от многих других тем, что в нём я поведаю о том, что видел сам. Кроме того, сейчас такое подходящее время, и то, о чём говорится, поможет объяснить многим читателям разные любопытные случаи, происшедшие в течение последних пяти лет в Индии и Европе.

Для начала надо сказать, что эта незаконченная история написана в том свете, как того пожелал тот, от кого она исходит, и кому я не могу не подчиниться. Она интересна именно тем, что ведёт к размышлению, почему и нужна именно сейчас.

Почти все мои друзья в Индии и Европе знали, что я часто ездил на север Южной Америки, а также в Мексику. Об этом факте, несомненно, было сказано и в журнале. Однажды, очень теплым июльским днем 1881 года я стоял в вестибюле церкви св. Терезы в г. Каракас в Венесуэле. Этот город был основан испанцами, которые захватили Перу и Мексику, и его население говорит по-испански. У входа в церковь толпилось много народа. В это время показалась процессия, впереди которой бежал маленький мальчик и хлопал трещоткой для отпугивания дьявола. Наблюдая за процессией, я услышал голос, говоривший по-английски: «Любопытно, что у них сохранился этот единственный из древних обычаев». Повернувшись, я увидел старца необычного вида, который, странно улыбаясь, сказал мне: «Пойдёмте со мной, поговорим». Я согласился, и он повёл меня к дому, на который я часто обращал внимание из-за любопытной староиспанской таблички над дверью, сообщающей, что этот дом находится под протекцией св. Джозефа и Мэри. Следуя приглашению, я вошёл и сразу увидел, что это не обычный каракаский дом. Вместо ленивых и грязных венесуэльских слуг там были чисто одетые индусы, такие, каких я часто видел на соседнем английском острове Тринидад. Вместо противного, обычного для этого города чесночного и других запахов, воздух был наполнен восхитительными арматами, знакомыми только жителям Востока. Поэтому я сразу пришёл к выводу, что меня ждёт приятное приключение.

Устроившись в комнате, увешанной гобеленами и охлаждаемой панкашами (индийский вентилятор. – Перев.), которые, очевидно, были установлены не так давно, мы начали беседу. Я старался выяснить, кто этот человек, но он ускользал от ответа. Хотя он не признавался и не отказывался, что знает о Теософском обществе, мадам Блаватской и Учителях Мудрости, но постоянно делал такие замечания, что я был уверен, что он знает о них всё и что умышленно подошёл ко мне в церкви. В течение довольно долгого разговора я заметил, что он наблюдает за мной, и почувствовал, что нахожусь под воздействием его взгляда. Затем он сказал, что, поскольку мы уже достаточно познакомились, он хотел бы объяснить мне следующее. Не удовольствия и не выгоды, только обязанности призвали его сюда. Я упомянул о секретных тропах, которые, как говорят, есть в Перу и где находится много богатств. На моё замечание он ответил, что это правда и что его присутствие здесь связано с ними. Тропы простираются от Перу вплоть до Каракаса (Венесуэла), где мы тогда находились. В Перу они скрыты, и человек не в силах найти их. Несмотря на то, что ужасное землетрясение 1812 года сравняло с землёй бо́льшую часть города, в этом месте вход на них недостаточно надёжно охраняется. Венесуэльцы ненасытны, и те в Индии, кто знает секрет, послали его сюда, чтобы предотвратить обнаружение входов, что возможно только в определённый сезон. По окончании его он может спокойно уехать, поскольку до следующего года никто не найдет вход без согласия и помощи Адептов. В этот момент прозвучал странный звон колокольчика, и его позвали. Он попросил меня остаться до его возвращения и вышел из комнаты.

Погруженный в раздумье, я ждал очень долго, но становилось поздно, прошло время обеда, и я приготовился уйти. Я только намерился это сделать, как тут же вошёл слуга-индус и стал у единственной двери. Он продолжал стоять, а я услышал голос, который звучал так, будто доносился ко мне через длинную трубу: «Не надо суетиться». Снова усевшись, я увидел, что на стене, ярко сверкая, висит странная, широкая, серебряная гравюра, которую я раньше не заметил. Наступило такое время дня, когда солнечный свет осветил её, и я увидел на ней изображение, но не смог его расшифровать. Случайно посмотрев на противоположную стену, я обнаружил, что гравюра бросает отражение на поверхность, очевидно приготовленную для этой цели. На стене находилось полное отражение гравюры. Это была схема с компасом, знаками и странными пометками. Я подошёл ближе, чтобы рассмотреть, но как раз в этот момент солнце опустилось за дома, и фигуры исчезли. Всё, что я мог понять – было похоже на увеличенные буквы на языках тамил или телугу, возможно зенд. (Тамил, телугу, зенд – группа дравидских языков, на которых говорят в Южной Индии. – Перев.) Колокольчик снова слабо прозвенел, и старец вернулся. Он извинился, говоря, что был очень далеко, но что мы встретимся снова. Я спросил где, и он ответил: «В Лондоне». Пообещав вернуться, я поспешил уйти. На следующий день я не нашёл его нигде и обнаружил, что существуют два дома, находящиеся под протекцией Джозефа и Мэри, однако не мог сказать, в каком из них я его видел. Но в обоих я нашёл испанцев, испанских слуг и испанские запахи.

В 1884 году я приехал в Лондон и забыл к тому времени о моём приключении. Однажды я забрёл в старый переулок, чтобы осмотреть на ул. Стрэнд древнюю римскую стену, которой, как говорили, было 2000 лет. Войдя в переулок и разглядывая постройку, я заметил присутствие человека, по внешности иностранца, который наблюдал за мной, когда я появился. Я почувствовал, хотя не был абсолютно уверен, что он как-будто знает меня, или, возможно, я встречал его где-то. Казалось, что его глаза не принадлежат его телу, а его внешность была одновременно пугающей и привлекательной. Он разговаривал со слугой, но его голос был мне незнаком. Потом слуга ушёл, а он приблизившись ко мне, сказал:

– Неужели вы забыли дом Джозефа и Мэри?

В тот же момент я узнал выражение этих «окон души», но, всё же, это был не тот человек. Решив, что легко не сдамся, я просто сказал: «Нет», – и стал ждать.

– Ну, удалось Вам расшифровать отражение серебряной гравюры на стене?

В этом замечании было полное опознание места нашей встречи, но человек был другой.

– Что ж, – сказал я, – я видел в Каракасе ваши глаза, но не ваше тело. Он засмеялся и ответил:

– Я забыл об этом, я тот же человек, но я одолжил это тело и, определенно, должен пользоваться им ещё какое-то время. Я нахожу, что с ним нелегко справляться, и оно совсем не из тех, что могло бы мне нравиться. Вы, конечно, узнали выражение моих глаз, но я упустил из вида, что вы смотрели на моё тело обычными глазами.

Я опять отправился с ним в его жилище. Не думая о его личности, слушая голос души, – она-то всегда присутствует, я забыл о его метаморфозе. Он любезно рассказал мне о себе невероятно интересные вещи.

Он начал так:

– В том уединении в северной Индии, где я пробыл много лет, я позволил себе обмануться, забыв Бхагавадгиту, где сказано, что человек – друг своей души и её враг. Но появился шанс исправить нанесённый себе ущерб, и мне дали возможность взять это тело.

В этот момент я снова услышал звон колокольчика, и он оставил меня. Возвратившись, он продолжил рассказ.

Если у меня вскоре появится возможность, я опишу происшедшее, но сейчас я должен остановиться.

II

Многие не могут поверить, что меня заранее попросили не писать всю эту историю сразу, и они усмехались, когда читали, что я продолжу её, если будет «позволено». Но те, кто хорошо меня знают, почувствуют, что в моём утверждении есть какая-то истина. Тем, кто могут читать между строчками, будет интересно узнать, что несколько раз я пытался закончить рассказ, чтобы послать в журнал всю рукопись сразу, но всегда случалось, что в момент окончания первой главы мои глаза затуманивались, или заметки, готовые для работы, становились простой чепухой, или мешали ещё какие-нибудь трудности, так что, вплоть до настоящего момента, я не мог продвинуться хоть немного дальше, чем в последнем изложении. Для меня было совершенно очевидно, что рассказ не будет закончен, хотя я хорошо знаю, что хочу сказать. Эта часть, следовательно, будет последней, так как в попытках прийти к заключению много времени потрачено в борьбе против чего-то, желающего предотвратить подробное описание событий. Для того, чтобы покончить с тем, что уже написано, я вынужден пропустить много эпизодов, которые, возможно, были бы интересны нескольким людям. Но всё философское по природе, что было передано мне, я постараюсь вспомнить и рассказать.

Сидя там в ожидании, пока мой хозяин вернётся, я чувствовал духовное воздействие другого ума, которое было похоже на прохладный бриз с гор.

Это был ум того, для кого наступил момент, когда нет других желаний, кроме того, чтобы карма свершалась. Одновременно с этим, ползущим по мне влиянием, я начал слышать голос, словно через трубу, конец которой был в моей голове. Растянувшаяся в пространстве на огромное расстояние, она делала голос слабым и отдалённым (некоторые теософы знают, о чём я говорю). Он сказал:

«Не тот, кто, наслаждаясь соблазнами, достигает счастья, а тот, чьи страсти входят в его сердце, подобно водам, бегущим в никогда не наполняющийся, спокойный океан. Человек, отказавшийся от соблазнов плоти, работающий без чрезмерного желания, скромно, без гордости – достигает счастья. Это божественное подчинение. Человек, владеющий такой верой в Высшее, не заблудится: достигнув этого даже в час смерти, он сольется с бессмертной природой Брахмы. Тот, кто наслаждается Амритой (небесный напиток, или пища богов, пища, дарующая бессмертие. – Перев.), что осталась от его жертвоприношения, достигнет вечного духа Высшего Брахмы».

Казалось, что атмосфера комнаты придавала памяти огромную сохраняющую силу. Вечером, вернувшись в своё жильё и обратившись к этим фразам из Бхагавадгиты, я знал, что они пришли ко мне из места, или от человека, к которому мне следовало испытывать уважение.

Занятый мыслями, я не заметил, как вернулся мой хозяин. Когда я поднял глаза, то неожиданно увидел его сидящим на другой стороне комнаты и читающим книгу. Английская одежда исчезла, на нём было белое индийское дхоти. Я заметил опоясывающий его тело брахманский шнур. Неизвестно для чего, но на цепи вокруг его шеи висело украшение, если не розенкрейцеровское, то, несомненно, древнее.

Затем я заметил ещё одно изменение. Кажется, что вместе с ним, хотя и не через дверь, пришли другие посетители, но не люди. Сначала я не видел их, хотя осознавал их присутствие, но через несколько мгновений я знал, что они, (кто бы они ни были) как будто бесцельно, носились по комнате туда-сюда. Кроме того, у них не было формы. Все это настолько поглотило моё внимание, что я не говорил ничего, и мой хозяин тоже молчал. Ещё через несколько мгновений эти носящиеся посетители взяли из атмосферы достаточно материала, что позволило им стать частично видимыми. Время от времени они рябили в воздухе, как будто беспокоили среду, в которой двигались, подобно тому, как плавник рыбы рябит поверхность воды. Я начал думать об элементальных формах, о которых мы читали в романе Э.Бульвер-Литтона «Зенони» и иллюстрации которых были в любопытной книге Генри Кунрача (Генри Кунрач (1560–1605) – средневековый мистик. – Перев.) о еврейской Каббале.

– Ну что, – сказал мой странный друг, – видишь их? Не надо бояться, они безвредные. Они тебя не видят, за исключением одного, который, похоже, знает тебя. Меня вызвали, так как надо было испытать, можешь ли ты видеть их, и я рад, что ты видишь.

– А можете ли Вы как-нибудь выделить среди других того, который знает меня, – спросил я.

На что он ответил:

– Давай назовем его – «он». Он, кажется, видел тебя где-то. Твой образ остался в его воображении, подобно изображению на фотопластинке, кроме того, я вижу, что он как-то связан с тобой своим именем. Да, это <…>.

После чего он упомянул имя мнимого элементала или природного духа, о котором одно время несколько лет назад слышали в Нью-Йорке.

– Он смотрит на тебя сейчас и, похоже, ищет что-то, что у тебя было. Может быть когда-то ты делал что-то, о чём он знает?

Тогда я припомнил особую картину, копию египетского папируса «Чертог двух истин», изображающую Суд Мёртвого. Я сказал ему об этом, сожалея, что у меня нет её с собой, чтобы показать моему другу. Говоря это, я увидел ту самую картину, лежащей на столе. Я не знал, откуда она появилась, и не помнил, чтобы брал её с собой. Однако, я не спросил ничего и ждал, а в это время мой хозяин напряженно смотрел в пространство над моей головой.

– А, именно это он и искал, и, кажется, очень доволен, – сказал хозяин так, как будто я мог слышать и видеть то же, что и он. Я знал, что он говорил об элементале.

В следующий момент моё внимание переключилось на картину. Её поверхность толчками поднималась и опускалась, как будто волны катились по ней, и скрип исходил от каждой части. Звук стал громче, движение прекратилось, и в это время из определённой точки поднялось зыбко колеблющееся, тонкое, беловатое испарение. Тем временем странные посетители, о которых я упомянул, казалось носились больше всего над бумагой, но время от времени один из них предпринимал нечто похожее на летящий прыжок из одного конца комнаты в другой со странно слабым, металлического типа гудением, сопровождавшим его быстрое движение.

На этом я, нехотя, должен опустить занавес. Позвольте мне нарушить единство и форму этого рассказа, только записав несколько предложений, оставив воображению читателя делать заключения.

Эти странные очертания форм? Достаточно просто. Их видят провидцы в храме. Это правда, что элементалы не имеют формы, как таковой… Но они, несомненно, разбиты на типы, а египтяне были не из тех, кто делал что-либо ненаучно.

…Есть оккультная причина, почему, будучи бесформенными, они принимают определенные очертания. Они всегда повторяют однажды принятое ими очертание, увиденное провидцами. Таким образом, представители астрального света, мудрые или свидетельствующие ангелы – жёлтого цвета, очень высокие, с длинным, как у аиста, клювом. Тех, кто принимает на себя груз души, всегда видят с головой шакала. Об этом разрешается говорить и нетрудно понять почему: только один из тысячи слышавших поймет смысл сказанного… Подумай также над спецификой того, что у всех судей, сидящих там, наверху, одинаковые, но разного цвета головы, и у каждого есть перо, эмблема истины.

…Нет, это не индусский и, однако, это то же самое. Раньше они говорили, и я думаю, что ты можешь найти это в одной из их книгу что «всё в Высшей Душе, а Высшая Душа во всём». Таким образом великая истина одна, но она может быть видима тысячами различных способов. Мы, египтяне, выбрали определённую точку зрения и сделали каждый символ в соответствии с классом, согласно нашего определения… И так же, как индусов обвинили в том, что они идолопоклонники, из-за того, что они представляют Кришну с восьмью руками, стоящим на огромном слоне, нам, у кого нет изображения такого божества, приписывают поклонение шакалам, кошкам и птицам…

Да, к сожалению песок схоронил Египет, но он не смог подавить великий глас Сфинкса – эзотерическую доктрину. Этот глас люди слышат не от нас, за исключением, изредка, случая, подобного этому. Этот свет горит в Индии, а ключ пребывает в живых людях.

В этот момент снова началось движение поверхности картины, и такая же беловатая колонна заколебалась над ней. Слабое гудение воздушных элементалов возобновилось и снова привлекло моё внимание, потом картина успокоилась.

Я должен сказать, что здесь приведена не вся наша беседа. Нет необходимости приводить её полностью. Мой хозяин хранил глубокое молчание всё время и, кажется, ожидал услышать меня, поэтому я сказал:

– Что побудило Вас покинуть те мирные места, где можно достигнуть истинного прогресса?

– Очень похоже, – ответил он, – что они мирные и там можно достичь истинного прогресса, но в то же время ты не осознаёшь опасность. Ты читал «Занони» и, возможно, преувеличиваешь идею ужасного Обитателя Порога, когда тот становится реальным человеком или вещью. Но действительность намного хуже. Когда ты попадаешь в то, что ты называл «мирными местами», эта сила становится в десять раз сильнее, чем на этом плане, где мы сейчас живем в Лондоне.

– Я предполагал, что в тех местах, свободных от разъедающего беспокойства современной жизни, неофит счастливо плывёт через спокойные моря к берегам счастливых островов.

– Совсем не так. На том плане обнаруживаешь, что, хотя духовное солнце бросает на нас благотворное влияние великих мудрецов, которые, впав в паранирвану, отдают собранную ими для нас доброту, но злое влияние, сфокусированное тёмной стороной луны, с неуменьшающейся силой тоже воздействует на нас. Маленькие соблазны и трудности нашей жизни – ничто по сравнению с той борьбой, поэтому тогда и приходит понимание, что эго не только друг, но и враг себе (Бхагавадгита).

– Наверное, – сказал я, – Вы совершили какую-то большую ошибку, из-за которой Вас осудили на это?

– Нет, не такая уж большая, как ты назвал её, но и не маленькая. И как следствие, мне надо было сделать выбор. В Каракасе ты видел меня в образе определённого персонажа. Там я выполнял то, что требовалось. Иллюзия была полной, исключая глаза. Сейчас ты видишь ещё один образ – иллюзию, и в тоже время реальность, в том значении, какое придают этому слову современные учёные. Это тело живёт, и оно умрёт. Возможно, у него нелегкая карма, но я не ропщу. Но разве оно не иллюзия в полном смысле, если ты знаешь, что, хотя это тело говорит и думает, всё же я, говорящий, невидим для тебя?

Это не мои слова. Если часть из них кажется бессмысленными или странными многим читателям, не обвиняйте автора. Есть те, кто понимают. Есть и другие, чьи мысли скрыты от них самих, и эти слова нужны, чтобы вызвать эти мысли к жизни. Я не могу привести больше подробностей, кроме тех, что даны выше. У моего собеседника были причины не говорить их мне, хотя, возможно, что другим он сказал бы больше.

Он рассказал одну любопытную вещь, которая даёт пищу уму. Это случилось в тот момент, когда я упомянул использование им, так сказать, «взятого взаймы тела».

– Разве ты не знаешь, – проговорил он, – что многие эксперименты могут быть проведены таким путём и что некоторых учеников учат таким образом? Много раз я выходил из этого земного храма, чтобы в него могли войти те, кто, несмотря на то, что они пользовались этим «инструментом» хорошо и с уважением, не знали, что они делали. Если хотите, можно сказать, что они спали. Пребывая в этом теле, они были им по существу, говоря его словами, думая его мыслями, и не были способны контролировать его. Фактически они не желали этого, ибо полностью отождествляли себя с ним. Когда они просыпались в своих собственных квартирах, либо странный сон шептал отрывочную песню их уму, либо у них вообще не сохранялось никакого воспоминания. В этом случае тело, поистине, будучи мастером, могло делать и говорить то, что я бы не сделал. Или случается так, что жилец, может, иногда, делать или высказывать действительные воспоминания о вещах, имеющих отношение только к той жизни, о которой его слушатели не знают.

В этот момент ударили часы. Атмосфера очистилась сама собой. Странный, всё тот же знакомый запах наполнил комнату, и мой хозяин сказал:

– Да, я покажу тебе стихи, которые меня просили показать.

Он подошёл к столу, поднял странную маленькую книжку с текстом на санскрите, жёлтую от времени и, очевидно, часто читаемую.

Открыв её, он прочитал:

– Этот Высший Дух и неподкупное Существо не действует и не подвергается воздействию, даже когда оно в теле, потому что его природа не имеет ни начала, ни свойств. Подобно всегда подвижной Акаше или эфиру, который в силу малости своих частиц проходит повсюду без ущерба, также и вездесущий дух остаётся в теле незатронутым. Так же, как одно солнце освещает весь мир, дух освещает каждое тело. Таким образом, те, кто мудр, осознают разницу между телом и духом, осознают, что окончательное освобождение от животной природы – идти ко Всевышнему. (Бхагавадгита, последний стих).