Текст книги "История Германии в ХХ веке. Том I"

Часть первая: 1870–1918 годы

1. ГЕРМАНИЯ НА РУБЕЖЕ XIX–ХX ВЕКОВ: ПРОГРЕСС И ЕГО ИЗДЕРЖКИ

В сентябре 1913 года, по случаю 25-летия восшествия на престол кайзера Вильгельма II, Карл Гельферих – один из ведущих немецких экономистов, член правления «Дойче банка» и центрального комитета Государственного банка Германской империи, – представил отчет об итогах экономического развития страны под названием «Благосостояние народа Германии в 1888–1913 годах». В этом отчете он описал стремительный подъем германской экономики: рост промышленности, технические и научные инновации, расширение транспорта, связи и торговли, увеличение дохода на душу населения и повышение уровня жизни широких слоев. Свой сухой рассказ Гельферих завершил политическим анализом: «В формировании научно-практической техники и экономической организации, эффективно объединяющей все силы и средства, в увеличении производства и обращения товаров, в расширении и укреплении наших экономических мировых позиций, в улучшении доходов и имущественного положения и в повышении всего уровня жизни нашего населения, прогресс которого выражается в здоровом росте, – во всех этих достижениях Германия поднялась на уровень, какого она никогда не достигала за всю свою историю, и в мирном соревновании наций доказала, что она не уступает первым и самым мощным конкурентам». Это был подъем – «такой, который, будучи достигнут за столь сжатые сроки, едва ли имеет себе равных в истории народов». Такие невероятные достижения дают все основания для гордости, продолжал Гельферих, тем более что немцы до этого десятилетиями привыкли «стоять в стороне и смиренно склоняться перед превосходством других». По его словам, последствия такого отношения ощущаются и сегодня (то есть в 1913 году), поскольку немцев характеризует, с одной стороны, отсутствие здорового чувства собственного достоинства, внутреннего равновесия и уверенности в себе, а с другой – приступы «тщеславной переоценки самих себя и мелкого высокомерия». Успешное и быстрое развитие Германии по восходящей линии и в особенности «большие сдвиги во внутреннем строении нашего народного тела – в отношениях между городом и деревней, в профессиональной и социальной структуре, в имущественных отношениях» – привели к «состояниям напряженности», угрожавшим «основам морального и физического здоровья широких слоев народа»: прежде всего, к «классовой борьбе и классовой ненависти», а также к «вялой беззаботной жизни в довольстве», к «любостяжанию и гедонизму»11
  Helfferich, Deutschlands Volkswohlstand 1888–1913. S. 6, 123–125. В 1915 году Гельферих как статс-секретарь в Имперском казначействе отвечал за финансирование войны; в 1916 году, при канцлере Бетман-Гольвеге, он в качестве министра внутренних дел и вице-канцлера ведал всей экономической стороной войны. После Версальского мира он отошел от позиций либерализма и, состоя в Немецкой национальной народной партии, решительно выступал против Веймарской республики; о нем см. также Williamson, Karl Helfferich.


[Закрыть].

Здесь хорошо показано душевное состояние германских элит и значительной части населения Германии в первые годы нового столетия: с одной стороны, гордость за достигнутое, которая еще больше возрастала, когда грандиозный экономический подъем последних двадцати пяти лет сравнивался с данными других европейских стран и становилось наглядно видно, как Германия достигла позиций одной из ведущих индустриальных наций мира; с другой стороны – жалобы на нежелательные побочные эффекты новой эпохи: социальные противоречия, культурную напряженность, постоянное колебание и в политике, и в обществе между завышенной самооценкой и чувством собственной неполноценности.

Период, на который оглядывался Гельферих, даже с сегодняшней точки зрения предстает фазой исторически беспрецедентного подъема, шедшего почти без задержек в течение двадцати с лишним лет и превратившего Германию на протяжении жизни одного поколения из аграрного государства в индустриальное и изменившего ее структуру и облик так, как этого никогда ранее не случалось в ее истории.

Этот колоссальный экономический рост, становление промышленного производства и увеличение дохода на душу населения были в последней трети XIX века общеевропейскими явлениями. В период между 1860 и 1910 годами самый высокий рост валового национального продукта показали несколько небольших европейских стран – Бельгия, Дания, Швеция и Швейцария. Среди крупных государств, какой бы индикатор мы ни использовали, Германия всегда входила в число стран с самыми высокими темпами роста и за два десятилетия до 1900 года и после него вошла в тройку ведущих экономик мира наряду с США и Великобританией.

Этот в самом деле поразительный рост не в последнюю очередь объясняется тем, что ведущие промышленные страны в предшествующие годы так сильно расширили рынки сбыта своей продукции. Технические усовершенствования в транспортировке товаров по суше и воде, ускорение связи с помощью телеграфа и телефона, интенсификация торговых отношений с другими промышленно развитыми странами и с колонизированными регионами мира привели к интернационализации экономического обмена – «глобализации», как стали это называть с 1980‑х годов, когда всемирная сеть торговых связей достигла нового уровня интенсивности и плотности. Характерной чертой развития после 1900 года было также постоянное сравнение экономических, технических, научных и культурных достижений «передовых» стран – проявление «мирной конкуренции» между нациями, в которой даже свидетельство о большей плотности деревьев или о большем размере железнодорожных вагонов воспринимали как доказательство превосходства одной нации над другой22
  Conrad, Globalisierung. S. 27–52; David Blackbourn: Das Kaiserreich transnational. Eine Skizze // Conrad/Osterhammel (Hg.) Das Kaiserreich transnational. S. 302–324; Torp, Die Herausforderung der Globalisierung. S. 27–50.


[Закрыть].

В Германии удивление вызвала прежде всего быстрая индустриализация. В период с 1870 по 1913 год промышленное производство выросло в шесть раз. Еще в 1860‑х годах доля Германии в мировом промышленном производстве составляла всего 4,9 процента, в то время как доля Великобритании – почти 20 процентов. В 1913 году доля Германии составляла уже 14,8 процента – выше, чем доля Великобритании (13,6 процента), но значительно ниже, чем доля другой быстро растущей экономики тех лет – США (32 процента). В области мировой торговли в 1910 году Германия тоже входила в тройку лидеров, наряду с Великобританией и США33
  Ко всему абзацу – см.: Fisch, Europa. S. 237 ff.; Wehler, Gesellschaftsgeschichte. Bd. 3. S. 547–699; Wolfram Fischer: Wirtschaft und Gesellschaft Europas 1850–1914 // idem. (Hg.) Europäische Wirtschafts– und Sozialgeschichte. S. 1–207.


[Закрыть].

Этот процесс роста шел в Германии с большими различиями в зависимости от времени, региона и сектора экономики. Характерным, однако, был короткий период времени, в течение которого произошли эти далеко идущие изменения. Это придало описываемому здесь процессу тот впечатляющий драматизм, который поражал современников и отличал развитие Германии от процессов, происходивших в это же время в других странах, где путь от начала промышленной революции до пика индустриализации часто занимал больше времени. Еще в 1867 году более половины всех работающих жителей Германии (точнее, тогда еще Германского союза) трудились в сельскохозяйственном секторе (8,3 миллиона человек, 51,5 процента), тогда как 27 процентов (4,3 миллиона человек) были заняты в промышленности, ремеслах и торговле; они были сосредоточены в нескольких центрах – в крупных городах, в Силезии и Рейнской области. К 1913 году общее число работающих людей значительно увеличилось, в том числе в сельском хозяйстве, где теперь работало 10,7 миллиона человек – но они по-прежнему составляли лишь чуть больше трети всех работающих. Число же занятых во вторичном секторе за тот же период почти утроилось и составляло 11,7 миллиона человек, что соответствует доле в 37,8 процента44
  Hohorst/Kocka/Ritter (Hg.) Materialien. S. 66–68.


[Закрыть].

Динамика создания добавленной стоимости демонстрирует изменения еще более ярко. В 1873 году она составила 16,3 миллиарда марок, треть из которых приходилась на промышленность, ремесла и горное дело. К 1900 году она удвоилась (33,1 миллиарда марок), а к 1913 году утроилась (48,4 миллиарда марок). Доля промышленности, ремесел и горнодобывающей промышленности составила при этом уже 44 процента.

На фоне таких цифр развитие сельскохозяйственного сектора выглядит довольно кризисным, и даже современные наблюдатели – правда, главным образом представители аграрного лобби – предупреждали об упадке или полном крахе сельского хозяйства. Решающими здесь были две тенденции: с одной стороны, сельскохозяйственное производство также расширялось, добавленная стоимость удвоилась с 1875 по 1913 год, а число занятых увеличилось более чем на четверть. Были внедрены новые технологии производства, такие как использование искусственных удобрений или молотильных машин, хотя механизация сельского хозяйства в Германии происходила гораздо медленнее, чем, например, в США. Производительность и урожайность с гектара увеличились, сельскохозяйственное производство выросло за период с 1873 по 1912 год на 73 процента. И наконец, в сельском хозяйстве возобладала ориентация на рынок, как на национальный, так и на мировой, что стало возможным, прежде всего, благодаря развитию транспортных путей – железнодорожных линий, шоссе, каналов.

Однако по отношению к экономике в целом, и особенно по сравнению с промышленным сектором, значение сельского хозяйства снизилось, и оно в течение короткого времени утратило свое некогда доминирующее положение в экономике Германии. Доля сельскохозяйственного производства в общем объеме созданной добавленной стоимости упала с 37 процентов (1875) до 23 процентов (1913), а доля работников, как мы уже видели, с более чем половины до трети. Однако и после начала ХX века около 18 миллионов человек в Германии все еще жили за счет сельского хозяйства55
  Max Rolfes: Landwirtschaft 1850–1914 // Aubin/Zorn (Hg.) Handbuch. Bd. 2. S. 495–526; Hohorst/Kocka/Ritter (Hg.) Materialien. S. 42–44; Henning, Landwirtschaft. Bd. 2. S. 113–174.


[Закрыть].

В промышленном секторе основой быстрого роста оставались добыча угля и черная металлургия, то есть ведущие отрасли первого этапа индустриализации. Одна только добыча каменного угля выросла с 8 миллионов тонн в 1865 году до 114 миллионов тонн в 1913‑м, а число занятых в этом секторе – с сорока тысяч до почти полумиллиона человек. В 1870–1874 годах производство чугуна в Германии составляло 1,6 миллиона тонн в год; тридцать лет спустя, в 1900–1904 годах, – уже 8 миллионов тонн, а перед началом войны – 14,8 миллиона тонн66
  Wolfram Fischer: Bergbau, Industrie und Handwerk 1850–1914 // Aubin/Zorn (Hg.) Handbuch. Bd. 2. S. 527–562, здесь S. 543–550.


[Закрыть].

Однако отличительными чертами рубежа веков стали уже новые отрасли промышленности: химическая и электротехническая, которые, будучи ведущими отраслями второй фазы индустриализации, определили необычайный динамизм и интенсивность роста, характерные для этого периода. В химическом секторе Германия быстро стала ведущим мировым производителем, на долю которого приходилось 28 процентов мирового экспорта. В этой отрасли были заняты 250 тысяч работников (на 1907 год), а ежегодные темпы роста составляли более 6 процентов. Особенно выделялись три тенденции: развитие электрохимии, благодаря которой стало возможным производство алюминия; производство синтетических красителей и развитие фармацевтической промышленности. Германские производители, которые вскоре объединились в крупные вертикально интегрированные химические концерны, особенно преуспели в двух последних областях. В период между 1900 годом и Первой мировой войной доля Германии на мировом рынке производства красок составляла от 80 до 90 процентов.

В электротехнической отрасли электрификация общественного и частного освещения, электродвигатели и внедрение трамваев и подземных железных дорог с электрическим приводом открыли широкие возможности для роста. Ведущую роль здесь играли две крупные фирмы – Siemens и AEG, основные заводы которых находились в Берлине. Как и в химической промышленности, решающее значение имела в их работе тесная связь между наукой, технологическими разработками и производством: новые изобретения, например в области высоковольтной техники, быстро внедрялись и превращались в промышленные продукты. К 1910 году все крупные города и большая часть сельских регионов уже были подключены к электросети. В то время на долю немецких компаний приходилась треть мирового производства электротехнических товаров. Соответственно, высокими были и темпы роста: 9 процентов в 1890 году и 16 процентов в 1900‑м77
  Hobsbawm, Das imperiale Zeitalter. S. 305–328; Tannenbaum, Neunzehnhundert. S. 12–52; Romein, The Watershed of Two Eras. P. 324–339; Wilhelm Treue: Die Technik in Wirtschaft und Gesellschaft 1800–1970 // Aubin/Zorn (Hg.) Handbuch. Bd. 2. S. 51–121, здесь S. 51–105; Wetzel, Naturwissenschaften und chemische Industrie; König/Weber, Netzwerke, Stahl und Strom. S. 314–392; Sandgruber, Strom der Zeit.


[Закрыть].

Помимо бурного развития промышленности, эта эпоха характеризовалась прежде всего систематически осуществлявшейся связью науки и техники. Результаты этой смычки принесли в жизнь и восприятие современников такие перемены, которые раньше представлялись невозможными. Никогда прежде и никогда позже научная картина мира не менялась так сильно и с такими последствиями за столь короткое время, как за три десятилетия до Первой мировой войны. В области химии основное значение имели три великих синтеза – синтез индиго (1880), синтез каучука (1909) и синтез аммиака из атмосферного азота и водорода с помощью катализаторов (1908). На этой основе были разработаны пластмассы, начавшие свое триумфальное шествие по всем отраслям промышленности и повседневной жизни. В это же время был достигнут прорыв в систематической фармакопее: стало возможным создание современных химических фармацевтических препаратов. В физике большое значение имело развитие электромагнитной теории, открытие электронов и, наконец, изучение радиоактивного излучения. Особенно впечатляющим было открытие Конрадом Рентгеном икс-лучей, происхождение которых не поддавалось объяснению с помощью прежних теорий. Квантовая теория, разработанная в этом контексте Максом Планком, уже демонстрировала границы классической механики. Именно здесь зародились вопросы о структуре и распаде атома – на рубеже веков зародилась и ядерная физика. В биологии уже давно победили теории Дарвина, после чего естественно-научные и причинно-следственные способы объяснения тайн жизни вытеснили теологические и метафизические. Исследования клеток и эволюционная теория привели к появлению новой области – генетики. Появились биохимия и поведенческие науки, которые перевернули привычные представления о жизни и человеке88
  Mann (Hg.) Medizin, Naturwissenschaft, Technik. S. 52–68; Woller, Aufbruch ins Heute. S. 118–159.


[Закрыть].

Однако наиболее сенсационными представлялись широкой публике те изменения, которые принесли новые возможности в медицине, поскольку они оказывали самое непосредственное влияние на жизнь людей. Основную роль в этом процессе сыграло утверждение естественно-научного мышления в медицине: если болезни обусловлены физическими и химическими изменениями, то должна быть возможность выявлять эти изменения с помощью соответствующих научных методов. На основе этого принципа медицина дифференцировалась на отдельные области, и начавшееся развитие систематической медицины вскоре достигло выдающихся успехов. Так, в области физиологии и клеточных исследований ученые научились классифицировать гормоны, витамины и группы крови. Благодаря открытию микроорганизмов открылась возможность идентифицировать возбудителей многочисленных заболеваний и успешно бороться с ними лекарственными средствами. С открытием возбудителей сибирской язвы, туберкулеза и холеры в 1970–1980‑х годах началась победоносная борьба против этих великих «народных болезней», а за ними последовали победы над такими заболеваниями, как гонорея, тиф, дифтерия, пневмония и сифилис. И наконец, с усовершенствованием анестезии стали возможны ранее немыслимые операции – например, удаление хирургическим путем аппендикса, почки, желчного пузыря.

Огромный взлет науки также был феноменом всех промышленно развитых стран. Ученые Великобритании, Германии, Франции, Италии и США были тесно связаны друг с другом, и успехи в научных и медицинских исследованиях тех лет, поражавшие воображение современников, во многом были плодом этого международного сотрудничества. Однако интерпретировались они и в националистическом ключе – как доказательство высокого уровня не только ученых, но и наций, к которым они принадлежали. Это особенно касалось Германии: здесь прославление национальной науки было особенно интенсивным и принимало огромные масштабы. Из 556 значительных научных открытий, зарегистрированных в период с 1860 по 1910 год в области медицины, почти половина (249) была приписана немецким ученым. В области физики эта доля была примерно такой же высокой, что вскоре отразилось в количестве Нобелевских премий – они тоже были одновременно и выражением, и двигателем конкуренции промышленно развитых стран за престиж, влияние и рынки99
  Ben-David, The Scientist’s Role in Society. P. 188 f.


[Закрыть].

Причины этих поразительных успехов Германии в области науки следует искать прежде всего в ее системе образовательных и научных учреждений, включая исследовательские университеты, сеть которых уже с середины XIX века систематически расширялась с целью компенсировать экономическую отсталость немецких государств, особенно по сравнению с Великобританией. Эти усилия были еще более активизированы после основания Германской империи, а затем снова с начала века. В период с 1873 по 1914 год суммарные ассигнования всех входивших в империю государств на университеты выросли почти на 500 процентов, количество учащихся средних учебных заведений (гимназий и реальных училищ) удвоилось, а количество студентов вузов увеличилось в пять раз.

Основным принципом немецких университетов был примат научных исследований. Исследовательские достижения определяли карьеру ученого, причем основное внимание уделялось фундаментальным исследованиям. Выяснилось, что прикладные применения научных результатов почти не поддаются планированию, они возникают скорее как побочные эффекты свободной, не ориентированной на прикладные цели исследовательской деятельности. Такая ориентация на фундаментальную науку считалась залогом ведущего положения германской университетской системы в мире. С нее брали пример создатели новых университетов как в Америке, так и в России. В 1880‑х годах наряду с университетами стали возникать высшие технические училища, где готовили специалистов, на которых был особенно большой спрос, прежде всего для таких отраслей, как горное дело, машиностроение, электротехника и гражданское строительство. Это увеличение числа специалистов, получавших и профессиональную, и общенаучную подготовку, оказало особенно сильное влияние на новые ведущие отрасли – химическую и электротехническую – и стало основой для резкой интенсификации научно-исследовательских работ в промышленности, направленных на разработку новых продуктов.

Наконец, в качестве третьего столпа, на котором держался успех Германии, на рубеже веков в тесном сотрудничестве науки, промышленности и государства были основаны первые крупные чисто исследовательские учреждения, которые затем были превращены в специализированные институты по особо перспективным областям исследований, прежде всего в рамках сети «Институтов кайзера Вильгельма», получавших весьма щедрое финансирование1010
  McClelland, State, Society and University. P. 233–340; Konrad Jarausch: Universität und Hochschule // Berg (Hg.) Handbuch der deutschen Bildungsgeschichte. Bd. 4. S. 313–345.


[Закрыть]. Такие научные успехи отразились, прежде всего, в технических инновациях, которые изменили повседневную жизнь глубоким и порой поразительным образом. Особенно это касалось быстрого распространения электрического освещения, которое после внедрения лампы накаливания со спиралью из вольфрама стало дешевым и относительно безопасным в использовании. Вряд ли что-то так сильно изменило восприятие жизни в городах, как яркое освещение улиц, площадей и домов в ночное время. Рука об руку с освещением шло внедрение электромоторов, ставшее предпосылкой для производства как электрических бытовых приборов, так и электрических трамваев, которые теперь начали быстро распространяться по всей Германии. К 1900 году в империи уже было около 3000 километров линий электрического трамвая – столько же, сколько во всех остальных европейских странах вместе взятых, как тут же было c триумфом подсчитано. С появления двигателя внутреннего сгорания, который тоже был создан в эти годы, началась история успеха автомобиля – правда, не в Германии. Здесь были разработаны Бенцем, Отто и Даймлером работающие прототипы, но в Германии не было рынка, способного воспринять это изобретение. До начала 1950‑х годов вождение автомобиля оставалось привилегией богатых высших слоев германского общества. В США в 1913 году по дорогам ездило уже более 1,2 миллиона автомобилей, в Великобритании – 250 тысяч, в Германии же – всего 70 тысяч.

Если говорить о средствах индивидуальной мобильности, символом рубежа веков стал скорее велосипед, который пережил настоящий бум, стал массовым средством передвижения, а также определил первый этап истории современного массового спорта. Коммуникационные и канцелярские технологии в этот период пережили столь же стремительный взлет: пишущие машинки и телефоны получили распространение сначала в частных компаниях, а затем в государственной бюрократической системе и в частных домохозяйствах. Уже к 1895 году в Германии было установлено 100 тысяч телефонов, в 1904 году – более полумиллиона, большинство из них в Берлине; к 1915 году количество номеров достигло 220 на 1000 жителей.

Наконец, произошла революция и в сфере развлечений: с усовершенствованием фотографической технологии появились первые движущиеся картины – кинематограф; публичный показ фильмов переместился с ярмарочной площади в постоянные здания – их называли «театры световых представлений» (Lichtspieltheater) – и вскоре увлек массы. К 1914 году кинотеатров в Германии насчитывалось уже около 25001111
  Siegrist/Kaelble/Kocka (Hg.) Europäische Konsumgeschichte. S. 245–266; Moser, Geschichte des Autos. S. 67–86; Thomas, Telefonieren in Deutschland. S. 55–138; Elsaesser, Filmgeschichte. S. 94–124.


[Закрыть].