Текст книги "Человек над ситуацией"

Глава 21. Триумвират субъектов: транзактная модель выбора

Индивидуальность: триумвират субъектов (транзактная модель). Среди всех авторов-психотерапевтов, понимавших суть несовпадения разных Я и непредставимости индивидуальности как формы существования «Верховного Я», автору ближе всего Эрик Берн. Я уже писал ранее, в послесловии к его книге о том, что, на мой взгляд, Берн – это Выготский современной психотерапии, создатель – как он сам ее называл – социальной психиатрии, рассматривающей психику как поле брани интериоризированных значимых других (сам он, впрочем, не использовал таких слов…).

Берновская модель позволяет по-новому взглянуть на классические сюжеты диалогичности сознания, оставленные нам в наследство М. М. Бахтиным, раскрыть психологическое своеобразие взаимоотношений между такими полюсами сознания, которые я называю «Мое Я» и «Мое Ты» (у Ф. Д. Горбова, Я – ВТОРОЕ Я. – Горбов, 2000). Фактически, мы можем прочувствовать существование «Моего Ты», когда спорим с собой, приказываем себе, убеждаем себя, «отпускаем» себя, хвалим себя, успокаиваем себя. «Возьмите себя в руки» – сказали ему; и он взял себя в руки, прижал к груди и отнес в тихое место: нечто подобное я прочитал некогда у одного писателя. Оставим это в качестве метафоры для «Моего Ты».

Каждое «Мое Я» и «Мое Ты» могут быть представлены в виде трехчастной структуры – Родитель, Взрослый, Дитя.

Различение и соотнесение конструктов «Мое Я» – «Мое Ты» послужило основой для проведения ряда экспериментов, проясняющих трактовку личности как «единомножия» взаимодействующих субъектов.

Один из примеров: в дипломном исследовании М. В. Анисимовой фиксировались внутренние диалоги испытуемого в момент решения интеллектуальных задач – диалоги «Мое Я» – «Мое Ты». При различении во внутреннем диалоге, во всех этих самообращениях и ответах самому себе, определении эго-состояний «Взрослый», «Родитель», «Дитя» выяснилось, что нахождение ответа на вопрос задачи подразумевает Взросло-Взрослую внутреннюю коммуникацию. При этом Родительско-Детские внутренние транзакции не содействуют решению.

Рис. 21.1. Транзакции в пространстве индивидуальности (стрелками обозначены потоки катексиса)

Эти и многие другие данные, полученные в русле мультисубъектного подхода, содействуют преодолению мифа (или, точнее, некоего скрытого постулата) изначальной «моносубъектности» личности. Между тем, именно он лежит в основе большого числа исследований, в которых мы застаем человека перед лицом выбора (я имею в виду как психологические, так и социологические исследования).

Выбор, как правило, имеет под собой мультисубъектную основу, особенно если речь идет о выборах важных, судьбоносных, я называю их экзистенциальными выборами.

А. Данная глава содержит опыт психологической интерпретации рефлексивной модели нормированного поведения (Таран, 2000, 2001а, б), представляющей собой, в свою очередь, булеву версию «функции готовности субъекта к биполярному выбору» (Лефевр, 1996). Воспроизведем, следуя автору рефлексивной модели нормированного поведения, Т. А. Таран, основные понятия, описывающие многозначные булевы системы норм[82]82
  Я воспроизвожу здесь полностью фрагмент работы Т. А. Таран, включенный, спустя ряд лет, в нашу совместную статью (Петровский В. А., Таран, 2002а). Несколько слов о том, как возникла эта работа. Первая личная встреча с математиком из Киева, Татьяной Архиповной Таран, произошла в Москве, на 1-й, как многие из нас называют ее, лефевровской конференции, посвященной рефлексивным процессам и управлению (раз в два года, неизменно, под водительством профессора Владимира Евгеньевича Лепского, собирается Конференция, стимулируя сознание российской общественности идеями, способными «сдружить» («сплюсовать»), хотя бы на время, математиков, философов, методологов, социологов, кибернетиков, управленцев, психологов, …даже поэтов.
  Т. А. Таран, знавшая меня до этой встречи лишь заочно, по работе «К построению алгебры когито: опыт игры в бисер» (Петровский В. А., 1997а), предложила по работать вместе, дав как затравку статью «Многозначные булевы модели рефлексивного выбора» (Таран, 2000). Предполагалось, что я смогу осуществить психологическую интерпретацию формальных построений из этой статьи. Я работал около года. «Да ведь это совершенно Ваша работа!» – великодушно признала Татьяна Архиповна, прочитав большой текст, и предложила мне опубликовать тезисы самостоятельно, что я и сделал в 2001 году. Потом мы подготовили с ней общий текст, где были объединены «булевы» истоки концепции (работы самой Т. А. Таран) и их психологическое развитие («мультисубъектный подход», развиваемый в работах автора этих строк). Именно эта общая работа составляет содержание настоящей главы.
  Встреча с Т. А. Таран (а до этого – с В. А. Лефевром, с которым она сотрудничала идейно и лично) была для меня одним из важных событий в жизни. Вслед за «Алгеброй когито», я развиваю свою, еще ненаписанную, «Алгебру активности» в мысленных диалогах с В. А. Лефевром и Т. А. Таран. Татьяне Архиповне, столь рано ушедшей из жизни, я посвятил не так давно вышедшую книгу «Логика “Я”» (2008в).


[Закрыть]:

«Система норм строится следующим образом <…> Рассматривается множество альтернативных действий, между которыми происходит выбор. Каждая альтернатива оценивается на множестве биполярных шкал с позитивным и негативным полюсами. Полагаем, что позитивный полюс (1) соответствует некоторой норме, а негативный полюс (0) соответствует ее противоположности, которую называем антинормой. Например, на шкале выгодно – невыгодно позитивным полюсом может быть выгодно, негативным – невыгодно, на шкале честно – нечестно позитивный полюс – честно, негативный – нечестно. Тогда двоичный выбор между позитивным и негативным полюсами (то есть между 1 и 0) может интерпретироваться как выбор между нормой и антинормой.

Декартово произведение таких шкал образует частично упорядоченное множество различных комбинаций норм и антинорм. Эти комбинации мы назовем слабыми нормами и слабыми антинормами. Если обозначить каждую норму 1, а антинорму – 0, то каждой слабой норме и слабой антинорме соответствуют два дополнительных по отношению друг к другу булевых вектора.

Декартово произведение n бинарных шкал образует частично упорядоченное множество норм D=<L, ≤ >, где L=2ⁿ -булева решетка.

Единицу решетки (sup L=I) будем называть общей Нормой, а нуль (inf L=0) – общей Антинормой. Промежуточные значения xϵL, такие, что 0 <x<I, то есть лежащие между Нормой и Антинормой, являются слабыми нормами и слабыми антинормами. Каждая слабая антинорма – это значение, противоположное слабой норме. Если некоторое значение xϵL – слабая норма, то значение x′ϵL, которое является дополнением x в булевой решетке L, – слабая антинорма, и наоборот. Отношение порядка ≤ на множестве слабых норм и слабых антинорм будем интерпретировать так: норма x – более слабая норма (антинорма), чем y, если x≤y. Соответственно, в этом случае y – менее слабая, то есть более сильная норма (антинорма). Тогда общая Норма – наиболее сильная из всех норм и антинорм.

Любая булева решетка образует многозначную булеву алгебру (Биркгоф, 1952), которая изоморфна булевой логике на множестве норм B_n=<L,∨,&,> с операциями дизъюнкции x∨y≡sup{x,y} и конъюнкции x&y≡inf{x,y}, где x, yϵL. Операция отрицания ¬x соответствует дополнению x в решетке L.

Многозначную булеву логику B_n, построенную таким образом, назовем логикой норм. Будем полагать, что выделенным истинностным значением логики норм является Норма: I. Значения x и y могут оказаться несравнимыми на шкале норм. Значение импликации x→y[83]83
  В этой главе используем традиционную запись импликации – стрелочку (→), а не бумеранг ().


[Закрыть] определяется как точная верхняя грань значений ¬x, y: x→y=¬x∨y=sup{¬x,y}. Импликация будет принимать значение, равное I, во всех случаях, когда x≤y, то есть:

|x→y| = I, если и только если x≤y

Из свойств импликации следует, что в логике норм, во-первых, выполняется принцип тождества: |x→x|≡I, а во-вторых, если x<y, то |x → y|=I, то есть из более слабой нормы (антинормы) x всегда следует менее слабая y (иными словами, более сильная).

Каждое действие, которое субъект может выбрать в некоторой ситуации, получает оценку на шкале норм. Модель рефлексивного поведения отражает готовность субъекта к выбору действия, удовлетворяющего определенному подмножеству норм. Поэтому в дальнейшем под альтернативой мы будем понимать ту или иную (слабую) норму или антинорму на булевой шкале норм» (Таран, 2000).

Отталкиваясь от этих понятий, введенных Т. А. Таран, будем в дальнейшем булеву версию функции готовности субъекта к выбору, A=(a3→a2)→a1, именовать базовой моделью рефлексивного выбора (или, более кратко, – «базовой моделью»).

Базовая модель представляет собой оригинальную версию капитальной идеи В. Лефевра, описывающей готовность субъекта к выбору, и, таким образом, воспроизводит в себе принцип осмысления переменных, фигурирующих в формуле А=(а3→а2)→а1 (мы будем далее называть эти переменные основными переменными базовой модели, а переменные, получаемые в результате логических операций, производимых над основными переменными, соответственно, порожденными переменными). В базовой модели выбора переменная а1 интерпретируется как давление среды к выбору одной из альтернатив: Нормы, Антинормы, слабой нормы или слабой антинормы. Это реальное давление среды, которое не осознается субъектом, но ощущается на подсознательном уровне. Представление субъекта о давлении среды описывается переменной a2. Это то, чего ожидает субъект от внешнего мира в сложившейся ситуации. Эти ожидания складываются на основании предыдущего опыта субъекта. Переменная a3 описывает планы субъекта, касающиеся выбора одной из альтернатив, то есть его интенции или желания, которые он хотел бы осуществить в будущем. A – это та альтернатива (оценка действия на шкале норм), которую субъект готов выбрать (Таран, 2000). Предполагается, что переменные формулы готовности субъекта могут принимать любые значения на булевой решетке норм < L, ≤ > независимо друг от друга.

Отметим, что следствия, выводимые формально из базовой модели выбора, доказали свою значимость для разработки проблем рефлексивного управления, позволили автору модели ввести новые теоретические конструкты, а также уточнить ранее описанные («реалистический выбор», «рефлексивное программирование», «реактивный способ существования», «нормативное поведение», «самооценка» и др.).

Б. Думается, что всем этим не ограничивается сфера возможного использования базовой модели рефлексивного выбора Т. А. Таран. Вопрос состоит в том, насколько приемлемы и действенны те же формальные посылки и следствия в области фундаментальной и практической психологии личности – прежде всего в тех областях, где главенствует принцип несовпадения рефлексивных и до-рефлексивных уровней построения поведения и сознания субъекта (с проблемами такого рода постоянно сталкиваются педагоги, психологи-консультанты, психотерапевты).

Существуют, как минимум, два возможных пути дальнейшей работы с моделью. Первый из них – это поиск фактов (не столь уж важно, из каких областей психологической теории и практики они почерпнуты), которые бы иллюстрировали оправданность выводов, полученных формальным путем. Этот путь – вполне достоин того, что бы отнестись к нему с должной серьезностью. Если подобное удается, то это означает, что формальная модель «работает на самое себя», обогащаясь все большим числом подтверждений и превращаясь тем самым в ядро новой теории. В некоторых главах этой книги мы придерживаемся данной траектории следования.

Но есть и другой путь – пожалуй, именно в нем непосредственно заинтересованы психологи, консультанты и психотерапевты. Это – взаимосопряжение базовой модели рефлексивного выбора, с одной стороны, и некоторой иной, уже существующей в науке, но также нуждающейся в своем развитии модели интерпретации поведения человека в условиях выбора – с другой стороны. В данной главе мы избираем для себя второй путь. На этом пути нам надлежит выяснить, какие психологические реалии, фигурирующие в составе некоторой психологической теории, а не «вообще в психологии», вырисовываются за терминами рефлексивной теории В. Лефевра и булевой версии функции готовности субъекта к выбору Т. Таран (Таран, 2000).

Итак, разрабатывая психологическую интерпретацию базовой модели, мы исходим из двух посылок. Первая состоит в том, что такая интерпретация должна быть не «какой-нибудь» психологической версией формальной теории, а «семантизацией» формальных отношений в составе некоторой, находящейся в развитии, психологической теории. Вторая посылка – это условие семантической совместимости искомой психологической версии базовой модели и исходной интерпретации основных ее терминов в теории В. Лефевра и модели Т. Таран.

Иными словами, принимаемая здесь задача заключается в том, чтобы сохранить смысл этой формулы, в исходном варианте описывающей выбор субъекта, обладающего интенциями, ожиданиями и испытывающего на себе воздействие среды. В рамках этой задачи, необходимо ответить на такие вопросы: чем – психологически – могли бы являться основные конструкты базовой модели выбора, такие как «давление среды» («а1»), «представление о давлении среды» («а2»), «интенции или желания, которые (субъект) хотел бы осуществить в будущем» («а3») и, наконец, сама «функция готовности субъекта к выбору» («A=(a3→a2)→a1»). Должны быть осмыслены также производные конструкты, символизируемые выражениями: «a2→a1» и «а3→а2», и – пока еще «безымянные» – знакосочетания «а2», «а3», «a1&a2» и др.

При этом мы будем считать вполне допустимым, что некоторые элементы, производные от основных элементов базовой модели, приобретут иное прочтение. Таким образом, будущая интерпретация должна предоставить основным и производным элементам как бы дополнительное местожительство – на территории уже существующей психологической теории. Разумеется, при этом будут уточняться понятия и самой психологической теории, предоставляющей свои ресурсы в пользование математической модели (иначе – «состыковка» моделей – праздная трата времени). Иными словами, «приглашающая сторона» – психологическая теория, позволяющая использовать свои понятия, – не остается безучастной к тем, кто пользуется ее гостеприимством. Она проявляет подлинный интерес, рассчитывая получить что-то в ответ. Например – критерии для оценки имеющихся ресурсов, возможностей расширения своих владений и т. д., и т. п. Вполне естественно, что «гостям», при обустройстве их жилья, разрешены определенные перестановки, отделка, новое функциональное использование предметов, а также дизайн по собственному вкусу.

Попробуем теперь ответить на центральный вопрос: с какой из психологических моделей описания личности (теорий личности) могла бы вступить в продуктивный «диалог» базовая модель рефлексивного выбора?

В. Наша общее предположение состоит в том, что в психологии есть такая модель и что этой психологической моделью понимания личности является эго-структура личности в транзактном анализе Эрика Берна.

Кратко напомним читателю, каковы структурно-функциональные блоки интерпретации личности в теории Э. Берна. При ее разработке Э. Берн исходит из трех постулатов (положений, «которым до сих пор не найдено исключений»); воспроизведем эти «прагматические постулаты» из книги, в которой ее автор предлагает наиболее строгое изложение основ своей теории (Берн, 2001):

1. Каждый взрослый человек был когда-то ребенком.

2. Любой человек, чей мозг в достаточной степени функционально развит, потенциально способен проверять реальность.

3. Каждый человек, достигший взрослого возраста, имел родителей или лиц, замещающих родителей.

Соответствующие гипотезы автора транзактного анализа таковы:

1. Пережитки детства сохраняются в последующей жизни в виде целостных эго-состояний (археопсихические пережитки).

2. Проверка реальности является функцией отдельных эго-состояний, а не изолированной «способностью» (неопсихическое функционирование).

3. Исполнительную власть может брать на себя целостное эгосостояние, взятое у другого человека в том виде, в котором он был воспринят (экстеропсихическое функционирование).

Рис. 21.2. Структура личности, состоящая из трех органов (а), которые проявляются как три эго-состояния (б)

Структура личности состоит из трех органов: экстеропсихики, неопсихики и археопсихики (см. рис. 21.2а). «Феноменологически и операционально» эти органы личности «проявляются как три типа эгосостояний, которые, соответственно, называются Родитель, Взрослый, Ребенок» (рис. 21.2б).

Каждое из эго-состояний обладает тем качеством, которое может быть обозначено как «субъектность» (Петровский, 2003); эгосостояния – нечто большее, чем просто специфические паттерны мыслей, представлений, чувств, действий. «Деление на три элемента, – пишет Берн, – следует понимать вполне буквально. Это как если бы в каждом пациенте присутствовали три разных человека» (Берн, 2001, с. 272)[84]84
  Приведем еще два высказывания Берна, чтобы подчеркнуть субъектность эго-состояний, тот факт, что они для создателя транзактного анализа – не просто некие «состояния», свойственные индивиду, но каждое есть его особое «я», пребывающее в тех или иных состояниях: «Вмешательство терапевта будет идеальным тогда, когда оно попадет точно в цель, то есть существенно и приемлемо для всех трех аспектов личности пациента, поскольку все три услышали, что он сказал» (Берн, 2001, с. 273); «Терапевту следует задаться вопросом: почему пациент позволяет себя разоблачать? Может быть, это его Родитель предает Ребенка? Или Взрослый уговаривает Ребенка рассекретиться? Или это Ребенок продолжает свою игру с целью “спасти лицо”, хотя и упрощает ее для терапевта, надеясь, что его спасут, подобно тому, как мальчуган попискивает из своего укрытия во время игры в прятки, помогая себя обнаружить?» (Берн, 2000, с. 257).


[Закрыть]. Мы делаем акцент на субъектности эго-состояний, чтобы подчеркнуть: личность есть единомножие субъектов, полисубъектное образование; каждый из образующих личность субъектов может обладать особыми запросами, что и задает, в силу возможных здесь противоречий, ситуацию выбора.

Транзактная интерпретация элементов базовой модели рефлексивного выбора. Прежде чем сделать следующий шаг в построении транзактной версии базовой модели рефлексивного выбора, определим некоторые новые способы осмысления символов, фигурирующих в базовой модели. Заметим, что при этом логическая форма модели, механизм выведения следствий, общий смысл построений остаются неизменными.

Мы будем говорить о «ценностях», «интересах», «притязаниях», «валентностях», «значимостях» и т. п., реализуя в них фундаментальную идею «нормы» базовой модели; мы будем использовать здесь обобщающий термин «запрос», имея в виду многомерный вектор активности эго-состояний субъекта и говоря, соответственно, о булевой решетке запросов (в конечном счете мы сможем вернуть к решетке собственно норм, определяя в дальнейшем меру нормативности субъекта). По аналогии с «более сильными» и «более слабыми нормами», мы будем говорить также о более развитых и менее развитых запросах (в качестве синонимов могут использоваться такие слова, как «более активные» («более выраженные», «более интенсивные» и т. п.)» – «менее активные» («более пассивные», «более скромные» и т. п.) запросы[85]85
  По сути, само сравнение запросов («более развитый» – «менее развитый»), если только оно осмысляется аксиологически, в терминах «лучше – хуже», возможно при условии того, что эти запросы «проецируются» на булеву решетку норм.


[Закрыть]. В соответствии с этим, о самом субъекте запроса мы говорим как о «более активном» (притязательном, амбициозном, пристрастном, вовлеченном и т. п.)» и – «менее активном» (такой субъект описывается как более «непритязательный», «менее амбициозный», он – «пассивнее», «беспристрастнее», «безучастнее», и т. п.). Сравнивая запросы субъектов, мы говорим также, что один запрос превосходит другой или уступает ему. О запросах субъектов, соответствующих «несравнимым» элементам на булевой решетке норм, говорим, что запросы этих субъектов расходятся (о самих субъектах – что они расходятся в своих запросах). Ситуацию «несравнимости» элементов, в соответствии с традицией, мы будем обозначать символом «║».

Рассмотрим теперь подробнее и подвергнем взаимной интерпретации основные элементы базовой модели выбора и то, что выше было обозначено как запросы Ребенка, Родителя и Взрослого.

Наиболее общая идея настоящей работы заключается в том, что «запросы» Ребенка сопоставимы с «реальным давлением среды» (а1), запросы Родителя – с «представлениями о давлении среды» (а2), а запросы Взрослого – с «интенциями субъекта» (а3).

В настоящей работе мы только наметим теоретико-психологическое и формально-логическое обоснование данного положения.

«Давление среды» – «Запросы Ребенка». Эго-состояние «Ребенок» у Берна полнится импульсами, влечениями, ему свойственно то, что Ку рт Левин, основатель «топологической психологии», называл «полевым поведением». Берновский Ребенок не задумывается о последствиях своих реакций, – он не рефлексивен, а рефлекторен.

Вот почему, в частности, запросам Ребенка (в дальнейшем – Д[86]86
  В транзактном анализе принято использовать аббревиатуру Д («Дитя») вместо Р («Ребенок»), чтобы в записи не возникало смешения с Р («Родителем»). Иногда, для того чтобы подчеркнуть, что речь идет именно о Естественном Ребенке, мы будем использовать запись «ЕД».


[Закрыть]) мы ставим в соответствие символ «а1» базовой модели Т. Таран.

Раскроем эту версию подробнее. Прежде всего, заметим, что «давление среды» феноменологически есть то, что переживается субъектом как исходящее из среды, как нечто, действующее на субъекта извне (здесь подходят такие термины как «требование среды», а также левиновский термин «валентность» – то есть непосредственная привлекательность стимула), но при этом – как нечто, воплощающееся в ответное действие индивида на среду. Переживается тенденция к такому действию, сама установка действовать подобным образом (что может быть зарисовано как вектор, направленный от субъекта к среде). Интерпретируя а 1, как то, что обнаруживается Ребенком, мы, таким образом, логически включаем в «давление» среды свойства того, кому адресованы «воздействия среды» (через кого эти воздействия проявляются) – подобно тому, как при описании физических и химических свойств вещей мы привлекаем к рассмотрению другие вещи, например, при описании костра – искры, летящие вверх, жар на лице и т. п.; словом, мы различаем «воздействие среды» (безличный абстракт) и «давление среды» (эффект влияния, оказываемого средой на субъекта). «Воздействие среды» – диспозиционный предикат, присущий окружению субъекта (подобно любому другому диспозиционному предикату, ему логически предписано проявлять себя «через иное»[87]87
  Изящную логическую теорию «диспозиционных предикатов» мы встречаем у логика Л. Рвачева в книге «Математика и семантика» (Рвачев, 1966). В своих работах он, в частности, вводит понятие «прибора» (как средства «проявления» свойств вещей) и, между прочим, формально показывает, что «быть вещью» не есть свойство вещи.


[Закрыть], то есть в данном случае, через субъекта), а «давление среды» есть сам феномен воздейственности среды на субъект – эффект влияния, которое она на него оказывает (переживания и тенденции самого субъекта, той его «части», которая может быть описана в терминах «эго-состояние Дитя»).

По своей природе, «а 1», таким образом, есть результат взаимодействия двух невидимых величин: а'1 и а"1. Первое описывает «среду как таковую», второе – «субъекта как такового». Эти абстрактные сущности («теоретические конструкты») суть, конечно, мнимости нашего разума. «Мнимость» здесь выступает не в математическом, а в изначальном языковом смысле – от слова «мнить», «мыслить». Но, если позволить себе математические аналогии, трудно не соблазниться идеей произведения двух противостоящих друг другу мнимостей, в простейшем случае, «i=√-1» и «—i=-√-1», что при перемножении дает единицу «+1» действительного «давления среды».

Итак, если признать, что «давление среды» есть «валентность» элементов «поля» (а как не признать это?), и валентность этих элементов рассматривать как источник «полевого поведения» (все это термины К. Левина), то родственность понятий «давление среды» и «запросы Ребенка» превращается в нечто само собой разумеющееся. Добавим также, что «импульсивное» («полевое») поведение субъекта, если следовать психологической классике, соотносимо с поведением ребенка и только ребенка (оно может наблюдаться у взрослых при регрессии возраста). Если принять сказанное, то, формально, «запросы Ребенка», в качестве транзактного эквивалента «давления среды», «а 1», мы могли бы определить далее как «пересечение» двух элементов: а1=(а1)’&(a1)», где (а1)’ – потенциальный запрос («провокативность») среды по отношению к Ребенку и «(а1)» – потенциальный запрос Ребенка (говоря – «потенциальный» – мы подчеркиваем, что это «диспозиционный предикат», или, если воспользоваться термином А. С. Прангишвили[88]88
  А. С. Прангишвили – теоретик, представитель «психологии установки» Д. Н. Узнадзе.


[Закрыть] – «предиспозиция» реагирования) по отношению к среде. Например, элемент а1=(0,1,0) может рассматриваться как результат пересечения элементов (а1)’=(1,1,0) и «(а1)»=(0,1,1) и т. п. Остается добавить, что параметры среды при этом могут варьировать в пределах: (а1)’_max=(1,1,1) – «поддерживающая» («стимулирующая», «принимающая») среда и (а1)’_min=(0,0,0) – «отвергающая» («противодействующая») среда; точно также предиспозиции Ребенка варьируют между полюсами: (а1)’_max=(1,1,1) – «активный» («открытый», «инициативный») Ребенок и (а1)’_min=(0,0,0) – «пассивный» («защищающийся», «апатичный») Ребенок. «Отвергающая» среда режет под корень все потенциальные запросы Ребенка (они так и остаются не актуализированными), а пассивный Ребенок загодя упраздняет все, что предлагает ему среда.

«Представление о давлении среды» – «Запросы Родителя». Берновский Родитель – носитель «совершенного» знания (причем «совершенство» этого знания большей частью сомнительно). Первые представления ребенка о себе производны от того, что говорят о нем и как видят его родители (Кул и, Дж. Мид). Но потом этот взгляд может существенно измениться.

Вдумаемся в слово «представить». Оно означает, что нечто, о чем идет речь, существует (или «поставлено») «перед», «пред». Представление о давлении среды на субъекта охватывает два противостоящих друг другу момента: «образ среды» и «образ себя (в качестве объекта воздействия или в качестве субъекта, противостоящего этому воздействию)». Но «образ себя» всегда предполагает взгляд на себя «со стороны», с позиции кого-то другого. Онтогенетически (в аспекте развития ребенка) другой человек, с позиции которого реализуется «сторонний взгляд», – это тот, кто воспитывает ребенка: родители. Родителям свойственна еще одна роль: предвидение будущего (или так, по крайней мере, кажется самому ребенку). Речь идет о том, что в некоторой области проявлений субъекта последствия его действий предсказуемы (родители почти наверняка знают, что произойдет, если ребенок оступится, поднимаясь по лестнице и т. п.)[89]89
  «Проявления Родителя – это, своего рода, воспоминания о Будущем. Действительно, воспитывающий взрослый в глазах интроецирующего его ребенка неотвратимым образом детерминирует его поведение, точно зная, что произойдет дальше. И то правда, – что в детстве воспитывающие взрослые часто дальновиднее детей и вполне в силах заставить их действовать в соответствии со своими личными представлениями о желаемом и должном (образами «потребного будущего»). Когда взрослые хотят заставить детей сделать что-то, они высказываются в прошедшем времени, как бы взирая из будущего. Они говорят, например: «Так! (только Родитель знает «как»)… Все встали… Сели… Раскрыли портфели… Взяли ручки…» (будто бы все это уже было когда-то). Педагог Михаил Щетинин напомнил мне фразу, которую, как он сказал, понимают все школьники, хотя она, конечно, совершенно абсурдна. Повторю слово в слово: «Тыча в ребенка пальцем, учитель – грозно: “Ты – почему?!” (и дети начинают лихорадочно оправдываться)». Сама эта фраза подчеркивает чисто Родительскую логику мировосприятия: «Все имеет свой смысл» (см. главу «Смысловые миры личности»); ребенок обязан заранее знать его и с ним считаться. Родитель олицетворяет аристотелевскую энтелехию, вживленную в психику ребенка и «продвигающую» его к заранее предопределенному и известному результату (Петровский В. А., 2001а).


[Закрыть]. Инерция того, что «кто-то знает», сохраняется на протяжении всей человеческой жизни, хотя интеллектуально (с позиции Взрослого, «умом») некоторые люди способны преодолеть такую иллюзию. Вот почему, если предположить, что представление о том, чего требует среда (образ должного), «ожидание» (то, «чего ожидает субъект от внешнего мира в сложившейся ситуации» – Т. Таран), имеет своего субъекта, того, «кто знает», логично соотнести с родительской фигурой, запечатленной в психике субъекта (заимствованный опыт того, кто воспитывал).

Итак, запросам Родителя (в дальнейшем – Р) мы можем поставить в соответствие символ а2 базовой модели выбора.

«Интенции» – «Запросы Взрослого». Берновский Взрослый исповедует принцип реальности. Взрослому свойственна объективность, автономия, бытие «здесь и теперь». Способность Взрослого быть «здесь и теперь», конечно, не означает, что кругозор Взрослого ограничен сиюминутным. Наоборот, Взрослый – целеполагающее существо. Он помышляет о том, что будет «там и тогда», и, тестируя реальность, прогнозирует и проектирует будущее. Эго-состояние «Взрослый» характеризует центр самосознания личности, источник разумной воли.

Все сказанное о Взрослом и позволяет нам утверждать, что запросам Взрослого (в дальнейшем – В) в базовой модели выбора соответствует переменная a3, которая «описывает планы субъекта к выбору одной из альтернатив, то есть его интенции или желания, которые он хотел бы осуществить в будущем».

Остается дать также транзактную интерпретацию булевой версии функции готовности субъекта к выбору («оценку действия на шкале норм»), A=(a3→a2)→a1, и предложить психологическую трактовку «производных» элементов базовой модели выбора, таких как а2, а3, придавая им особый статус в построении поведения личности. Особое значение будет приписано знакосочетаниям а3→а2 и а2→а1 (обо всем этом – далее).

Сопоставляя элементы а3, а2, а1 – с одной стороны, и Р, В, Д – с другой, мы не можем обойти молчанием еще один важный аспект соотнесения базовой модели выбора и транзактной ее интерпретации. В предлагаемой транзактной версии запросы субъекта (запросы его Взрослого, Родителя, Ребенка), логическим прототипом которых выступают для нас символы а3, а2, а1 базовой модели выбора, суть явления одного и того же порядка (в отличие от «интенций», «ожиданий» и «давления среды» исходной модели). Почему мы ставим ударение на этом? Если предположить, что явления, скрывающиеся за символами а3, а2, а1, были бы разноплановы (гетерогенны, разноосновны), то как, спрашивается, они могли бы вступать в конкурентные или коалиционные отношения друг с другом? Но именно эти отношения образуют смысл построения транзактной версии базовой модели выбора, ибо нас интересуют «выборы» человека в условиях столкновения интересов, присущих тем или иным «частям» его личности, – «субъектам», из которых она «состоит». Тот факт, что эти запросы, как мы выясним далее, качественно своеобразны, что их роль в регуляции поведения неодинакова и что они принадлежат разным стратам сознания субъекта, вполне совместим с утверждением, что они идентичны в главном: быть вектором активности, исходящей из эго-состояний личности (от субъекта – вовне).

Остановимся теперь на характеристике рассмотренных эгосостояний, делая акцент на запросах, им свойственных; раскроем также возможное соответствие между всем комплексом элементов, фигурирующих в базовой модели выбора, и многообразием элементов транзактной модели описания личности.

Будем теперь продвигаться в нашем дальнейшем исследовании, на этот раз, в обратном порядке: запросы Взрослого (а3), запросы Родителя (а2), запросы Ребенка (а1). В чем специфика этих запросов? К чему стремится каждая из указанных «подсистем» субъекта активности?

Взрослый нацелен на эффективность; он развивает новые способности, преодолевает препятствия, выдвигает новые задачи, обогащающие его жизнь (ведущая мотивация Взрослого – «могу», «способен», «достигну», «научусь», «узнаю», «сделаю», а также – «это эффективно», «это полезно», «это целесообразно» и т. п.). Определяющий признак всех ценностей Взрослого – расширение возможностей жить, действовать, постигать, творить. Все это служит цели саморазвития и развития другого, других, в том числе и тех, кто «живет» внутри, – обогащения сферы «могу», «можешь». Каждая ценность, которую осваивает Взрослый, – это еще один инструмент его собственного бытия и бытия другого, новый источник опыта. В терминах, которые были использованы прежде в работах автора, посвященных проблеме активности субъекта (Петровский В. А., 1996), сказанное можно было бы выразить так: определяющим признаком всех ценностей Взрослого является обретение субъектом новых возможностей движения деятельности и общения, выхода за пределы освоенного. Одна из задач Взрослого – гармонизация взаимоотношений между собой (эго-состояние «Взрослый») и другими инстанциями личности (эго-состояния «Родитель» и «Ребенок»). Выдающуюся роль в этих процессах играет саморефлексия[90]90
  «Всякий раз, когда отодвигаются рамки неявного, нерефлексируемого знания за счет рефлексии, неизбежно возникают новые неявные допущения, имплицитно присутствующие предпосылки» (Корнилова, Смирнов, 2006).


[Закрыть].

Итак, запросы Взрослого, вместе с негативными полюсами шкалы, можно обозначить в таких словах, как: «есть нужда – нет нужды», «приемлемо – сомнительно», «возможно – проблематично», «необходимо – необязательно», «было бы разумно так сделать – можно обойтись без этого», «Игра стоит свеч!» – «Стоит ли браться?», «Лучше так, чем иначе» – «Не будем спешить с выводами» и т. д. и т. п. Когда мы спрашиваем у кого-то: «Да надо ли Вам это?», мы обращаемся к запросам Взрослого. Точно также, когда транзактный аналитик говорит клиенту: «Вы действительно этого хотите?»[91]91
  Излюбленный вопрос Берна.


[Закрыть], он обращается к Взрослой части его личности. Иногда апелляция к Взрослому имеет характер вразумляющего напоминания: «Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным…»

Родитель отслеживает притязания Ребенка, осуществляет контроль над его нуждами, а также содействует их осуществлению. Выделяются две разновидности Родителя: Контролирующий Родитель и Опекающий Родитель (см. рис. 21.3).

Рис. 21.3. Две разновидности Родителя: Контролирующий и Опекающий

Контролирующий Родитель стремится властвовать над другими. Определяющий признак всех его ценностей – долженствование, требование, чтобы кто-то обладал чем-то, исполнял что-то (наставления). Он требует, чтобы окружающие соответствовали его представлениям о должном; мотив – «долг», «требование: ты обязан быть таким, каким я хочу тебя видеть», «я заставлю тебя соответствовать этому!» (запрещено что-то иное)[92]92
  Иногда это принимает завуалированные формы: бабушка – внучке: «Кушай курочку!..» (а кормит рыбой). Вы спросите: почему именно «курочку»?! Потому что ребенок не любит рыбку, зато любит курочку.


[Закрыть]. Таков позитивный полюс шкалы. Негативный полюс это разрешения («позволено», «можешь не делать этого», «можешь не иметь этого» и т. п.).

Запросам Контролирующего Родителя (в дальнейшем – КР) поставим в соответствие символ а2 базовой модели выбора, помня о том, что а2 в этом случае превосходит а 1 (а2>а 1) или а2 несравнимо с а 1 (а2║ а1).

Опекающий Родитель стремится поддерживать других, он потворствует окружающим в осуществлении их нужд, исходит не столько из объективного интереса, сколько из субъективных потребностей тех, о ком заботится (мотив – «помогу», «научу», «сделаю для тебя», «поделюсь с тобой» и т. д., и т. п.). Определяющий признак всех ценностей Опекающего Родителя – обеспечение свобод и интересов других людей, действование «во имя» кого-либо. При этом Опекающему Родителю, если иметь в виду позитивный полюс его запросов, свойственна та же требовательность и настойчивость, что и Контролирующему Родителю: «Ты должен делать то, что ты хочешь», «Тебе нужно воспользоваться тем, что тебе поможет»; негативный полюс – те же разрешения («позволено», «можешь»), что и в случае Контролирующего Родителя.