Электронная библиотека » Ульрих Херберт » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 9 октября 2024, 13:40


Автор книги: Ульрих Херберт


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Однако выборы в рейхстаг 1912 года, казалось, в равной степени подтвердили все надежды и опасения. Здесь СДПГ праздновала настоящий триумф, набрав почти 35 процентов голосов. Она увеличила число своих мандатов с 43 до 110 и, таким образом, получила не только больше голосов, но и больше всех мест и стала самой сильной парламентской фракцией в рейхстаге. Без социал-демократии ни одно объединение не имело большинства мест в рейхстаге – ни черно-голубой блок, ни сочетание либералов и консерваторов. Однако до леволиберального большинства было еще далеко. Таким образом, хотя СДПГ занимала значительные позиции в парламенте, она не была достаточно сильна, чтобы взять дело в свои руки. С другой стороны, большинство за социал-демократами было только в одной области – политике вооружений. Во всех остальных областях имперское правительство и рейхстаг были способны действовать лишь в ограниченной степени.

Что касается социал-демократии, то результаты выборов подтвердили ожидания тех, кто рассчитывал, что в обозримом будущем эта партия будет иметь большинство в парламенте. «Можно почти рассчитать, когда наступит день, когда за нами будет большинство немецкого народа», – заявил депутат рейхстага Густав Носке, уверенный в победе2929
  Gustav Noske im Reichstag, 10.06.1913. Verhandlungen des Reichstags. Stenographische Berichte 290 (1913). S. 5434.


[Закрыть]
. Для такого прогноза действительно были все основания, и ужас справа был соответственно велик. Если можно было рассчитать, что не позднее следующих выборов (1917) у Германской империи будет парламент с социал-демократическим большинством, то было ясно, что все попытки сдержать рабочую партию внутрисистемными средствами тщетны.

РАДИКАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ

Это соображение привело к зарождению четвертого варианта. Ведь после выборов 1912 года все больше утверждались те правые силы, которые критиковали политику канцлера за излишнюю готовность к компромиссам и призывали к радикальному разрыву с системой. Показательным здесь было то, что традиционные границы между правительством империи и новыми националистическими массовыми движениями начали стираться, и стали проступать очертания нового правого крыла, радикально настроенного против социал-демократии, против культурных явлений, сопутствующих эпохе модерна, и в поддержку оголтелого национализма, на периферии которого теперь было все больше фёлькишей. Это означало, что теперь признаком немца считались не место жительства, не культура или язык, а происхождение. А эта позиция, в свою очередь, означала враждебность в отношении, во-первых, иностранцев, живших в Германии, – прежде всего, польских сезонных рабочих, – а во-вторых, в отношении группы германских граждан, которые, согласно такому взгляду, должны были быть исключены из немецкого народа: евреев.

Через несколько недель после январских выборов 1912 года лидер Пангерманского союза, адвокат из Майнца Генрих Клас, опубликовал под псевдонимом книгу «Если бы я был кайзером», которая привлекла большое внимание и за два года вышла четырьмя изданиями3030
  Frymann (настоящее имя Генрих Клас), Wenn ich der Kaiser wär; Walkenhorst, Nation, Volk, Rasse. S. 81–101, здесь S. 89–91.


[Закрыть]
. В ней он резюмировал все расхожие оценки и требования ультраправых. Основываясь на результатах выборов в рейхстаг 1912 года, которые он называл «еврейскими выборами», Клас заявил, что все в Германии, кто обладает собственностью и образованием, ощущают угрозу и бесправие и разочарованы политикой имперского правительства. Огромный экономический подъем последних десятилетий, продолжал он, привел к бегству масс людей из сельской местности в города, вследствие чего они утратили родину и чувство привязанности к ней. Индустриализация и урбанизация сделали возможным подъем социал-демократии и в то же время ослабление здоровья народа. Быстрое развитие крупной промышленности уничтожило средний класс. Страсть к роскоши и гедонизм проникли в высшие классы, а в искусстве возобладали декаданс и «американизация», – констатировал Клас.

Если подобные сетования еще соответствовали широко распространенным в то время критическим взглядам на эпоху модерна, то постулируемые Класом причины такого развития событий и сформулированные им требования выходили за рамки обычного. Одну из причин кризиса он видел в притоке иностранных сезонных рабочих в сельские районы Восточной Пруссии и далее в германскую промышленность, поскольку из‑за смешения с этими – преимущественно польскими – рабочими грозила утрата немецкой расовой субстанции. Кроме того, по мнению Класа, роковую роль в судьбе Германии в последние десятилетия играли евреи: с широким распространением индустриализации наступил «звездный час» евреев, потому что «их инстинкт и направление мысли ориентированы на приобретение материальной выгоды». «Элементы поспешности, бесцеремонности и моральной бесчувственности», по мнению Класа, проникли в экономическую жизнь только через евреев «с их беспринципностью, жадностью, безразличием к справедливости и несправедливости, чести и бесчестию». Поэтому они захватили главенствующие позиции в тех областях, которые особенно характерны для нового индустриального общества: к ним, по словам Класа, относились журналистика, театр, а также «юридическая профессия, университетская профессура и медицинская карьера». Теперь, заявлял автор, уже слишком поздно для умеренных преобразований, которые пыталось проводить правительство: «только катастрофа» сможет создать условия для обновления: для преодоления внутренних опасностей Германии необходима большая война. В случае победы будет избран национальный рейхстаг, который затем инициирует изменение конституции, с тем чтобы отменить всеобщее равное избирательное право и установить вместо него систему голосования, в которой привилегированное положение было бы отведено предпринимателям, помещикам, чиновникам высших рангов, людям с высшим образованием, а также предпринимательскому среднему классу. В случае же поражения («а такая возможность не испугает храбрецов, ибо 65‑миллионный народ не может быть побежден; поэтому это будет лишь временным несчастьем») нынешний разлад усилится до хаоса, «который может быть вновь приведен в порядок только властной волей диктатора». А если войны не будет – «тогда надо будет выстоять, и помочь должен будет государственный переворот». В любом случае, подчеркивал Клас, необходимы подавление социал-демократии, изгнание из страны всех социалистических агитаторов, разгром профсоюзов, запрет ненациональной прессы, но прежде всего – решительные меры против евреев: на всех евреев в Германии должно быть распространено действие законов, регулирующих правовое положение иностранцев, и они должны платить двойные налоги. Дальнейшая еврейская иммиграция должна быть прекращена; решающим фактором следует считать происхождение, а не религиозную принадлежность. Евреям должен быть закрыт доступ к любым государственным должностям, к службе в армии и к профессиям юристов, учителей и директоров театров. Кроме того, они должны быть лишены избирательного права.

Пропагандируемый в книге Класа антисемитизм содержал все элементы поворота против политических и культурных эффектов эпохи модерна. Считалось, что евреи особенно успешно справились с вызовами, которые принесла с собой новая эпоха, и не без оснований: они в непропорционально большой степени принадлежали к буржуазии, особенно усердно получали образование и – как у большинства религиозных или этнических меньшинств – их вертикальная социальная мобильность была особенно целеустремленной и успешной. В 1901 году в Пруссии образование выше начальной школы получили 7,3 процента детей из христианских семей, а среди евреев этот показатель составил 56,3 процента. В модерной индустриальной экономике, в банковской сфере, а также в академических профессиях евреи были необычайно широко представлены на рубеже веков. Средний доход у евреев в то время был примерно в пять раз выше, чем у немцев-христиан. Особенно нерелигиозные евреи почти не были связаны с традициями домодерной эпохи и в новых условиях у них лучше получалось сориентироваться и найти себе место, чем у многих христиан и особенно у ретроградно ориентированных представителей буржуазии образования. В фигуре еврея антисемиты свели воедино все свои антипатии и страхи, связанные с негативными (в их восприятии) побочными эффектами эпохи модерна в Германии, приписывая все это проискам очень небольшого меньшинства3131
  Aly, Warum die Deutschen?. S. 73–108.


[Закрыть]
. Этот памфлет майнцского адвоката, где смешались радикальный национализм, антисемитизм, антисоциализм и антилиберализм, стремление к государственному перевороту и к войне, отражал программные тезисы новых правых, которые с конца 1890‑х годов стали объединяться в националистические массовые организации и для которых Пангерманский союз выступал в качестве своего рода координационного центра. Кроме того, существовали ассоциации буржуазии, объединившиеся после выборов в рейхстаг в Германскую имперскую ассоциацию среднего класса, которая, в свою очередь, сыграла ведущую роль в создании «Картеля производящих сословий», в который объединились Союз сельских хозяев, Центральный союз немецких промышленников и Объединение христианских крестьянских союзов с целью «защиты национального труда» и борьбы с социал-демократией. Кроме того, в лагерь новых правых входили многочисленные студенческие корпорации, которые уже в течение многих лет не терпели в своих рядах евреев, а также старые и новые антисемитские группы, такие как Немецкий союз, Вагнеровские ассоциации и объединения Гобино, Имперский союз «Молот». Число членов в этих радикально антиеврейских организациях было невелико, но благодаря их связи с массовыми организациями и консервативными партиями их идеи получили определенное распространение. Эти группы вышли на политическую арену как новый фактор, значение которого неуклонно возрастало и который, в отличие от консерваторов, не проявлял никакого уважения к правительству империи и канцлеру и выступал за бескомпромиссный военный курс во внешней политике, не придавая никакого значения дипломатическим переговорам3232
  Jochmann, Gesellschaftskrise; Mosse, Völkische Revolution; Bergmann, Geschichte des Antisemitismus. S. 41–51; Aly, Warum die Deutschen?. S. 109–143.


[Закрыть]
.

ПЕРЕД ВОЙНОЙ

С начала века в европейской внешней политике произошла смена парадигмы. Строя флот и пропагандируя немецкую «мировую политику», Германская империя оказалась противником единственной реальной мировой державы того времени, Великобритании, не имея на своей стороне ни одного сильного союзника. Эта констелляция доминировала в развитии событий в Европе в последующие годы. В ответ на вызов со стороны Германии Великобритания уладила свои конфликты с Францией и Россией и менее чем за пять лет превратила свои связи с обеими державами в такой прочный, хотя и неформальный, союз, что Германия попала в изоляцию, в формировании которой сама же ранее сыграла не последнюю роль и которую теперь воспринимала как «окружение». И в гонке вооружений, подогреваемой военно-морской политикой Германии с ее программой строительства флота, Великобритания, вопреки ожиданиям Берлина, легко смогла сохранить свое превосходство над Германией. В ходе обострения внешнеполитических конфликтов антигерманский национализм в Англии и антианглийский национализм в Германии приобретали все более резкий и воинственный характер, что, в свою очередь, делало все более трудным проведение внешней политики, которая была бы направлена на достижение компромисса и гасила бы такие разбушевавшиеся эмоции3333
  Stevenson, Armaments. P. 64–111.


[Закрыть]
. Тем не менее нельзя сказать, что некая прямая линия развития событий вела от этого момента к началу войны летом 1914 года. Скорее, способность великих держав к преодолению кризисов, которая сделала возможным период мира в Европе, длившийся уже сорок лет, сохранялась, и каждый разрешенный региональный конфликт воспринимался как очередное доказательство работоспособности этой внешнеполитической системы. Проблема, как выяснилось, была в том, что способность добиваться своих интересов у вовлеченных в такие конфликты государств зависела от их готовности демонстрировать, что их не пугает риск войны, до тех пор пока оппоненты не уступят. В этом таилась опасность, что момент для отступления от роковой грани в последнюю секунду может быть упущен – с катастрофическими последствиями3434
  Cp. Ruedorffer (настоящее имя Kurt Riezler), Grundzüge der Weltpolitik; cp. Hillgruber, Riezlers Theorie.


[Закрыть]
. К тому же, если говорить о Германии, какую-то однозначную линию внешней политики было так же трудно разглядеть, как и четко сформулированные интересы. Казалось, основное внимание уделяется не столько тому, чтобы быть великой державой, сколько тому, чтобы вести себя как великая держава. Такая политика демонстрации силы и угрожающих жестов все больше усиливала у других европейских держав впечатление, что Германия стремится к мировой власти и гегемонии.

Однако отказ системы поддержания мира произошел не в Германии, а в Австро-Венгрии, которая в 1908 году оккупировала провинцию Босния и Герцеговина. На Балканах из‑за проживавших там славянских меньшинств уже некоторое время тлел конфликт между Российской империей и Дунайской монархией. Конфликт этот обострился, когда Россия, потерпевшая серьезное военное поражение от Японии осенью 1905 года, вновь обратила свои экспансионистские амбиции на запад, прежде всего на Балканы. Поэтому продвижение Австро-Венгрии в Боснию и Герцеговину едва не привело к войне с Сербией и Россией, которую в итоге удалось предотвратить только благодаря тому, что Германия решительно вступилась за своего дунайского союзника, оказала на Россию значительное давление по дипломатическим каналам и тем самым заставила Сербию отступить. Такой образ действий был рискованным, поскольку мог привести и Германию к войне с Россией и Сербией. Но Россия была на подобный исход не готова, и расчет германского правительства оправдался. Но какой ценой! Германо-российские отношения ухудшились, во Франции и Великобритании вновь усилился страх перед гегемонистской политикой Берлина, и политическая изоляция Германской империи еще более усилилась3535
  Boeckh, Von den Balkankriegen zum Ersten Weltkrieg; Mombauer, The Origins; Joll, Die Ursprünge.


[Закрыть]
. Попытки изолировать Францию и нападки на ее колониальную политику были столь же рискованными, сколь и противоречивыми. Чтобы ослабить франко-английский альянс, рейхсканцлер Бюлов уже в 1905 году подстроил кризис в Марокко, но его результатом стало лишь дальнейшее укрепление этого альянса. Через шесть лет та же авантюра была инсценирована еще раз: Германия вновь выступила против французского продвижения в Марокко, однако цель маневра заключалась в том, чтобы в конечном итоге согласиться с этим продвижением, если Франция взамен уступит Германии некоторые африканские колониальные территории. Это был одновременно и способ удовлетворить значительные ожидания немецкой общественности, которая настаивала на расширении «мировой политики» Германии и приобретении новых заморских владений, хотя Германия в Марокко не преследовала никаких существенных собственных интересов. Отправка канонерской лодки в Агадир призвана была путем демонстрации военной силы подчеркнуть притязания Германии и заставить Францию уступить. Однако, вопреки намерениям Германии, за очень короткое время этот эпизод разросся в серьезный конфликт, который в итоге даже привел к опасности европейской войны, когда Великобритания полностью встала на сторону Франции.

Результат этой акции, организованной с большими затратами, был весьма скудным: Франция предложила Германской империи обмен африканскими владениями – Того на часть Конго – и взамен получила «свободу действий в Марокко». В очередной раз агрессивные действия Берлина укрепили англо-французский союз и еще больше усилили недоверие к Германии относительно целей ее внешней политики.

Внутриполитические последствия инцидента были еще более серьезными. Ведь действия Министерства иностранных дел и рейхсканцлера еще больше усилили и без того большие ожидания. Когда стал известен результат переговоров, разочарование переросло в бурю протеста всех политических сил, кроме социал-демократов, против якобы слабой политики правительства. Разочарование колониальных энтузиастов вылилось в усиление гнева против «высокомерной» Британской империи («вероломного Альбиона») – и во все более громко выражаемую готовность пойти на риск войны ради достижения Германией «мирового авторитета». Впредь, писал председатель Национал-либеральной партии Бассерман статс-секретарю иностранных дел, нельзя больше мириться с тем, что «наши конкуренты на мировом рынке захлопывают дверь перед нашим носом в тех областях, которые еще свободны. Нацию, которая, как немецкая, должна расширяться, чтобы не задохнуться от избытка населения, это неизбежно приведет к тому, что война останется единственным ultima ratio»3636
  Brief Bassermanns an Kiderlen-Waechter, 24.07.1911, цит. по: Werneke, Wille. S. 33.


[Закрыть]
. Распаленные националистические настроения такого рода еще больше ограничивали правительству империи свободу маневра во внешней политике, когда оно, учитывая все более угрожающую ситуацию, пыталось достичь определенного компромисса с Великобританией и, прежде всего, проводить дальнейшую колониальную экспансию в координации с Лондоном. Несмотря на благоприятные предзнаменования, начатые переговоры по разоружению и разрядке не увенчались успехом. Германия не была готова существенно ограничить вооружения, а Великобритания отказывалась брать на себя обязательства нейтралитета в случае конфликта, так как не хотела давать Германской империи свободу действий для проведения гегемонистской политики на континенте.

Провал этих переговоров придал дополнительный импульс активности правых сторонников жесткой линии. Пангерманский союз, например, теперь открыто заявлял, что Германии придется бороться за свое «место под солнцем», если потребуется, военным путем. Публицисты снова и снова указывали на то, что Германская империя не была бы создана в 1871 году без победоносных войн против Дании, Австрии и Франции. «Если в последних больших войнах мы боролись и сражались за наше национальное единение и, таким образом, за наши сильные позиции в Европе, – писал весной 1912 года военный писатель Фридрих фон Бернгарди, которого в то время много читали, – то сегодня мы стоим перед более важным решением – превратимся ли мы в мировую державу». Война, продолжал он, является «основой всякого здорового развития» и потому «не только биологической необходимостью, но и нравственным требованием, а в качестве такового – незаменимым фактором культуры». Применительно к текущей ситуации он делал из этого вывод, «что войны за наше положение мировой державы нам ни при каких обстоятельствах не избежать и что задача заключается отнюдь не в том, чтобы откладывать ее как можно дольше, а в том, чтобы начать ее при максимально благоприятных условиях». Это же мнение высказывалось и в консервативной прессе. В газете Die Post от 26 ноября 1911 года говорилось: «В широких кругах преобладает убеждение, что война может принести только выгоду, поскольку она прояснила бы наше шаткое политическое положение и привела бы к оздоровлению многих политических и социальных ситуаций». Реплика из зала, прозвучавшая во время речи лидера СДПГ Августа Бебеля в рейхстаге при обсуждении кризиса в Марокко, хорошо отражает эту позицию: «После каждой войны становится лучше!»3737
  Von Bernhardi, Deutschland und der nächste Krieg. S. 18; Posr: цит. по: Winkler, Der lange Weg. Bd. 1. S. 316; August Bebel am 09.11.1911 im Reichstag. Verhandlungen des Reichstags. Stenographische Berichte 268 (1911). S. 7730.


[Закрыть]

Драматическая эскалация событий между 1912 и 1914 годами была обусловлена в основном тремя факторами: во-первых, конкуренцией между империалистическими державами, которая все больше перемещалась с заморских территорий на европейский континент; во-вторых, влиянием национализма, который дестабилизировал многонациональные империи Центральной и Восточной Европы, создавая тем самым взрывоопасную ситуацию, особенно на Балканах; и в-третьих, гонкой вооружений, которую подхлестывали не только напряженные ситуации в международных отношениях, но и ожидания внутри страны. В противовес этим тенденциям правительства Великобритании и Германии пытались купировать возникавшие благодаря им кризисы путем компромиссов и соглашений, избегая европейской войны. Однако эти попытки оказались половинчатыми и недостаточными.

На Балканах события обострились, когда, в условиях распада Османской империи, несколько небольших балканских государств, включая Сербию, заключили союз с целью отнять у Турции ее оставшиеся европейские владения, что им и удалось сделать в октябре 1912 года. В возвышении Сербии Австро-Венгрия увидела угрозу для своих балканских владений – уже хотя бы потому, что оно подстегнуло усилия южных славян по национальному объединению. Поскольку Россия поддерживала Сербию, произошла быстрая эскалация конфликта, и он грозил перерасти в войну.

Германо-английская «система антикризисного менеджмента» в очередной раз предотвратила такое развитие событий. Однако Германия во время этого кризиса подтвердила, что в случае нападения на Австро-Венгрию выполнит свои союзнические обязательства; Англия заявила то же самое в отношении Франции. Это, в свою очередь, германская партия войны истолковала как доказательство того, что германо-британское сближение провалилось, и заставила военное командование изучить шансы на превентивную войну. Сам Мольтке, глава Генерального штаба, считал войну неизбежной и призывал начать ее в ближайшее время – «Чем скорее, тем лучше», – поскольку в связи с перевооружением России перспективы Германии в ближайшие несколько лет будут скорее ухудшаться. В противоположность этому адмирал фон Тирпиц из Военно-морского ведомства высказался за «отсрочку большой схватки на полтора года», поскольку флот еще не был готов к боевым действиям3838
  Besprechung am 08.12.1912 // Müller, Der Kaiser. S. 125.


[Закрыть]
. Первоначально эта встреча не имела никаких непосредственных последствий, но она ясно показала, что военное начальство к этому времени уже единодушно нацелилось на войну, и сделала очевидным то внутреннее давление, под которым правительству империи приходилось проводить свою внешнюю политику.

Вскоре после этого на Балканах вновь возник вооруженный конфликт между победившими балканскими государствами за земли, захваченные у турок. В этой войне Болгария потерпела поражение, а другие страны, особенно Сербия, смогли вновь расширить свою территорию. Хотя правительству Германии вновь удалось предотвратить вмешательство Австрии и локализовать кризис. Однако противостоять усугублявшей этот кризис динамике националистических движений в Юго-Восточной Европе средствами традиционной великодержавной дипломатии становилось все труднее, и, вероятно, успех мог бы быть достигнут только в результате совместных действий великих держав. Меж тем противоречия между двумя блоками и особенно между Россией, с одной стороны, Австро-Венгрией и Германией – с другой, в ходе кризисов усилились.

В отличие от этого, урегулирование конфликта между Германией и Великобританией путем компромисса казалось возможным в долгосрочной перспективе. Однако такому сближению противодействовала постоянная гонка вооружений. В июне 1913 года рейхстаг принял решение увеличить немецкую армию на 136 тысяч человек – реакция на увеличение Россией численности наличного состава войск в мирное время. В ответ на это Франция вновь ввела трехлетний срок службы. В то же время повсеместно модернизировались системы вооружений и обновлялось военно-стратегическое планирование.

Кроме того, набирали силу националистические эмоции – в Германии обострились, прежде всего, антироссийские настроения, которые весной 1914 года приобрели просто истерические черты. Правительство Германской империи, напротив, делало ставку на улучшение отношений с Великобританией, хотя и вопреки растущему сопротивлению военных, которые все более открыто призывали к превентивной войне против России. Когда стало известно о секретном соглашении между Великобританией и Россией о совместных военно-морских операциях в случае войны против Германии, позиция Бетмана-Гольвега, который стремился к равновесию, пошатнулась, а тезис Мольтке о превентивной войне получил дальнейшее развитие. В этой ситуации, как писал канцлер Германии британскому премьер-министру 16 июня, «любое столкновение интересов между Россией и Австро-Венгрией, даже очень незначительное, может зажечь факел войны»3939
  Theobald von Bethmann-Hollweg, Dok. 3, vertrauliche Mitteilung des Reichskanzlers an den Botschafter in London, 16.06.1914 // Kautsky/Montgelas/Stücking (Hg.) Dokumente zum Kriegsausbruch. Bd. 1. S. 3–5, здесь S. 4; о нижеследующем см.: Clark, Sleepwalkers. P. 475–708; Winkler, Geschichte des Westens. S. 1148–1188; Mommsen, Bürgerstolz. S. 450–564; Keegan, Der Erste Weltkrieg. S. 41–110.


[Закрыть]
. Две недели спустя, 28 июня 1914 года, именно это и произошло: австрийский наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена были застрелены сербскими националистами – в Сараеве, где на политической карте Европы проходил тектонический разлом, граница между славянским и западноевропейским миром, где столкнулись национализмы балканских народов и сферы влияния Австро-Венгерской и Российской империй. Таким образом, это политическое убийство не было случайностью, послужившей спусковым крючком Первой мировой войны: взрыв закономерно произошел в самой опасной точке Европы.

В Австрии подозревали, что к покушению причастно правительство Сербии, – как выяснилось позже, не совсем ошибочно. А поскольку Сербия, превратившаяся в результате Балканских войн в региональную державу, поддерживала стремление к независимости славянских народов, проживавших в Габсбургской монархии, в Вене решили, что настал момент, когда можно и нужно устранить этот очаг напряженности. Расчет был на то, что это укрепит Дунайскую монархию, которой угрожал распад, как внутри, так и снаружи, и ослабит Россию, защищавшую Сербию. Для достижения этих целей Вена получила поддержку Берлина, без которой конфронтация с Сербией была бы немыслима.

Расчет германского правительства был аналогичным: агрессивная внешняя политика России, ее экономическая мощь и политика перевооружения, а также не в последнюю очередь быстро растущее население привели к тому, что в Берлине чрезвычайно возросло ощущение угрозы, исходящей от России. Кроме того, система союзов между Великобританией, Францией и Россией вызывала у немцев ощущение изоляции и «окружения», которое определяло внешнюю политику Германии самое позднее с 1904 года.

Исходя из опыта кризисов предыдущих лет правительство Германии и на этот раз стремилось, с одной стороны, выйти из этого кризиса с выгодой для себя, а с другой – не допустить войны. Это уже удавалось в 1908 и 1912 годах, почему это не должно сработать аналогичным образом и в этот раз? Победить Сербию, ослабить Россию, нанести дипломатическое поражение «Тройственной Антанте» – военному альянсу России, Франции и Великобритании, – чтобы ослабить или даже развалить ее, и укрепить единственного оставшегося союзника, Австро-Венгрию – таковы были внешнеполитические цели Бетмана-Гольвега. Внутри империи правительство чувствовало потребность предъявить некие военно-политические успехи, поскольку на него оказывала давление партия войны, которая к тому времени уже открыто призывала начать превентивную войну против России, пока Германия еще имела военные и экономические преимущества перед ней.

В стратегических планах рейхсканцлера учитывалась возможность неудачи данного конкретного маневра. Дело не в том, что он якобы хотел войны или тем более целенаправленно ее готовил, как предполагалось в течение долгого времени. Но на случай, если Россия не поддастся давлению Германии, если Антанта не будет ослаблена, если Франция и Англия не отступят, – война как крайнее средство его устраивала. Уже один только этот перечень условий говорит о том, на какой риск был готов пойти канцлер. Стратегии, целью которой являлось бы сохранение мира любой ценой, – например: умиротворить Австрию, договориться с Россией, искать компромисса с Англией – у германского правительства не было. Оно такой альтернативы просто не рассматривало, потому что это поставило бы под вопрос статус Германской империи как великой державы, заставило бы ее сильно умерить свои глобальные политические амбиции и ослабило бы, если не разрушило бы, основы ее политики силы, экспансии и наращивания мощи. Это было немыслимо – как в сознании политических лидеров, так и в том широко распространенном мышлении, в котором вопросы внешней политики рассматривались в дихотомиях победы или капитуляции, чести или бесчестия, гордости или позора: считалось, что Германия с учетом ее достижений, ее величия, ее значимости имеет право претендовать на статус континентального гегемона и более того – мировой державы наряду с Англией, а завистливые соседи это ее право оспаривают, поэтому ей придется бороться за это место, иначе она потеряет право на мировое значение.

Таковы были исходные условия, когда стало известно об убийстве в Сараеве. После этого события развивались стремительно: правительство в Вене решило наказать Сербию в назидание другим, и в этом его активно поддерживало правительство Германской империи. Тогда Австро-Венгрия сформулировала «неприемлемый» ультиматум для Сербии, а когда сербы неожиданно выполнили большинство условий, Вена все равно разорвала дипломатические отношения с Белградом, в ответ на что Сербия провела мобилизацию. Правительство Германии отвергло британские предложения о посредничестве в улаживании конфликта и не стало умиротворять Австро-Венгрию – а только это могло бы заставить венское правительство уступить. 28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну.

Это означало, что свершилось то, чего удавалось избежать в предыдущих кризисах. И если до тех пор германское правительство придерживалось линии, согласно которой оно вело кризис только к порогу войны и использовало его в своих интересах, но по возможности избегало самой войны, то отныне оно было озабочено лишь тем, чтобы представить начало войны, которую, очевидно, уже невозможно было остановить, как результат политики России, чтобы выступить в роли жертвы агрессии. Создать такое впечатление у стран Антанты не удалось, но внутри Германии эта стратегия сработала: большая часть населения воспринимала Россию как агрессора, особенно когда 30 июля российское правительство начало мобилизацию. Так, в Германии распространилось твердое убеждение, что война была результатом заговора против Германии, который долгое время готовили страны Антанты, особенно Англия4040
  Clark, Sleepwalkers. P. 624–708. Mombauer, The Origins of the First World War. P. 21–77.


[Закрыть]
. После объявления Германией войны России 1 августа в нее в течение нескольких дней вступили остальные участники. С этого момента всем стала править собственная динамика армий.

Почему система европейской безопасности, которая поддерживала мир в течение почти пятидесяти лет, потерпела крах? Здесь следует выделить четыре момента.

Действующей системы согласования международных интересов больше не существовало. Связь между Великобританией и Германией, которая до этого момента всегда помогала, хотя часто и в последнюю минуту, удерживать опасные региональные конфликты от взрыва, была разрушена усиливающимся соперничеством между двумя державами. Напротив, «система антикризисного менеджмента», которая так долго функционировала успешно, даже поощряла участников к тому, чтобы как можно дольше продолжать рискованные действия, чтобы не быть первым, кто отступит.

В 1914 году большинство военных все еще думали, что европейскую войну можно просчитать наперед: с обеих сторон, как всегда перед вооруженными конфликтами, стратеги мыслили категориями прошлой войны – например, немецких Объединительных войн 1864–1871 годов или колониальных войн конца XIX – начала ХX века. Многие считали, что война будет короткой (уже хотя бы потому, что длительную современная индустриальная экономика не смогла бы пережить) и в ней будет явный победитель, а ее результатом станет перераспределение сил в Европе4141
  Storz, Kriegsbild und Rüstung. S. 369–373.


[Закрыть]
. Но Гражданская война в Америке, Крымская и Русско-японская войны уже показали, как выглядит модерная механизированная война, насколько выше в ней потери и как в нее оказывается вовлечено гражданское население.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации