Текст книги "Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений"

2.3. Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений как парные категории

Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений – фундаментальные проблемы общей теории права, сами по себе представляющиеся необъятными, тем более для анализа в рамках одного параграфа монографии. Вместе с тем, не только теоретически возможным, но и практически необходимым также и взаимосвязанное исследование правового и индивидуального регулирования общественных отношений как парных категорий, взаимодействующих диалектических пар. Безусловно, в этой связи неизбежно придется ограничиться лишь отдельными общенаучными, теоретическими и правовыми аргументами, а также краткими итоговыми выводами. Такой подход прежде всего обусловлен тем, что, на мой взгляд, традиционное самостоятельное изучение как правового, так и индивидуального регулирования общественных отношений, хотя теоретически и допустимо, но практически недостаточно. Учитывая прежде всего абстрактный и относительно определенный характер принципов и норм права, бесконечно возникающие коллизии и пробелы в национальных правовых актах, а также многообразие и развитие конкретных общественных отношений, в случае, например, разрешения спора в суде, можно сделать следующий вывод: правовое регулирование общественных отношений без индивидуального регулирования (а равно и наоборот) теоретически невозможно, а практически контрпродуктивно.

Термин «категории» в философии – это наиболее общее понятие, отражающее существенные, всеобщие свойства, закономерные связи и отношения явлений действительности и познания[209]209
  См., например: Новейший философский словарь. Минск, 2001. С. 481.


[Закрыть]. С греческого языка слово «пара» возможно перевести «возле», «вне»… В русском языке слово «пара» означает «два однородных предмета, вместе употребляемые и составляющие целое»[210]210
  Ожегов С. И. Словарь русского языка. С. 450.


[Закрыть]. Учитывая этимологию слов «категории» и «пара», а также в соответствии с теорией систем ряд советских и российских ученых-юристов пришли к теоретически обоснованному выводу о возможности построения органически целостной системы понятий общей теории права на основе метода восхождения от абстрактного к конкретному[211]211
  См., например: Васильев А. М. Парные категории. Методологические аспекты разработки системы категорий права. М., 1976. С. 98–111.


[Закрыть]. «Построенная методом восхождения от абстрактного к конкретному общая теория права как целостная система, – справедливо заметил В. В. Нырков, – должна представлять собой в результате совокупность диалектических пар – противоположных понятий, приведенную в состояние органического взаимодействия, взаимосвязи посредством множества операций их (пар) определения»[212]212
  Нырков В. В. Роль парных юридических категорий в процессе восхождения от абстрактного к конкретному // Право и политика. 2003. № 2. С. 19.


[Закрыть]. При таком подходе представляется теоретически обоснованным и практически необходимым прежде всего не самостоятельное исследование правового или индивидуального регулирования общественных отношений, а их анализ в качестве разнообразных, но с объективной необходимостью взаимодействующих и взаимосвязанных диалектических пар.

Кроме того, рассматривая органы судебной власти с позиции теории систем, как элемент системы органов государственной власти[213]213
  См. подробнее: Ершов В. В. Суд в правовом государстве. С. 9–30.


[Закрыть], сначала обратимся к общенаучным выводам и положениям. Важную роль системного подхода в процессе исследования сложных объектов отмечал ещё Гегель, подчеркивавший, что всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное предположение или субъективная уверенность[214]214
  Гегель Г. Энциклопедия философских наук. М., 1975. Т. 1. С. 100.


[Закрыть]. При таком общенаучном подходе прежде всего проанализируем понятия «обратная связь» и «принципы обратной связи». В философской литературе принято разграничивать данные понятия. «В первом случае, – убедительно пишет Н. И. Жуков, – обычно имеется в виду лишь канал связи в направлении от управляемого объекта к регулятору, сам же принцип обратной связи означает коррекцию в ходе управления» (выделено мной. – В. Е.)[215]215
  Жуков Н. И. Философские основы кибернетики. Минск, 1976. С. 48, 49.


[Закрыть]. Отсюда принцип обратной связи – универсальный способ управления сложно-организованных систем, обеспечивающий эффективное регулирование, посредством реализации которого происходит конкретизация концептуальных положений диалектики о развитии, «самодвижении» и изменении сложных органических систем, в том числе и системы органов государственной власти.

Анализ принципа обратной связи может способствовать детализации одного их высших типов причинной связи – взаимодействия элементов системы, когда каждый процесс выступает и как причина и как следствие; углублению раскрытия сущности социально-управленческой природы индивидуального регулирования общественных отношений, в том числе индивидуального судебного регулирования; исследованию роли, значения, способов и каналов воздействия, в частности, судебной практики на регулирование общественных отношений, а также на развитие международного и внутригосударственного права. Следовательно, принцип обратной связи применительно к проблемам, затрагиваемым в данном параграфе монографии, можно рассматривать как своеобразную «коррекцию» правового регулирования общественных отношений управомоченными правотворческими органами и лицами. Однако подчеркнем: безусловно, в пределах основополагающих (общих) и специальных принципов, а также норм права, содержащихся в формах национального и (или) международного права, реализующихся в России.

Н. Винер, один из основоположников кибернетики, называвший принцип обратной связи «секретом жизни», пришел к концептуальному выводу: «Обратная связь есть метод управления системой путем включения в неё результатов предшествующего выполнения ею своих задач»[216]216
  Винер Н. Кибернетика и общество. М., 1958. С. 71.


[Закрыть]. Философской основой принципа обратной связи является отражение. Будучи активной формой проявления движения, отражение носит мобильный, активный характер. Исследование принципа обратной связи является одним из наиболее перспективных направлений философской мысли. Так, Л. А. Петрушенко в специально посвященной этой проблеме монографии писал: «Этот принцип характеризует одно из наиболее общих и существенных свойств живого – его способность самостоятельно поддерживать (в определенных пределах) нормальный процесс жизни и линию поведения в изменяющихся условиях, … зависимость управления от передачи информации, … выявляет … момент самодвижения, присущий всей материи»[217]217
  Петрушенко Л. А. Принцип обратной связи. М., 1967. С. 6, 7.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.).

Необходимость исследования принципа обратной связи в процессе изучения, например, судебного правоприменения отмечали также и советские ученые-юристы. Так, А. Б. Венгеров в самом общем виде обоснованно заметил: в процессе правового регулирования судебная практика играет роль одной из форм обратной связи, сигнализирует о социальной эффективности правового регулирования, отражает воздействие общественных отношений на правовые нормы[218]218
  Венгеров А. Б. Роль судебной практики в развитии советского права: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М.,1966. С. 6.


[Закрыть]. Эту позицию разделял и С. С. Алексеев, но ещё в более абстрактном виде, писавший: именно практика через механизм «обратной связи» обуславливает дальнейшее развитие содержания правового регулирования[219]219
  Алексеев С. С. Механизм правового регулирования в советском государстве. М., 1966. С. 88.


[Закрыть].

Характерной чертой любой социальной системы является наличие в ней процессов управления, связанных с её целесообразным функционированием, обменом информацией и развитием. Как представляется, это в полной мере относится и к системе правотворческих, исполнительных и судебных органов государственной власти, а также к происходящим в ней процессам правового и индивидуального регулирования (в том числе индивидуального судебного регулирования) общественных отношений, связанных с защитой прав и правовых интересов физических и юридических лиц, обменом основополагающими (общими) и специальными принципами, а также нормами права и правоприменительной практикой.

В работах советских ученых-юристов неоднократно, но лишь в самом общем виде, отмечалось, что право[220]220
  Право и социология. М., 1973. С. 5.


[Закрыть], правоприменение[221]221
  Дюрятин И. Я. Применение норм советского права и социальное (государственное) управление: Автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. Свердловск. 1975. С. 4.


[Закрыть] и, в частности, судебное правоприменение[222]222
  Петрухин И. Л., Батуров Г. П., Морщакова Т. Г. Теоретические основы эффективности правосудия М.: Наука. 1979. С. 123, 124.


[Закрыть] являются объективно необходимыми средствами социального управления. На мой взгляд, например, судебное правоприменение обладает целым рядом признаков, в целом присущих социальному управлению. В их числе можно назвать: целенаправленное организующее регулирование общественных отношений, выработку и принятие с этой целью решений, связь управления с информационными процессами, необходимость дополнения «внешнего» (правового) регулирования «внутренним саморегулированием» (индивидуальным регулированием) общественных отношений в пределах основополагающих (общих) и специальных принципов, а также норм права, содержащихся в системе форм национального и (или) международного права, реализующихся в государстве, наличие целой системы связей между правотворческими, исполнительными и судебными органами власти, антиэнтропийный характер управления, связь управленческих процессов с развитием системы права.

Вместе с тем, судебное правоприменение объективно отличается от иных средств управления, в частности, управляющее воздействие осуществляется только посредством принципов и норм права, содержащихся в системе форм национального и (или) международного права, реализующихся в государстве; деятельность органов судебной власти обеспечивается возможностью использования принудительной силы прежде всего государства и происходит в процессуальных формах, установленных в федеральных законах.

Важнейшее значение в процессе изучения проблем социального управления имеет применение выводов и положений теории информации. Н. Винер убедительно писал: «Понимание общества возможно только на пути исследования сигналов и относящихся к нему средств связи, а теория управления является только частью теории информации, являющейся обозначением содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему, мерой организации сложной системы»[223]223
  Винер Н. Кибернетика и общество. М., 1958. С. 30.


[Закрыть]. Положение о связи управления и информации в юридической литературе «приобрело статус методологического принципа исследования сложных динамических систем»[224]224
  Туманов Г. А., Герасимов А. П. Методологические возможности кибернетики в государственно-правовой сфере // Советское государство и право. 1982. № 9. С. 34.


[Закрыть].

С позиции теории информации управление можно рассматривать как уменьшение неупорядоченности (энтропии), достигаемое посредством обмена прескриптивной (предписывающей) информацией, например, основополагающими (общими) и специальными принципами, а также нормами права, содержащимися в системе форм национального и (или) международного права, реализующимися в государстве, и дескриптивной (осведомительной, корректирующей) информацией, в частности, судебной практикой, способствующей индивидуальному регулированию общественных отношений и направляемой по каналам обратной связи в правотворческие органы с целью дальнейшего развития принципов и норм права.

Следовательно, с позиции теории информации регулирование общественных отношений возможно рассматривать как уменьшение неупорядоченности (энтропии), которое достигается посредством правового регулирования общественных отношений в результате реализации принципов и норм права, содержащихся в формах национального и (или) международного права, а также индивидуального регулирования общественных отношений (обмена соответственно прескриптивной (предписывающей) и дескриптивной (корректирующей информацией).

Важнейшее теоретическое и практическое значение имеет дифференциация сфер правового и индивидуального регулирования общественных отношений. «Главным критерием такого разграничения, – как теоретически недостаточно точно, с моей точки зрения, заметили В. В. Глазырин и В. И. Никитинский, – может служить следующее правило: общие свойства объектов правового воздействия, существенные для правового регулирования данного вида общественных отношений, должны найти отражение в норме права (как правиле общего действия). На мой взгляд, – следовало бы уточнить и говорить прежде всего об основополагающих (общих) и (или) специальных принципах внутригосударственного и (или) международного права, а только в последующем – в нормах права, конкретизированных в соответствии с принципами права). «Индивидуальные же характеристики объектов – продолжают авторы, – …отражаются на уровне правоприменения путём предоставления законом соответствующих возможностей для усмотрения правоприменителя»[225]225
  Глазырин В. В., Никитинский В. И. Эффективность правоприменительных актов // Сов. государство и право. 1984. № 2. С. 16.


[Закрыть]. Теоретически точнее, полагаю, применять термин индивидуальное регулирование общественных отношений.

Рассматривая управленческую природу судебного правоприменения, необходимо подчеркнуть недостаточность «внешнего» правового регулирования общественных отношений и необходимость его дополнения «внутренним саморегулированием», индивидуальным регулированием общественных отношений. Этот вывод, на мой взгляд, убедительно подтверждается в случае применения общих законов управления в процессе анализа проблем, например, судебного правоприменения. Так, закон необходимого разнообразия позволяет определить степень (меру) требуемого разнообразия основополагающих (общих) и (или) специальных принципов, а также норм права, содержащихся в системе форм национального и (или) международного права, реализующихся в государстве, в соотношении с опосредуемыми развивающимися и многообразными общественными отношениями. Ибо, согласно У. Эшби, сформулировавшему этот закон, степень разнообразия управляющей подсистемы должна быть не меньше степени разнообразия управляемой подсистемы, поскольку «…только разнообразие может уничтожить разнообразие»[226]226
  Эшби У. Р. Введение в кибернетику / Пер. с англ. М., 1959. С. 293–302.


[Закрыть].

Таким образом, принципы и нормы права, содержащиеся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализующиеся в государстве, с объективной необходимостью должны предусматривать всё богатство индивидуализированных и конкретных фактических общественных правоотношений. Однако в действительности это даже теоретически недостижимо. В связи с этим возникает необходимость в таких «компенсаторных» социальных средствах, как индивидуальное регулирование общественных отношений, и выработка в его процессе различных видов неправа.

С учетом разграничения правового и индивидуального регулирования общественных отношений представляется теоретически недостаточным вывод С. С. Алексеева, полагавшего: «Право – это не только структурно сложная, динамическая система, но и система в известной степени «саморегулирующаяся» и «самонастраивающаяся»[227]227
  Алексеев С. С. Проблемы теории права. Свердловск, 1973. Т. 2. С. 265.


[Закрыть]. Принимая во внимание вышеизложенные общенаучные и правовые аргументы, можно сделать другой вывод: право является системой, но «саморегулирующейся» лишь частично в порядке, например, конкретизации основополагающих (общих) и (или) специальных принципов права и выработки правотворческими органами в результате их развития норм национального или международного права. Однако «настраивание», например, законодателем норм права должно производиться не произвольно, не «само…», а с учетом складывающейся правореализационной практики и реальных процессов индивидуального регулирования общественных отношений на основе объективных фактических обстоятельств, конечно, в соответствии с принципами и нормами права, содержащимися в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализующимися в государстве.

Исходя из проанализированных выше общенаучных, теоретических и правовых аргументов, предметом исследования второй части данного параграфа монографии прежде всего является изучение собственных теоретических и практических проблем правового регулирования, выявление отдельных элементов, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, установление отдельных форм внутригосударственного и (или) международного права, а также отграничение права от неправа.

Позитивистское правопонимание ограничивает по существу «всё» право, как правило, только нормами права, содержащимися лишь в «законодательстве» (на мой взгляд, точнее – в правовых актах), а также в «судебных прецедентах», вырабатываемых судами в том числе органами государственной власти. В юридической литературе на протяжении нескольких веков традиционно констатируется: «Нормы права представляют собой основу, базис любой системы права…»[228]228
  Марченко М. Н. Теория государства и права: Учебник. М.: Проспект, 2009. С. 562.


[Закрыть]. Например, А. Ф. Черданцев полагает: «Норма права – первичный элемент права…»[229]229
  Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в юриспруденции: Монография. М., Норма: ИНФРА-М, 2012. С. 38.


[Закрыть]. Вместе с тем, с позиции научно обоснованной концепции интегративного понимания права, во-первых, норма права не является «единственным», а тем более «первичным» элементом права; во-вторых, действительно «первичные элементы права» содержатся не только в «законодательстве».

В общей теории права выработано множество определений нормы права. Так, С. Муромцев ещё в конце XIX в. полагал, что юридическими нормами называются «обыкновенно правила, которые определяя должные пределы и способы юридической защиты отношений предписываются властью, регулирующей правовой быт народа …»[230]230
  Муромцев С. Определение и основное разделение права. М., 1879. С 149.


[Закрыть]. Немного позже Н. М. Коркунов писал: юридические нормы – прежде всего «суть правила должного»[231]231
  Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С. 120.


[Закрыть]. Идеи С. Муромцева и Н. М. Коркунова нашли своё отражение и в XXI в. Так, М. Н. Марченко справедливо отметил: «В современной юридической литературе норма права тоже определяется как правило или мера должного поведения»[232]232
  Марченко М. Н. Теория государства и права: Учебник. С. 569.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.).

Вместе с тем, в специальной литературе нормы права в зависимости от характера содержащихся в них предписаний традиционно подразделяются на управомочивающие, обязывающие и запрещающие[233]233
  Там же. С. 179.


[Закрыть]. «Под управомочивающими понимаются нормы, предоставляющие возможность участникам правоотношений действовать тем или иным образом. В них, – как справедливо подчеркивает М. Н. Марченко, – акцентируется внимание на правах субъектов, на допустимости совершения ими определенных действий»[234]234
  Там же.


[Закрыть]. Следовательно, «правило или мера должного поведения» в управомочивающих нормах строго говоря отсутствует. В российских правовых актах («законодательстве») правоприменительные органы очень часто устанавливают пробелы. В этих случаях управомоченные правотворческие органы также не выработали «правило или меру должного поведения». Запрещающие нормы права устанавливают лишь обязанность не совершать определенные действия. В относительно определенных нормах права, которые преимущественно содержатся, например, в Гражданском, Семейном, Трудовом и Жилищном кодексах, также пердусмотрены не собственно «правила или меры должного поведения», а установлены лишь своеобразные «внешние границы» (рамки) возможных правоотношений. Бланкетные нормы права также не содержат собственно «правил или мер должного поведения», отсылая органы и лиц, реализующих право, к своеобразному «бланку», который управомоченные правотворческие органы ещё только должны «заполнить» в будущем. Кроме того, в гражданском праве весьма широко распространены диспозитивные нормы права, в том числе не содержащие «правил или мер должного поведения» вообще. Права и обязанности субъектов гражданских правоотношений в этих случаях определяются не диспозитивной нормой права, а соглашением сторон. Число таких примеров можно было бы и продолжить. Вместе с тем, в рамках данного параграфа монографии вынужден ограничиться приведенными примерами. Как представляется, изложенные теоретические и правовые аргументы, а также практические примеры позволяют сделать вывод: традиционное определение нормы права как «правила или меры должного подведения» является дискуссионным, не родовым и весьма неопределенным. Отсюда, полагаю, теоретически спорно рассматривать деонтическую логику (логику норм – от греч. «деон» – должное) как науку, достаточную для действительно полноценного и всестороннего анализа элементов права. Во-первых, как это было показано выше, не во всех нормах права содержатся собственно «правила и меры должного поведения». Во-вторых, нормы права – не «единственные» и не «первичные» элементы права.

Другими и действительно первичными элементами права являются основополагающие (общие) и специальные принципы внутригосударственного и (или) международного права. Весьма характерно замечание А. А. Ивина, одного из самых активных ученых, исследовавших проблемы деонтической логики: «Нормативные и фактические утверждения имеют различные функции. Основная задача нормы не в описании определенного поведения или результатов этого поведения, а в предписании этого поведения»[235]235
  Ивин А. А. Логика норм. М.,1973. С. 61.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.).

Как представляется, в процессе непрерывного правового и индивидуального регулирования общественных отношений вырабатываются специфические как правовые, так и индивидуальные «предписания», средства регулирования сложившихся и динамически развивающихся фактических правоотношений. В числе правовых средств регулирования общественных отношений прежде всего необходимо выделять не только нормы права, но прежде всего и принципы права.

Категория «правовые средства» была введена в научный оборот ещё в дореволюционной литературе[236]236
  См., например: Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственности. Основы эмоциональной психологии. СПб., 1908; Иеринг Р. Цель в праве. СПб., 1881. Т. 1. и др.


[Закрыть]. По мнению С. С. Алексеева, «правовые средства не образуют каких-то особых, принципиально отличных от традиционных, зафиксированных догмой права, в общепринятом понятийном аппарате явлений правовой действительности. Это весь арсенал, спектр правовых феноменов различных уровней с той лишь особенностью, что они вычленяются и рассматриваются … с позиций их функционального предназначения, тех черт, которые характеризуют их как инструменты правового регулирования …»[237]237
  Алексеев С. С. Право: азбука – теория – философия. Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 313.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.).

Абсолютизация и универсализация норм права многими научными и практическими работниками основана на юридическом позитивизме, ограничивающем по существу «всё» право прежде всего только нормами права, содержащимися преимущественно в «законодательстве», принятом органами государственной власти. В пределе – абсолютно-определенными нормами права, в принципе не допускающими индивидуального регулирования общественных отношений. Думаю, отсюда возник и целый ряд понятий, например, «нормативное правопонимание» и «нормативное регулирование». В частности, М. И. Байтин назвал свою монографию «Сущность права. Современное нормативное правопонимание на грани двух веков».[238]238
  Байтин М. И. Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков). М., 2005.


[Закрыть] Другой пример: 17–20 апреля 2012 г. в Российской академии правосудия (в настоящее время – Российский государственный университет правосудия) состоялась VII Международная научно-практическая конференция, тема которой также традиционно называлась: «Нормативное и индивидуальное в правовом регулировании: вопросы теории и практики». Отсюда же, полагаю, в юридической литературе разработаны теоретически спорные понятия «нормативного» и «индивидуального» регулирования»[239]239
  Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1981. Т. 1. С. 49–51.


[Закрыть].

Понятие «нормативное регулирование» общественных отношений является теоретически дискуссионным, недостаточным и весьма неопределенным, а практически контрпродуктивным. Во-первых, «нормы» вырабатываются как правовыми, так и в другими социальными регуляторами. Во-вторых, с позиции юридического позитивизма, в жестких рамках традиционного «нормативного правопонимания», как правило, исследуются не все «нормы права», содержащиеся в различных формах внутригосударственного и (или) международного права, а только «нормы права», установленные в «законодательстве».

Принимая во внимание проанализированные общенаучные, теоретические и правовые аргументы, возможно сделать следующий вывод: теоретически более точным названием данного вида социального регулирования общественных отношений является «правовое регулирование» общественных отношений, а не «нормативное регулирование». Во-первых, «регулятором» в данном виде социального регулирования является «право», а не «норма». Во-вторых, «норма права» относится только к одному из возможных средств правового регулирования. В этой связи данный параграф монографии называется «Правовое (а не нормативное) и индивидуальное регулирование общественных отношений как парные категории».

С позиции научно обоснованной концепции интегративного понимания права, с одной стороны, теоретически спорно ограничивать право только нормами права, содержащимися в «законодательстве». С другой стороны, дискуссионным представляется также и безграничное расширение права, например, посредством включения в него норм морали, «позиций» судов и т. д. В теории права обоснованно принято разграничивать нормы права и морали как различные виды социальных норм[240]240
  См., например: Марченко М. Н. Теория государства и права: Учебник. С. 455–462.


[Закрыть]. Вместе с тем, к сожалению, законодателем предпринята попытка введения, например, в ГК РФ, АПК РФ и ГПК РФ норм морали и соответствующих терминов, в частности, «справедливость», «разумность» и т. д. Наибольшее возражение вызывает использование терминов неопределенной социальной природы, например, «правильность» (ч. 2 ст. 12 ГПК РФ), «интересы законности» (ч. 2 ст. 390 ГПК РФ). Как представляется, включение таких «норм» и терминов, в частности, в национальные правовые акты может привести к размыванию права неправом[241]241
  См. подробнее: Ершов В. В. Тенденции развития права и неправа // Российское правосудие. 2012. № 6. С. 5–15.


[Закрыть] как иными социальными нормами, так и терминами неопределенной социальной природы. В конечном итоге это может привести к нарушению прав и правовых интересов как граждан, так и юридических лиц, а также к противоречивой судебной практике.

В связи с этим представляется также теоретически спорным и термин, широко распространенный, например, в российских кодексах и других правовых актах, – «нормативные правовые акты» (такой термин, в частности, содержится в названии ст. 11 ГПК РФ). Поскольку, в частности, в российских кодексах имеются не только «нормы права», но и специальные принципы права, постольку, думаю, теоретически более обоснованным представляется родовой термин «правовые акты», используемый, например, в ч. 1 ст. 15 Конституции РФ.

На основе анализа современной юридической литературы М. Н. Марченко выделил формально-юридические признаки нормы права: «…а) непосредственная связь норм права с государством (издаются или санкционируются государством); б) выражение ими государственной воли; в) всеобщий и представительно-обязывающий характер правовых норм; г) строгая формальная определенность предписаний, содержащихся в нормах права; д) многократность применения и длительность действия правовых норм; е) их строгая соподчиненность и иерархичность; ж) охрана норм права государством; з) применение государственного принуждения в случае нарушения содержащихся в нормах права велений»[242]242
  Марченко М. Н. Указ. соч. С. 569, 570.


[Закрыть].

Ряд признаков норм права выделены автором исключительно с позиции юридического позитивизма, например, непосредственная связь норм права только с государством, выражение ими лишь государственной воли, охрана норм права и применение исключительно государственного принуждения. Однако с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания, основанного не на одном юридическом позитивизме, но и в том числе на социологическом правопонимании, нормы права содержатся не только в национальных правовых актах, принятых органами государственной власти, но в том числе и в других формах внутригосударственного и (или) международного права, например, в международных договорах, обычаях международного права, национальных правовых договорах и обычаях права[243]243
  См. подробнее: Ершов В. В. Международное и внутригосударственное право с позиций легизма и интегративного понимания права // Российское правосудие. 2011. № 8. С. 5–26; Он же. Российское право с позиций легизма и интегративного понимания права // Российское правосудие. 2011. № 10. С. 5–22.


[Закрыть].

Более того, с позиции научно обоснованной концепции интегративного понимания права, на мой взгляд, нормы права не являются единственным элементом форм национального и (или) международного права. Как правило, они имеют трехзвенную (гипотеза, диспозиция, санкция) или двухзвенную структуру (гипотеза и диспозиция или диспозиция и санкция)[244]244
  Марченко М. Н. Указ. соч. С. 573–578.


[Закрыть]. В то же время даже в национальных правовых актах достаточно часто встречаются элементы права, не имеющие такой структуры. Например, в п. 1 ст. 1 ГК РФ установлено: «Гражданское законодательство основывается на признании равенства участников регулируемых им отношений, неприкосновенности собственности, свободы договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимости беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты». Статья 1 ГК РФ называется «Основные начала гражданского законодательства». Однако какова природа «основных начал», Гражданский кодекс РФ не определяет. В юридической литературе приводятся и другие теоретически неопределенные понятия, например, «принципы-нормы», «идеи», «положения», «установления» и т. д.[245]245
  Кузнецова О. А. Презумпции в гражданском праве. СПб., 2004. С. 69, 70.


[Закрыть]

Однако названные и иные аналогичные термины и понятия не имеют теоретически определенной природы. В связи с этим, следует согласиться, выводом А. Л. Кононова: «понятие принципов права в советской правовой доктрине существует главным образом как … предельно идеологизированное. По сути под принципами права понимались не столько правовые, сколько политические идеи … Исключительно позитивистское понимание права не придавало принципам значения самостоятельных источников права, выводило их из законодательных норм и уже в силу этого понимания они не могли служить критерием оценки этих норм, как, впрочем, не допускалась и сама эта оценка»[246]246
  Кононов А. Л. Об общих принципах права во французской и бельгийской судебной практике по административным делам // Государство и право. 2001. № 3. С. 82.


[Закрыть].

Традиционно, например, в международном праве принципы и нормы международного права отождествляются. Принципы международного права рассматриваются как его обобщающие нормы, отражающие характерные черты и содержание международного права, а потому обладающие высшей юридической силой. Например, В. Л. Толстых вслед за подавляющим большинством в том числе и современных специалистов в области международного права писал: «По своей природе принципы международного права представляют собой обычные нормы международного права»[247]247
  Толстых В. Л. Курс международного права: Учебник. М.: Волтерс Клувер, 2010. С. 127.


[Закрыть].

Вместе с тем, полагаю, теоретически более обоснованно, а практически необходимо не отождествлять, а разграничивать принципы и нормы права, в том числе принципы и нормы международного права, которые, в частности, могут содержаться в таких формах внутригосударственного и (или) международного права, как, например, в международных договорах, обычаях международного права, национальных правовых актах, правовых договорах и обычаях права. В отличие от норм права принципы права не имеют традиционной трех– или двухзвенной структуры. Слово «принцип» в русском языке возникло от латинского слова «principium» – начало, основа всего. В древние времена подчеркивали: принцип есть важнейшая часть всего. В современный период принципы права являются основой, важнейшей частью внутригосударственного и (или) международного права. Они представляют принципы права – теоретическое обобщение наиболее существенного, типичного, находящегося в основе как национального, так и международного права. Принципы права, как представляется, обладают высшей императивностью и максимальной универсальностью. Характерно, что Конституционный Суд РФ в Постановлении от 27 января 2004 г. № 1-П сделал на этот счет важнейший вывод: «Общие принципы права, в том числе воплощенные в Конституции РФ, обладают высшим авторитетом и являются критерием и мерой оценки правомерности всех нормативных актов» (выделено мной. – В. Е.).

В отличие от норм права принципы права характеризуются фундаментальностью, высшей степенью обобщения, стабильностью, устойчивостью, максимальным освобождением от конкретики и частностей, устойчивостью, универсальностью и объективным характером. Учитывая изложенные теоретические аргументы, возможно сделать вывод: принципы права не могут отождествляться с нормами права. В пользу объективного существования принципов права свидетельствуют и правовые аргументы. Так, термин «принципы» употребляется в ч. 4 ст. 15 и ч. 1 ст. 17 Конституции РФ, отдельных статьях национальных кодексов, например, в ТК РФ и УПК РФ. Это понятие активно применяется и в международном праве, например, в ст. 92 Устава ООН и ст. 38 Статута Международного суда ООН.