Текст книги "Уильям Шекспир. Сборник"

Сонет CXLII

 
Love is my sin and thy dear virtue hate,
Hate of my sin, grounded on sinful loving:
O, but with mine compare thou thine own state,
And thou shalt find it merits not reproving;
Or, if it do, not from those lips of thine,
That have profaned their scarlet ornaments
And seal'd false bonds of love as oft as mine,
Robb'd others' beds' revenues of their rents.
Be it lawful I love thee, as thou lovest those
Whom thine eyes woo as mine importune thee:
Root pity in thy heart, that when it grows,
Thy pity may deserve to pitied be.
   If thou dost seek to have what thou dost hide,
   By self-example mayst thou be denied!
 
 
Мой грех – любовь, твое ж достоинство –
презренье
Ко мне за тяжкий грех, за то, что я любил;
Но ты сравни свое с моим лишь положенье –
И ты поймешь, что я его не заслужил.
Когда же – заслужил, то не из оскверненных
Твоих пурпурных уст, злой ложью клятв твоих,
Подобно мной самим добытым у других,
Так много, много раз в тиши запечатленных.
Да, я люблю тебя, как любишь ты других,
Чьих взглядов жаждешь ты, как жажду я твоих.
Вскорми ж в груди своей святое снисхожденье,
Чтоб добыло самой тебе оно прощенье.
Когда ты не даешь того, что в силах дать,
То можно и тебе в просимом отказать.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Мой грех – любовь. Твоя заслуга – злоба
И ненависть к моей любви греховной.
Да, но сравни, что чувствуем мы оба,
И ты, не я, окажешься виновной.
А если нет, то все ж тебе негоже,
Позорившей пурпурные уста
Лобзаньем лжи и оскверняя ложе
Супружества, так презирать меня.
Признай, что вправе я любить, как ты
Сама других назойливо любила.
Дай жалости в душе твоей взрасти,
Чтобы ее сама ты заслужила.
   Ища в других то, что таишь сама,
   Своим примером будь уличена.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLIII

 
Lo! as a careful housewife runs to catch
One of her feather'd creatures broke away,
Sets down her babe and makes all swift dispatch
In pursuit of the thing she would have stay,
Whilst her neglected child holds her in chase,
Cries to catch her whose busy care is bent
To follow that which flies before her face,
Not prizing her poor infant's discontent;
So runn'st thou after that which flies from thee,
Whilst I thy babe chase thee afar behind;
But if thou catch thy hope, turn back to me,
And play the mother's part, kiss me, be kind:
   So will I pray that thou mayst have thy 'Will,'
   If thou turn back and my loud crying still.
 
 
Как вставшая с зарей хозяйка-хлопотунья,
Увидя, что ее пернатая крикунья
Не возле, позабыв дитя свое, бежит
За той, кого рука ей скоро возвратит,
Тогда как в люльке он – покинутый ребенок –
К ней тянется в слезах из сбившихся пеленок,
К ней, кто в мгновенье то, забыв о том, что мать,
Лишь мыслит, как бы ей беглянку отыскать, –
Ах, так и ты бежишь за тем, кто черств душою,
Тогда как я, твой сын, бегу сам за тобою!
Но если ты найдешь желанное – вернись,
Роль матери сыграй и вновь ко мне склонись.
Я ж помолюсь, чтоб Бог скрепил твои желанья;
Лишь возвратись скорей унять мои страданья.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Как иногда хозяйка-хлопотунья
Спускает с рук дитя, чтобы поймать
Сбежавшую пернатую крикунью
И спешно пробует ее догнать, –
А брошенный ребенок громко плачет,
Чтобы вернуть назад скорее ту,
Что впопыхах то бегает, то скачет,
Стараясь взять беглянку на лету.
Так ты бежишь в погоне за мечтой,
А я кричу как бедное дитя,
Когда ж ее поймаешь – будь со мной
Как мать с дитятей – приласкай меня!
   Так пусть твои осуществятся грезы,
   Чтоб, отрезвясь, ты вытерла мне слезы!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLIV

 
Two loves I have of comfort and despair,
Which like two spirits do suggest me still:
The better angel is a man right fair,
The worser spirit a woman colour'd ill.
To win me soon to hell, my female evil,
Tempteth my better angel from my side,
And would corrupt my saint to be a devil,
Wooing his purity with her foul pride.
And whether that my angel be turn'd fiend
Suspect I may, yet not directly tell;
But being both from me, both to each friend,
I guess one angel in another's hell:
   Yet this shall I ne'er know, but live in doubt,
   Till my bad angel fire my good one out.
 
 
Мне две любви дано для радостей и горя,
Несущие меня подобно духам моря;
Из них один благой, с пленительным лицом,
Другой же – семя зла и женщина притом.
Чтоб в ад меня увлечь, злой гений похищает
Благого у меня, в надежде обольстить
И в дьявола его из духа превратить,
В чем искони ему гордыня помогает.
Успел ли ангел мой иль нет злым духом стать –
Могу предполагать, не смея утверждать;
Но так как мрак укрыл и сделал их друзьями,
То, верно, ангел мой в аду теперь с чертями.
И – сомневаясь – ждать я буду, в свой черед,
Пока мой мрачный дух благого не пожрет.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Есть две любви – отрады и мучений.
Они вдвоем, как тени, там, где я:
Прелестный юноша – мой добрый гений,
Мой злобный демон – женщина-змея.
Чтоб в ад меня завлечь, она сманить
Решила ангела моей души,
Мою святыню в беса превратить,
Лишив надменно светлой чистоты.
Как удалось ей это – я не знаю,
Но вижу только, что они дружат.
Поэтому, увы, подозреваю,
Что ангел мой попал в кромешный ад.
   И я живу в сомнении, пока
   Мой друг не сгинул от руки врага.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLV

 
Those lips that Love's own hand did make,
Breathed forth the sound that said 'I hate',
To me that languish'd for her sake;
But when she saw my woeful state,
Straight in her heart did mercy come,
Chiding that tongue that ever sweet
Was used in giving gentle doom;
And taught it thus anew to greet;
'I hate' she alter'd with an end,
That followed it as gentle day,
Doth follow night, who like a fiend
From heaven to hell is flown away.
   'I hate' from hate away she threw,
   And saved my life, saying 'not you'.
 
 
«Я ненавижу!» – с уст, изваянных любовью,
Слетело мне вослед с губительным «уйди» –
Мне, сердце чье, томясь по ней, сочилось кровью.
Когда ж она мой пыл заметила, в груди
Ее вдруг вспыхнул жар – и полились укоры
Из сокровенных недр на трепетный язык,
Который до тех пор был кроток и привык
Лишь изливать одни благие приговоры.
Смысл слов был изменен: конец прибавлен был,
Слетевший им вослед, как день за ночью грешной,
Подобно Сатане, вождю подземных сил,
Низвергнутому в ад бездонный и кромешный.
«Я ненавижу!» – вновь слетает с уст ее:
«Но не тебя!» – и вновь живу и счастлив я.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Ее уста – дитя любви
Произнесли: «Я ненавижу»
Моей измученной груди.
Но, заглянув мне в сердце ближе,
Ей жалость в сердце вдруг сошла,
А с жалостью упрек устам,
Привыкшим к ласковым словам.
И снова так она рекла:
«Я ненавижу…», но кого
Не назвала, и светлый день,
Прогнав ужасной ночи тень,
Вдруг озарил мое чело:
   «Я ненавижу… не тебя!» –
   Шепнула, жизнь мне возвратя.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLVI

 
Poor soul, the centre of my sinful earth,
My sinful earth these rebel powers array,
Why dost thou pine within and suffer dearth,
Painting thy outward walls so costly gay?
Why so large cost, having so short a lease,
Dost thou upon thy fading mansion spend?
Shall worms, inheritors of this excess,
Eat up thy charge? Is this thy body's end?
Then, soul, live thou upon thy servant's loss,
And let that pine to aggravate thy store;
Buy terms divine in selling hours of dross;
Within be fed, without be rich no more:
   So shall thou feed on Death, that feeds on men,
   And Death once dead, there's no more dying then.
 
 
О, бедная душа, игралище страстей
И мощный центр моей греховной плоти всей,
К чему, когда внутри томишься и страдаешь,
Снаружи так себя ты пышно украшаешь?
К чему желаешь ты на столь короткий срок
Истратить столько сил для бренного жилища?
Ужели для того, чтоб червь, жилец кладбища,
Твой выхоленный труп точить удобней мог?
Нет, лучше ты живи на счет богатства тела –
И чтоб оно – не ты – все более слабело!
По дорогой цене уступки продавай!
Богатой будь внутри, а внешность – забывай!
Питайся смерти ты своей лишь достояньем –
И смерть не устрашит тебя своим стенаньем!
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Мой бедный дух! Ты, средоточье тела,
Игралище бунтующих страстей!
Что изнываешь, чахнешь ты без дела,
Заботясь лишь о внешности своей?
К чему так много трат на краткий срок
Существованья тленного жилища?
Иль для того живешь ты, чтобы мог
Роскошнее быть пир червей кладбища?
Нет, телу предоставя долг служенья,
Ты сам на счет трудов его живи.
В сокровищах небес ищи спасенья,
Снаружи беден – будь богач внутри.
   Борись со смертью, тьму вносящей в свет,
   Где смерть побеждена, там смерти нет!
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLVII

 
My love is as a fever, longing still,
For that which longer nurseth the disease,
Feeding on that which doth preserve the ill,
The uncertain sickly appetite to please.
My reason, the physician to my love,
Angry that his prescriptions are not kept,
Hath left me, and I desperate now approve
Desire is death, which physic did except.
Past cure I am, now Reason is past care,
And frantic-mad with evermore unrest;
My thoughts and my discourse as madmen's are,
At random from the truth vainly express'd;
   For I have sworn thee fair and thought thee bright,
   Who art as black as hell, as dark as night.
 
 
Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому, что гибельно в припадке,
И кормится лишь тем, что муки наши длит,
В надежде тем унять свой волчий аппетит.
Мой разум, враг любви и нежных воздыханий,
Неважностью своих рассерженный забот,
Ушел – и вижу я, что рой моих желаний
Мне не бальзам для ран, а смерть мою несет.
Неисцеленный, сил и разума лишенный
И долгою борьбой до пены доведенный,
Сержусь и говорю как сумасшедший я,
Надолго уклонясь от цели бытия.
Иль я не клялся в том, что ты, как день, ясна,
Когда ты, словно ночь, как темный ад, черна?
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Моя любовь – болезнь, ее манит
К тому лишь, что недуг мой удлиняет.
Она, питаясь тем, что ей вредит,
Болезненным желаньям угождает.
Мой разум, врач моей любви, сердясь,
Что все его забыты повеленья,
Предав меня отчаянью, погас.
Где страсть – там смерть, и нету ей спасенья…
Неизлечим, покинутый умом,
Как бесноватый, мучась и тоскуя,
В словах и в мыслях как объятый сном,
Вне истины безумствуя, брожу я.
   Ведь мнилось мне, что ты чиста, светла,
   А ты черна, как ад, как ночь мрачна.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLVIII

 
O me, what eyes hath Love put in my head,
Which have no correspondence with true sight;
Or, if they have, where is my judgment fled,
That censures falsely what they see aright?
If that be fair whereon my false eyes dote,
What means the world to say it is not so?
If it be not, then love doth well denote
Love's eye is not so true as all men's: 'No'.
How can it? O, how can Love's eye be true,
That is so vexed with watching and with tears?
No marvel then, though I mistake my view;
The sun itself sees not till heaven clears.
   O cunning Love! with tears thou keep'st me blind,
   Lest eyes well-seeing thy foul faults should find.
 
 
Как страсть могла вложить мне в голову глаза,
Не видящие в тьме житейской ни аза?
Когда ж не лгут они, то где ж гулял мой разум,
Охаявший все то, что восхвалялось глазом?
Когда красиво все, что нравится глазам,
То почему же свет не доверяет нам?
Когда ж свет прав – глаза, знать, у любви плохие
И видят хуже, чем все люди остальные.
И точно, глаз любви не может верен быть,
Привыкнув лишь к тому, чтоб бдеть и слезы лить.
Немудрено, что взор неверен мой и тмится:
И солнце не блестит, пока не прояснится!
Любовь, твой страшный пыл глаза мои обжег,
Чтоб недостатки взор твои прозреть не мог.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Какие мне глаза дала любовь,
Что нет у них согласья с верным зреньем?
А если есть, как мог, спрошу я вновь,
Мой разум разойтись с их впечатленьем?
Коль хороша она, как лживый свет
Любви мне говорит, то отчего же
Нет человека, что не скажет «нет!».
Иль правды свет и свет любви не схожи?
О, может ли быть прав любовный взгляд,
Когда от скорби застлан он слезами?
Ведь даже солнце слепо, говорят,
Коль небеса покрыты облаками…
   О, хитрая любовь! Слепя слезой,
   Уродство ты рисуешь красотой.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CXLIX

 
Canst thou, O cruel! say I love thee not,
When I against myself with thee partake?
Do I not think on thee, when I forgot
Am of myself, all tyrant, for thy sake?
Who hateth thee that I do call my friend,
On whom frown'st thou that I do fawn upon,
Nay, if thou lour'st on me, do I not spend
Revenge upon myself with present moan?
What merit do I in my self respect,
That is so proud thy service to despise,
When all my best doth worship thy defect,
Commanded by the motion of thine eyes?
   But, love, hate on, for now I know thy mind,
   Those that can see thou lov'st, and I am blind.
 
 
Как ты могла сказать, что не любима мной,
Когда из-за тебя враждую сам с собою,
Когда лишь о тебе я думаю одной?
Люблю ли я того, не занят кто тобою?
Ласкаю ли я тех, кого не любишь ты?
Когда же ты порой мне гневом угрожаешь,
Не наполняю ль я – что ты, конечно, знаешь –
Лишь вдохами своей душевной пустоты?
Нет доблести во мне настолько недоступной,
Чтоб пренебречь на миг служением тебе,
Когда боготворит все лучшее во мне
Поступок каждый твой, хотя бы и преступный.
Но не люби меня: я вижу наконец,
Что зрячих любишь ты, тогда как – я слепец.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Как можешь ты, жестокая, сказать,
Что не люблю тебя, когда назло
Своей душе тебе принадлежать,
Забыв весь свет, – все счастие мое?
Кто из моих приятелей твой враг?
Кто ненавидимый тобой мне мил?
Когда бранишь меня, бывало ль так,
Чтобы себя я тоже не бранил?
Какое из моих достоинств я
Не повергаю в прах к твоим ногам,
И – слабостям твоим, как раб, служа, –
Какое предпочту твоим глазам?
   Что ж, ненавидь. Теперь я просветлен:
   Ты любишь зрячих, – я же ослеплен.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CL

 
O, from what power hast thou this powerful might,
With insufficiency my heart to sway?
To make me give the lie to my true sight,
And swear that brightness doth not grace the day?
Whence hast thou this becoming of things ill,
That in the very refuse of thy deeds
There is such strength and warrantise of skill,
That, in my mind, thy worst all best exceeds?
Who taught thee how to make me love thee more,
The more I hear and see just cause of hate?
O, though I love what others do abhor,
With others thou shouldst not abhor my state:
   If thy unworthiness rais'd love in me,
   More worthy I to be belov'd of thee.
 
 
Что силою тебя такою наделяет,
Что можешь ты влиять так сильно на меня?
И что меня гнетет и клясться заставляет,
Что лучезарный свет не украшает дня?
Откуда ты берешь те чары обаянья,
Которые влекут и придают твоим
Всем недостаткам вид такой очарованья,
Что каждый мне из них становится святым?
Кто научил тебя любить себя заставить,
Когда я мог питать лишь ненависть к тебе?
Хоть и люблю я то, что многие бесславят,
Все ж брани не должна ты позволять себе.
Но если страсть во мне к себе ты возбудила,
Тем боле стою я, чтоб ты меня любила.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Откуда у тебя такая сила?
Как может немощь сердце чаровать?
Какою властью мне она внушила
Не видеть в блеске солнца благодать?
Откуда эти чары ты взяла,
Что даже в худшем из твоих деяний
Такая мощь, такая прелесть зла,
Что ты милей мне ангельских созданий?
Кто научил тебя с тем большей силой
Внушать любовь, чем меньше можешь дать?
И хоть люблю я то, что всем постыло,
Тебе ль меня за это упрекать?
   Чем меньше стоишь ты любви моей,
   Тем буду я достойнее твоей.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CLI

 
Love is too young to know what conscience is,
Yet who knows not conscience is born of love?
Then, gentle cheater, urge not my amiss,
Lest guilty of my faults thy sweet self prove:
For, thou betraying me, I do betray
My nobler part to my gross body's treason;
My soul doth tell my body that he may
Triumph in love; flesh stays no farther reason;
But, rising at thy name doth point out thee,
As his triumphant prize. Proud of this pride,
He is contented thy poor drudge to be,
To stand in thy affairs, fall by thy side.
   No want of conscience hold it that I call
   Her 'love' for whose dear love I rise and fall.
 
 
Любовь так молода, и где ей знать, что – совесть!
Но кто не знает, друг, ее рожденья повесть!
Так ты не упрекай меня в моих грехах,
Чтобы самой не впасть в такие ж впопыхах.
Твоя измена, друг, не редко заставляет
И бедного меня для плоти изменять:
Душа мирволит ей в любви торжествовать,
А – жалкая – она того лишь и желает.
И вот она, восстав при имени твоем,
Указывает всем на лик твой с торжеством,
Довольствуяся тем, чтоб быть твоей рабою
И всячески служить тебе самой собою.
Что ж – что я ту зову «любовью», чья любовь
То дух подъемлет мой, то нудит падать вновь!
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Любовь – дитя и чуждо ей сознанье,
Хотя оно, все знают, плод любви.
Так не кори меня, оставь ворчанье,
А то окажешься виновной ты.
Ведь за измену мне я изменил,
И дух мой, вняв призывам властным тела,
Ему в любви победу уступил.
А телу до греха какое дело?
И, пробудясь при имени твоем,
Оно тебя избрало как награду,
Гордясь при мысли быть твоим рабом,
Ему и жизнь, и смерть с тобой в отраду…
   Я сознаю неодолимой власть
   Любви и с ней готов и жить, и пасть.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CLII

 
In loving thee thou know'st I am forsworn,
But thou art twice forsworn, to me love swearing;
In act thy bed-vow broke, and new faith torn,
In vowing new hate after new love bearing:
But why of two oaths' breach do I accuse thee,
When I break twenty? I am perjured most;
For all my vows are oaths but to misuse thee,
And all my honest faith in thee is lost,
For I have sworn deep oaths of thy deep kindness,
Oaths of thy love, thy truth, thy constancy,
And, to enlighten thee, gave eyes to blindness,
Or made them swear against the thing they see;
   For I have sworn thee fair; more perjured I,
   To swear against the truth so foul a lie!
 
 
Я полюбил тебя, тем клятву нарушая;
Но ты попрала две; в любви дав клятву мне,
Забыла о другой; меня же покидая,
Ты изменила вновь, вторично и вполне.
Как упрекать тебя в попранье двух обетов,
Когда по сотне их гнетет нас всех – поэтов!
Стократ виновней я, клянясь тебе во вред,
Чем ты, к кому давно во мне уж веры нет,
Тогда как прежде я всегда так громко клялся,
Что ты добра, умна – и этим наслаждался,
И даже, чтоб тебе сияния придать,
Решался образ твой прекрасным называть,
Преступно злую ложь за правду выдавая,
В чем и винюсь тебе, о истина святая!
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Любя тебя, изменник я, но ты,
Клянясь в любви, изменница вдвойне.
Забыв любовь, не ты ль права вражды
Дала супругу твоему и мне?
Но для чего тебя я упрекаю,
Когда я в двадцать раз грешнее сам?
Клянясь карать тебя, не я ль слагаю
И честь, и правду, все к твоим ногам?
Не клялся ль я, что нет тебя красивей,
Добрее, искреней, прямей?
Не я ль внушил глазам, что солнце лживей,
Чем мрак любовной слепоты моей?
   Ведь веря, что ты хороша, – я лгал,
   Преступно ложь за правду выдавал.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CLIII

 
Cupid laid by his brand, and fell asleep:
A maid of Dian's this advantage found,
And his love-kindling fire did quickly steep
In a cold valley-fountain of that ground;
Which borrow'd from this holy fire of Love,
A dateless lively heat, still to endure,
And grew a seeting bath, which yet men prove
Against strange maladies a sovereign cure.
But at my mistress' eye Love's brand new-fired,
The boy for trial needs would touch my breast;
I, sick withal, the help of bath desired,
And thither hied, a sad distemper'd guest,
   But found no cure, the bath for my help lies
   Where Cupid got new fire; my mistress' eyes.
 
 
Пред сном Амур на дерн свой факел положил;
Но нимфа темных рощ тот факел похитила
И пламенник его, живящий сердца пыл,
В сверкающий ручей долины погрузила,
Который у огня любви тем похитил
Его живящий жар и вечное кипенье,
И тем себя в ручей целебный превратил,
Дающий в роковых болезнях исцеленье.
Но факел взор любви опять воспламенил –
И крошка вздумал им груди моей коснуться,
Сраженный им, пошел в ключе я окунуться,
Чтоб влагою его унять душевный пыл.
Но что ни делал я, все было – труд напрасный,
Меня лишь исцелят глаза моей прекрасной.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Амур, сложив свой светоч, опочил:
В единый миг одна из дев Дианы,
Схватив любви неугасимый пыл,
Повергнула его в струи фонтана.
И вот, пронизаны огнем любви,
Они с тех пор хранят его влиянье,
И, силою целительной полны,
Спасают все любовные страданья.
Но светоч вспыхнул вновь в очах моей
Возлюбленной, и мальчик беспощадный
Зажег мне сердце. Погрузясь в ручей,
Ищу спастись от страсти безотрадной.
   Но тщетно! Там, где Купидон свой свет
   Вновь воскресил, спасенья больше нет.
 

Перевод М.И. Чайковского

Сонет CLIV

 
The little Love-god lying once asleep,
Laid by his side his heart-inflaming brand,
Whilst many nymphs that vow'd chaste life to keep
Came tripping by; but in her maiden hand
The fairest votary took up that fire
Which many legions of true hearts had warm'd;
And so the general of hot desire
Was sleeping, by a virgin hand disarm'd.
This brand she quenched in a cool well by,
Which from Love's fire took heat perpetual,
Growing a bath and healthful remedy
For men diseased; but I, my mistress' thrall,
   Came there for cure and this by that I prove,
   Love's fire heats water, water cools not love.
 
 
Раз, возле положив свой факел огнеметный,
Заснул малютка-бог с улыбкой беззаботной;
Но сонм прелестных нимф, веселый и живой,
Приблизился к нему – и девственной рукой
Одна из них взяла тот факел, свет свой ливший
И миллиарды душ уже испепеливший,
И – в миг, когда сердец властитель роковой
Дремал, лишенный сил невинности рукой,
Она в ключе лесном тот факел погасила,
В котором под огнем любви таилась сила,
И стал тот ключ навек целительным ключом;
Но я, весь век твоим считаяся рабом,
Узнал, сойдя с него, что если согревает
Страсть воду, то вода ее не охлаждает.
 

Перевод Н.В. Гербеля

 
Малютка, бог любви, заснул, уставший,
И положил свой факел близ себя.
Рой нимф, обет невинности державший,
Вдруг прискакал. И нежная рука
Одной из дев взяла огонь любовный,
Которым род людской обворожен.
И страстных вожделений вождь верховный
Рукою нимфы был разоружен.
Она в ручей то пламя погрузила,
И он с тех пор огнем любви согрет.
В ручье живет таинственная сила
Целить людей. Мне ж исцеленья нет!
   Любовный жар упал в прохладу струй,
   Но им не остудить твой поцелуй!
 

Перевод М.И. Чайковского