Текст книги "Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений"

В отличие от дуализма с позиции монизма международное и внутригосударственное право существуют в единой системе права. В специальной литературе выделяется два вида монизма: (1) с преимуществом внутригосударственного права; (2) с приоритетом международного права.

Монизм с приоритетом внутригосударственного права основан на работах Г. Гегеля, полагавшего, что международное право – это внешнее государственное право, а суверенитет государства является высшей международной ценностью. Вместе с тем, даже Ж. Боден, в XVI в. выделивший категорию «суверенитет», предоставленный не государству, а государю, рассматривал его не как абсолютный, а как относительный. Необходимо подчеркнуть, что ещё в XVI в. Ж. Боден понимал теоретическую несостоятельность и практическую невозможность абсолютного государственного суверенитета.

Однако уже в XXI в. многие исследователи продолжают исходить из идеи абсолютного государственного суверенитета, не приводя достаточных теоретических, правовых и практических аргументов. Так, Е. Ю. Стёпкин сделал вывод о необходимости установления Конституционным Судом РФ соответствия норм международного права Конституции РФ. Развивая эту идею, он писал: «Предлагается дополнить ч. 4 ст. 15 Конституции РФ включением в неё положений о нормах международного права, а именно: Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов проверяет конституционность закона и/или нормы международного права, примененных или подлежащих применению в конкретном деле, в порядке, установленном федеральным законом»[377]377
  Стёпкин Е. Ю. Соотношение норм конституционного права России и международного права при обеспечении личных прав человека и гражданина: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 11.


[Закрыть]. Полагаю, данная концепция основана на первом предложении ч. 4 ст. 15 Конституции РФ: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью её правовой системы». Вероятно, на этом же основании В. Д. Зорькин считает, что Европейская конвенция по правам человека – часть российского конституционного права, и критикует радикальный монизм в своей статье «Вызовы глобализации и правовая концепция мироустройства»[378]378
  Российская газета. 2010. 10 сент. № 5283.


[Закрыть].

К чему в результате такой подход приводит в сложившейся судебной практике? Приведу только два примера. Первый связан с природой постановлений Европейского Суда по правам человека (далее также – ЕСПЧ) и возобновления производства по делу судами общей юрисдикции или арбитражными судами в результате установленного этим Судом нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В соответствии с ч. 4 ст. 413 УПК РФ установленное ЕСПЧ нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации уголовного дела является «новым обстоятельством». В части 2 ст. 413 УПК РФ дается аутентичное толкование оценочного понятия «новые обстоятельства» – это «обстоятельства, не известные суду на момент вынесения судебного решения…». Вместе с тем, очевидно, что, во-первых, Конвенция о защите прав человека и основных свобод не «обстоятельство», т. е. не факт, а международный договор – форма международного права; во-вторых, не «новый» «факт», а право, обязательное для применения российскими судами и существовавшее на момент рассмотрения уголовного дела. Согласно ч. 3 ст. 311 АПК РФ установленное ЕСПЧ нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод также относится к «новым обстоятельствам».

Действующий ГПК РФ длительное время вообще не предусматривал каких-либо норм права, которые должен применять суд общей юрисдикции при рассмотрении дел в случае установления ЕСПЧ нарушения национальным судом положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Практика судов общей юрисдикции складывалась в соответствии с юридическим позитивизмом. Так, в Постановлении Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А. А. Дорошок, А. Е. Кота и Е. Ю. Федотовой» было установлено: «В удовлетворении заявлений А. Е. Кота и А. А. Дорошка о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам постановлений судов надзорной инстанции было отказано со ссылкой на то, что статья 392 ГПК Российской Федерации содержит исчерпывающий перечень оснований для такого пересмотра, в число которых вынесение Европейским Судом по правам человека решения в пользу заявителя не входит». В то же время Конституционный Суд РФ, несмотря на то, что в ГПК РФ имелся пробел, а не содержалась норма права, противоречащая Конституции РФ, во-первых, принял запрос к своему производству. Во-вторых, Конституционный Суд РФ весьма спорно постановил: «Признать часть вторую статьи 392 ГПК Российской Федерации не противоречащей Конституции Российской Федерации, поскольку … она не может рассматриваться как позволяющая суду общей юрисдикции отказывать в пересмотре по заявлению гражданина вынесенного им судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам в случае, если Европейским Судом по правам человека установлено нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении конкретного дела …».

Вместе с тем, с позиций научно обоснованной концепции интегративного понимания права, а также единой системы форм национального и/или международного права, реализующегося в государстве, представляется теоретически более обоснованной точка зрения, сформулированная в п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2010 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», в соответствии с которой «При осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации … неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению судебного акта»[379]379
  Российская газета. 2003. 2 декабря. № 224.


[Закрыть].

Следовательно, с позиций научно обоснованной концепции интегративного понимания права, а также единой системы форм национального и/или международного права, реализующегося в государстве, возможно сделать иной вывод: международное право является правом, обязательным для применения судами, а не «новым» или «вновь открывшимся» «обстоятельством». В связи с этим предлагаю внести соответствующие и единообразные изменения в УПК РФ, АПК РФ и ГПК РФ.

Второй пример связан с постановлением «Константин Маркин … против Российской Федерации», вынесенным ЕСПЧ 7 октября 2010 г. К. Маркин являлся военнослужащим военной части № 41480. 30 сентября 2005 г. жена К. Маркина родила третьего ребенка. В тот же день суд вынес решение о расторжении брака между супругами. 6 октября 2005 г. родители заключили соглашение, согласно которому их трое детей остались жить с К. Маркиным. 11 октября 2005 г. К. Маркин обратился к начальнику воинской части с просьбой предоставить ему отпуск по уходу за ребенком продолжительностью три года. 12 октября 2005 г. начальник воинской части отказал К. Маркину в его заявлении, ссылаясь на то, что по закону такой отпуск предоставляется лишь военнослужащим женского пола. 30 ноября 2005 г. К. Маркин обратился с соответствующим заявлением в суд. 14 марта 2006 г. Пушкинский гарнизонный военный суд отказал К. Маркину в удовлетворении иска в связи «с отсутствием оснований в российском законодательстве». 27 апреля 2006 г. Ленинградский окружной военный суд оставил вынесенное решение в силе. Кассационная инстанция поддержала мотивировку решения суда первой инстанции, добавив дополнительный довод: «размышления заявителя относительно равноправия мужчин и женщин … не могут служить основанием для отмены решения суда первой инстанции …».

11 августа 2008 г. К. Маркин обратился в Конституционный Суд РФ. 15 января 2009 г. Конституционный Суд РФ вынес, к сожалению, не постановление, а определение с «положительным содержанием»[380]380
  См. подробнее: Глухов А. В. Юридическая природа постановлений и определений Конституционного Суда Российской Федерации в сфере труда: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 15, 16.


[Закрыть], которым отклонил жалобу К. Маркина, заметив: «Федеральный законодатель, определяя специальный правовой статус военнослужащих, вправе в рамках своей дискреции устанавливать для них как ограничения в части реализации гражданских прав и свобод, так и особые обязанности …».

Первая секция Европейского Суда по правам человека в своем постановлении от 7 октября 2010 г. подчеркнула: «государства могут наложить определенные ограничения на права военнослужащих в случае реальной опасности нарушения боеспособности вооруженных сил … отметила отсутствие конкретных доказательств, подтверждающих предполагаемый ущерб национальной безопасности… Конституционный Суд Российской Федерации основывал своё решение на чистом предположении… Наконец, в постановлении Европейского Суда по правам человека также замечено: «Европейский Суд особенно поражён утверждением Конституционного Суда Российской Федерации, что военнослужащий, желающий заботиться о собственных детях, может уволиться из вооруженных сил».

В то же время с позиций научно обоснованной концепции интегративного понимания права, а также единой системы форм национального и/или международного права, реализующегося в государстве, исковое заявление К. Маркина о предоставлении отпуска по уходу за ребенком могло бы быть удовлетворено уже в суде первой инстанции. Для этого суд должен был бы применить Конвенцию МОТ № 156 «О равном обращении и равных возможностях для трудящихся мужчин и женщин: трудящихся с семейными обязанностями», вступившую в силу для России 13 февраля 1999 г. В соответствии со ст. 3 Конвенции МОТ № 156 «для обеспечения подлинного равенства обращения и возможностей для трудящихся мужчин и женщин одна из целей национальной политики каждого члена Организации заключается в том, чтобы лица с семейными обязанностями, которые выполняют или желают выполнять оплачиваемую работу, могли осуществлять своё право на это, не подвергаясь дискриминации, и, насколько это возможно, гармонично сочетая профессиональные и семейные обязанности». Поскольку Конвенция МОТ № 156 ратифицирована Федеральным законом от 30 октября 1997 г. № 137-ФЗ и вступила для России в силу 13 февраля 1999 г., постольку в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ она имеет преимущественную силу перед российским федеральным законом, «ограничивающим права мужчин-военнослужащих на выполнение своих семейных обязанностей по воспитанию детей, и подлежит обязательному применению российскими судами. Необходимо также дополнительно подчеркнуть: в соответствии с п. 2 Декларации МОТ от 18 июня 1998 г. «Об основополагающих принципах и правах в сфере труда» все государства-члены МОТ, даже если они не ратифицировали основополагающие Конвенции МОТ, имеют обязательство, вытекающее из самого факта их членства в Организации, соблюдать, содействовать применению и претворять в жизнь принципы, касающиеся основополагающих прав. Одним из таких основополагающих принципов является недопущение дискриминации в области труда и занятий, в том числе по полу.

Данные примеры можно было бы продолжать бесконечно. Однако рамки монографии не позволяют этого делать. Вместе с тем, даже два проанализированных выше примера, думаю, делают возможным сделать следующие выводы.

Позитивистское правопонимание, ограничивающее «всё» право только национальным законом («законодательством»), а также разделение международного права и внутригосударственного права на две системы права, регулирующие различные правоотношения, в конечном итоге может привести к нарушениям прав и правовых интересов физических и юридических лиц.

Научно обоснованная концепция интегративного понимания права, а также включение национального и/или международного права, реализующегося в государстве, в единую, развивающуюся и многоуровневую систему форм внутригосударственного и международного права, реализующегося в России, наоборот, в конечном результате может способствовать эффективной защите прав и правовых интересов физических и юридических лиц. Следовательно, будущие проблемы судебного правоприменения нередко изначально закладываются в правотворческом процессе. В свою очередь, зачастую в основе проблем правотворчества находятся дискуссионные типы правопонимания. И прежде всего юридический позитивизм[381]381
  См.: Ершов В. В. Правопонимание, правотворчество и правоприменение // Российское правосудие. 2008. № 5. С. 7–17.


[Закрыть].

Второй вид монизма – монизм с приоритетом международного права над внутригосударственным правом традиционно разграничивают на радикальный и умеренный. Ярким примером умеренного монизма этого вида является второе предложение ч. 4 ст. 15 Конституции РФ: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Как представляется, умеренный монизм, основанный на соблюдении суверенитета государства, объективно и осознанно ограниченном в той или иной мере на различных исторических этапах развития самим государством, в максимально возможной степени учитывает, с одной стороны, собственные политические, экономические, правовые и иные интересы самого государства, с другой стороны – объективные процессы глобализации, происходящие в мире.

Таким образом, исходя из вышеизложенных теоретических и правовых аргументов, также из научно обоснованной концепции интегративного понимания права, полагаю возможным сделать несколько выводов.

Считаю теоретически обоснованным, а практически необходимым национальное и/или международное право, реализующееся в государстве, включать в единую, развивающуюся и многоуровневую систему форм национального и/или международного права.

Предлагаю установить соотношение отдельных форм международного и внутригосударственного права с позиции умеренного монизма и в соответствии с концепцией относительного суверенитета.

Дополнить Конституцию РФ основополагающими (общими) принципами и нормами права, в соответствии с которыми необходимо установить компетенцию соответствующих национальных органов государственной власти в определении соотношения отдельных форм международного и внутригосударственного права.

В то же время соотношение между отдельными формами международного и национального права в специальной литературе анализируется явно недостаточно. Необходимый и достаточный ответ на этот сложнейший правовой вопрос отсутствует также в Конституции РФ, российских кодексах и иных федеральных законах. В связи с этим эта проблема не нашла своего разрешения и в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации».

Думаю, в основе такого положения вновь находится юридический позитивизм, ограничение «всего» права только «законом», «законодательством» и т. д. В то же время с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания такой ответ сформулировать возможно: право прежде всего выражается в принципах и нормах права, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и международного права, реализующихся в России.

Принципиально новым также является вопрос о соотношении форм международного права между собой.

Правовое значение в ответе на данный вопрос имеет ст. 103 Устава ООН, в соответствии с которой «в том случае, когда обязательства Членов Организации по настоящему Уставу окажутся в противоречии с их обязательствами по какому-либо другому международному соглашению, преимущественную силу имеют обязательства по настоящему Уставу». Статут Международного Суда ООН в ст. 36 предусматривает: «Государства-участники настоящего Статута могут в любое время заявить, что они признают без особого о том соглашения, ipso facto, в отношении любого иного государства, принявшего такое же обязательство, юрисдикцию Суда обязательной по всем правовым вопросам, касающимся: а) толкования договора; б) любого вопроса международного права…».

Данный Статут в ст. 59 и 60 устанавливает обязательность решения суда для сторон, участвующих в деле. Решение Международного Суда окончательно и не подлежит обжалованию (ст. 60 Статута Международного Суда).

Важнейшее правовое значение имеет и Венская Конвенция о праве международных договоров. Согласно ст. 1 этой Конвенции «Настоящая Конвенция применяется к договорам между государствами». Таким образом, в соответствии со ст. 103 Устава ООН, ст. 53, 64, 71 Венской Конвенции о праве международных договоров можно сделать вывод о том, что основополагающие (общие) принципы и нормы международного права имеют преимущественную силу (ius cogens – императивная норма) над специальными принципами и нормами права, содержащимися в международных договорах, отклонение от основополагающих принципов и норм международного права недопустимо, любой международный договор в этих спорах рассматривается как недействительный и не подлежащий применению.

Рассматривая вопрос о соотношении специальных принципов и норм права, содержащихся в обычаях международного права, с принципами и нормами права, выработанными в иных формах международного права, например, Р. З. Зумбулидзе анализирует три возможных теоретических варианта. Первый – обычай выступает в дополнение к «закону» (consuetude secundum legem). Второй – обычай действует «кроме закона» (consuetude praeter legem). Третий – обычай реализуется «против закона» (consuetude adversus или contra legem)[382]382
  Зумбулидзе Р. З. Обычное право как источник (форма) гражданского права: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2003. С. 23, 24.


[Закрыть]. Как представляется, в международном праве принципы и нормы, установленные в обычаях международного права, могут реализовываться в дополнение к иным принципам и нормам международного права (consuetude secundum legem). Такой вывод, в частности, подтверждается преамбулой Венской Конвенции о праве международных договоров, в соответствии с которой «… нормы обычного международного права будут по-прежнему регулировать вопросы, которые не нашли решения в положениях настоящей Конвенции» (выделено мной. – В. Е.). В связи с этим можно установить следующую иерархию форм международного права, реализующихся в России: 1) основополагающие (общие) принципы и нормы международного права; 2) специальные принципы и нормы права, выработанные в международных договорах; 3) специальные принципы и нормы права, содержащиеся в обычаях международного права.

Юридический позитивизм, ограничивающий практически «всё» российское право «законом», «законодательством» и т. д., теоретически не предусматривает существование национального права в иных формах. Отсюда с позиции юридического позитивизма не возникает и вопрос об их соотношении. Вместе с тем, исходя из научно обоснованной концепции интегративного понимания права, внутригосударственное право объективно существует не только в форме правовых актов, но и также в формах – основополагающих (общих) принципов российского права, правовых договоров и обычаев российского права.

В последнее время появились научные работы, в которых основополагающие (общие) принципы российского права относят не к идеям, а к фундаментальной форме российского права. Например, В. В. Ершов в автореферате диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук на тему: «Юридическая природа общих и гражданско-правовых принципов» теоретически убедительно писал: «Принципы российского права с позиций интегративного правопонимания и теории систем определены как самостоятельная основополагающая (фундаментальная) внешняя форма российского права, определяющая его сущность, обеспечивающая сбалансированное состояние (гомеостазис) национального права, его взаимосвязь, целостность и внутреннее единство; непротиворечивость, последовательность, ожидаемость и предсказуемость правотворческого и правореализационного процессов»[383]383
  Ершов В. В. Юридическая природа общих и гражданско-правовых принципов: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 7, 8.


[Закрыть]. Им же выработано теоретически обоснованное предложение «…об отнесении основополагающих принципов российского права к неоспоримому праву (ius cogens), обязательному как для управомоченных правотворческих органов и лиц, так и для органов и лиц, реализующих российское право, в том числе для судов в процессе судебного правоприменения»[384]384
  Там же. С. 8.


[Закрыть].

Таким образом, учитывая изложенные выше теоретические и правовые аргументы, можно предложить законодательно установить в Конституции РФ, кодексах и иных федеральных законах следующую иерархию форм российского права: (1) основополагающие (общие) принципы национального права; (2) правовые акты; (3) обычаи российского права.

Вопрос о месте правовых договоров в этой системе требует специального анализа, поскольку существуют правовые договоры различного иерархического уровня. Вопрос о соотношении отдельных форм национального права с отдельными формами международного права, как представляется, в каждом государстве должен разрешаться индивидуально и самостоятельно и прежде всего исходя из его конкретного экономического и политического положения.

Активная дискуссия среди специалистов возникла после принятия Конституционным Судом РФ Постановления от 14 июля 2015 г. № 21-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей 1 и 4 статьи 11, пункта 4 части 4 статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части 4 статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы»[385]385
  Российская газета. 2015. 27 июля. № 163.


[Закрыть]. В соответствии с данным Постановлением суд общей юрисдикции, арбитражный суд при рассмотрении в установленном процессуальным законодательством порядке дела в связи с принятием Европейским Судом по правам человека Постановления, в котором констатируется нарушение в Российской Федерации прав и свобод человека при применении закона либо отдельных его положений, придя к выводу, что вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции Российской Федерации, обращается с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности этого закона»[386]386
  Там же.


[Закрыть].

В то же время Конституция Российской Федерации – фундаментальный вид российских правовых актов, являющихся наиболее активно используемыми в системе форм как национального, так и международного права, реализующегося в России. В свою очередь, международные договоры – другая также самостоятельная форма международного права, реализующаяся в России. Так, в соответствии с буквальным толкованием ч. 1 ст. 15 Конституции РФ «Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации» (выделено мной. – В. Е.).

Согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью её правовой системы». Наконец, «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации» (ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов») (выделено мной. – В. Е.).

В заключение хотелось бы подчеркнуть: во-первых, в данном параграфе лишь затронуты отдельные общие теоретические и практические проблемы национального и/или международного права, реализующегося в государстве, прежде всего в России, перечень которых, думаю, было бы возможно бесконечно продолжать. Во-вторых, проанализированные и другие общие теоретические и практические проблемы национального и (или) международного права с позиции юридического позитивизма и научно дискуссионной концепции интегративного правопонимания не находят ответов вообще либо в специальной литературе вырабатываются ответы по меньшей мере теоретически недостаточные либо дискуссионные, а практически контрпродуктивные. И наоборот, в-третьих, с позиции научно обоснованной концепции интегративного понимания права данные (и многочисленные другие) проблемы внутригосударственного и международного права, думаю, могут найти не только теоретическое обоснование, но и практическое разрешение.

В современных условиях глобализации одной из важнейших юридических теоретических и практических проблем, прежде всего связанной с государственным суверенитетом, является соотношение международного и внутригосударственного права. В зарубежной и российской специальной литературе, как правило, выделяют два традиционных свойства государственного суверенитета: верховенство государственной власти по отношению к другим социальным властям внутри страны и независимость государства по отношению к другим государствам вовне[387]387
  См., например: Марченко М. Н. Государство и право в условиях глобализации. М., 2008. С. 69; Юридический энциклопедический словарь / Отв. ред. М. Н. Марченко. М., 2006. С. 691.


[Закрыть]. Категорию «суверенитет» в XVI в. выделил Ж. Боден как «суверенитет, данный государю» для «осуществления суверенной властью справедливого управления многими семьями и тем, что находится в их общем владении»[388]388
  Боден Ж. Шесть книг о государстве / История политических и правовых учений: Хрестоматия; сост. В. В. Ячевский. Воронеж, 2000. Ч. 1. С. 334, 335.


[Закрыть]. В дальнейшем суверенитет стал рассматриваться как один из основных признаков собственно государства[389]389
  См., например: Марченко М. Н. Теория государства и права: Учебник. С. 58.


[Закрыть].

При этом Ж. Боден понимал практическую невозможность установления и реализации абсолютного суверенитета, подчеркивая объективное существование его определенных пределов. «Абсолютная власть государей и суверенных властителей, – утверждал он, – никоим образом не распространяется на законы Бога и природы»[390]390
  Боден Ж. Указ. соч. С. 335.


[Закрыть]. В конце XIX – начале XX вв. Г. Еллинек, проанализировав исторический опыт европейских государств, пришёл к убедительным выводам: 1) «суверенитет есть не абсолютная, а историческая категория»; 2) история «неопровержимо показывает, что государства, которые теперь считаются издавна суверенными, никогда не имели такого характера»[391]391
  Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1908. С. 356.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.). Г. Кельзен в середине XX в., также соглашаясь и развивая положение об относительности государственного суверенитета, справедливо подчеркивал: абсолютный суверенитет одного государства с неизбежностью «исключает суверенитет любого другого государства»[392]392
  Kelsen H. General theory of law and state. N. Y., 1995. P. 86.


[Закрыть]. Наконец, уже в начале XXI в. М. Н. Марченко констатировал, что в дальнейшем «…в теоретическом и практическом плане суверенитет всё больше эволюционировал от абсолютного суверенитета (хотя и в номинальном виде) к относительному …»[393]393
  Марченко М. Н. Государство и право в условиях глобализации. С. 84.


[Закрыть].

Таким образом, возможно сделать вывод о том, что начиная с XVI в. и до настоящего времени суверенитет государств в практическом плане объективно существовал и теоретически исследовался преимущественно как относительный, а не как абсолютный. Необходимо также подчеркнуть: суверенитет государства прежде всего может быть добровольно ограничен им самим, в частности, в результате подписания соответствующих международных договоров, в том числе и о наднациональных судебных органах. Так, Россия Федеральным законом от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, признав юрисдикцию Европейского Суда по правам человека.

Обращение к теоретическим проблемам правопонимания в современную эпоху глобализации имеет не только академический, но практический интерес. Глобализация – сложнейший феномен правовой, политической, социально-экономической, экологической, культурной и т. д. взаимозависимости граждан и государств, в том числе выражающийся во все более активном взаимовлиянии международного и национального права, перемещении людей, товаров, услуг, капитала и людей через границы государств. В этой связи международное право с объективной необходимостью становится не «стандартом» и «эталоном» национального права, а реальным средством правового регулирования общественных отношений в единой системе с национальным правом. Современные правотворческие и правоприменительные процессы, происходящие в России, невозможны без исследования и учета общемировых интеграционных, в частности, экономических и правовых процессов. Отсюда систему права, реализующегося в России, невозможно себе представить вне связи с международным правом.

Российские кодексы содержат различные варианты ответов на вопрос о соотношении международного и внутригосударственного права. Так, ст. 10 Трудового кодекса РФ лишь текстуально воспроизводит ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Статьи 6 Семейного кодекса РФ, 3 Воздушного кодекса РФ, 4 Земельного кодекса РФ и 9 Жилищного кодекса РФ учитывают ч. 4 ст. 15 Конституции РФ не в полной мере: «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены… законодательством, применяются правила международного договора». В национальных кодексах также не содержатся нормы права о соотношении иных форм международного права – основополагающих (общих) принципов международного права и обычаев международного права с формами российского права. Такие нормы права также отсутствуют в Конституции России.

Современные российские специалисты также занимают различные позиции по вопросу о соотношении международного и национального права. Например, Н. А. Цивадзе полагает: «необходимым элементом современного конституционного законодательства стало положение, закрепляющее соотношение международного и внутригосударственного права. Вопрос о соотношении международного права и национального решается в пользу сближения норм двух систем с целью их эффективного взаимодействия»[394]394
  Цивадзе Н. А. Применение норм международного права судами Российской Федерации. М., 2005. С. 8.


[Закрыть]. Однако использованное Н. А. Цивадзе понятие «сближение» лишь подчеркивает наличие двух систем права и не отвечает на вопрос о соотношении международного и внутригосударственного права. Несколько отличную позицию занимает Е. Ю. Степкин: «Важное значение, – пишет он, – имеет выбор государством концепции соотношения международного и внутригосударственного права, среди которых основными являются дуалистическая и монистическая (с приоритетом международного права). При характеристике соотношения современного международного права с внутригосударственным правом России можно говорить о диалектическом сочетании обеих концепций»[395]395
  Степкин Е. Ю. Соотношение норм конституционного права России и международного права при обеспечении личных прав человека и гражданина: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. М., 2004. С. 10.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.). Вместе с тем, выработанное автором понятие «диалектическое сочетание» также в достаточной степени не отвечает на длительный спор между сторонниками дуалистической и монистической концепции о соотношении международного и национального права.