Текст книги "Демельза"

Глава четырнадцатая

Джуду и Пруди пришлось уйти. Росс был непреклонен. Он не был человеком злопамятным и преданному слуге мог простить многое. К пьянству Джуда Росс давно уже привык, но вот его вероломства он не стерпел. Кроме того, следовало подумать о ребенке. Ни Джуду, ни Пруди больше нельзя было доверять Джулию.

На следующее утро Росс вызвал обоих к себе и дал им неделю на сборы. Пруди давилась слезами, Джуд мрачно помалкивал; поначалу он думал, что если в прошлый раз сумел за неделю все уладить с капитаном Полдарком, то и сейчас получится. Но это был не тот случай. И когда Джуд наконец понял, что ошибался, он не на шутку встревожился. За два дня до конца назначенного срока Демельза сжалилась над Пруди и сказала, что может попробовать уговорить Росса оставить ее, но одну, без Джуда. Однако Пруди проявила солидарность с мужем и решила уйти вместе с ним.

И вот настал день, когда Пэйнтеры собрали все свои пожитки и покинули Нампару. Поселились они в какой-то развалюхе на самом краю растянувшейся по долине деревни. А в прошлом это был первый жилой дом в Грамблере.

Дом пребывал в запущенном состоянии, но зато и арендная плата была мизерной, да плюс еще очень удобное расположение – по соседству с винной лавкой.

Уход Джуда и Пруди кардинально изменил жизнь в Нампара-Хаусе. Демельза невольно прислушивалась, в надежде услышать шаркающие шаги Пруди или резкий тенорок вечно недовольного Джуда. Да, Пэйнтеры были люди неряшливые, ленивые и не слишком умелые, но они вросли в самую сердцевину Нампары, и теперь в доме словно бы чего-то не хватало. Демельза обрадовалась, что они поселились по соседству, ведь ее дружба с Пруди длилась не один год, и нельзя было вот так за несколько дней все оборвать.

На место Пэйнтеров Росс нанял другую супружескую пару – Джона и Джейн Гимлетт, толстячков лет сорока с небольшим. Пять или шесть лет назад они в поисках работы на тогда еще процветающем Западе приехали из Северного Корнуолла в Грамблер, да так тут и осели. Джон работал подмастерьем у сапожника, но дела пошли неважно, и они вдвоем уже больше года трудились на оловянном прессе. Опрятные, рукастые, добродушные и почтительные – полная противоположность Джуду и Пруди, – супруги Гимлетт с энтузиазмом взялись за дело. Но разумеется, только время могло показать, на сколько их хватит.

Прислуга у Росса была немногочисленной, но спустя два дня после скандала с пьянкой у него возникла еще одна проблема.

– Что-то я сегодня утром не видел Джинни. Где она?

– Джинни от нас ушла, – грустно сказала Демельза.

– Как ушла? Неужели?

– Да, еще вчера вечером. Я хотела тебе сказать, но ты так поздно вернулся. Я и сама не поняла, почему Джинни вдруг решила нас покинуть.

– А что она сказала?

– Сказала, что лучше будет присматривать за своими детьми. Я ей говорила, что скоро вся семья ее матери останется без работы, пыталась переубедить, но тщетно. Она только губы поджала и объявила, что хочет уйти.

– Ну и дела, – вздохнул Росс, помешивая свой кофе.

– Это как-то связано с тем скандалом в четверг, – заметила Демельза. – Если бы я знала, из-за чего сыр-бор разгорелся, то, может, и смогла бы что-то сделать. Никак в толк не возьму, Джинни ведь не пила вместе с Пэйнтерами. Почему она вдруг решила уйти?

– Я, кажется, догадываюсь, – сказал Росс.

– Ну так не держи меня в неведении. Если знаешь, расскажи и мне.

– Помнишь, я возил Джинни в Бодмин? Я, кстати, еще тогда говорил, что пойдут слухи.

– Помню.

– Ну так вот, люди и впрямь начали трепать языками, а когда я вернулся, то услышал, как Джуд повторяет все эти сплетни. Да еще приплел к ним всякую мерзость из прошлого. Это еще одна причина, почему я его прогнал, помимо Джулии.

– О, теперь я понимаю.

– Возможно, Джинни не знает, что Джуд ушел, – немного поразмыслив, предположил Росс. – В этом случае…

– Она знает. Пруди ей вчера рассказала.

– Что ж, если ты хочешь, чтобы Джинни вернулась, я схожу потолкую с Заки.

– Конечно, я хочу, чтобы она вернулась. Джинни мне очень нравится.

– Мне так и так надо повидаться с Мартином. Есть у меня к нему одно предложение.

– Это хорошо, миссис Заки обрадуется. Я никогда прежде не видела ее такой расстроенной. А что за предложение?

– Нам в нашей медной компании нужен агент, человек, не известный в торговых кругах, который бы смог действовать от нашего имени, отвлекая все внимание на себя. Вот хочу привлечь Заки на эту должность. Ты же знаешь, он не обычный шахтер.

– А Марк Дэниэл?

– А с ним что?

– Помнишь, я рассказывала, что Керен просила меня узнать, не можешь ли ты подыскать для него место получше?

– А, точно. Нет, Демельза, Марк не подходит. Нам нужен человек, который умеет читать, писать и грамотно обращаться с большими суммами денег. И еще он должен иметь представление о том, как все устроено в деловом мире. В этом отношении Заки лучшая кандидатура. К тому же нам необходим человек, которому мы сможем во всем доверять. Мы вынуждены соблюдать секретность. Если кто-то вдруг проболтается – конец всему. Нет, Марк, конечно, парень надежный, я бы ему и жизнь свою доверил… Но независимый агент из него не выйдет. Я считаю, что каким бы надежным ни был мужчина, но, если у него ненадежная жена, которой он предан, рано или поздно это даст о себе знать.

– А Керен, наверное, и в голову не приходило, что она сама может тянуть Марка назад.

– Ну, Керен об этом ничего не узнает, так что за нее можешь не волноваться.

А Керен тем временем устанавливала возле дома приставную лестницу. Дождь лил два дня кряду, и вода-таки нашла слабое место в соломенной кровле нового дома. Крыша прохудилась сначала только в кухне, а потом потекло и в спальне. Прошлой ночью капало прямо им на ноги.

Керен была в бешенстве. Конечно, Марк бо́льшую часть свободного времени проводил, стоя под дождем на этой лестнице, но она считала, что за два месяца их совместной жизни он мог бы заранее позаботиться о том, чтобы крыша не протекала. Вместо этого он в плохую погоду что-то стругал в доме, а в хорошую ковырялся в огороде.

На самом деле Марк сотворил чудо. Он перетаскал тонны камней и соорудил ограду вокруг их участка. Эта стена была символом безграничной энергии одного человека. Земля внутри ограды была вспахана, прополота и готова к урожаю следующего сезона. А еще Марк соорудил пристройку к дому с односкатной крышей, где в будущем собирался держать свиней.

Семейная жизнь оказалась для Керен сплошным разочарованием. Любовные ласки Марка, пусть искренние, были лишены романтики и утонченности, а в остальное время он почти всегда молчал. Муж по многу часов работал на шахте, да еще смены каждую неделю менялись. В одну неделю он вставал и завтракал в пять утра, а в другую – возвращался домой и заваливался спать в половине седьмого. Он без лишних церемоний будил Керен, но, когда сам спал, не желал, чтобы его беспокоили. А если смена начиналась в два, ей приходилось коротать вечера в одиночестве. Многообещающими были только первые дни их совместной жизни. Марк возвращался домой незадолго до одиннадцати, раздевался, мылся, брился, и они вместе ложились в постель. Но новизна отношений ушла, и Керен все чаще находила предлог, чтобы уклониться от его грубых прикосновений. Все это было так не похоже на ее роль в «Невесте шахтера».

Вот и сейчас Марк ушел пораньше, чтобы не опоздать на шахту, а Керен надо было чем-то занять себя в ближайшие девять часов. Лестницу он убрать не успел, и Керен решила попробовать сама починить крышу. Она считала, что тот, кто умеет приспосабливаться, способен решить все проблемы.

Итак, Керен отыскала место, где Марк не закончил работу, и пошла по сырой соломе. Утро выдалось чудесное, но по всем приметам чувствовалось, что к вечеру снова пойдет дождь. Керен хотелось посмотреть, какое лицо будет у мужа, когда он вечером под проливным дождем вернется с шахты и обнаружит, что в доме сухо.

Керен присела. С этого места хорошо просматривался дом доктора Эниса; она даже пожалела, что деревья вокруг него зимой не теряли листья. После той встречи в Нампаре она видела соседа раза три, но они и словом не перекинулись. Порой Керен думалось, что этак она скоро вообще разучится говорить. Изредка к ним заглядывали соседи из Меллина, но прием, который оказывала им хозяйка, не очень-то воодушевлял. Единственным, с кем Керен смогла сдружиться, был Чарли Барагванат, сын садовника. Она всегда приглашала мальчика зайти в дом, когда тот возвращался с работы.

Порой Керен начинала сомневаться, правильно ли она поступила, оставив бродячую труппу ради столь тоскливого существования. Иногда она специально, чтобы как-то себя приободрить, вспоминала нужду и невзгоды прежней жизни. Но со временем все плохое забывается. Даже безбедная жизнь жены шахтера оказалась не такой, как она себе ее представляла. У Марка водились деньжата, и он даже был по-своему щедрым, но давние привычки не могут измениться в одну неделю. Муж был не против давать ей определенную сумму, но ему не нравилось, когда к деньгам относились несерьезно и тратили их на всякую ерунду. Он ясно дал понять, что его кошелек не бездонен, а когда он опустеет, чтобы снова его наполнить, придется затянуть ремень потуже.

Хотя теперь Грамблер закрывался и откладывать уже было не с чего. Керен наклонилась, чтобы закрепить пучок соломы, потеряла равновесие и начала медленно соскальзывать с крыши.

– Что ж, – сказал Заки и поскреб щетину на подбородке, – это весьма заманчивое предложение. Не стану притворяться, я бы хотел попробовать. Да и матушка обрадуется, когда узнает, что у нас теперь всегда будут водиться деньжата. Но я не могу сразу согласиться на такое большое жалованье. Платите мне столько, сколько я зарабатывал на руднике, это будет справедливо.

– Как наемный работник компании, ты будешь получать определенное вознаграждение, – ответил Росс. – Я прослежу, чтобы, когда ты понадобишься, тебя хорошо информировали. Но это означает, что тебе придется оставлять свою выработку на пару дней в неделю.

– Это не страшно. Там и вырабатывать-то уже нечего. Даже не знаю, как половина шахтеров продержится эту зиму.

– А теперь я бы хотел побеседовать с Джинни, – сказал Росс.

Заки заметно напрягся.

– Она в доме с матерью. Не знаю, что на дочку нашло, но она стоит на своем, и все. Раньше-то мы могли ее вразумить, а сейчас она уж не девочка. Джинни! Эй, Джинни! Выйди-ка на воздух. Тут к тебе один джентльмен пожаловал.

Они ждали. Дверь наконец открылась. Джинни стояла на пороге, но выходить из дома не стала.

Росс сам к ней подошел. Заки поскреб большим пальцем щетину и остался стоять, где стоял, наблюдая, что же будет дальше.

– Капитан Полдарк. – Джинни быстро сделала реверанс, но глаз не подняла.

Росс не стал ходить вокруг да около.

– Джинни, я знаю, почему ты от нас ушла, и я тебя вполне понимаю. Но если ты поддашься своим чувствам, это будет означать, что ты согласна жить по правилам, которые устанавливают мерзкие сплетники. Через пьяницу Джуда Пэйнтера они смогли запятнать мой дом и твою репутацию. И за это я выгнал Джуда. Не совершай ошибку. Не принимай эту историю близко к сердцу. Злопыхателям только того и надо. Я бы хотел, чтобы ты завтра пришла в Нампару, как будто ничего не было.

Джинни подняла голову и посмотрела Россу в глаза:

– Лучше бы мне не приходить, сэр. Если уж люди начали судачить, одному Богу известно, чем они закончат.

– Закончат они там же, где и начали. В сточной канаве.

Джинни так смутилась, что Россу стало ее жаль, и он вернулся к Заки, к которому уже присоединилась жена.

– Дайте ей время, сэр, – попросила миссис Заки. – Девочка одумается. Заки, я отлучусь ненадолго. Бобби тут забегал, сказал, что с Керен, женой Марка Дэниэла, несчастье приключилось.

– Что там такое стряслось?

– С крыши упала. Руку сломала, а может, и еще что. Вот я и подумала: пойду посмотрю, не надо ли чем помочь. Не то чтобы мне эта девчонка была по сердцу, но, коли уж Марк на шахте, я должна ее по-соседски навестить.

– Она там одна? Я пойду с тобой, мало ли что понадобится, – предложил Росс.

– Не надо, сэр. Бобби сказал, там с ней доктор Энис.

Керен повезло: Дуайт Энис услышал ее крики и минут через двадцать после падения первым оказался на месте происшествия.

После удара о землю Керен некоторое время находилась в полуобморочном состоянии. Потом она пришла в себя, но все равно при каждой попытке пошевелить рукой едва не теряла сознание от боли.

Она сидела возле дома, как ей казалось, целую вечность; в голове у нее стучали молоточки, во рту пересохло. Наконец доктор Энис, услышавший крики, перебрался через канаву и нашел пострадавшую.

А уж тогда, несмотря на боль и страдание, Керен почувствовала себя счастливой. Энис отнес ее в дом и уложил на кровать. Его ловкие руки, быстро и профессионально исследующие ее тело, казались молодой женщине прикосновениями желанного искушенного любовника.

– У вас сломана кость, – сказал Дуайт. – Лодыжка в порядке, но ей нужен покой. А теперь я должен заняться вашей рукой. Будет больно, но я сделаю все по возможности быстро.

– Хорошо, – согласилась Керен, а сама не сводила с него глаз.

Дуайт достал из кармана бинт и подыскал пару подходящих планок среди тех, что остались после плотницких работ Марка. Потом он дал Керен выпить немного бренди и вправил ей руку. Керен стиснула зубы, но не издала ни звука. Слезы навернулись на глаза, а когда Дуайт закончил, градом покатились по щекам, и она поскорее их стряхнула.

– Вы очень мужественно держались, – похвалил ее доктор. – Глотните-ка еще бренди.

Керен подчинилась – ведь это была его фляжка – и почувствовала себя заметно лучше.

Заслышав чьи-то шаги, Дуайт подошел к двери и велел Бобби Мартину сбегать за мамой. Он прожил здесь меньше месяца, но уже успел усвоить: если кому-то в округе нужна помощь, всегда посылают за миссис Заки, которая, имея дюжину собственных детей, с материнской заботой относилась ко всем соседям.

Потом Дуайт снова присел на кровать, обмыл и перевязал Керен лодыжку и локоть на второй руке. Керен блаженствовала, и Дуайт обязательно заметил бы это по ее глазам, не будь он слишком сосредоточен на работе. Покончив с перевязкой, он заговорил с пациенткой. Его голос за последние десять минут стал заметно спокойнее, теперь он звучал сухо и профессионально.

Дуайт предложил Керен послать за мужем. Она отказалась, и тут на пороге возникла плосколицая миссис Заки с очками на носу. Керен поприветствовала ее с такой теплотой, что миссис Заки решила, что местные жители поторопились составить нелестное мнение о жене Марка.

Симпатичный доктор задержался еще ненадолго. Лицо у него было серьезное, но совсем юное. Он объяснил миссис Заки, что и как надо делать, а потом взял Керен за руку и пообещал, что проведает ее утром.

– Благодарю вас, доктор, – нежным контральто отозвалась Керен. – Вы так добры ко мне.

Щеки врача порозовели.

– «Из жалости я должен быть жесток»[4]4
  Шекспир У. Гамлет, принц датский. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]. Вы хорошо держались. Ночью рука еще поболит. Но, прошу вас, не вставайте с постели. Надо полежать, а то может подняться температура, и тогда выздоровление затянется.

– О, не сомневаюсь, со мной все будет в порядке, – заверила Дуайта Керен. – Я буду делать все, как вы говорите. Не волнуйтесь, доктор. Хорошего вам дня. До свидания, миссис Мартин.

Глава пятнадцатая

Закрытие Грамблера назначили на двенадцатое ноября. День выдался безветренный и туманный, воздух был влажный, чувствовалось, что надвигается дождь. Как сказал доктор Чоук: нездоровая погода, воздух пронизан гнилостными испарениями.

Подъемный механизм оставили работать, пока не закончится запас угля. На шахте было три насоса, два подъемника (оба механизированные, но быстро устаревшие после того, как Уатт изобрел отдельный конденсатор) и большое – футов тридцать в диаметре – водяное колесо, работающее от ручья Меллингей.

Ближе к полудню в большом здании главного подъемника собралась группа мужчин. Присутствовали: Фрэнсис Полдарк, капитан Хеншоу, капитан Данстен, который отвечал за работы на поверхности, доктор Чоук, два главных механика – Браун и Тревиннард, казначей и несколько представителей властей.

Мужчины покашливали и старались не смотреть друг другу в глаза. Фрэнсис достал часы.

Огромный балансир ходил вверх-вниз, гремели цепи, гудел котел, монотонно булькала просачивающаяся через кожаные клапаны вода. Отсюда шахта распространялась во все стороны, как огромное существо, лохматое и неприглядное: дощатые сараи, хижины из камня, вентиляционные шахты с соломенными крышами, водяные колеса, отмывочные платформы, конные во́роты, горы пустой породы, камней и шлака – все то, что накапливалось, достраивалось и выбрасывалось годами. Маленькие долины, в которых расположились домишки деревни Грамблер, разбегались от шахты в стороны, как притоки большой реки.

Фрэнсис взглянул на часы.

– Что ж, джентльмены, – сказал он, возвысив голос, – пришло время закрывать нашу шахту. Мы проработали вместе много лет, но настали тяжелые времена. Возможно, когда-нибудь наша шахта опять заработает, и мы все снова здесь встретимся. А если нет, то, даст бог, удача повернется лицом к нашим сыновьям. Сейчас двенадцать пополудни.

Фрэнсис взялся за рычаг, который перекрывал пар от гигантского котла, и потянул его вниз. Огромный балансир замер на секунду, покачнулся и окончательно остановился. Механик тем временем обошел котел и открыл клапан. Пар с шипением вырвался наружу и повис в туманном воздухе, словно ему было лень рассеиваться.

Наступила тишина. И не то чтобы двигатель подъемника никогда раньше не останавливали: это делали каждый месяц, дабы почистить котлы, да и поломки порой случались. Но эта тишина была гнетущей, поскольку все собравшиеся сознавали, к чему она приведет.

Поддавшись внезапному порыву, Фрэнсис взял кусок мела и крупными буквами написал на котле всего одно слово: «RESURGAM»[5]5
  «Я воскресну» (лат.).


[Закрыть].

И после этого все вышли из здания.

На краю шахты со стороны Сола все еще пыхтел и стучал малый подъемник «Китти». Капитан Хеншоу поднял руку. Сигнал заметили – «Китти» еще немного поворчал себе под нос и тоже умолк.

Теперь работал только водяной насос, но он не потреблял уголь и не требовал присмотра, поэтому его решили не трогать.

Последней смене сдельщиков было предписано подняться на поверхность в полдень, и, пока группа мужчин медленно шла к зданию конторы, из шахты по двое, по трое появлялись шахтеры, которые в последний раз несли свои кирки, лопаты и буры. Они образовали колонну. Колонна эта, словно гусеница, ползла мимо казначея, который выдавал шахтерам их последний заработок. Бородатые и чисто выбритые, молодые и среднего возраста, по большей части невысокие и бледные, жилистые и угловатые, потные и грязные, мрачные и молчаливые, они забирали свои шиллинги и ставили крестики в бухгалтерской книге.

Фрэнсис стоял рядом с казначеем и время от времени перекидывался парой слов с кем-нибудь из шахтеров. Потом он пожал руку капитану Хеншоу и в одиночестве пошел домой в Тренвит-Хаус.

Механики вернулись к своим двигателям, чтобы осмотреть их и демонтировать то, что можно было продать на слом. Казначей подводил баланс в бухгалтерских книгах. Управляющий и капитан Данстен отправились в последний обход, чтобы описать оставшееся на шахте имущество. Хеншоу переоделся в старую одежду, нахлобучил шахтерскую шляпу и отправился под землю с последней проверкой.

Он легко и привычно спустился на уровень сорока саженей, шагнул с лестницы и пошел по тоннелю в сторону наиболее богатой из двух жил на шестидесятом уровне.

Примерно через четверть мили тоннель начал уходить вниз. Хеншоу перебирался через груды пустой породы, спускался по приставным лестницам и скользким склонам, петлял между деревянными подпорками, брел по воде. Потом где-то вдалеке послышался звук размеренных ударов. Кто-то еще продолжал работать.

На шахте осталось около двадцати вольных рудокопов. Если им удастся добыть руды на несколько шиллингов, это поможет хоть как-то бороться с надвигающейся бедностью.

Там работали Заки Мартин, Пол Дэниэл, Джек Картер – младший брат Джима и Пэлли Роджерс. Все голые до пояса и потные. Здесь было жарче, чем в самый жаркий летний день.

– Здоро́во, ребята, – поприветствовал их Хеншоу. – Вот решил зайти и предупредить вас, что «Большой Билл» и «Китти» уже остановлены.

Пэлли Роджерс вытер ладонью густую черную бороду:

– Мы уж прикинули, что сейчас самое время.

– Вот я и пришел сказать, – кивнул Хеншоу. – Просто чтобы вы знали.

– Мы бы еще поработали несколько деньков, – сказал Заки. – Сильных дождей вроде не предвидится.

– Я бы не стал слишком уж на это полагаться. Здесь всегда было сыро. Да и как вы собираетесь потом поднимать добычу?

– Через восточный ствол. Братья Карноу присматривают за конным во́ротом. Постараемся дотащить туда, сколько сможем.

Хеншоу оставил вольных рудокопов и прошел еще дальше, до затопленного восьмидесятого уровня. Затем он развернулся и побрел по воде к бедной западной жиле, дабы убедиться, что там не осталось ничего ценного. Несколько ржавых инструментов, глиняная трубка да сломанный бур – вот и все, что он обнаружил.

В два часа пополудни Хеншоу поднялся из шахты обратно. На поверхности его встретила какая-то противоестественная тишина. Над «Китти» еще клубился пар. Несколько мужчин бродили между сараями. Десятка два женщин пришли постирать белье в горячей воде от котлов.

Хеншоу переоделся в сарае в свою одежду, а на выходе заметил, что возле подъемника собралось с полдюжины мужчин. Он хотел было окликнуть их, но потом понял, что это прибыла смена для тех, кто продолжает работать внизу. Капитан только пожал плечами: вольные рудокопы – народ выносливый.

К восьми вечера следующего дня вода сильно поднялась, но главная жила оставалась незатопленной. Марк Дэниэл послал одного из шахтеров сообщить об обстановке тем, кто собирался их сменить.

А наверху темный промозглый вечер, словно мороком, накрыл пустующие строения шахты. Обычно в пересменок в сараях дюжинами переодевались шахтеры, в окнах подъемников горел свет, механики рассказывали новости, каждый был готов помочь товарищу. Теперь здесь не было света, если не считать двух фонарей, не чувствовалось теплоты, шахтеры не разговаривали, только изредка перебрасывались парой слов.

Переодевшись, они запалили свечи, потушили фонари и, тяжело ступая, пошли к лестницам. Ник Вайгус и Фред Мартин, Джон и Уилл Нэнфаны, Эд Бартл и еще шестнадцать мужчин.

К четырем утра часть жилы подтопило. Шахтеры работали, стоя в воде, а позади них, в провалах, уже образовались целые озера. Но вокруг был целик, и, если что, они могли выбраться через восточный штрек. Ник Вайгус первым поднялся наверх, чтобы описать сменщикам ситуацию. Посовещавшись, Заки Мартин со товарищи прикинули, что у них есть еще несколько часов, и решили спуститься.

В семь обвал из камней и обломков породы, которые посыпались в один из заполненных водой провалов, заставил их остановить работу. Еще час они переносили корзины с рудой к стене тоннеля, где их можно было закрепить веревкой и протащить по выработанной жиле к восточному штреку. Потом шахтеры поднялись на несколько футов, сели и стали наблюдать за тем, как вода постепенно заполняет продолговатую пещеру, которая на протяжении нескольких последних месяцев была местом их работы.

Один за другим, пробираясь по старым выработкам, они вышли наружу. Заки уходил последним. Он присел на край «слепой» шахты, раскурил трубку и смотрел на воду, которая прибывала так медленно, что со стороны казалось, будто уровень ее не меняется. Так он просидел около часа: курил, почесывал подбородок и то и дело сплевывал. Его глаза при свете закрепленной на шляпе свечи были задумчивыми и спокойными.

Пройдет еще несколько недель, прежде чем шахту затопит целиком. Но шестидесятый уровень уже потерян, а он был самым лучшим.

Заки встал, вздохнул и начал выбираться из шахты вслед за своими товарищами, мимо брошенных лебедок, сломанных лестниц и отвалов пустой породы. Верхний уровень шахты представлял собой запутанную систему петляющих и разбегающихся в разные стороны тоннелей. Это были выработки, где когда-то шахтеры пытались найти новую жилу. Большинство выработок заканчивалось тупиком. Были здесь и «слепые» шахты – настоящие ловушки для тех, кто зазевается, и огромные пещеры с просачивающейся с потолка водой. Наконец Заки вышел к основной шахте на тридцатом уровне. С киркой и лопатой на плече он начал свой последний подъем из шахты. От одной площадки к другой, от одной к другой, медленно, словно вдруг превратился в дряхлого старика. И снова его поразила непроницаемая тишина вокруг.

Выбравшись на поверхность, Заки обнаружил, что день, который едва брезжил, когда он спускался в шахту, заволокло туманом. Туман накрыл всю округу, и разглядеть что-то можно было только на расстоянии вытянутой руки.

Все уже разошлись по домам. Братья Карноу остановили водяной насос. Возле восточной шахты возвышались груды мокрой руды, которую они поднимали два последних дня. Позже добычу оценят, но сейчас ни у кого не было желания этим заниматься. Даже знакомой фигуры казначея нигде не было видно.

Передохнув минуту-две, Заки подобрал с земли лопату с киркой и побрел в сторону дома. Возле подъемника он наткнулся на Пола Дэниэла.

– Вот, решил на всякий случай тебя дождаться, – словно бы извиняясь, сказал тот. – Больно уж сильно ты от нас отстал.

– Да, – ответил Заки, – хотел оглядеться на прощание.

И они вместе пошли по направлению к Меллину, а в тумане у них за спиной осталась теперь уже совершенно опустевшая шахта. Безлюдье и тишина сырого безветренного дня, словно морок, накрыли землю. Больше не было слышно скрипа грубых башмаков на булыжной дорожке между зданиями конторы и сарая-раздевалки. Никто не кричал с подъемника и не перешучивался в штреках. Не было женщин, которые обычно собирались у подъемника, чтобы набрать горячей воды для стирки. Девушки, работающие при шахте, и дробильщики не болтали между собой на промывочных платформах. Все вроде пока оставалось на своих местах, но не было движения. Грамблер продолжал существовать, однако жизнь ушла, а вода очень медленно заполняла все возникшие в его «организме» пещеры и переходы.

Шахта затихла, и день тоже притих, только где-то в тумане все кричала и кричала белая чайка.