Текст книги "Вираж (сборник)"

4. Самодур

Витюха засновал туда-сюда по кораблю.

Ему надо было кабель для гидромагнитометра на корме размотать. Но дело это было не спешное. В машинное отделение он сперва наведался. С боцманом о чем-то пошептался. Из личных запасов извлек моток толстой лески.

И вместо кабеля магнитного соорудил… самодур. На корме приступил к его активизации.

Мы, коллеги-помощнички, ясное дело, заинтересованно приблизились.

– Ты, чего вытаскивать-то собрался? – радостно-простодушно воспросил Санька. – Смотри не повреди морское поле магнитное.

Витёк прилаживал леску к новорожденному самодурчику.

– А, правда, что ты, Витюша, замыслил? – начальник наш Игорёчек вопросительно заглядывал под локоть Витькин. – Никак, ты это, на рыбу замахиваешься, а правда, я угадал? – как прямо ребёнок, обрадовался начальник.

«Всегд-а – а был дога-а-дливый…, – пробурчал в ухо мне Серёга. – В Министерстве выучку, чай, проходил».

А уже громко возгласил:

– На винт не намотай, гляди Верлиока. Что б, как с Эдичкой, не дай Бог…

Верлиокой прозвали Витьку геоакустики за глаза хитрющие и осанку большую, добротную.

– Эдичка блесну легкую закидывал. Подальше от своего борта. Вот и сподобился под чужой проходящий, – соизволил пояснить тот случай Витюха.

– А что, что? С Эдиком-то приключилось? – закудахтал Игорёк, заинтересовавшись.

– Это означает, что в Министерстве, стало быть, не разбирали такого заграничного происшествия. ЧП-можно сказать. Ни на коллегиях, ни в курилках.

– Жа-а-ль. – Это уже изготовился Серёга наводить ужас на начальничка. Случай благоприятный. Упускать – грех.

Санька то ли решил добавить страху, то ли действительно изумился сам, краем слышанному фантастическому кошмару:

– Это, которому тогда на «Альбанове» голову чуть не отрезало?

– Эх, было, было…, – закряхтел Серый, – только не «Альбанове», а на «Лаптеве». И не у нас тут, а в злобном капиталистическом антимире.

(В ту пору для нас трудно – понимаемом.)

Но при этом Серёга причмокивал от удовольствия. И жмурился, как котяра, сметаны нажравшийся. Потому, что предвкушал возможность рассказа длинного.

Такого рода курьёзы и ахинеи воспроизводить он был горазд. Чрезвычайно. В те годы за кордоном мы ещё не бывали. Почти. Ну, крайне редко. А Серый уже зимовал в Антарктиде. Туда-обратно на пароходе, никак, год катался (по раcсказам его выходило). И, к примеру, фильмы заграничные нам, за рюмкой чая, пересказывал дольше, чем они наяву длились.

– Да, не мучай ты, Серж, излагай шустрее, – заторопил его Санька. Он особенно любил всякие слушать былины, сказки и несусветицы. Восхищался и переживал, будто участвовал сам.

– Сергуня, вы уж, правда, не томите излишне. – Культурнейшее, как обычно, подстегнул Пингвина Игорёха.

Расплылся довольный Серёга.

– Не в наших это, во-первых, было водах. Стояли они в Гонолулу. Не пускали на берег, это – во-вторых. И Эдичек не был заядлым никогда рыболовом. Это – в-третьих. Кто ему подсунул моток лески с блесной – загадка. Он и сам ясно не отражал этого при дальнейших расспросах. Врагов явных в эдиковом окружении не просматривалось. Убрать его с дороги – сомнительно. Выгоды больно мало. Уже в рейсе все, в море, в Гонолуле гребаной. Это если б перед выходом. С дороги убрать, место освободить… Да, не такое оно и завлекательное. Старший геофизик – так это сплошные «спесифисиские» хлопоты и нервотрёпка…

– Он будет нам это до ужина размазывать по тарелке, – буркнул Витюха.

Сам уже изготовился закинуть свой хитрый прибор за борт.

А был он состряпан из трех заточенных электродов. Свинцом залитых с одного конца. Загнуты в разные стороны острые сверкающие концы. Как у якоря морского. И у крючка рыболовного. У тройника. Он таким и был. Тройничищем!

Хищно-задуманным. И совершенно точно – дурным. По внешнему виду. Особенно для нас, сухопутных дилетантов.

5. Тогда обошлось

Закинул Витёк самодур за борт.

Подошли морячки наши поглядеть. Снисходительно. Им-то эта забава была известна доподлинно. И возникшая дискуссия поэтому была тоже сжата и предметна.

– Зачищен он у тебя хорошо? – боцманюга зрил в самый корень.

– Поблескивать должен нормально, – ответил скупо наш гидромагнитный спец. – Как учили.

– А наоборот. Его зачернить надо было, – встрял матрос Петруха. Чтоб Приходу, шкуре, только поперёк бы, чего высказать.

– Ага, – заржал Шкертик, – и волосиками обклеить курчавыми.

– Нет. Не катит, – вполне серьёзно пояснил боцман. – Желательно таскать побольше девочек. С икрой. Значит самодурчик должен посверкивать. Ежели и не, как «брулик», то уж не хужее бижутерки.

– Логично, – сурово подтвердил Верлиока. – Мне тестюшка точь в точь излагал. Он у меня всю жизнь механиком ходит на траулере.

– О-о! Как тонко! – восхитился наш Игорёша. – Только не пойму: в чем же здесь опасность ловить, так сказать, на снасть-то подобную.

– Да, да. Не позволили досказать Серёге. Дорисуй нам тот казус в порту гонолульском, уж, пожалуйста. – Это Санька попытался опять вывести на сцену рассказчика нашего.

Серж на зигзаги в нашей дискуссии палубной, где на виражах забывали о его солировании, не обижался. Шибко чувствительным и обидчивым в море вообще быть нельзя. «Это, знаете ли, чревато» (как стал говорить, многие годы спустя, последний генсек «меченый», страну нашу, спустив под откос).

– Скажу коротенько. – Обнадёжил Пингвин то ли себя, то ли нас.

Витюха достиг, видать, якорем своим дна. Дергал его вверх – и отпускал.

– Ты, Верлиока, под близко идущие пароходы свой якорёк-то не закидывай, – продолжил Сергуня, как-то странно задумчиво, глядя на безбрежно-пустынное во все стороны света, Баренцево море.

– Оп-па на! – изумился первым Санёк. – Да, где ж ты их тут, что вблизи, что вдали, углядел-то?

– А что? В Гонолулу параход так близко проходил, что Эдичек смог блесну ему под низ закинуть?

Это уже начальник сам кое о чем догадался. Но выразился сугубо крайне архисухопутно.

– Да-а…, – глубокомысленно протянул Серёнька. – Под какой-то винт он блесну свою пристроил. Эт-т точно. Посчитали ведь тогда, и вполне логично, что под проходящий то ли кораблик, то ли буксир. Но…, – Серёга добился всё же своего. Вниманием аудитории нашей завладел-таки. И даже паузой обзавёлся.

Использовал он её, паузу эту, и опять – давай нам впаривать:

– А может и не под корабликов винт леска у Эдички попала? Да и намоталась, и вглубь – то вихрем и устремилась. Да вокруг шеи – то евонной и обвилась. А?

Замер Серый. Все замерли.

Тут и я наглости набрался, слово вставил:

– Как увидел впервой Эдика – изумился. И, мягко говоря, чуть не о… Мурашки пошли по всему мне. Вот думаю: «С виду такой умнющий, интеллигентный, а зашибать, видать, горазд. Иначе чего бы это вешаться стал.

И кто ж его из петли-то вынул?»

– Да. След у Эдички-бедолаги вокруг шейки остался, будьте-нате. – Серёга даже зажмурился, вспоминаючи. То ли от ужаса, то ли от… Да не от удовольствия же.

– Всегда у меня сомнения были. – Виктор продолжал равномерно дёргать свою «игрушку». Считалось, что это рыбу заинтересует и, стало быть, погубит.

– Какие, в чем сомнения, Витюша? – пытливо заглянул в глаза своему подчинённому Игорёк.

– На подлодку Эдик напоролся, – авторитетно и безжалостно изрёк проницательный рыболов наш.

Все тут примолкли слегка.

На рейде Гонолулу! Это ж один из штатов ихних, кажись. Звездно – полосатых. Шла в подводном положении. Можно сказать, кралась. Тайком. Чья?

– Ну, так и как же он? – взволнованно и сострадательно воскликнул Санька, – Эдик-то?

– Его начальник спас, – веско информировал Серёга.

Поглядел на Игорёху нашего слегка высокомерно и снизошёл до пояснения:

– Профессор Тульин. Эдичкин шеф. По палубе рядом прогуливался. Свою любимую папироску сосал. «Северок». (Папироса – тёзка парахода нашего. Зачем-то стрельнуло в башке у меня.) И сбросил петельку с шейки эдиковой. Это ж надо среагировать! В молодости на флоте служил. В Отечественную. Юнгой.

– Во, как бывает, – вздохнул Петруха восхищенно. – А ты бы, Приход, с моей шеяки-то стал бы удавку сбрасывать?

– Тебе не грозит. Ты ж у нас не рыбу ловишь, а что-нибудь вроде трепачка, – опять встрял Шкертик.

– Ага. Это, как в песне у Вилли: «Я увлекаюся спортивною рыбалкой…», – подхватил Сенька-старпом. Вилли Токарева в главном кабаке Мурмана знали хорошо. По слухам.

А Серёга в этот момент замер весь, как – то напрягся. Глаза даже встрепенулись. За борт уставился.

– Э, а тут? Под нами? Тоже ведь может какая барракудина прогуливаться, а? – предположил он. Уже повидавший Антарктиду. Пингвинчик наш.

– Витя, ты бди за своим мотком лески-то, всё же, на всякий пожарный, – зачастил Санька.

– А чего ей тут делать-то? Барракуде? – хмыкнул сверхпрезрительно старпом. – Не Хонолула, чай.

– Ой, не скажите, ой, не надо, – теперь уже зачастил наш Игорёк.

Серый, естественно, не упустил случая и в этот разик:

– А вы, не покидайте Витюшу. Он пока дергает самодурика тут, вы его страхуйте. В смысле – подстраховывайте. Как Эдика…

Не успел он закончить наставление своё.

Верлиока потянул с глубины первую рыбину.

И натаскал он их далее быстро и много. И трески, и зубатки. Палтуса не было. Глубина для него мала была. Всем на ужин хватило, с лихвой.

А мы с Санькой зашустрили тоже делать такие гуманные рыболовные снасти. Но не успели. В тот раз закинуть их нам не довелось.

Завели мы дизели, а может только один и всего-то, тронулся наш «Северок» дальше. К берегам Ямала.

И подлодок мы тогда на Мурманской банке никаких, Слава Богу, не повстречали. Обошлось без эксцессов.

Тогда обошлось…

6. «А нам всё равно…»

Спутников в небе нынче – ужас, как много. А компьютеров и вовсе – чертова прорва. И разных других прибамбасов. Продукции нынешних высоких технологий.

Никуда от этого не денешься. Да, и смысла нет.

Другой век – другие песни.

Я по – былому, не жалостно скулю. Из ума, хочется думать, ещё не совсем выжил. Однако, мнится мне, что жить нам было – веселее. Думаете: вру нагло?

Все нынче – свободны, и всем всё – «зашибись»?

А, давайте – глянем. На тех нас. В том времени. Вспомним, как сможем.

Оценим. Прикинем на времена нынешние.

Вообще мы должны были идти к Шпицбергену.

И это было правильно. У себя под носом искать, разведывать подземные, а теперь подводные, кладовые – это мы всегда успеем. Не горит. Рваться надо к широким горизонтам. В долгий ящик, не откладывая, на потом. Мол, ещё успеется. А ну, как и нет?

Предки наши далёкие, славные именно так и поступали. А ведь, кажись, никто их особенно и не понукал. Планов и техзаданий не спускали им «сверху».

А вон! Глядите. Даже до Аляски добрались. И шагнули на неё.

А потом…

И вот сидим мы в нашей каюте. Серый, Виюха и я. Отсутствует Санёк. Ушел в разведку. Возможно ли «достать» где-нибудь, чего-нибудь. Ушел безо всякой надежды.

А мы, оставшиеся, наперебой убеждали друг друга, как хорошо, как замечательно – не пить! Ну, то есть совсем не выпивать.

Ни один! Ни один из нас больше в рот никогда не возьмёт. Ну, куда это годится? Посудите сами.

Отход судна.

Трезвыми пришли на борт только пограничники. Так нам казалось. Считали нас считали, сличали наши морды с фотографиями, сличали – плюнули и ушли.

Даже собаку забыли свою. Настоящую. Пограничную. Ну, она пока ещё маленькая. Но уже чёрная и наглая. Гадит во всех коридорах.

Раньше на «Севере» был другой пес. Прижившийся. Бывалый. Обитал – пока стоял пароходик у стенки. А тут на отход не явился. С корабельным людом это случается не редко. И с двуногими, и с четвероногими. А может, что почуял?

Однако, отвлекаемся.

Совместными, а может и разрозненными, усилиями всех наших администраций: и портовой, и экспедиции, судовой – в море нас, в конце концов, удалось выпихнуть. Хотя, честно говоря, судовые усилия были сомнительны и специфичны.

Капитана подобрали – блеск!

Была такая, военных и послевоенных лет, песня: «… наш капитан – гладко выбрит и чуточку пьян». Это про него, в самую точку.

Но – лишь внешне.

Кэп наш, Кучинский, с утра любил обойти весь параход с гордым видом, презрительно-снисходительно взирая на нас, затесавшихся случайных инженеров-недоумков. Сам, естес-с-енно, уже дунувши. Сопровождал его неотступно – второй.

Иван Иваныч. Помощник второй, по штату. Всегда справа сзади на два шага. С папочкой и, вроде, как с авторучкой. Ел шефа глазами покраснелыми неотрывно.

Мастер был суров. Принципиален. За день – два перед отходом, по вечеру, командует:

– Иван! Пойди-ка, на мостик, на правое крыло, выруби свет. Чего-то излишне слепит.

Ванька пошел, да топором с пожарного щита кабель и перерубил. Это нам уже боцманюга поведал.

Почему топором, почему кабель? Никто шибко и не удивлялся. Особенно в экипаже. Надо, так надо. И хрен с ним. Море – оно любит сильных и смелых.

Но вот почему Ваньку током не… дернуло? Осталось загадкой. Навеки.

Мы с Витюхой и Санькой позже пытали «второго»:

– Зачем, зачем топориком-то, а?

Иван Иваныч, дылда, с большущими красными ручищами, пучеглазился и прони – кновенно шептал:

– Ребята, ребята. Поймите… Надоело жить на коленях.

Витька больше всех из нас обалдел, зашелся прямо:

– Ё… ёо! клмн… Так теперь ты, твою такую, во весь рост выпрямипся, стало быть, итить…?

Схватился за головушку свою, рано лысеющую, покатил к своему магнитометру, неприкаянному, причитая:

– Это, что ж теперь ждать-то? Хорошенькое начало.

К Шпицбергену в тот раз нам не выгорело. Надо было сперва радиогеодезические станции на острова высадить. На Медвежий, на остров Надежды и на сам Шпиц.

Полный карабль нагрузили геодезистов. С огромной прорвой оборудования и хлама. Радиостанции, генераторы, аккумуляторы, палатки, бочки, печки и ещё чёрти-чего. Все они плыть очень на острова хотели. На любые. Веселились и плакали, по такому случаю. С Землёй расставались навеки. С родимой. Острова-то все, чай, заграничные. Чужие.

Ан…, не вышло.

Документы были оформлены для загранплавания. Что было, то было. Но, что б вылезти на чужой остров, пусть в двух шагах от Северного полюса и с одними чайками, да палатку там поставить, антенну натянуть, костёр запалить, спирт по стаканам разлить, песни орать – на это документов не было. Чего не было, того… – уж простите.

Мы это уже, кстати, летом 1973 года, проходили. На гидрографическом кораблике «Альбанов». Выходили тогда из Архангельска. На цель нашу потаённую погранцы тогда вниманья не заострили. Не знали, не ведали они, что сподобимся мы высадить «бухую» геодезию на Надежду. На остров. И всё нам с рук сошло.

Бедный, испуганный, задрипанный консул этого островка (типа, сторожа) к нам тогда на шлюпочке подрулил. Вопрошал, взывал по-своему. По-английски или, типа, как-то ещё. Мы не поняли. Его быстренько накачали в разьетинушку. И отпустили с миром. Во, как раньше бывало порой. Холодная война! Железный занавес!

А в этот раз не прокатило.

И время идёт. И деньги на работы отпущены, осмечены. План горит, график рушится.

Быстренько всё переиграли.

Прискакал на борт командир всей нашей Мурманской экспедиции Ник Трубников. Протрубил нам призывно:

– Родина ждёт. Дуйте быстренько в море Карское. Геодезию – выбросте на Ямал. Это земля – наша, не заграничная. И пашите в Карском. До упора.

Никого уговаривать долго не пришлось. У всех уже всё кончилось. И водка, и деньги. Исключая судовую верхушку, естессно. В лице Мастера. И его ординарца верного – Ванюшки.

Вот и двинули мы к загадочному острову – Ямал. Нам ведь было, как любому нашему северному народу: «Что водка, что пулемёт. Всё одно. Лишь бы с ног валило». Тем более это, кажись, татары провозгласили.

7. Тревога

На баночке Мурманской в дрейф мы легли из-за тревоги.

Надо было нам судовую тревогу сыграть. Шлюпки опробовать. Как они спускаются на воду, назад поднимаются на борт. Потренироваться. В первый раз на нашем параходике.

Первая наша попытка на банке потерпела фиаско. То есть, говоря простыми словами, не вышло у нас ничего путного. Электромоторы у шлюп-балок, что вывешивают их за борт молчали. Судовая тревога скомкалась и успокоилась. А чего переживать-то особо? Мы ж ещё не тонем, Слава Богу.

Жаль, что вокруг «Северка» нашего покататься на лодочках не довелось.

Ивашка, видать, когда прожектор отрубал топориком, что-то ещё явно «отсоединил» от электропитания судового. Такое в умах бродило наших предположение.

Его, однако, никто ни за что не «притеснял». В море это не принято. Если особо не смертельно, то «ждут» до берега. По приходу могут конечно у трапа уже встречать. Или «воронок», или санитары. А в море – ни-ни.

Даже наоборот. Нежно и ласково начинают общаться с фигурантом. Чтоб не раздражать излишне, Боже Упаси. А – то чего-нибудь с собой наделает. Или с пароходом.

Мы-то правда с ним не особо церемонились. Санька, тот особенно интересовался при каждом удобном:

– И почему всё-таки током не дёрнуло тебя, ну, ни чуточки? Ну, не бывает так в природе. Не бывает!

И очень-очень задолго до почтальона Печкина из знаменитого нынче «Простоквашино» предлагал на полном серьёзе:

– Надо, ой, надо тебя, Иваныч, на обследование серёзное направить. Может ты феномен какой научный?

Санька говорил, по своему обыкновению, искренне, из лучших побуждений.

Тем более вообще любил и тянулся к этой загадочной науке – физике. В отличие от нас остальных.

Как раз остальные желали действительно послать второго «на опыты».

Зато Витюха воспользовался подвернувшимся дрейфом грамотно. Показал нам, что такое – самодур. И как им пользоваться. И сделал всем рыбный шикарный ужин.

Спасибо им, обоим. И Витьку и, как ни странно, «второму». Его мы вспомним через долгие годы.

8. У цели

Подошли к Ямалу ночью. На двух дизелях. А может и на одном. Подозреваем, что сами механики не знают толком: сколько у них в данный момент движков молотит. А мы сами уже ориентируемся. Если идём, если корпус «дрожит» – значит пашут наши «сердешные». Не меньше одного, не больше двух.

Третий – разбирают, из него детальки идут в два других.

Встали на якорь далековато от берега. В двух-трёх милях. Мелко здесь. Глубина – пятнадцать-двадцать метров. Маленькая очень волнишка с берега набегает. Маленько нас покачивает. Может природа готовилась специально для встречи с нами? С чудаками. Каких Василий Макарович называл на букву «м».

Совсем рассвело.

Все в тумане. Берег чуть заметной полоской видится. Тоненькой-тоненькой. Без единой горки. Не было б у нас эхолота да локатора, так ночью в него бы и въехали. Хорошо вахта была старпомовская, «собака». С четырёх до восьми. А если б второго? Ваньки Иваныча. Да, будь он с «бодуна»? Или обидь его, кто надсмешками?

Не будем фантазировать хуже, чем было и есть.

Надо ехать на берег. Разведывать. Как станцию высаживать. С ушлыми геодезистами. А на чём? Шлюпки судовые у нас ведь не совсем здоровы.

Правильно.

Стали за борт спускать дору. Пришел её черёд выходить на сцену. Старпома отрядили старшим. Командовать на ней. Возглавлять десант.

Набилось в шаланду геодезии – уйма. Орут, карабином ихний главный, Афасий, машет. Очень попасть на берег желпнием горят. Истомились уже на судне.

Там на берегу им олени мерещатся. Мясо дармовое.

Кэп стоит на крыле мостика, где второй топором махал. Красуется. Снисходительно наставляет:

– Вы там не рискуйте. Если накат большой – не высаживайтесь. Я приказываю. Будем погоды ждать.

Мы с Серёгой и Санькой наблюдали за отчаливанием доры. Может слегка завидовали. Хотелось к берегам неизведанным сходить. Не Антильские острова с кокосами, конечно, но по дикости их превосходят. О климате и безлюдии, говоря.

Уж, этого не отнимешь.

– Хорошо ствол у них только один, – то ли одобритьльно, то презрительно Серый пробурчал.

– А чё? Оленей, думаешь, много настрелять сразу могут. Мне оленей-то жалко, – с болью за сохатых, искренне вздохнул Сашок.

– Ха, – высокомерно, как над глупенькими, хмыкнул бывалый наш Пингвин.

Успокоил Саньку весьма убедительно:

– Олени не придурки. Давно, чай, убежали отсюда. Почуяли – кто высаживается. Робинзоны с Пятницами. Кстати, – встрепенулся, – он тут.

– Хорошо, не тринадцатое, а то бы, глядишь…

– Чего глядеть-то, оракул? – встрял и я немного. – Не накаркай, оно нам надо?

– А, вот чукчи, – продолжил свои размышления Сергуня, знаток-людовед, – ну, эти местные аборигены, ненцы-нанайцы, оленеводы все, кстати с песёнок, хозяева этих сохатых, друг от дружки набираются инстинктов и ума первобытного.

Они давно теперь, все и каждый по тундре с карабинами мигрируют.

– Так и что? – возник Санька, – конкистадоров наших подстрелить, думаешь, могут. (Был среди нас Сашка весьма начитан и такие сложные слова мог воспроизводить почти свободно).

Однако, проворчал недовольно:

– Что ж мне теперь и оленей и геодезию жалеть? Я – один, а их…

– Э… э, – скривился Серёга. – Чего гадать будем? Как вернуться – пересчитаем. Всё ясно станет.

– Хорошо бы Витька не подстрелили, – размышлял далее эрудит Сашка. – Всё-таки к магнитометру понимание только у него есть.

– Будем надеятся. За магнитные измерения и у меня душа болит. – Закончил наше словоблудие подошедший начальник наш Игорёшка.

Витька пролез в ораву десанта.

Афоня, старший над геодезией, был его давним приятелем. Корешем, можно сказать. Ещё до работы в экспедиции.

То ли служили в каких-то войсках, то ли в кабаке мурманском в потасовке участвавали. Не ведаю точно.

Но Витька на остров Ямал на доре отчалил. Как наш человек, агент, от геофизики. Хотя Игорёк его этим не озадачивал.