Текст книги "Океан теософии (сборник)"

Вопрошающий глаз

Это рассказ не из тех небылиц, в которых действует мистический и невероятный монстр, подобный Голове Раху, которая, как верят простые индусы, проглатывает Луну во время каждого затмения. Раху – ничто другое как сказка, грубо олицетворяющая факт, что тень Земли скрывает белый диск. Я рассказываю вам о настоящем человеческом глазе, скитальце, искателе, просителе, глазе, пронзительном и очаровывающем тебя, как змея завораживает птицу, выискивающем в твоей природе то, что там невозможно найти. О таком глазе, как этот, иногда говорят сейчас различные люди, но они видят его на психическом плане, в астральном свете. Его никогда не видели или чувствовали в свете дня двигающимся вокруг, подобно другим предметам.

Этот вопрошающий глаз, о котором я пишу, существовал на чудесном и священном Острове, где в далёкие времена прошлого происходило так много разных вещей. О да, это всё тот же священный Остров, теперь скрытый, и сила его, как думают некоторые, пропала навсегда. Но его истинная сила духовная, и, хотя умы современников не знают духовного, заботясь лишь о временной славе, старые достоинства Острова однажды возвратятся к нему снова. Какие странные и призрачные формы всё ещё плывут вокруг его берегов! Какие странные, тихие нашёптывания проскальзывают через его горы! А когда день едва начинает переходить в вечер, его эльфы, внезапно вспоминающие о своих прежних человеческих правителях, ныне превратившихся в людей в какой-то мере их боящихся, собираются на миг около места, где похоронена тайна, а потом, вздыхая, улетают. Это здесь впервые увидели вопрошающий глаз. Простого серого цвета в дневное время, он был пронзительным, настойчивым и всегда устремлённым к тому, чтобы выяснить что-то определённое, от чего его нельзя было отвлечь. Ночью он освещался своим собственным светом, и его видели движущимся над Островом иногда быстро, иногда медленно, как будто он был настроен искать то, что не находил.

Люди боялись этого глаза, хотя в те времена они привыкли ко всякого сорта магическим происшествиям, теперь неизвестным большинству людей на Западе. Поначалу те, кого он раздражал, старались уничтожить или поймать его, но безуспешно, потому что в тот момент, когда они предпринимали такую попытку, глаз исчезал. Он никогда не проявлял ненависти, но, казалось, у него была определённая задача и стремление к чётко поставленной цели. Даже те, кто пытались уничтожить его, были удивлены, что не находили угрозы в его глубине, когда в темноте ночи он, снова приглядываясь, плыл над их постелью.

Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, кроме меня, знал о событии, с которым связано первое появление этого удивительного скитальца или о том, кому этот глаз принадлежал. Я был связан секретом и не мог его открыть.

В том же самом древнем храме на башне, о которых я упоминал раньше, жил старый человек, с которым мы всегда поддерживали тесную дружбу. Он был спорщиком и скептиком, однако ужасно искренне и всерьёз хотел знать истину о природе и постоянно говорил: «Если бы я только знал истину, это всё, что я хочу знать».

Но, какие бы я ни предлагал решения, полученные от моих Учителей, он всегда терялся в бесконечных сомнениях. В храме ходили слухи, что он появился на свет с таким умом. Он был известен высшим лицам как скептик, как тот, кто в предшествующей жизни постоянно высказывал сомнения в возможности решений и выполнения каких-то действий просто для того, чтобы услышать предлагаемые решения, но без всякого желания что-то доказать. После многих лет таких бесполезных дискуссий он поклялся искать только правду. Но карма, накопленная привычкой так жить, не исчерпалась в том рождении, когда я встретился с ним. Он был душевным и искренним человеком, но ему мешала пагубная привычка предшествующей жизни. Таким образом, решение, которое он искал, всегда было близко, но никогда не находилось.

В конце жизни, о которой я рассказываю, он был убеждён, что специальной практикой он может сконцентрировать в своём глазу не только способность видеть, но и все другие способности. Он упрямо приступил к задаче, несмотря на мой сильный протест. Постепенно его глаза приобрели совершенно невероятное, пронизывающее выражение, которое усиливалось всегда, когда он погружался в спор. Это единственное, к чему была привержена его душа, он всё ещё страдал от кармы сомнения. Он заболел и, поскольку был стар, приблизился к смерти. Однажды вечером, по просьбе старца, я пришёл навестить его. Подойдя к постели, я нашёл его умирающим. Мы были одни. Он говорил очень печально, но без напряжения, приближение смерти многое прояснило для него. По мере тог, как проходило время, его глаза с просящим, вопросительным выражением становились ещё более невероятно пронизывающими, чем когда-либо.

– А, – сказал он, – я опять ошибся, но это только карма. Я добился успеха во всём, кроме одного, и это всегда будет замедлять мой прогресс.

– Что же это? – спросил я.

Казалось, что выражение его глаз охватывает будущее, когда он сказал мне, что специальная практика вынуждает его оставаться прикованным к его наиболее сильному, правому глазу на долгое время – до тех пор, пока сила энергии, израсходованная на приобретение этого одного совершенства, будет истрачена. Я видел, как его черты медленно охватывает смерть, а когда подумал, что он мёртв, он внезапно, собрав силы, попросил меня пообещать не разглашать тайну и угас.

Пока он умирал, стемнело. Его тело охладело, и в темноте я увидел ярко светящийся человеческий глаз, смотрящий на меня. Это был его глаз, я узнал его выражение. Все его особенности и способ мышления, казалось, прикрепились к нему и оттуда переносились на меня. Потом он отвернулся от меня и вскоре исчез. Его тело захоронили. Никто не знал об этом, кроме меня и наших старших. Но ещё много лет потом его вопрошающий глаз видели в каждой части Острова, всегда ищущий, всегда спрашивающий, но никогда не ждущий ответа.

Май 1889 г.

Галерея истинных лиц

Я описываю картинную галерею, которую давно забыли. Никто не видел её на том месте, где она была с тех пор, когда ушли те, кто заботились о ней. Но подобные галереи всё ещё можно найти в местах, куда никто не может попасть, если его туда не приведут. Сейчас они спрятаны в далёких и недоступных местах в Гималайских горах и за ними, в Тибете, под землями Индии и в других таинственных местах. Тайные братства, которые владеют такими чудесными знаниями о делах, мыслях и состоянии тех, кого они изображают, не нуждаются в шпионских сведениях или признаниях преступников. В братствах Римской католической церкви или Франкмасонского ордена нарушение правил наказывается только тогда, когда кто-то сообщает о виновном, либо он сам сознается в своей вине. День за днем, один за другим масоны нарушают букву и дух принесённой ими клятвы, но если никто не знает или не обвиняет их, они сохраняют свою хорошую репутацию. Солдат в военном лагере или на поле сражения преступает строжайшие правила военной дисциплины, но если при этом его не видят те, кто может выдать или наказать, его проступок остаётся без последствий. Члены многих религиозных объединений в тайне от своих сподвижников или глав церквей, действиями или в мыслях постоянно нарушают все заповеди и ничего не теряют. Но ни великая Римская церковь, ни Франкмасоны или другая религиозная секта не владеют такой галереей, как та, о которой я пытаюсь вам рассказать, единственная, где регистрируется каждое малейшее действие или мысль.

Я не имею в виду астральный свет, который хранит правдивые картины всего, что мы делаем, неважно кто мы – теософы или скептики, католики или франкмасоны. Это настоящая коллекция аналогов реальных форм, намеренно созданная, использующая одну из многих функций астрального света.

Во время одного из моих разговоров со старцем, который превратился в вопрошающий глаз, я впервые услышал об этой изумительной галерее, а после его смерти мне её показали. Она находилась на Священном Острове, где существовали странные вещи и происходили таинственные события. Вы можете спросить, почему сейчас их там нет, но с таким же успехом, вы может попросить меня объяснить, почему Атлантида погрузилась в море и почему исчезла Великая Ассирийская империя. У них было своё время, и оно прошло, как пройдёт время нашей хвастливой цивилизации, которая придёт к концу и будет уничтожена. Действие Циклического закона невозможно остановить, и как меняется направление приливов и кровь циркулирует в теле, также несомненно и другое, что великие события завершаются и могущественные нации исчезают.

Не знаю, что послужило причиной, – приближающийся ли конец или приказания старших, но за несколько месяцев до смерти старец многое мне рассказал, а на другое намекнул. Однажды, сожалея о многих сделанных им ошибках, он повернулся ко мне и сказал:

– Ты когда-нибудь видел галерею, где находятся твои истинные духовные параметры?

Не зная, что он имеет в виду, я ответил:

– Не знал, что здесь есть такая.

– О, да, она находятся в старом храме сразу за горой, и алмаз освещает её лучше, чем всё остальное.

Боясь показать моё полное невежество не только в том, о чём он говорил, но также в незнании назначения этой галереи, я продолжал разговор так, чтобы больше узнать от него. А он, полагая, что я знаю другие, подобные галереи, начал описывать эту. Но в очень важный момент описания он так же мгновенно переменил тему разговора, как затеял его с тем, чтобы я остался жертвой любопытства. До дня своей смерти он больше никогда не упоминал об этом. Его необычная смерть, за которой последовало появление странного вопрошающего глаза, вытеснила из моей головы мысли о картинах.

Можно предположить, что влияние его одиноко плывущего, умного глаза на мой характер было тенью или предвестником моего знакомства с галереей. Его обычный вопрос, связанный с его собственными недостатками, и урок, данный мне интенсификацией и концентрацией всей его природы в одном глазу, который вечно скитался по Острову, направил мои мысли вовнутрь, чтобы найти и уничтожить имеющиеся во мне семена зла. Тем временем я усердно исполнял все свои обязанности в храме, где жил. Однажды вечером после того, как я смирил свой дух и тихо заснул под белым лунным светом, падающим на пол, ко мне пришёл сон, что я снова встретил старца, как тогда, когда он был жив. Он спросил меня, видел ли я уже картинную галерею.

– Нет, я забыл о ней, – признался я во сне и пробудился от звука собственного голоса.

Посмотрев вверх, я разглядел в лунном свете фигуру того, кого никогда не видел ни в одном из храмов. Это существо вглядывалось в меня чистыми, холодными глазами, а издалека прозвучало то, что было, как я предположил, его голосом:

– Пойдём со мной.

Поднявшись с постели, я вышел в ночь, следуя за этим немногословным проводником. Луна была полной, в своём наивысшем положении, и всё вокруг было освещено её светом. Стены ближайшего к Алмазной Горе храма выглядели издалека самосветящимися. Проводник направился туда, и мы достигли широко открытой двери. Ступив на порог, я внезапно увидел серый, вопрошающий глаз моего старого, умершего друга и соученика, который проплыл мимо, глядя пристально в мои глаза. Я прочитал его выражение, которое как будто говорило:

– Здесь находится картинная галерея.

Мы вошли, и, хотя там было несколько священников, казалось, никто не заметил меня. Мы миновали двор, пересекли зал, прошли через длинный коридор, после чего оказались в широком и высоком помещении без крыши и с единственной дверью. Только звёзды украшали пространство сверху, и, кроме лунного, в помещение лились потоки света от алмаза, поэтому здесь не было ни тени, ни нужды в освещении. Бесшумная дверь мягко качнулась за нами, прозвучала печальная музыка и утихла. В этот момент внезапная тень, казалось, образовалась в одном месте, но свет быстро поглотил её.

– Приглядывайся внимательно, но не трогай ничего и не бойся, – сказал мой молчаливый проводник. С этими словами он повернулся и оставил меня одного.

Но как я мог сказать, что остался один? Всё помещение было заполнено лицами. Они тянулись вдоль длинного зала вверху и внизу, около пола, над ним, выше, на стенах, в воздухе – везде, за исключением одного прохода. Ни одно из них не двигалось со своего места, но все казались живыми. Через определённые промежутки времени странные, бдительные существа из мира элементалов двигались от одного места к другому. За кем они следят – за мной или за лицами? Тотчас я почувствовал, что они видят меня, потому что внезапный взгляд из уголков их глаз стрельнул в моём направлении. Но через мгновение что-то произошло, что показало, что они сторожат или наблюдают за лицами.

Я стоял, вглядываясь в лицо старого друга, моего ровесника, которого послали в другую часть острова, что необъяснимо опечалило меня. Один из странных элементалов молча приблизился к нему. В изумлении я напряг глаза, потому что образ моего друга становился бесцветным. Его выражение постоянно менялось.

Оно переходило от белого к серому и жёлтому и от чёрного к серому, потом внезапно стало чёрным, как будто подверглось быстрому разложению. Затем та же печальная музыка, которую я слышал, когда вошёл, недолго прозвучала около меня, в то время как чернота лица, казалось, отбрасывала тень. Элементалы набросились на почерневшее, сейчас бездушное лицо, разорвали его на части, и какой-то процесс сам по себе рассеял атомы и восстановил яркость места. Но увы! Там больше не было лица моего друга, и я почувствовал почти непереносимую, подобную отчаянию тоску.

Привыкнув к окружающему, я время от времени ощущал приятную, тихую музыку, которая, казалось, исходит либо от лиц, либо от их окружения. Итак, выбрав одно из них, я стоял перед ним и наблюдал. Оно было ярким и чистым. Его глаза смотрели в мои в полусознании сна. Время от времени лицо становилось немного ярче, и когда это происходило, я слышал нежную музыку. Это убедило меня, что изменения в выражении лица связаны с музыкой.

Боясь, что меня заставят уйти, я начал внимательно осматривать коллекцию и нашёл, что в ней представлены все мои соученики, а также сотни тех, которых я никогда не видел, а также каждый священник, высшего и низшего ранга из тех, кого я видел на Острове. Та же самая печальная музыка напоминала мне сцену почернения лица моего друга. Всякий раз, когда звучали эти ноты, я заметил, что лица чернеют и разрушаются наблюдающими элементалами, которые, едва различимо для меня, набрасывались на что-то. Это было похоже на вопль ангелов, когда они видят ещё одного смертного, готового к моральному убийству.

Спустя какое-то время во мне начало смутно возникать объяснение происходящего в галерее. Здесь были живые картины каждого ученика или священника ордена, основанного Адептами Алмазной Горы. Эти живые картины были соединены невидимой связью с личностями тех, кого они представляли. Подобно телеграфу, они немедленно отражали точное состояние ума ученика. Когда его падение было окончательным, картина становилась чёрной и уничтожалась. Когда он делал успехи в духовной жизни, степень их сияния или красоты точно отражала его истинное состояние. В момент, когда я пришёл к этому заключению, более громкие и сильные звучания наполнили зал. Прямо рядом со мной было прекрасное, спокойное лицо. Его блеск затмил свет вокруг, и я знал, что некий невидимый, незнакомый мне брат, далеко или близко, достиг высоты совершенства, которой соответствовали такие тона. Как раз в это время вошёл мой провожатый. Я оказался у двери, она была открыта, и мы вышли, пройдя обратно тем же путём, каким вошли. Снаружи положение луны показывало, как долго я пробыл в галерее. Мой проводник не говорил ничего, и мы молча возвратились в комнату, откуда ушли. Там он стоял, глядя на меня, и ещё раз я услышал, как будто издалека, его голос, который спрашивал:

– Ну что?

У меня в мыслях возник вопрос о том, как эти лица сделаны. От него, но не из его уст, пришел ответ:

– Ты не можешь понять, они не личности, но они сделаны из их ума и тела.

– Правильно ли я думаю, что они соединены с теми, кого изображают, невидимой связью, передающей состояние человека.

– Да, совершенно правильно. И они никогда не ошибаются. День ото дня они меняются к лучшему или худшему. Как только ученик встал на путь, его картина формируется. Мы не нуждаемся ни в шпионах, ни в угодливых соучениках для предпочтительных поручений, ни в докладах и ни в структурах. Всё регистрируется само собой. Всё, что мы должны – наблюдать образы, чтобы знать: продвигается ли ученик вверх или движется обратно.

– А те странные элементалы, – подумал я, – они питаются этими чернеющими образами?

– Они наши мусорщики. До того, как лица чернеют, они собираются и рассеивают разложившиеся и вредные атомы, формирующие образы тех, кто больше не подходит к такой хорошей компании.

– А музыка, она исходит от образов?

– О, тебе надо многое познать. Музыка исходит от них всех, но она также принадлежит каждой отдельной душе. Это вибрация мыслей и духовной жизни ученика, это музыка его хороших дел и братской любви.

Страшная мысль пришла ко мне: возможно ли для кого-то, если это вообще возможно, восстановить свой образ, однажды почерневший в галерее?

Но моего провожатого уже не было. Слабый, шуршащий звук и всё, – и три низких ноты издалека, как будто их извлекли из большого бронзового колокола!

Июнь 1889 г.

Кожа Земли

Холодный материализм XIX века парализует чувства и убивает мистицизм. Таким образом он совершает двойное преступление, обкрадывая человека и не позволяя многим классам восприимчивых существ продвигаться вверх по лестнице, ведущей от земли к небесам. Потому, рассказывая эти истории, я чувствую, что прячусь за редактора журнала, в который пишу. Моя жизнь вскоре стала бы мне в тягость, если бы я был известен своей верой в то, что любые существа, а не только человек, подвержены воздействию негативного мышления века. Этот век настолько полон невежества, что не видит и ему безразличны тяжёлые стоны, прокатывающиеся по пещерам, лежащим на сажени в глубинах матери-земли. Это будет ему безразлично до тех пор, пока презрение к тому, что он называет суеверием, приведёт к гибели цивилизации, а потом… взойдёт другое время, и придут другие люди.

Много циклов назад всё было по-другому на нашем Священном Острове. Тогда-то, что мы сейчас называем суеверием, было знанием, которое заменено бесстыдной насмешкой надо всем, кроме эмпирической классификации нескольких фактов. Блестящее наследие забыто ради простого утверждения границ нашего невежества. Но лучше я погружусь в прошлое и забуду настоящее.

Прошло семь месяцев с тех пор, как, стоя в Галерее истинных лиц, я наблюдал, как подобие лица моего дорогого друга почернело и исчезло. Сегодня утром, когда я проходил мимо Алмазной Горы, мне сообщили, что побеждённый тщеславием и его чёрным спутником – сомнением, он вероломно обманул оказанное ему доверие.

Итак, в назначенное время я ожидал вестника. Как и раньше белое лунное сияние освещало комнату, позволяя видеть месячный циферблат, странным образом вделанный в пол и стены химическим путём, позволяющим видеть только свет луны после 14-го дня её курса. На своём бледном и холодном языке он говорил мне, что это её 17-й день. И хотя много лет я видел то же самое каждый месяц, я стоял, глядя на циферблат, очарованный символами, проявляющимися в серебряном света. Сейчас я увидел некую новую комбинацию нашей старинной магии. Время от времени облака, казалось, плыли сквозь пол, а на них лежала сама Земля. Такого я раньше никогда не видел. Семь раз они проплыли мимо, а затем я почувствовал, что рядом со мной стоит молчаливый посланник. Обернувшись, я увидел его стоящим точно так, как тогда, когда он звал меня в галерею.

– Ты знаешь, что это за картина? – спросил он.

– Нет. Всё кажется мне тёмным.

– Это знак, что ты должен пойти в зал земли, расположенный за галереей. Посмотри ещё раз на этот вращающийся шар на облаках и скажи мне, что ты видишь?

Эти слова, казалось, исходили не из уст человека, но от него всего, как будто воздух был полон звуков. Но, подчиняясь указанию, я смотрел на картину и видел, что поверхность мистического шара двигалась, а потом я увидел, что мириады маленьких существ проходят сквозь неё.

– Время, – сказали звуки, исходящие от бесстрастного существа, – это сигнал, что мы должны идти. Он повернулся.

Я последовал за ним к зданию через Галерею истинных лиц, где в тишине всё ещё менялись лица и звучала мягкая музыка. Я бы задержался там, чтобы увидеть эти магические лица, но, казалось, что некий трос тащит меня за моим проводником. Приблизившись к другому концу галереи, я не увидел ничего, кроме пустой стены, но посланник прошёл сквозь неё и исчез. Боясь остановиться, неспособный сопротивляться невидимому тросу, я сделал шаг от стены. Одно короткое мгновение неизвестности, и, сдерживая дыхание, я прошёл сквозь неё. Это было всего лишь облако, или пар, и я был на другой стороне. Повернувшись и предполагая смотреть через эту нематериальную стену, я обнаружил, что она была непроницаемая для глаз. Потом трос, который тащил меня, ослабел, потому что мой проводник остановился. Приблизившись, я протянул руки к стене, и мои вытянутые пальцы прошли сквозь неё или, скорее, не испытывая чувствительности, исчезли в ней. И тут голос посланника сказал: «Такова кожа Земли для тех, кто живёт под ней». С этими словами он снова прошёл через дверь большой комнаты, и я последовал за ним. Здесь слабый, но гнетущий запах земли наполнял всё пространство. Стоя у самого входа, теперь закрытого бесшумно движущейся дверью, я видел, что всё вокруг, кроме места, где мы стояли, двигалось, как будто отсюда был виден огромный, вращающийся на своей оси шар, и я ощущал все его движения.

Вглядевшись, я увидел, что поверхность вращающегося шара была покрыта огромным количеством совершающих круги маленьких существ, чьё движение было причиной вращения. Вдруг всё это стало казаться прозрачным, и было видно, что внутри шара находились такие же существа. Они постоянно приходили с поверхности и двигались к центру по хорошо известным им дорогам. Весь земной шар был представлен здесь в миниатюре, а эти существа внутри и на поверхности сами двигались, направляемые неким мистическим Существом, чьё присутствие выявлялось только лучами света. Никто не видел его, но его молчаливые приказы исполнялись.

Эти маленькие существа были всех цветов и форм, некоторые своей внешностью напоминали человека, другие были подобны звёздным цветам моря. Их чистые тона становились восковыми и бледнели под влиянием внутренних пульсаций света. Их разнообразные формы казались мимолетными, полупрозрачными и легко рассеивающимися. По своей истинной сути эти существа были центрами энергии, ядрами, вокруг которых свет сгущался в разнообразные формы постоянно меняющегося типа и вида. Некоторые из них были более быстрыми и гармоничными в своих движениях, чем другие, и они, как я понял, были наиболее совершенными по шкале Существ. У них была большая орбита, и вокруг них двигались спутники. Всё было заполнено такими системами, и они подчинялись тонкой внутренней Силе, которую я не мог различить. Каждая система существовала для служения всем остальным, каждая дополняла и поддерживала движение других вверх в общей гармонии, основу которой составляли труд и любовь. Казалось, что у них двойная цель: они поддерживали вращение Земли вокруг оси и вели её по орбите. Их блеск и яркость росли, благодаря постоянно увеличивающейся быстроте их собственных движений, при этом они становились более понятливыми, постоянно стремясь к самосознанию и любви. По мере роста они стимулировали скрытую искру в металлах и весь подземный мир подобно тому, как касание ярким пламенем пробуждает пламя.

Некоторые из них, ведомые Невидимой Силой и своим автоматическим подчинением (подчиняться было их натурой), большой силой своего момента и возбуждением новых сил привлекали и собирали других. Казалось, что они находятся на пороге охвата большей сферы действия и более высокого сознания и жизни, но остановлены чем-то, но не Силой, которая направляла их. Глядя ближе, я увидел, что повсюду действует враждебное влияние.

В орбиту действия этих послушных и прекрасных существ входило прохождение вперед и назад через мистическую стену. В их обязанности входила работа на поверхности Земли и под ней. Преданное исполнение этих функций служило эволюции, приобретению высших обязанностей и высших форм. Злое влияние часто мешало этому. Оно казалось тёмным туманом, полным пагубных паров, который, охлаждая, умертвлял. Вплывая в помещение, кольца облаков принимали то одну, то другую форму, изменчивые и грязноватые внушения ненависти, соблазна и гордости. На чувствительной форме многих из существ их прикосновение оставляло знаки, давая им противное обличие, которое они были не в состоянии стряхнуть, становясь, таким образом, слугами губительного тумана. Их движения изменялись и становились беспорядочными. Другие после холодного соприкосновения оставались парализованными. А третьи так стремились восполнить частичную задержку работы своих товарищей, что их деятельность становилась нестабильной, а их орбитальное вращение задерживалось. Но, тем не менее, всё множество продолжало ритмично колебаться, подобно блестящему творению, бледнеющему, ярко светящемуся, пульсирующему и замирающему; огромное радужное сердце, мерцающее и издающее звуки во мраке. Здесь великими усилиями туман победил, разрушив гармонию. Он собрался, сконденсировался и своим отвратительным объятием охватил яркие системы, замедлил их движение, оставил их лежать там парализованными, а сам в это время полз на свежие жертвы. И через всю эту странную картину и удивительное сражение я видел смутные, похожие на облака формы городов, населённых земными людьми, моими товарищами, а также реки, горы и деревья Земного шара.

У меня возник вопрос: «Почему города Земли выглядят, как во сне?»

На стене вспыхнуло предложение, смысл которого передавался звучанием каждой буквы:

– Когда тебе показывают элементалов, люди твоей Земли и их города похожи на облака, потому что твой ум направлен не на них. Посмотри снова!

Я увидел, что в одной из частей злой туман собрал силы. Гармония и быстрота очень многих маленьких существ нарушилась настолько, что великий вращающийся глобус, крутясь все сильнее и сильнее, сошёл со своей оси. Я знал, что в каком бы краю Земли ни прошёл туман, там произойдут изменения: людей сметут эпидемии, болезни, преступления. Ужасаясь надвигающимся несчастьям, в поисках ответа, я посмотрел туда, где был мой проводник. В этот момент он исчез, и, казалось, будто его голос написал на стене живыми, издающими звуки буквами:

– Это мысли людей.

Я спрятал своё лицо, ужаснувшись такому наследству, а когда я посмотрел снова, огромные струи вырывались через кожу Земли, мысли струились и изливались потоками миазмов.

Я бы спросил ещё о многом, но, как прежде, из огромного далека пришли глубокие звуки бронзового колокола; ливень земных цветов упал вокруг меня; я прошёл сквозь стену; мой проводник исчез, и я был один в моей комнате, думая о том, что видел.

Октябрь 1889 г.