Текст книги "Демельза"

Верити крепко схватила Демельзу за руку, как будто это она от нее сбежала, а не наоборот. На щеках у Верити остались полосы от высохших слез, черные волосы растрепались, юбка порвалась. Она выглядела несчастной… и до боли живой.

Шахтеры внутри хранилища передавали мешки с зерном тем, кто ждал их снаружи, а по улице уже вели мулов, чтобы нагрузить на них награбленное. Зернохранилище, как сточная канава, всасывало людей, и толпа возле Демельзы и Верити заметно поредела.

– Сюда, – сказал Блейми. – Сейчас самое время уходить. Не станем ждать, пока они растащат зерно и начнут пьянствовать.

Он повел женщин по Коингхолл-стрит. Шахтеров там уже не было, зато на улицу вышли горожане и возбужденно обсуждали, как можно предотвратить распространение грабежей. Да, шахтеров привел в город праведный гнев, но аппетит приходит во время еды, и они могли остаться здесь на весь день.

– Где ваши лошади? – спросил Блейми.

– Мы собирались перед отъездом еще зайти к Паско.

– Я бы посоветовал отложить визит до следующего раза.

– Почему? – поинтересовалась Демельза, когда они свернули на Миддл-Роу. – А вы разве не сможете отобедать у них вместе с нами?

Блейми мельком глянул на Демельзу:

– Нет, мэм, не смогу. Здание банка прочное, и я не сомневаюсь, что там вам ничего не грозит. Но после обеда вам придется ехать домой, а на улицах к тому времени уже будет небезопасно. Если все же решите обедать у Паско, тогда готовьтесь к тому, что придется у них и заночевать.

– О нет, это невозможно! – воскликнула Демельза. – Меня ждет Джулия, а Пруди такая неповоротливая, на нее надежда слабая!

Верити замедлила шаг.

– Эндрю, – сказала она, – ты не мог бы здесь нас оставить? Если Бартл увидит тебя, слухи о нашей встрече дойдут до Фрэнсиса, и ему может показаться, что это произошло не случайно, а…

– Идем быстрее, – перебил ее Блейми. – Не исключено, что и здесь тоже бродят толпы бунтовщиков. Я и не подумаю оставить вас, пока вы не окажетесь за границами города.

Бартл ждал их возле конюшен. Пока седлали лошадей, они с посыльным отправили Паско записку, что вынуждены уехать пораньше.

На Пайдер-стрит бунтовщиков тоже не было, но местные жители вышли из домов на склон холма и с тревогой взирали вниз. Некоторые вооружились палками.

На вершине холма дорога сужалась, и ехать по трое в ряд было затруднительно. Демельза решила взять инициативу в свои руки. Она послала Бартла вперед, чтобы он мог заранее предупредить, если на дороге вдруг появятся какие-нибудь пикеты или бунтовщики, а потом пришпорила лошадь и сама к нему присоединилась.

Так они и ехали обратно парами. Небо хмурилось, но вокруг было тихо. Демельза завязала непринужденный разговор с Бартлом, но при этом напряженно прислушивалась, в надежде узнать, о чем говорят Верити с Блейми. Проследить нить их беседы не представлялось возможным, но кое-какие отдельные слова и фразы Демельза все же разбирала. Они были похожи на первые зеленые ростки после обильного дождя в пустыне.

Глава тринадцатая

Джуд уже так давно вел себя более или менее сносно, что Пруди совсем расслабилась и проглядела признаки надвигающейся катастрофы. Жизнь в Нампаре стала размеренной, не то что во времена старого Джошуа. Это в лучшую сторону повлияло на саму Пруди, и она решила, что и Джуд тоже утихомирился.

Двадцатого октября Росс, как и Демельза, тоже уехал рано утром – он теперь покидал дом по делам три-четыре раза в неделю. Пруди в отсутствие хозяйки обычно располагалась в кухне, заваривала себе чаек и обсуждала с Джинни Картер все, что произошло за прошедшую неделю. Вот она и не уследила за Джудом, который якобы отправился доить коров, а на самом деле потихоньку прикладывался к бутылке.

Пруди старалась по возможности спихнуть на Джинни, как и на Демельзу в старые времена, всю работу по дому, а сама знай себе попивала чаек, сплетничала или жаловалась на свои больные ноги. При госпоже она себе, конечно, такого не позволяла, но сегодня ни капитана Полдарка, ни его жены рядом не было.

В тот день Джинни говорила о своем муже. О том, что Джим исхудал и стал совсем больной, о том, как она молится, чтобы эти восемь месяцев поскорее пролетели и он бы наконец вернулся домой. Пруди слушала ее и радовалась, что молодая женщина надолго останется в Нампара-Хаусе. Джинни сказала, что ее муж теперь уже вряд ли сможет быть шахтером и она взяла с него слово, что он станет работать на ферме. В Нампаре Джим всегда чувствовал себя намного лучше, чем на рудниках, и они с ним здесь всегда были счастливы. Конечно, шахтеры зарабатывают больше, но это ли главное? Ничего, они как-нибудь протянут. И на ферме тоже можно неплохо прожить.

Пруди согласно кивала: да уж, теперь все перевернулось с ног на голову. Если хоть половина из того, что она слышала, правда, то скоро работать на ферме будет выгоднее, чем под землей. Да взять хоть капитана Росса. Скачет целыми днями по всей округе, как будто сам нечистый за ним гонится, а толку никакого. Уж как ни старайся, а труп все равно не оживить. Чем понапрасну тратить деньги на шахту, лучше бы за картошкой своей присматривал.

Джинни слушала ее причитания и озабоченно сновала туда-сюда. В последний раз она вошла в кухню крайне встревоженная.

– Пруди, там, в подвале, кто-то есть. Честное слово. Я слышала, когда мимо двери проходила…

– Да быть того не может. – Пруди пошевелила пальцами на ногах. – Тебе послышалось. Может, крыса пробежала, или мисс Джулия в своей люльке заворочалась. Сходи посмотри сама, пожалей мои бедные ноженьки.

– Да какая там крыса, – возразила Джинни. – Я же слышала: мужчина какой-то все бурчит и бурчит. Будто старое колесо в подвале вертится.

Пруди хотела было что-то возразить, но, подумав, сунула ноги в тапки, со скрипом поднялась из кресла и прошлепала в холл, а там заглянула за дверь под лестницей.

В первые секунды бормотание было неразборчивым, но потом Пруди услышала знакомое:

– Жили-были старик со старухой, и были они бедны, твидли-твидли-ди…

– Это Джуд, – мрачно сказала она встревоженной Джинни. – Заливает глотку лучшим джином капитана. Постой-ка здесь, я его сейчас оттуда вытащу.

Пруди побрела обратно в кухню.

– Где же моя палка от метлы?

– В конюшне, – подсказала Джинни. – Я видела ее там сегодня утром.

Пруди направилась в конюшню, а Джинни за ней, но, когда женщины вернулись, пение в подвале смолкло. Тогда они зажгли свечу от очага в кухне, и Пруди спустилась в подвал. Там она обнаружила несколько разбитых бутылок, но никаких признаков мужа не было.

Пруди поднялась наверх.

– Кривоногий пес ускользнул, пока нас не было.

– Тихо, – сказала Джинни. – Слышишь?

Они прислушались. Теперь кто-то негромко напевал в гостиной.

Джуд сидел в любимом кресле Росса, закинув ноги в башмаках на каминную полку. На лысину он водрузил шляпу Полдарка, черную с загнутыми полями. В одной руке у него была бутылка джина, а в другой хлыст, которым он аккуратно покачивал люльку со спящей Джулией.

– Джуд! – окликнула его Пруди. – А ну вылезай из хозяйского кресла!

Джуд обернулся.

– А, добрые женщины, – сказал он каким-то глуповатым голосом. – Проходите-проходите. Ваш покорный слуга, мэм. Будь я проклят, это так мило, что вы явились с визитом. Не ожидал такого от пары сучек. Но, как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Даже с такой расчудесной парочкой сучек. Породистые, сэр. Никогда таких не встречал. Даже с виду понятно, что кровь благородная, без всяких там примесей. – И Джуд подтолкнул хлыстом люльку, чтобы та не переставала раскачиваться.

Пруди сжала в руках палку от метлы.

– Вот что, милая, – сказала она, обращаясь к Джинни, – ты иди займись своими делами. Я сама тут разберусь.

– А ты справишься? – тревожно спросила Джинни.

– Еще как справлюсь. Да я его на кусочки порублю. Только вот люлька мешает. Мы же не хотим, чтобы наша малышка расплакалась.

– Что, только одна дама осталась? – спросил Джуд, когда Джинни ушла. – Ну и хитрюга же ты, миссис Пэйнтер. Избавилась от девчонки, чтобы с нею джином не делиться. – Его маленькие глазки от выпитого налились кровью и слегка затуманились. – Присоединяйся, дорогуша, задери ножки повыше. Я тут хозяин. Джуд Пэйнтер, эсквайр Нампары, хозяин гончих, хозяин кладбищ, мировой судья. Хлебни джина!

– Ха, тоже мне хозяин! – сказала Пруди. – Посмотрю я, как ты запоешь, когда капитан Росс застанет тебя тут, в портках, прилипших к его лучшему креслу. Ах ты, мерзкий пропойца!

Джуд откупорил бутылку и принялся пить из горлышка большущими глотками, так что внутри запрыгали пузыри.

– Да не злись ты так. У меня еще две бутылочки за креслом припрятаны. Уж больно ты высоко ставишь Росса и его кухонную девку. На вот, хлебни чуток.

Джуд наклонился и водрузил наполовину пустую бутылку на стол позади кресла.

Пруди уставилась на нее.

– Давай-ка выметайся из кресла по-хорошему, а не то я раскрою тебе башку вот этой вот палкой, – пригрозила она. – И оставь дитя в покое!

Джуд в ответ лишь снова подтолкнул люльку хлыстом и оценивающе посмотрел на Пруди затуманенными глазками, пытаясь определить, насколько велика угроза для его головы. Однако шляпа Росса придала ему уверенности.

– Угомонись уже. Там в буфете бренди имеется. Тащи сюда бутылку, я смешаю тебе «Сэмпсон».

Когда-то это был любимый коктейль Пруди: бренди, сидр и сахар. Она смотрела на Джуда так, как будто сам дьявол искушал ее продать свою душу.

– Коли захочу выпить, так сама себе налью и не стану просить ни тебя, ни кого другого.

Пруди подошла к буфету и аккуратно смешала себе «Сэмпсон». Джуд с завистью наблюдал за ней остекленевшими глазками.

– А теперь, – зло сказала Пруди, – убирайся из кресла!

Джуд провел ладонью по лицу:

– Дорогая моя, вот гляжу я на тебя, и плакать хочется. Ты хоть выпей для начала. И мне тоже смешай стаканчик. Сооруди-ка мне «сэмпсон с шапочкой». Ну же, будь хорошей женушкой.

В «сэмпсон с шапочкой» входили те же ингредиенты, вот только порция бренди должна была быть двойной. Пруди пропустила просьбу Джуда мимо ушей, молча выпила свой коктейль и с мрачным видом смешала себе еще один.

– Сам нальешь, – сказала она. – Между прочим, я никогда не была тебе женой, и тебе об этом прекрасно известно. Порядочный человек первым делом отвел бы девицу в церковь. А мы друг другу никаких клятв не давали, и священник нас не благословил. И свадьбы у нас никакой не было: ни музыки, ни угощения. Ты просто взял меня и увез. Удивляюсь, и как только ты спокойно спишь по ночам?

– Да уж, толстуха ты была что надо, – отозвался Джуд. – А стала еще толще. И половины хватит, чтобы целый корабль нагрузить. А свадьбу играть ты сама не захотела. Так что уймись, старая бестия, нечего на меня все валить. Я все сделал, чтобы тебе хорошо жилось. Выпей вон лучше.

Пруди взяла наполовину опустошенную бутылку.

– Моей матушке-старушке это бы не понравилось, – заявила она. – Хорошо, что она померла, не дожила до такого позора. Одну меня только бедняжка и вырастила. Единственную доченьку. А было-то нас всего двенадцать человек. Уж столько лет прошло, а все равно тяжко вспоминать.

– Одна из дюжины – это даже неплохо. – Джуд еще разок толкнул хлыстом люльку. – В мире и так слишком много людей, а некоторых следовало бы утопить. Я бы издал такой закон, кабы меня сделали главным министром, чему не бывать, и очень жаль, потому как мало у кого есть такая светлая голова на плечах, как у Джуда Пэйнтера. Хотя завистники думают иначе, но скоро жизнь хорошенько их тряхнет, потому что Джуд Пэйнтер встанет и скажет этим пьянчугам, что их зависть больше не помешает его признанию, которого он заслуживает не меньше любого другого умного человека… На чем я остановился?

– На том, что поубивал бы моих братьев и сестер, – напомнила Пруди.

– Ну да. Один ребенок из двенадцати. По мне, так это в самый раз. Нечего плодиться, как всякие Мартины, Вайгусы и Дэниэлы. Я бы их всех в бочке утопил, как котят.

Большой нос Пруди начал наливаться кровью.

– Я не потерплю таких разговоров в этом доме, – возмущенно заявила она.

– Нечего командовать, не у себя на кухне, так что прикуси язык, старая корова.

– Сам прикуси, – огрызнулась Пруди. – Старый мерзкий пьяница. Тупица немытый. Бражка прокисшая. Передай мне бутылку. В этой уже ни капли не осталось.

А Джинни, ожидавшая в кухне, что Пруди накажет Джуда, все прислушивалась, когда же начнутся грохот и вопли. Но в гостиной было тихо, и она занялась своими делами. Кейт, ее младшенькая, подросла и стала повсюду совать свои маленькие пальчики, поэтому Джинни теперь не брала девочку на работу, а оставляла под присмотром матери вместе с двумя братьями и младшими детишками миссис Заки. Так что в кухне Джинни была совсем одна.

Покончив с работой, она призадумалась, чем бы еще заняться. Может, окна помыть? Джинни взяла ведро и собралась было пойти к водокачке, но тут увидела, как через поле со стороны Меллина бежит Бенджи Росс, ее старший сын.

Она сразу поняла, в чем дело. Заки обещал, что даст ей знать, чем закончилось нынешнее собрание.

Джинни пошла навстречу, по пути вытирая о передник руки. Бенджи было уже три с половиной года, он был довольно крупным мальчиком для своего возраста. Нападение Клеммоу никак на нем не отразилось, только белый шрам на щеке остался. Джинни встретила сына на краю сада, возле первой яблони.

– Ну, малыш, что сказал дедушка?

Бенджи посмотрел на нее ясными глазами:

– Деда сказал, что шахту закроют через месяц.

Джинни перестала вытирать руки:

– Как? Совсем?

– Ага. Деда сказал, всю закроют. Мам, можно мне яблоко?

Джинни не ожидала, что все будет настолько плохо. Она думала, что хотя бы половину шахты, ту, где богатые жилы, оставят. Если Грамблер закроют – тогда конец всему. Только у немногих хватит сбережений, чтобы протянуть зиму, остальным придется искать работу или голодать. Но другой работы в округе не найдешь, ну, если только вдруг, может, кому-то повезет устроиться на Уил-Лежер. Можно, конечно, попытать счастья на свинцовых рудниках в Уэльсе или на угольных шахтах Мидлендса. Но тогда рудокопам придется оставить свои семьи, а значит, порушатся многие жизни.

И теперь у Джима, когда он выйдет из тюрьмы, не будет выбора. Ему еще повезет, если его возьмут на ферму. Вся жизнь Джинни прошла в тени Грамблера. Не то чтобы рудник был особо процветающим. Разумеется, случалось всякое: были взлеты и падения. Но Джинни никогда не слышала, чтобы шахту закрывали. Она не знала, как давно ее открыли, но это точно произошло еще задолго до рождения ее матери. До Грамблера в этих краях и деревень-то не было. Построили шахту, появились и деревни. Грамблер был центром всего, он давал людям работу, устанавливал свои обычаи. Как же теперь без него?

Джинни зашла в дом, выбрала в кладовой спелое яблоко и дала его Бенджи.

Надо было сообщить обо всем Джуду и Пруди… Ну или хотя бы Пруди, если Джуд еще не протрезвел.

Джинни пошла в гостиную, а Бенджи хвостиком следовал за матерью.

Росс узнал обо всем, когда возвращался домой после встречи с Ричардом Тонкином, Рэем Пенвененом и сэром Джоном Тревонансом. Старый шахтер Фред Пендарвес прокричал ему эту новость, когда он проезжал мимо виселицы на перекрестке Баргус. Росс мрачно размышлял о том, что если так и дальше пойдет, то вообще не останется шахт, чтобы извлечь прибыль из их затеи. Загородный дом Тревонанса он покинул в приподнятом настроении. Сэр Джон пообещал помочь деньгами и своими связями, при условии, что медеплавильный завод будет построен на его земле. Новость о закрытии Грамблера свела на нет весь оптимизм Полдарка.

Подъехав к дому, Росс не стал заводить Смуглянку в конюшню, прикидывая, не навестить ли ему Фрэнсиса. В холле он остановился и прислушался к доносившимся из гостиной голосам. У Демельзы гости? Этого только не хватало.

Но, прислушавшись, он узнал ворчание Джуда, а потом подала голос и Джинни Картер. Джинни кричала! Росс подошел к приоткрытой двери в гостиную.

– Это все ложь! – сквозь слезы воскликнула Джинни. – Грязная ложь! А тебя, Джуд Пэйнтер, следует выпороть за то, что ты сидишь тут в хозяйском кресле и выдумываешь всякие гадости. Наказать скорпионами, как в Библии сказано.

– Правильно говоришь, – заплетающимся языком одобрила ее Пруди. – Так и надо. Дай ему по башке, дорогуша. На вот мою палку.

– А ты помалкивай, старая кобыла, – сказал Джуд. – И ничего я не выдумываю, а лишь повторяю то, что все говорят. Вы только посмотрите на этот шрам у парня на щеке. Бедный малец, он-то, конечно, ни в чем не виноват. Но не зря же болтают, будто сам Вельзевул оставил мальчишке эту отметину. Чтобы все знали, кто его настоящий отец. Вот так-то, уж люди зря не скажут. А шрамы-то у них и впрямь ну как две капли воды: что у папаши, что у сынка. В жизни такого не видал. Яблочко от яблоньки: Росс и Бенджи Росс. Я вам больше скажу. Люди болтают, что недаром капитан Полдарк в прошлом месяце на одной кобыле вместе с нашей Джинни в Бодмин поскакал. И заночевали они там, во как! Нет, шила в мешке не утаишь!

– Я не стану больше тебя слушать, – сквозь слезы произнесла Джинни. – Я пришла, чтобы рассказать вам про Грамблер, а ты накинулся на меня, словно голодный пес! Старый пьяница! А ты, Пруди, тоже хороша! В жизни бы не поверила, если бы своими глазами не увидела!

– Тише-тише! Успокойся, девочка. Я просто сижу тут тихонько и присматриваю за Джудом, чтобы он чего не натворил.

– А что до твоего маленького засранца, – никак не унимался Джуд, – так он ни в чем не виноват. Неправильно мальца в чужих грехах винить. Несправедливо это…

– Жаль, что Джима сейчас здесь нет! Бенджи, пойдем отсюда…

Джинни выбежала из гостиной вся в слезах и с перекошенным от обиды лицом. Она держала за руку сына. Росс успел отойти от двери, но Джинни его заметила. Она сразу побледнела, а потом вся пошла красными пятнами. Их взгляды встретились. Росс увидел в глазах молодой женщины страх и одновременно враждебность. А потом она убежала в кухню.

Вскоре вернулась домой и Демельза. Весь путь от Тренвит-Хауса она прошла пешком. Ну и картину она застала! Джулия крепко спала, несмотря на разыгравшуюся в гостиной сцену, а Пруди сидела рядом с люлькой и громко рыдала, уткнувшись лицом в передник. Вся комната провоняла перегаром, на полу валялись две разбитые бутылки, а кресла были перевернуты.

Демельза начала догадываться о том, что тут произошло, но от Пруди никаких вразумительных объяснений добиться не смогла. Когда она тронула служанку за плечо, та заревела еще громче и объявила, что Джуд плюнул ей в самую душу.

Демельза помчалась в кухню. Джинни там не было, а со двора доносились какие-то странные звуки.

Росс одной рукой качал водокачку, а во второй держал хлыст. Джуд стоял под струей воды. При каждой попытке выскочить из-под холодного потока он получал удар хлыстом и в конце концов смирился со своей участью.

– Росс, Росс! Что происходит? В чем он провинился?

Росс посмотрел на Демельзу.

– В следующий раз, когда соберешься за покупками, не бросай ребенка на кого попало, – сказал он.

От несправедливого обвинения у Демельзы даже дыхание перехватило.

– Росс! Я ничего не понимаю. Что случилось? С Джулией все в порядке.

Росс щелкнул хлыстом:

– Стой на месте! Учись плавать! Уж я смою с тебя всю грязь, чтобы впредь неповадно было болтать всякие мерзости!

О чем это Росс толкует? Демельза в полном недоумении резко развернулась и убежала в дом.

Когда Верити приехала домой, она еще ничего не слышала о решении закрыть шахту. Они расстались с капитаном Блейми на развилке у Сент-Анн, потом Демельза спешилась у ворот Тренвита, и дальше Верити с Бартлом ехали вдвоем.

Элизабет единственная во всем доме заметила, что Верити вернулась. Тетушка Агата была глуховата, а Фрэнсису было все равно.

– Что-то рано вас сегодня Паско отпустили, – с вымученной улыбкой заметила Элизабет.

– А мы к ним и не заходили. – Верити стянула перчатки. – Шахтеры устроили в городе беспорядки, и… и мы подумали, что разумнее будет уехать, пока не стало еще хуже.

– Ха! – сказал Фрэнсис, выглянув в окно. – Беспорядки. Ну еще бы. Скоро везде беспорядки начнутся.

– Вот поэтому у меня не было времени на то, чтобы выбрать тебе брошь, Элизабет. Мне жаль, но, может, на следующей неделе…

– Столько лет, – сказала тетушка Агата. – Будь я проклята, она ведь существовала еще задолго до моего рождения. Я хорошо помню, как бабуля Тренвит рассказывала мне, что дедушка ее мужа, Джон Тренвит, прорубил первую штольню за год до своей смерти.

– И в каком же году это было? – скучающим тоном поинтересовался Фрэнсис.

– Вот уж на этот вопрос я тебе не отвечу. Загляни в семейную библию, там все даты рождения и смерти Тренвитов записаны. Но было это еще в царствование Елизаветы.

Верити постепенно начала догадываться, о чем идет речь. Мысли об утренней встрече сразу вылетели из головы. Уезжая из Тренвита, она с нетерпением ждала, какое решение будет принято сегодня на собрании акционеров. И вот, вернувшись, даже ни о чем не спросила.

– Но вы же не хотите сказать, что…

– А потом, лет семьдесят или восемьдесят спустя, уже другой Джон пробил первый ствол шахты. Вот за него-то и вышла бабуля Тренвит. За все эти годы шахту ни разу не закрывали. Еще недавно мы получали от нее тысячи. Несправедливо вот так все пускать коту под хвост.

Сердце у Верити упало.

– Означает ли это, что закрывают всю шахту? Я правильно поняла?

– А как иначе? – Фрэнсис отвернулся от окна. – Мы не можем осушать одну часть рудника, не осушая при этом другую.

– Когда я была маленькой девочкой, – подала голос тетушка Агата, – денег у нас было столько, что я могла ими играть. Папа умер, когда мне исполнилось восемь. Помню, как мама заказывала памятник на кладбище при церкви в Соле. Я слышала, как она говорила: «Не жалейте денег». Я и сейчас ее слышу: «Не жалейте денег. Мой муж умер от ран, как если бы пал в бою. У него должен быть достойный памятник». О, Верити, ты уже вернулась? Ты такая румяная. И с чего это, интересно, ты вдруг так разрумянилась? Подобные новости кровь не греют. Это станет закатом Полдарков, вот что я вам скажу.

– Что же теперь будет, Фрэнсис? – спросила Верити. – Как это отразится на нас? Мы уже не сможем жить как прежде?

– Как акционеров нас это никак не коснется. Разве что лишит надежды на возрождение, и мы больше не сможем сорить деньгами. Мы вот уже пять лет не получали дивиденды. Право недропользования приносило нам восемьсот фунтов в год. Теперь этого не будет. Вот и вся разница.

– Значит, мы вряд ли сможем продолжать… – начала Верити.

– Это зависит от других наших вложений, – раздраженно перебил ее Фрэнсис. – У нас есть ферма. Деревня Грамблер и половина Сола принадлежат нам. Если, конечно, после всего случившегося арендаторы вообще смогут нам платить. Надеюсь, что кредиторы проявят снисхождение и у нас будет минимальный доход, который позволит жить дальше. Если только это можно назвать жизнью.

Элизабет встала и плавно опустила Джеффри Чарльза на пол.

– Мы справимся, – тихо сказала она. – Другим сейчас гораздо хуже, чем нам. Есть разные способы экономить. Не будет же это длиться вечно. Нам просто надо постараться какое-то время удержаться на плаву.

Фрэнсис несколько удивленно посмотрел на жену. Возможно, он ожидал, что Элизабет отреагирует на его слова иначе – станет возмущаться или будет его обвинять. Но Элизабет всегда хорошо держалась в критических ситуациях.

– Мама, – Джеффри Чарльз недовольно поглядел на отца, – а теперь мне уже можно пошуметь? Можно мне пошуметь, мама?

– Пока еще нет, дорогой, – ответила Элизабет.

Верити пробормотала извинения и удалилась.

Она поднималась по широким ступеням и смотрела вокруг новыми глазами. Прошла через квадратную лестничную площадку с низким потолком и прекрасными готическими окнами эпохи Тюдоров, откуда открывался вид на маленький зеленый парк с плетистыми розами, вечно сухим фонтаном и вымощенными булыжником дорожками. Все в этом доме было крепким и надежным, все радовало глаз и было построено на века. Верити молилась, чтобы так было и дальше.

В своей комнате Верити избегала смотреть в зеркало, боялась увидеть в нем то, что подметили острые старые глазки тетушки Агаты.

Окна ее спальни выходили на живую изгородь из тиса и огород. Четыре года назад она стояла у этого окна и с горечью в сердце созерцала тот же самый пейзаж. Здесь она находила утешение в самые трудные моменты своей жизни.

Верити не знала, насколько серьезным будет этот кризис. Возможно, в будущем, когда она оглянется назад, все покажется не таким уж и страшным. Надо же, Грамблер закрывают. Одно только это означало коренные перемены в жизни всей округи. Грамблер закрывают – это просто в голове не укладывалось.

Но стоит ли ей самой так волноваться? Да, закрытие шахты могло отразиться на финансовом состоянии Верити. Но при ее образе жизни деньги всегда оставались на втором плане.

Однако этот кризис в любом случае коснется других людей. Да, он заденет всех, кого она знает и любит, и не только в этом доме, но по всей округе. И людей из церковного хора, с которыми она занимается, и бедняков, которым она помогает. Еще сегодня утром все они были очень близкими ей людьми. Так что же изменилось? Почему она не расстроена, почему не переживает за них? Почему не чувствует себя несчастной, ведь для этого есть все основания? Почему? Почему? Ответ был прост, вот только у нее не хватало мужества признаться себе в этом. Верити прижалась лбом к оконному стеклу и напряженно прислушивалась к биению собственного сердца.