Текст книги "Как грабили Ротшильда. Любовь и миллионы"

Содержательная беседа

Грозясь задушить Мишеля своими руками, обречь его на отрубание головы, Жоржетта несколько преувеличивала. Она знала, что Мишель нужен ей живой. И не просто живой, а весёлый, беспечный, неотразимый. Пусть даже слегка поглядывающий на сторону. Это немножко льстит, когда другие женщины млеют от его взглядов. Но поглядывающий, а не пропадающий на полгода. Все они, мужчины, таковы. Всех их нужно держать на поводке. Вижены – старая карга и её дура внучка – хотели накинуть на Мишеля золотой поводок. Но он обвёл их вокруг пальца и вернулся к ней, Жоржетте. А ведь у неё нет ничего, кроме разваливающегося, никому уже не нужного замка и кое-каких ничтожных доходов, едва позволяющих сводить концы с концами. «Но у меня есть кое-что получше, чем золото и деньги. У меня есть я сама», – думала Жоржетта.

Она поудобнее устроилась рядом с Мишелем и потребовала самым строгим тоном:

– А теперь рассказывай всё.

– Что всё?

– Всё-всё. Каждый свой шаг. Во-первых, почему ты, негодяй, удрал от меня?

– Когда?

– Когда?! Подлец! После нашей первой ночи! Испугался, что я потащу тебя венчаться?

– Ну что ты! Просто ты была так хороша, так восхитительна, тогда, в нашу первую ночь, что я понял – ты самая прекрасная женщина в мире и я не смогу жить без тебя.

– И поэтому ты сбежал?

– Старуха Вижен пообещала огромное приданное за своей внучкой.

– И ты сбежал, чтобы жениться на ней! Нет, на этот раз я всё-таки задушу тебя собственными руками!

– Погоди, милая! Меня охватило чувство любви к тебе такой силы, что я услышал голос разума. Почему у старухи Вижен и её дурнушки-внучки полмиллиона франков, а у нас с тобой – молодых и красивых – ничего? Это просто недоразумение. Эти деньги должны принадлежать нам. Ведь даже если для этого мне пришлось бы жениться на внучке старухи, любил бы я всё равно только тебя.

– Ах вот как! Она бы стала твоей женой, а я – любовницей?! – возмутилась Жоржетта.

– А ты хотела бы наоборот? Что лучше – быть глупой некрасивой, плаксивой женой, которую муж и видеть не желает, или обольстительной любовницей, красавицей, которая всех сводит с ума и которую любовник любит больше жизни и не оставляет ни на минуту?

Жоржетта задумалась, слегка озадаченная вопросом.

– Хорошо, – сказала она, немного сбитая с толку, – дальше.

– А что дальше? В Париже выяснилось, что денежки старухи пропали. Она вложила их в акции, а эти акции сгорели, или лопнули, или улетучились. Одним словом, у старухи остались только фамильные бриллианты. Но я не растерялся и подменил их стразами. Старухе не досталось ничего, как и её внучке.

– А ты с бриллиантами сразу ко мне?

– Видишь ли… Вижены могли заподозрить, что бриллианты оказались у меня, и мне пришлось сделать вид, будто я очень огорчён. Поэтому я как бы с горя поступил в гусары. А чтобы у меня не нашли бриллианты, я не торгуясь продал их.

– И с деньгами сразу ко мне?

– Видишь ли… В это время судьба свела меня с одним человеком. Он бежал из России во Францию в поисках справедливости. О, это замечательный, совершенно невероятный человек! Мишель Бакунин. Он необычайно талантлив. Уже в юнкерском училище он подделал какие-то векселя, а потом превзошёл всех в философии. Он принципиально не отдает долгов, а живёт только в долг. С его умом он мог бы заработать миллионы, но принцип нарушить бесчестно, поэтому – только в долг! Он часами рассказывал мне о России. Это чудесная страна. Она огромна. От одного придорожного трактира до другого иной раз приходится ехать несколько дней. Зато когда ты подъезжаешь к трактиру, тебе тут же ставят стол под развесистой клюквой и подают хлебное вино. В России нет виноградников, поэтому вино там из пшеницы. А в трактирах до отвала кормят осетриной. Это в Париже осетрину за сумасшедшие деньги подают в самых дорогих ресторанах. А в России её едят простые крестьяне, извозчики, и даже нищие бродяги. В России осетрина уже всем надоела. Когда русские хотят сказать о чём-либо надоевшем, они так и говорят: «Надоело, как осетрина». Бакунин сам рассказывал мне это. Когда он с восторгом вспоминал о России, я невольно задумался: а может я тоже русский? По матери. Ведь мой отец вернулся во Францию из России. А мне едва исполнилось два года. Разумеется, я не помню свою мать. Но после рассказов Бакунина я сразу сообразил, что она конечно же была русской. Говорят, у русских наполовину медвежья кровь. Медведи очень любвеобильны. Зимой им приходится спать с медведицами в разных берлогах, глубоко под снегом. Зато всё лето они не отпускают своих медведиц ни на шаг. И вот русские девушки идут в лес за ягодами… А медведи…

– Глупец, – рассмеялась Жоржетта и пальчиком щелкнула Мишеля по носу.

– Ты бы видела Бакунина! Настоящий медведь. Какая силища! В ресторане съедает трёх осетров за один присест! Он…

– Погоди, так всё-таки где деньги? – спросила Жоржетта.

– Деньги… Вот в этом-то всё и дело… Денег за бриллианты оказалось совсем не так много, как казалось. Бакунин, осетрина… За неё в Париже дерут просто немыслимые деньги… Гусары из полка… – Не мог же я показаться перед ними скрягой… И эти попойки, пирушки…

– С девицами и актрисами, – подхватила Жоржетта.

– Ну что ты, какие актрисы, Жоржетта? Все эти гусары только и думают о том, чтобы с утра до вечера махать саблями. Их вот-вот отправят на какую-нибудь войну. Поэтому я и покинул полк. Понимаешь, я каждую минуту думал только о тебе. Ты представить не можешь, как я страдал без тебя. В этом чёртовом Париже кредиторы не дают свободно дохнуть. Знаешь что, любимая? Давай уедем в Россию. Бакунин уверял меня, что в Петербурге и в Москве кредиторов даже не пускают в приличные дома.

– В Россию? – сморщила прелестный носик Жоржетта. – Там холодно… Даже Наполеон чуть не замёрз в России.

– В России не везде холодно. Это в Сибири ужасные морозы. Просто Наполеон, когда сжёг Москву и возвращался во Францию, заблудился, пошёл не той дорогой и попал в Сибирь. А там полно казаков. Но казаки в бараньих тулупах, им холод нипочём.

– Мы с тобой клялись друг другу бежать в Америку, как Манон и де Грие.

– Если мне удастся сделать то, что я задумал, то бежать придётся в Россию или в Америку, – главное, подальше от Франции.

Что задумал мишель

– Что же такое ты задумал, после чего нужно бежать? Неужели обвенчаться со мной? – усмехнулась Жоржетта.

– Конечно, прежде всего мы обвенчаемся…

– Вот как! А ты потом не сбежишь?

– Только вместе с тобой. Но сначала нужно разобраться с деньгами Ротшильда.

– При чём здесь деньги Ротшильда?

– Видишь ли, пока Мишель Бакунин был в Париже, он мне всё объяснил.

– Где же он теперь?

– В тюрьме.

– Миленькое дело.

– Он поехал в Германию, чтобы начать там революцию. Но немцы ничего не понимают в революциях. Они арестовали его и выдали русскому царю. А русский царь терпеть не может Бакунина за его познания в философии. Вот он и посадил его в каземат. Но я хорошо запомнил всё, что мне растолковал Мишель.

– И что же он тебе рассказал?

– То, что собственность есть кража. Любая собственность – это результат несправедливости. А деньги – это всемирная всеобщая собственность. И то, что у одного их много, а у другого в кармане пусто, – вопиющее безобразие. А священная обязанность философа Бакунина, и моя вместе с ним, – бороться по мере сил и возможности с несправедливостью, чего бы это ни стоило. В философии…

– Дружочек, я ничего не понимаю в философии. Да и не хочу понимать. Скажи, что ты задумал? – перебила Мишеля Жоржетта.

– Всего лишь восстановить справедливость. Во Франции у всех французов есть сколько-нибудь денег. А вот у Ротшильда у одного денег больше, чем у всех французов. Ротшильд даже не француз. Кто он такой? Откуда явился в Париж? Еврей из Франкфурта. Он приехал налегке, в почтовой карете и совсем без денег, еще при Наполеоне. А теперь у него много денег. Каким образом они у него появились? Я двадцать пять лет прожил во Франции и у меня почему-то нет никаких денег. Деньги, как и собственность, есть кража. Значит, Ротшильд попросту украл деньги у меня, у остальных французов. Я – маркиз. Мои предки сражались за короля. В гусарском полку я лучше всех владею шпагой. Предположим, я вызову этого Ротшильда на честный поединок и пусть деньги достанутся тому, кто победит, что мне ответит Ротшильд? Поступит ли он как настоящий мужчина?

– Он укажет тебе на дверь. А если ты будешь настаивать, вызовет полицию.

– В том-то и дело! Нужно, как и говорил Мишель Бакунин, действовать по-другому!

– Как?

– Я всё придумал. Ротшильд купил себе роскошный особняк, который когда-то принадлежал Талейрану. Это настоящий замок на рю Сен-Флорентин. Я возьму с собой несколько молодчиков. И навестим господина Ротшильда поздним вечером… Наш визит ему конечно же не понравится. И он обратится в полицию. Но сторожей и слуг, и его самого мы свяжем покрепче, а за ночь успеем уйти подальше от Парижа. Вот тогда нам с тобой и надо будет решить, куда направиться – в Америку или в Россию.

– Понятно, – сказала Жоржетта, – сначала ты, негодник, сбежал от меня. Потом похитил и прокутил бриллианты Виженов. Потом дезертировал из полка. А теперь решил стать грабителем.

– Жоржетта, милая, прелестная, я сбежал, но ведь я вернулся. Ты думаешь, было бы лучше, если бы вместо того, чтобы прокутить бриллианты старухи Вижен, я женился на её глупой внучке? Или отправился с полком на какую-нибудь войну и меня убили бы, и ты проплакала бы свои самые красивейшие в мире глаза? Или, может, справедливо то, что этот Ротшильд живёт в Париже, в роскошном особняке, а я, маркиз, должен ютиться в полуразвалившемся замке? Да, я негодник, обманщик, похититель, дезертир и грабитель, но есть одно обстоятельство, которое оправдывает все мои грехи и преступления.

– Какое же это обстоятельство? – игриво спросила Жоржетта.

– Я люблю тебя больше всего на свете! – Мишель приподнялся и обнял Жоржетту.

– Клянёшься?

– Клянусь.

– Ну если ты не врёшь… И можешь доказать это на деле…

Мишель тут же доказал на деле, что он любит Жоржетту больше всего на свете. И она поверила милому, неотразимому, желанному Мишелю.

О дядюшке Сангене

После убедительных доказательств Мишель и Жоржетта лежали рядышком, целомудренно укрывшись простынёй, похожие на двух ангелов, спустившихся с небес и задумавшихся о благих делах.

– Знаешь, не нравится мне твоя затея, – задумчиво сказала Жоржетта.

– Ты думаешь Бакунин не прав? – отозвался Мишель.

– Может быть и прав, если он философ, – продолжила Жоржетта, – только деньги Ротшильд вряд ли хранит в особняке на рю Сен-Флорентин.

– А где?

– В банковской конторе. В сейфах под надежными замками. В особняке вам достанется мелочь, побрякушки и кое-какие драгоценности. А когда вы начнёте их продавать, полиция вас всех переловит. Большие деньги – миллионы – сейчас держат в акциях.

– Курс акций может упасть, и они сгорят или лопнут, как у старухи Вижен.

– Это у старухи Вижен курс может упасть. У Ротшильда он не падает.

– Верно, я слышал, что Ротшильд сам повышает и понижает курс. У него везде люди, от которых это зависит, он всем им приплачивает. Но как они это делают?

– Прошли те времена, когда грабили на большой дороге со шпагой в руке и вытрясали из проезжего купчишки золотые монеты. Теперь людей обирают на бирже.

– Но как?

– Не знаю. Тут нам не обойтись без дядюшки Сангена.

– Кто это?

– Мой двоюродный дядя. Ему уже больше девяноста лет. Когда-то он отрекся от титула маркиза. Был в свите Наполеона. Живым вернулся из России. Обнищал. Но потом дела его поправились. Сейчас у него свой особняк в Париже. Не такой, как у Ротшильда, но свой маленький особнячок. Я его наследница. Правда, он говорит, что проживёт сто двадцать лет. И это похоже на правду – выглядит дядюшка лет на пятьдесят. А зарабатывает он на советах.

– На советах?

– Он дает советы и берёт за это деньги.

– Интересно, сколько стоит совет?

– Смотря какой. У дядюшки голова, как библиотека. Он знает всё. А главное – все тайны, все слухи. За некоторые советы он, наверное, требует много. Но и по мелочи тоже. Например, он то и дело, почти каждую неделю, выдает меня замуж, а с женихов получает по тысяче франков.

– Как это?

– Он заказал мой портрет и повесил у себя в кабинете. Каждый день у него посетители. Богатые холостяки спрашивают: кто это? Дядя отвечает: племянница, маркиза, свой замок, правда, в глуши, имение почти не даёт дохода, мечтает выйти замуж, могу познакомить, но ничего не обещаю. И получив с желающего тысячу франков, везёт ко мне. Я, помня о тебе, негоднике, отказываю. На следующей неделе – опять гости. А ведь я, между прочим, могла бы и замуж выйти. Он ко мне и герцогов привозил, и богачей, таких, как твой Ротшильд.

– А тебе из этой тысячи франков он хоть сколько-нибудь отдаёт?

– Ни сантима. Дядюшка скуп невероятно. Когда приезжает, так ещё и пообедать норовит. Я ему сказала: женихов можешь возить сколько угодно, но на обед не рассчитывай. Так пока я с гостем, дядя – на кухню и выпросит у кухарки пирожок. А моя Сюзанна, добрая душа, ему и ветчины отрежет, а он съест и еще просит – мол, в дорогу. Дядюшка рассказывал, что недавно очень удачно купил и выгодно перепродал на бирже акции Северной железной дороги. Строит её Ротшильд. Думаю, дядюшка всю его подноготную знает. Помнится, он что-то говорил о взятках… Если бы знать всё, что известно дядюшке…

– Давай расспросим его.

– А сколько он потребует денег за свой рассказ? Кстати, дядюшка был дружен с твоим отцом и даже хотел писать о нём роман. Ты говорил, что, возможно, твоя мать русская. Не знаю, кто была твоя мать, а вот история твоей бабушки известна: мне колдунья горбатая Марго рассказывала кое-что. Марго – сводная сестра твоего отца. А твоего отца и его брата-близнеца, твоего дядю, мать родила от колдовства. Оттого-то и ты такой дьявол… Поэтому и приворожил меня, беспомощную и беззащитную девушку… – вздохнула Жоржетта.

Начало истории Ротшильдов

На этом интересном месте оставим Мишеля и Жоржетту. Мне думается, пора хотя бы вкратце рассказать историю Джеймса Ротшильда, у которого Мишель и Жоржетта надеются похитить несколько миллионов франков, а именно тридцать, как выяснится впоследствии. Есть ли у досточтимого банкира такая сумма, потребовавшаяся Мишелю и Жоржетте, а если есть, то каким образом она оказалась в его надежных сейфах и как он заработал ее: неустанным праведным трудом или украл, как полагал знаменитый бунтарь всех времён и народов Михаил Бакунин, появившийся на свет в селе Премухино на берегах реки Осуги, где долгое время «мешал дело с бездельем, чтоб не сойти от дел с ума», – так, по крайней мере, он сам описывал своё безоблачное детство.

Я уже упоминал, что первый Ротшильд, а его звали Майер, отец Джеймса Ротшильда, короля банкиров, родился в бедной семье в еврейском гетто города Франкфурта-на-Майне. Ротшильды были так бедны, что не имели даже фамилии. Их называли Ротшильдами, потому что они ютились в доме с красной черепичной крышей: «рот» – это красный, а «шильд» – крыша. Хотя «шильд» часто переводят и как «вывеска». Ротшильд – красная вывеска.

Да, вот она, эта красная вывеска, висит у входа в лавку. Не так уж бедны Ротшильды, у них ведь есть своя лавочка… Чем торгуют в этой лавочке? Ай, что это за торговля! Мелкие железные изделия, вот крючок, а вот дверная задвижка, ею можно запереть дверь в спальню, чтобы никто не мешал отдохнуть, когда ты весь день просидел в лавке, не дождавшись ни одного покупателя. Вот кое-какие дешёвые безделушки, это даже не стразы – они хотя и подделка, но дороговаты для лавки Ротшильдов – у них простая бижутерия: бусы из стекляшек, серьги под серебро, медное колечко, почти как золотое. А вот поношенная одежда, тряпьё, но люди покупают эти лохмотья, им нужно хоть как-то одеться… Такой вот товар, и что можно заработать, торгуя этим хламом?

Маленький Майер – умненький мальчик. Он всегда помогал в лавке. Но родители отправили его в город Нюрнберг в иешиву – еврейскую духовную школу. Майер – прилежный ученик, он станет раввином, уважаемым человеком, ему не придётся торговать старьём, он будет читать священные книги и рассуждать об умных вещах в синагоге.

Родители Майера умерли во время эпидемии оспы, когда ему только-только минуло двенадцать лет. Денег для оплаты учебы не стало. Дальние родственники помогли сиротке Майеру устроиться учеником в банк Оппенгеймера в Ганновере. Сюда стекались деньги со всей Европы. Здесь есть чему поучиться. Посмотреть, как делают деньги. Деньги рекой текли мимо молодого Майера. Деньги ландграфов, князей и даже королей, богатых купцов и мелких торгашей. От этого потока не оторвать взгляд. Он завораживает. На него можно смотреть вечно, как на огонь или на струящуюся в реке воду. Со временем юноша мог бы стать опытным клерком. Майер пробыл в Ганновере восемь лет – это больше университетского курса. Он очень многому научился и еще больше понял. Но он старший в семье, ему пришлось вернуться в гетто, в свою лавку. Вот дверная задвижка, вот серьги под серебро, а вот ермолка – её ещё можно носить и носить. Доход невелик, но главное, дожить до ярмарки.

На Франкфуртскую ярмарку, известную с двенадцатого века, съезжалась вся Германия, люди из трёхсот больших и маленьких княжеств. В каждом княжестве чеканили свои деньги. И продавцы и покупатели несли флорины, дукаты, гульдены и талеры всех мастей в меняльные лавки.

Майер тоже менял деньги. В дни ярмарки к нему приходило много народа. Он хорошо знал, сколько серебряных талеров дать за золотой флорин и сколько фартингов отсчитать за гинею. Майер никогда не требует больших комиссионных. Чем скромнее процент, тем больше посетителей. Сразу получишь меньше, зато потом будет больше. И можно дотянуть до следующей ярмарки. В Священном Писании сказано: живи сегодня, а думай про завтра. По дороге алчности и жадности не придёшь в богатству и достатку. И пусть только мудрость ведёт тебя и детей твоих по всем дорогам, как бы не были они трудны.

На весах мудрости взвешена монета. Один золотой венецианский дукат равен одному серебреному талеру. Талер в десять раз дешевле дуката.

Чем измерить мудрость? Мерой ли веса? Древние люди – шумеры – научились измерять вес, сравнивая всё на чашах весов со спелым твердым зернышком пшеницы. Они называли это зернышко «шу». Это слово стало означать «измерять», и так со временем древние евреи назвали свою первую монету из серебра – шекель: то, что измерено, взвешено.

Сейчас шекели не в ходу. Как и драхмы, оболы, статеры, ассы, денарии, сестерции. Теперь по курсу идут гульдены, флорины, талеры. А шекели, драхмы и сестерции никому не нужны. Их отдают по весу металла, но и по весу металла их никто не хочет брать.

А Майер берёт.

Чудаковатый еврей, он любит деньги.

Почему евреи так любят деньги?

Потому что их можно взять с собой, когда гонят. Когда нужно бежать, не возьмёшь с собой дом. И землю, в которой могилы твоих предков, тоже не возьмёшь с собой. И даже мебель не потащишь туда, неизвестно куда, где тебя никто не ждёт.

А деньги – завяжи в узелок золотые и серебряные кружочки с надписями и профилями правителей и уходи, пока цел.

Уходи, когда тебя гонят.

Семьсот лет тому назад христиане изгнали евреев из Германии, а тех, кто не ушёл, убили. Пятьсот лет тому назад евреев изгнали из Англии. Столько лет прошло, но евреи помнят. Четыреста лет тому назад их изгнали из Франции, Австрии, Венгрии, Португалии, а потом из Испании, убили сто тысяч, а тридцать тысяч тех, кто принял христианство, но тайно читал Талмуд, сожгли на кострах. Кому это понравится?

Теперь евреям разрешено жить только в гетто. Во Франкфурте-на-Майне это место между городской стеной и рвом с гнилой стоячей водой. Гетто значит «черта». Если еврей перейдет эту черту, любой христианин может ударить и унизить еврея и скажет, что так евреи били и унижали Иисуса Христа. Если еврей перейдет эту черту, его проклянёт раввин.

Куда деваться бедному еврею?

Еврею нельзя владеть землёй. Еврею нельзя строить дом. Еврею нельзя быть чиновником.

Что можно бедному еврею?

Можно торговать мелким товаром и поношенной одеждой. Можно менять деньги. Можно давать деньги в рост. Спасибо Иисусу Христу: он запретил христианам ростовщичество. И если нужен кредит, обратитесь к бедному еврею, он найдет наличные деньги: гульдены, флорины и талеры. И получит свой маленький процент. Ведь ему тоже нужно жить. А как жить, если тебе за хлопоты и услуги устраивают погром: жгут дома, грабят и убивают. За что? Евреи отравили воду в колодцах, евреи разносят чуму, евреи пьют кровь христианских младенцев. От евреев все напасти, от них всё зло, потому что они дают деньги в рост. Но евреи никого насильно не заставляют брать эти деньги. Люди приходят и просят: «Дай». Они умоляют, у них слёзы на глазах, им очень нужны деньги. И ты даёшь им деньги, ведь Закон Моисея не запрещает это еврею. А когда ты дал им деньги и наступает срок возвращать долг, они убивают тебя и разоряют твой дом. Кому это понравится? Куда податься бедному еврею? Где искать справедливость и приют?

В Германии триста княжеств. И у каждого князя и ландграфа есть свой еврей. Раньше такого еврея называли фактором, то есть комиссионером, посредником. Теперь их называют финансистами, управляющими и даже банкирами.

Да, именно банкирами – у многих из них уже не меняльная лавка, а банк. В банке деньги. Деньги живут своей жизнью. Они могут лежать мёртвым грузом или растут, как тесто на дрожжах. Деньги переходят из рук в руки, превращаются в товар, но потом они снова деньги, долговые расписки, векселя, золотые и серебряные кружочки. От долгого хождения монеты стираются, и вот уже не прочесть, что отчеканено на реверсе – обороте монеты и что изображено на аверсе – лицевой стороне. Но если это золото или серебро, слепая монета всё ещё в цене. Деньги исчезают, но потом возникают из дыма и пламени, как сказочная птица Феникс.

Да, евреи любят деньги.