Текст книги "История Германии в ХХ веке. Том I"

Осенью 1917 года германские войска были как никогда далеки от такой победы. На Западе натиск армий Антанты усилился; хотя они в своих летних наступлениях тоже не добились перелома, в плане вооружения и численности живой силы они теперь настолько превосходили Центральные державы, что победа Германской империи и ее союзников стала казаться маловероятной.

Но ситуация вновь изменилась, и это вновь было связано с событиями в России. После Февральской революции Временное правительство объявило, что будет выполнять свои союзнические обязательства и продолжать борьбу, но это встретило открытое неприятие со стороны городского и крестьянского населения и, конечно, Петроградского Совета. Признаки распада вскоре стали очевидны в российской армии. Солдаты – особенно крестьяне – дезертировали, потому что ожидали, что революция приведет к радикальной земельной реформе, и хотели успеть вовремя вернуться домой. Большевики были единственными, кто пропагандировал немедленное и безоговорочное завершение войны и в то же самое время выступал за полный передел земли. Это, прежде всего, и стало причиной их быстро растущего влияния.

Совершив в Петрограде 7 ноября 1917 года переворот, вошедший в историю как «Октябрьская революция», большевики за несколько дней разгромили слабое Временное правительство и установили диктатуру. Им быстро удалось взять под контроль все важные посты, хотя их власть все еще была далека от консолидации.

Для новых правителей из окружения Ленина революция в Российской империи имела приоритет над внешними событиями, и уже через день после прихода большевиков к власти новое правительство сформулировало предложение заключения всеобщего мира – без аннексий и контрибуций, на основе права народов на самоопределение. Предложение мира, адресованное всем воюющим европейским народам, было связано с призывом к рабочему классу всех промышленно развитых стран бороться за «освобождение человечества от ужасов войны»4747
  Hildermeier, Geschichte. S. 105–133; Neutatz, Träume. S. 152–170; Winkler, Geschichte des Westens. Bd. 2. S. 39–50.


[Закрыть]. Таким образом, в европейской и мировой истории наступил совершенно новый момент. Однако захват власти в России этой крайне левой партией был в основном обусловлен ситуацией в самой стране: гигантская империя с огромным количеством различных народностей, этносов и религий, с грехом пополам удерживаемая от распада коррумпированной бюрократией и деспотической монархией; крестьянская страна, стоящая на низком уровне развития, с несколькими промышленными островками, экономическая динамика которых резко контрастировала с ситуацией в сельской местности. Большевистская революция объединила революционную энергию городского рабочего класса, радикальное крестьянское движение с его главным требованием земельной реформы и перераспределения земли, а также небольшую интеллектуальную элиту, чей культурный и политический кругозор был сформирован социалистическим рабочим движением Центральной и Западной Европы.

Влияние и привлекательность Октябрьской революции проявлялись в трех разных направлениях: как крестьянская революция она была направлена в первую очередь против устаревших властных отношений в Российской империи, против крупных землевладельцев и в конечном итоге против царского деспотизма. Как движение за право народов на самоопределение она представляла собой несомненную угрозу как для многонациональных империй в Центральной Европе – помимо России это были прежде всего Австро-Венгрия и Османская империя, – так и для промышленно развитых европейских колониальных империй – прежде всего Великобритании и Франции. Наконец, как пролетарская революция, теоретическую основу которой большевики переняли у марксистов (хотя Россия была чем угодно, только не таким полностью индустриальным обществом с капиталистической буржуазией во главе, какое имел в виду Маркс), Октябрьская революция надолго стала опорой для социалистических движений в промышленно развитых странах и вызовом как либерально-капиталистическим, так и полупарламентско-авторитарным политическим системам. После Октябрьской революции концепция международного марксизма перестала быть просто романтической идеей, а предлагала различным социалистическим и рабочим партиям Европы наглядный пример практической реализации этой идеи.

С подписанием мира между Германией и Россией одна из великих держав вышла из войны. Внезапно, казалось, возникли условия для достижения политического компромисса между Антантой и Центральными державами, так что даже быстрое окончание войны казалось возможным. В этот момент большое значение приобрели мирные инициативы американского президента Вильсона. Ссылаясь на требование Советов о «мире без аннексий и контрибуций», Вильсон в начале января 1918 года набросал контуры европейского мирного порядка, основой которого должны были стать разоружение, свободная торговля, а также возвращение всех оккупированных территорий и право народов на самоопределение, – либерально-демократическая модель в противовес как самодержавным военным монархиям, так и принципам большевистской революции, описанным Лениным. Для Германии «Четырнадцать пунктов», разработанные Вильсоном, означали, с одной стороны, возвращение всех оккупированных территорий как на востоке, так и на западе, и это прямо включало Эльзас-Лотарингию. С другой стороны, они давали шанс выйти из этой войны без поражения, потому что с этой программой стал бы возможен полюбовный мир без победителей и побежденных. Недолгое время страны Антанты казались готовыми к такому решению, потому что после ухода России и обусловленного этим роста мощи Германской империи перспективы затяжной войны с многочисленными потерями снова возросли.

Однако такое мирное урегулирование противоречило целям германского военного командования и связанных с ним крайне правых, тем более что предложение Вильсона было явно обращено к тем, кто стоял за июльской мирной резолюцией рейхстага, а не к политическому и военному руководству империи4848
  Die vierzehn Punkte // Ursachen und Folgen. Bd. 2. Nr. 199a. S. 374–376; Knock, To End all Wars. P. 194–245; Winkler, Geschichte des Westens. Bd. 2. S. 82–92.


[Закрыть]. Германское военное командование, которое теперь все больше проводило самостоятельную политику, в уходе России увидело возможность получить свободу действий на востоке и присоединить обширные территории к германской сфере власти. Этим же руководствовались и члены делегации Германии на мирных переговорах с большевиками в Бресте. Эта грубо и высокомерно ведшая себя делегация стремилась сдвинуть границы сферы влияния Германии далеко на восток, от Балтики через Польшу и Белоруссию до Украины. Когда российская сторона, услышав такие требования, прервала переговоры, Германия возобновила войну 18 февраля и в течение нескольких дней оккупировала значительную часть западной территории Российской империи, не встретив существенного сопротивления. 1 марта германские войска захватили Киев, и новая большевистская система оказалась под угрозой краха.

В этих условиях Ленин склонился перед силой: по принятому диктаторскому миру от 3 марта отторгались значительные части западных территорий Российской империи: Польша, Украина и Финляндия, а также Лифляндия, Эстляндия, Курляндия, Литва. Таким образом, Россия потеряла треть своего населения, железнодорожной сети и сельскохозяйственных угодий, более половины своей промышленности и почти 90 процентов запасов угля.

Но германское продвижение на восток не остановилось; с территории Украины 30 дивизий продвинулись на юг России до Донецкого бассейна и Крыма и далее в Закавказье. В августе 1918 года, за три месяца до окончания войны, российское правительство было вынуждено в дополнительном договоре сделать дальнейшие уступки: отказ от притязаний на Прибалтику, выход Грузии из состава Российской Федерации, передача Германии всех золотых запасов, пять миллиардов марок репараций и право на разработку угольных месторождений в Донецком бассейне4949
  Baumgart, Ostpolitik. 1918. S. 258–367; Liulevicius, Kriegsland im Osten. S. 255–277.


[Закрыть]. Восточная граница территории, захваченной германской армией в ходе наступления летом 1918 года, примерно соответствовала границе осенью 1942 года. На этих территориях почти год господствовали только германские военные. Диктаторское правление на «территории, находящейся в подчинении Верховного командования всеми германскими вооруженными силами на востоке», сокращенно «Обер Ост», было направлено не только на стабилизацию власти и экономическую эксплуатацию территорий. Разрабатывались разнообразные планы долгосрочной германизации этих регионов, а также рассматривалась возможность дальнейшей экспансии на восток и сокрушения большевистской России. Таким образом, господство на востоке открывало еще и перспективу возможной победы Германии во всей Европе. В памяти германских стратегов и солдат сохранилось впечатление, что Восток легко завоевать: вооруженного сопротивления там ожидать не приходится, государственно-политическую реорганизацию территорий, оказавшихся под суверенитетом Германии осуществить явно несложно; огромные регионы между восточной границей Германии и «московитскими» территориями буквально сами просятся стать основой для новой германской колониальной империи, только на этот раз не за морями, а на континенте. Этот опыт имел длительный эффект5050
  Liulevicius, Kriegsland. S. 301–336; Strazhas, Deutsche Ostpolitik. S. 221 ff.


[Закрыть].

Как и предвидел Людендорф, партии в рейхстаге не смогли не влиться в общий хор ликования по поводу неожиданной победы на востоке: только НСДПГ проголосовала против Брестского договора; СДПГ воздержалась, все остальные партии проголосовали за. Возродившиеся надежды на, возможно, скорую победу заставили отойти на второй план темы реформ избирательного законодательства и налоговой системы. Мирный договор с Россией стал триумфом для сторонников аннексии, превзойдя даже их самые смелые мечты. А вот о достижении мира с остальными державами Антанты путем переговоров отныне не могло быть и речи: кто бы теперь поверил в волю немцев к миру после их действий на востоке?

В то же время переговоры с российской делегацией в начале января оказали влияние и на внутригерманские политические конфликты. В течение 1917 года уже прошло множество забастовок, большинство из которых имели несколько причин и поводов: нехватка продовольствия, отсутствие внутренних политических реформ и усиливающаяся агитация Отечественной партии за аннексии и победоносный мир. Наконец, в январе 1918 года быстро распространился страх, что мирное соглашение с Россией может провалиться из‑за все более далеко идущих аннексионистских требований германских военных. Это уже привело к беспорядкам и массовым забастовкам в Вене, а 28 января стачка рабочих крупных военных заводов началась сначала в Берлине, а вскоре распространилась на множество других городов, так что в общей сложности в ней приняли участие около полумиллиона рабочих. Но они были организованы НСДПГ или небольшими левыми ячейками, такими как «Революционные старосты» в Берлине, а для руководства Свободных профсоюзов и СДПГ они стали полной неожиданностью. Здесь уже проявились пример Октябрьской революции и вызванная ею возросшая уверенность радикальных левых в своих силах и праве на самостоятельное действие. В Берлине был избран Совет рабочих депутатов, в который представители СДПГ и профсоюзов в итоге вошли скорее вынужденно – чтобы не потерять влияние на движение. А требования забастовщиков были однозначно политическими: мир без аннексий, участие представителей рабочих в будущих мирных переговорах, снятие осадного положения, улучшение снабжения продовольствием, реформа избирательного законодательства. Это была крупнейшая массовая политическая стачка из всех, которые до сих пор видела Германия, – явный предупреждающий сигнал как для партий парламентского большинства, так и для правительства, и для военного командования.

Через несколько дней забастовки были быстро и жестоко подавлены. Их организаторы – в основном представители НСДПГ – были арестованы, собрания были запрещены, рабочие с бастующих заводов были призваны на военную службу. Эти забастовки имели большое значение для дальнейшего развития внутриполитической ситуации. С одной стороны, они дали Генштабу и Отечественной партии запасной аргумент на случай проигрыша в войне: тогда можно было бы сказать, что не армия и правительство виновны в поражении, а бастующие рабочие, социал-демократы, профсоюзы и партии большинства в рейхстаге подвели фронт. Уже в январе 1918 года была подготовлена та аргументация, которая впоследствии получила название «легенда об ударе в спину».

С другой стороны, помимо партий центристского большинства и Генштаба с поддерживавшими его крайне правыми, в январских событиях стала заметна третья сила, которой отныне предстояло играть важную роль во внутренних политических конфликтах: стихийное рабочее движение, которое становилось все более независимым от контроля со стороны СДПГ и профсоюзов5151
  Boebel/Wentzel (Hg.) Streiken gegen den Krieg; Miller, Burgfrieden. S. 351–395; Ullrich, Januarstreik 1918.


[Закрыть].

Неожиданное окончание войны на Восточном фронте предоставило немцам возможность подготовить наступление на Западном фронте, где впервые за долгое время у них образовалось численное преимущество за счет войск, переброшенных из России. Однако для проведения наступательной и оккупационной политики на востоке все еще требовалось почти полмиллиона германских солдат – и их не хватало для операций на западе. С самого начала было очевидно, что германское военное командование в наступлении на Западном фронте, которое началось 21 марта 1918 года, поставило все на одну карту: оно хотело, прежде чем основная масса американских солдат прибудет в зону боевых действий, бросить все свои силы на Западный фронт и с помощью колоссального последнего усилия добиться победоносного завершения войны и на этом театре военных действий. И действительно, в первые две недели германские дивизии добились крупных успехов, захватив значительные территории. В ходе дальнейших наступлений в апреле и в конце мая немцы зашли вглубь Франции так же далеко, как в последний раз осенью 1914 года. Казалось, вот-вот произойдет решающий прорыв. Но если британцы потеряли около 160 тысяч человек, а французы – около 80 тысяч, то у немцев потери составили более 300 тысяч убитыми, ранеными и пленными. Кроме того, армии Антанты смогли восполнить свои потери – не в последнюю очередь благодаря свежим американским войскам, – в то время как германская армия была на пределе своих возможностей. Резервы живой силы и боеприпасов были недостаточными, вооружение было хуже, чем у противника. Это стало особенно очевидно, когда на поле боя появились танки, оказавшиеся особенно эффективным оружием. Число дезертиров в германских войсках резко возросло, целые воинские части сдавались в плен.

15 июля немцы начали еще одно крупное наступление на Марне. Оно стало последним. С последующего контрнаступления войск Антанты между Суассоном и Реймсом уже начался крах германских войск. Он связан прежде всего с датой 8 августа 1918 года, когда британские части преодолели германские позиции под Амьеном и затем продвинулись далеко вперед, поскольку германские части уже не могли противостоять силе их атак. Наконец, 26 сентября началось скоординированное наступление союзных войск, оттеснившее германские подразделения далеко за подготовленные позиции перехвата в тылу. Театр военных действий по-прежнему находился на территории Бельгии и Франции, но германская армия там была разбита5252
  Keegan, Der Erste Weltkrieg. S. 546–575; Stedman, German Spring Offensive; Markus Pöhlmann: Die Rückkehr an die Somme 1918 // Hirschfeld/ Krumeich/Renz (Hg.) Die Deutschen an der Somme. S. 203–230.


[Закрыть]. Германская общественность ничего не узнала об этом событии. Напротив, весенние сообщения о победах возродили надежды на победоносное завершение войны, особенно среди буржуазии; Генштаб и правительство в течение всего лета упражнялись в призывах держаться и побеждать. Однако внутри военного командования ситуация уже с конца июля 1918 года оценивалась как очень сложная – и, естественно, объяснялась тем, что «тыл подвел армию». Вальтер Николаи, глава военной разведки, заметил в августе 1918 года, что «война на два фронта против Востока и Запада» теперь стала «войной на два фронта против внешнего и внутреннего врага»5353
  Nicolai am 24.08.1918 // Ursachen und Folgen. Bd. 2, Dok. 351. S. 290 f.


[Закрыть]. От лидеров партий большинства в рейхстаге военные неудачи тоже скрывали или говорили им о них в завуалированном виде. Только в конце августа 1918 года военные проинформировали ведущих парламентариев о реальном положении дел; те пришли в ужас. Особенно буржуазные политики, которые после наступления на Восточном фронте под влиянием постоянной пропаганды Генштаба еще несколькими днями ранее предавались мечтам о скорой победе, отреагировали на сообщения о положении дел на фронтах ошеломленно и недоверчиво.

Между тем среди солдат, а также среди большинства населения крупных городов уже мало кто питал иллюзии о победоносном мире. Военная усталость, истощение, снижение дисциплины, разочарование, апатия и готовность к протестам характеризовали настроение как на фронте, так и в тылу. «Тут три четверти личного состава хотят, чтобы все закончилось. Как – им все равно», – так описывал настроения своих боевых товарищей один солдат в письме, написанном в начале августа 1918 года. «Настроение населения, – писал в это же время агент прусского военного министерства, – достигло такого низкого уровня, какого не видели за всю войну. Здесь еще раз стало особенно очевидно, как опасно возбуждать среди населения преувеличенные надежды на победу и мир, которые впоследствии не оправдываются». А Курт Рицлер отметил в своем дневнике о настроении в Берлине в конце августа 1918 года: «Почти все изменилось. Огромное воздействие имел разворот на фронте. Кто до сих пор больше всех кричал – дрожат сильнее всех. Двойной страх буржуазии перед революцией и поражением. О первой все говорят, за исключением социал-демократов, но никто не осмеливается говорить о втором – и даже самые трезвые не знают, что это значит. Все ужасно печально»5454
  Feldpostbrief, цит. по: Ulrich/Ziemann, Frontalltag. S. 202; Zusammenstellung der Monatsberichte des Stv. Generalkommandos v. August 1918 im preußischen Kriegsministerium über die Stimmung der Volksmassen, 03.09.1918 // Otto/Schmiedel (Hg.) Der erste Weltkrieg. Nr. 131. S. 320–332, цитата S. 321; Tagebucheintragung Riezlers, 13.09.1918 // Riezler, Tagebücher. S. 475.


[Закрыть]. В течение нескольких недель между началом сентября и началом ноября 1918 года политические события стали более концентрированными, чем когда-либо прежде. Главных акторов этих событий было четыре. Во-первых, конституционалистское движение, то есть левые либералы, социал-демократы и центр: их главной целью было скорейшее окончание войны в соответствии с мирной резолюцией 1917 года. Одновременно должна была начаться быстрая парламентаризация империи и разработка соответствующей конституции. Вторым актором, носителем власти, был Генеральный штаб в союзе с правыми, объединившимися вокруг Отечественной партии, а также кайзер, который действовал неопределенно и политическое влияние которого постепенно уменьшалось. Целью военного командования было, прежде всего, сохранение армии, способной вести боевые действия как внутри страны, так и за ее пределами, чтобы можно было ее использовать для восстановления стабильности существующего общественно-политического строя и власти в нем.

Все большее значение приобретал третий актор, который был непредсказуем, облик которого был еще нечеток и даже название которого было неясно: общественность? Рабочий класс? Население? После январских забастовок (если не раньше) стало очевидно, что настроение в Германии, как бы его ни воспринимать и ни измерять, все больше влияет на действия политиков и даже направляет их. Это настроение характеризовалось прежде всего однозначным стремлением к немедленному заключению мира, а «Четырнадцать пунктов» американского президента Вильсона становились все более популярной формулой этого мира. Было ясно, что, если военное командование вновь не воспользуется возможностью быстрого заключения мира и активизирует боевые действия, как это было после Бреста, это, несомненно, приведет к взрывоопасной ситуации внутри страны. Именно поэтому буржуазные партии теперь призывали руководство СДПГ войти в состав формируемого нового правительства. Только так они надеялись успокоить волнения среди рабочего класса и добиться упорядоченного перехода к послевоенному парламентскому строю. В левой части спектра влияние НСДПГ росло по мере того, как откладывалось долгожданное окончание войны.

Четвертым и, возможно, самым важным актором в эти недели между военным поражением и революцией оказался американский президент Вильсон, который своими ответами на германскую просьбу о перемирии определял внутреннюю политическую динамику в Германии, поскольку в этих своих нотах он сочетал готовность предоставить немцам приемлемые условия перемирия с требованием полного изменения баланса сил в Германии, в частности отстранения военного командования от власти и всесторонней демократизации.

Работа большинства в рейхстаге по формированию нового правительства, поддерживаемого парламентом, оказалась делом трудным и затяжным. Все были согласны в том, что надо двигаться к перемирию, но было неясно, каким образом это надо делать. Не было достигнуто согласия и по поводу состава нового правительства, которое должно было быть сформировано, и по поводу личности нового канцлера. Особенно среди консервативных и национал-либеральных политиков после сообщений о ситуации на фронтах царила растерянность: не следует ли теперь резко сменить курс и сделать ставку на национального диктатора, как предлагают некоторые? Следует ли расширить концепцию «тотальной войны» и развязать народную войну, в которую, как требовал не кто иной, как Вальтер Ратенау, был бы вовлечен каждый мужчина, способный хоть как-то держать в руках оружие? Статс-секретарь по иностранным делам Хинтце придерживался мнения, что революцию снизу можно предотвратить, только устроив «революцию сверху», вовлекая в правительство «самые широкие круги», особенно социал-демократов. Только таким образом можно было преодолеть шок от поражения и избежать восстания рабочих5555
  StS. v. Hintze am 14.08.1922 vor dem Parlamentarischen Untersuchungsausschuss über die Vorgänge im großen Hauptquartier am 29.09.1918 // Ursachen und Folgen. Bd. 2. Nr. 365 b. S. 319 f., цитата S. 320.


[Закрыть].

В этой ситуации растерянности и споров снова Генштаб взял инициативу в свои руки. Когда стало ясно, что полное поражение Центральных держав неизбежно и что уничтожение Западной армии Германии было неминуемо, если бы военные действия продолжались более длительное время, главной заботой военного командования было не допустить распространения войны на территорию империи и сохранить армию, чтобы быть готовой к ожидаемым внутренним конфликтам. Кроме того, было крайне важно не допустить, чтобы Генштаб и правых политиков обвиняли в поражении и в ведении переговоров о перемирии. Поэтому 29 сентября 1918 года Людендорф и Гинденбург потребовали от правительства немедленно заключить перемирие и начать мирные переговоры: «Не только уже не получится выиграть войну, но и, вероятно, совсем скоро нас ждет окончательное поражение. <…> К сожалению, наша собственная армия уже сильно заражена ядом спартаковско-социалистических идей. На войска больше нельзя положиться». После ожидаемого прорыва сил Антанты «эти войска с Западного фронта потеряют свой последний плацдарм и в полностью разложившемся состоянии хлынут обратно через Рейн и принесут революцию в Германию». Поэтому правительство должно незамедлительно обратиться к американскому президенту, чтобы добиться наиболее благоприятного перемирия на основе его «Четырнадцати пунктов». А вести эти переговоры, по расчетам военных, должны были партии большинства в рейхстаге, чтобы, как объяснил Людендорф, «ввести теперь в состав правительства и те круги, которым мы в основном обязаны сложившимся нашим положением. Так что теперь мы увидим, как эти господа входят в министерства. Пусть они и заключат тот мир, который теперь придется заключать. Пусть расхлебывают кашу, которую они нам заварили!»5656
  Tagebuchnotizen des Obersten i. G. von Thaer, 30.09. u. 01.10.1918 // Ursachen und Folgen. Bd. 2. Nr. 368. S. 322–324, цитата S. 323.


[Закрыть]

Стратегия военного командования также оставляла открытой возможность простой передышки, после которой можно было бы продолжить борьбу, чтобы, по крайней мере, завоевать благоприятные условия мира. Однако, без сомнения, за его планом стояли, в первую очередь, политические мотивы: военное командование хотело снять ответственность за поражение с себя и переложить ее именно на тех, кто годами предупреждал, что Германия не сможет выиграть эту войну военным путем. Таким образом, партии рейхстага и рабочее движение будут запятнаны поражением и революцией, но рейх и монархия будут спасены. «Это очень хорошо, – отметил полномочный представитель баварских вооруженных сил при Генштабе, – что левым партиям придется взять на себя позор этого мира. Тогда буря негодования обернется против них. А потом можно надеяться вернуться в седло и продолжить править по старому рецепту»5757
  Bericht des bayerischen Militärbevollmächtigten beim OHL, 07.10.1918, цит. по: Feldman, Armee. S. 410 f.


[Закрыть]. Ведь эта война, утверждали военачальники, проиграна не по военным, а по политическим причинам. «Как Зигфрид, сраженный предательским копьем, брошенным ему в спину свирепым Хагеном, так рухнул наш усталый фронт, – говорил позже Гинденбург, – и напрасно он пытался напиться новой жизни из иссякающего источника силы в тылу. Теперь наша задача состояла в том, чтобы сохранить существование оставшихся сил нашей армии для последующего восстановления отечества. Настоящее было потеряно. Таким образом, оставалась только надежда на будущее»5858
  Hindenburg, Aus meinem Leben. S. 403.


[Закрыть]. Когда уже ничто не помогало, новым канцлером был выбран компромиссный кандидат, принц Максимилиан Баденский, считавшийся либералом. Его правительство должно было в кратчайшие сроки сделать две вещи: во-первых, направить запрос о перемирии, причем исключительно президенту США, чтобы определить в качестве основы для переговоров его относительно мягкие «Четырнадцать пунктов». Во-вторых, необходимо было быстро добиться перехода к правительству, формируемому партиями парламентского большинства, и к более демократическому конституционному строю.

Тот факт, что правительство Максимилиана Баденского стало первым демократически легитимированным правительством в истории Германии и первым, в состав которого входила германская социал-демократия, был значительным событием. Но это практически не было замечено общественностью, потому что люди в правительстве и администрации были почти все те же, что и раньше. А главное – власть военного командования осталась непоколебима. Подозрение, особенно среди рабочего класса, что Генштаб снова торпедирует мир, который был в пределах досягаемости, как это уже произошло с заключением мира с Россией, подпитывалось соответствующими действиями военных, например когда в середине октября на военную службу были призваны молодые люди 1900 года рождения и многочисленные ранее освобожденные от призыва рабочие предприятий, выпускавших военную продукцию.

Первые две ответные ноты американского президента на германское предложение о перемирии от 3 октября также свидетельствуют о подозрительности в отношении германского военного командования: по словам Вильсона, с ним переговоры вестись не будут; только когда германское правительство освободится от влияния милитаризма, можно будет заключить мирное соглашение. Это полностью соответствовало его «Четырнадцати пунктам», в которых он обрисовал либеральную, демократическую Европу без военных монархий5959
  Schreiben des amerikanischen Präsidenten an den Reichkanzler, 08./14.10.1918 // Ursachen und Folgen. Bd. 2, Nr. 405 u. 413. S. 384 f./S. 393 f.; Schwabe, Deutsche Revolution. S. 88–226.


[Закрыть]. В ответ на эти требования партии большинства ускорили свои усилия по парламентаризации правительства и проведению демократических реформ. Однако поднять руку на власть Генштаба они не смогли, и поэтому реформы не нашли большого отклика среди населения. Людендорф же увидел в нотах президента США угрозу своей тактике предотвращения военного краха германской армии путем быстрого перемирия и сохранения на этой основе возможности управлять внутриполитическими процессами. Военное командование не было готово подчиниться парламентскому правительству. Конфронтация между военным и гражданским руководством страны стала неизбежной.

В своей третьей ноте от 23 октября президент Вильсон еще раз усилил свои требования: прежде чем можно будет договариваться о перемирии, «власть тех, кто до сих пор был правителем в Германии», а именно германских военных властей и короля Пруссии, должна быть бесповоротно сломлена. Этой нотой внутренняя политическая борьба за власть в Германии была доведена до кульминации. Теперь расчеты Генштаба были нарушены, и реакция была соответствующей: Людендорф и Гинденбург потребовали немедленного прекращения переговоров с Вильсоном и возобновления военных действий. Требования американского президента, заявил Генштаб в приказе по армии от 24 октября, означают капитуляцию и неприемлемы, поэтому придется «продолжать сопротивление с максимальной силой». Все подозрения относительно политики военного командования, которые были особенно распространены среди рабочего класса, подтвердились6060
  Schreiben Wilsons, 23.10.1918, ibid., Nr. 425. S. 429–431; Armeebefehl Hindenburgs, 24.10.1918 // Ludendorff (Hg.) Urkunden… S. 577 f., цитата S. 578.


[Закрыть]. Начиная с 24 октября фактор времени играл доминирующую роль. Чтобы избежать восстания разочарованных масс, правительство должно было действовать быстро – и оно не стало медлить. Первым делом оно потребовало отставки Людендорфа и на сей раз смогло добиться согласия кайзера Вильгельма. Тем самым наиболее влиятельная фигура тайной военной диктатуры была повержена. Во-вторых, правительство более решительно приступило к далеко идущей реорганизации государственного устройства империи – все, что ранее обсуждалось и неоднократно отвергалось на протяжении десятилетий, теперь могло быть реализовано: рейхсканцлер отныне был связан доверием парламента, и даже избирательное законодательство Пруссии должно было быть изменено в течение нескольких недель. Конституционалистское движение взяло верх.

Однако все это не имело большого резонанса в общественной сфере. Был свергнут Людендорф – но не кайзер, как того требовал президент Вильсон (по крайней мере, в восприятии немцев). После того как монарх предпочел покинуть Берлин и отправиться в Генштаб в Спа, военная монархия и парламентская демократия теперь окончательно были разделены даже в пространственном смысле. Попытки различных эмиссаров из Берлина заставить императора отречься от престола, чтобы расчистить путь для все еще приемлемого мира, не увенчались успехом. Военное командование и император отказались, предпочитая продолжение войны миру, который лишил бы их власти.

Не случайно все происходящее особо острым образом проявилось в военно-морском флоте, который с начала века находился в центре споров о будущем направлении внутренней и внешней политики Германии. В своей второй ноте американский президент потребовал немедленного прекращения неограниченной подводной войны. После того как флот, краса и гордость германского милитаристского государства, простоял в своих гаванях почти всю войну, германское военно-морское командование должно было теперь отказаться от того единственного оружия, которое оказалось в этой войне эффективным (хотя и фатальным для Германии), – подводных лодок. В глазах военных это было покушением на «честь» германского флота, более того, германского солдата вообще. Но когда правительство пообещало прекратить подводную войну, командование военно-морских сил отдало приказ флоту открытого моря выйти из гаваней, чтобы, атаковав устье Темзы и побережье Фландрии, вынудить британский флот к «последней битве». В отличие от правительства, военно-морское командование Германии не хотело подчиняться диктату победителей, даже если этот план был совершенно бессмысленным с военной точки зрения. Соответственно, правительство не было проинформировано о планируемой акции. Возникло словосочетание «адмиральский мятеж»6161
  Deist, Politik der Seekriegsleitung; Afflerbach, Mit wehender Fahne.


[Закрыть]. Сначала среди экипажей флота циркулировали только слухи о том, что планируется смертельный поход, с помощью которого Адмиралтейство хочет сорвать перемирие, а новое правительство собираются отстранить от власти. Подозрение, что военное командование в очередной раз не хочет воспользоваться шансом на мир, а хочет его торпедировать, стало уверенностью и в мгновение ока разрушило отлаживавшиеся десятилетиями структуры военного командования и повиновения. Когда вечером 29 октября поступил приказ выходить в море, экипажи нескольких кораблей в Вильгельмсхафене воспрепятствовали его исполнению. Поскольку Адмиралтейство тогда приказало арестовать более тысячи мятежников, волнения распространились среди экипажей почти всех частей и подразделений флота. Летом 1917 года неповиновение приказу на океанских кораблях уже было один раз жестоко подавлено по приказу командующего германским флотом адмирала Шеера; пять моряков были приговорены к смерти, двое казнены. Теперь это возымело действие: в Киле моряки пытались добиться освобождения своих арестованных товарищей с помощью демонстраций. Когда 3 ноября командование флота открыло огонь по мятежникам и восемь человек были убиты, восставших уже было не остановить. Матросы собрались на берегу, разоружили офицеров, силой освободили пленных, взяли под свой контроль город Киль и сформировали солдатский совет. Мятеж против бесцеремонных действий военно-морского командования и освобождение пленных переросли в подрывное движение, которое в последующие дни переросло в революционное движение, охватившее почти всю территорию империи6262
  Dähnhardt, Revolution in Kiel. S. 48 ff.


[Закрыть]. К 9 ноября искра восстания охватила почти всю Германию. Правительства и бургомистры уходили в отставку. Рабочие и солдатские советы захватывали власть. Тот факт, что это произошло так быстро и почти повсеместно без насилия, показывает, насколько далеко уже зашла потеря легитимности имперских властей. Гнев революционеров был направлен, прежде всего, против «тех, кто до сих пор был правителями Германии», как выразился Вильсон: военных и правящих монархов и князей – другими словами, тех, кого подозревали в желании помешать надвигающемуся миру. Первым отрекся от престола баварский король; в течение нескольких дней за ним последовали все немецкие монархи.